Андрей Арсланович Мансуров
Под игом чудовища
– А я никогда не поверю в такую, с вашего, милорд, позволения, чушь. Если даже те твари, что Хлодгар насылает на нас уже в четвёртый раз, не блещут особым умом, и не способны разговаривать, то уж тем более ничего не могут говорить крылатые. Скажем, люди считают, что вороны, как живущие по триста лет птицы, очень умны. А где доказательства? Если они так умны, почему не ходят строем? – Борис, вероятно, почуял, что перешёл на слишком уж фамильярный тон, и поспешил поправиться, – Э-э… Простите, милорд – это наша казарменная, не слишком умная, должен признать, дежурная шутка. Но ведь и правда – у воронов или других животных нет ни городов, ни полей, ни иерархии. То есть – ни королей, ни приближённых, ни вассалов. Следовательно, они никаких тем, связанных с войнами, или, скажем, торговлей и земледелием, обсуждать не могут – у них в языке и понятий таких-то – нет! Как же признать их разумными?
– Не знаю, что сказать насчёт их способности говорить – возможно, Борис, в этом смысле ты прав. Вы оба знаете, что перед нашим походом я побывал у лорда Юркисса, – при этих словах Борис словно подобрался, а Марат так и вообще сплюнул через левое плечо, и истово перекрестился. – Так вот он считает, что последнюю партию тварей Хлодгар вообще создал на основе ящериц. Так что ничего удивительного в том, что они не разговаривают, нет. И мыслить способны… Только ограниченно. Например, слепо повиноваться приказу убивать всех людей, и вытаптывать и выжигать все поля.
– Простите, милорд. Но где-то тут я вижу нестыковку. – Борис поел, и теперь ковырял тоненькой щепочкой в зубах. Все они сидели прямо на земле, наплевав, согласно указаниям лорда Дилени на условности типа кастовых и классовых различий. Как глава похода объяснил это, двум его сотоварищам через какие-то пару недель светило приобщение к сообществу благородных наследственных лордов. Так что ничего страшного, если приобщаться к соответствующему общению, обращению и поведению они начнут уже сейчас. – Ведь ящерицы, как, впрочем, и летучие мыши, и бабуины, смертельно боятся огня. И научить их обращаться с ним – та ещё проблемка. Поскольку инстинкты, как и отработанные до автоматизма боевые навыки, – он похлопал себя по мечу, – непробиваемый щит. А мозга, как вы сами только что сказали, у них недостаточно для такого обучения.
Кто же?..
– Поджигал поля? Думаю, это делали другие агенты нашего друга. Люди.
– Что?! Как?! – оба его напарника буквально вскинулись, выражая удивление и возмущение очень даже импульсивно.
– Как? Достаточно просто. Ни для кого не секрет, что во время этого да и всех предыдущих набегов не всех детей в подвергшихся опустошению деревнях находили убитыми. Часть младенцев, мужского пола, в возрасте до двух лет, просто исчезала.
Думаю, это приказ Хлодгара. Похищать таких, ещё не понимающих ничего, людей. С тем, чтоб потом, позже, он мог воспитать из них командиров. Своих подразделений. Думаю, что вот именно такие-то и осуществляли подлинное руководство всеми уже произошедшими набегами. Поскольку себя людьми уже не считают. Такой вариант вполне в духе Хлодгара. И он получает каждый раз массу удовольствия от ситуации.
Подло, цинично, но – эффективно. Ведь по практичности, и способности руководить, равных человеку нет. И принимать грамотные в плане тактики решения, способны лишь умные и обученные люди. А уж промывку мозгов Хлодгар, думаю, этим бедолагам обеспечил. Наплетя, например, что мы их предали. Или продали. К нему в рабство. Ну, или ещё какую сказочку – очерняющую людское племя. И теперь они ненавидят своих собратьев, и горят желанием нанести нам побольше ущерба!
Затянувшееся молчание прервал Марат:
– Если подумать, то в том, что вы сказали, милорд, есть смысл. Я бы даже сказал, что уж слишком похоже на правду. Ведь кто может быть самым страшным, и знающим повадки и привычки людей, врагом? Вот именно – только сам человек. Перевоспитанный. Натасканный и подготовленный. Ненавидящий своих собратьев. И преданный своему хозяину. Которого боится пуще, чем чёрт – ладана, но слепо подчиняется в страхе перед наказанием. Да, чтоб мне лопнуть, правдоподобно!
Борис отреагировал куда прагматичней:
– При всём, милорд, уважении…
Не поверю, пока лично не увижу хотя бы одного такого «командира подразделения». И не поговорю.
– Если честно, то таких «командиров», и правда – до сих пор никто никогда не встречал. Да и лет им должно быть немного – со времён первого набега, когда слуги лорда Хлодгара начали похищать этих самых младенцев, прошло всего пятнадцать лет, так что даже самому старшему командиру должно быть не более семнадцати. Да и поговорить вряд ли удастся. Скорее всего, Хлодгар переучил их, и теперь они говорят на чуждом нам языке. Собственном. А Хлодгар – не из наших земель. Он иностранец.
Но то, что детей похищали и в последующие и в этот разы – факт. А использовать их просто как заложников – глупо. Да вообще – нереально, ведь лорд Хлодгар не выдвигал никаких требований на их счёт. А уж про то, чтоб, как талдычат злые языки – он их просто поедал, так и подавно – бред сивой кобылы.
Хлодгар – не такой дурак, чтоб есть младенцев, когда их можно использовать куда эффективней.
– А вот с этим трудно не согласиться, милорд, – Марат, как обычно, смотрел на дело сугубо прагматично – похоже, почти как сам лорд Дилени, или тот же Хлодгар, – не кушать же их он, в самом деле, собирается, когда вырастут. Потому что кушать-то… Можно было бы и девочек.
– Думаю, нет. Насчёт поедания детишек – это просто очередная легенда… Кстати, – лорд Дилени указал глазами, – отличный у тебя лук. Сам делал?
– Нет, – Марат не торопясь снял со спины мощное оружие, – Это у нас в посаде сделал мастер. Дед Павел Карфаг. Мы, все, кто охотники, всегда заказывали луки только у него. Пусть он и брал дорого, зато уж оружие… Куда там армейским! – Марат с изрядной долей пренебрежения глянул в сторону лука Бориса, который тот во время трапезы снял и положил на траву.
– И – что? Он сильней, или им удобней целиться?
– И то, и то. Правда, он, конечно, сделан под конкретного человека. Под рост, вес, и силу руки. Я попросил, чтоб был потуже. Он такой и есть. Попробовать хотите, милорд?
– М-м-м… Собственно, у меня и свой, «армейский», неплох, но мало ли… Ну-ка, дай. – лорд Дилени протянул руку.
– Прошу вас.
Лук Марата и правда – был потяжелей стандартных, которые делали в мастерских замка Клауд, на добрый фунт. Немного, вроде, но если приходится таскать такой на себе сутками напролёт, да держать в руке при долгой стрельбе во многочисленных врагов… И натягивать его было потруднее, чем привычный.
Стрела, пущенная в гнилое дерево, прошла насквозь. Лорд Дилени удовлетворённо хмыкнул:
– Отменный бой. Работает мягко, и действительно – куда сильней армейского. Спасибо. – он вернул оружие.
Марат довольно потёр рукоять и плечи:
– Ну-так! Именной. Спасибо деду Павлу. Жаль его.
– Да, жаль. Сработано профессионально. Собственно, жаль и всех наших, погибших в ту ночь. Но лорд Хлодгар, похоже, точно рассчитал: десятифутовый тын можно легко преодолеть, если даже сравнительно небольшие твари будут карабкаться по спинам друг друга. Так что придётся, если новопоселенцы захотят выжить, городить новый тын. Выше по-крайней мере на пять футов.
– Но такие брёвна, милорд, трудно обрабатывать. А уж вкапывать…
– Да. – лорд Дилени кивнул, – Но деваться, похоже, некуда. Но ничего: впереди вся зима, продовольствием его Величество этих поселенцев обеспечит, а им остаётся только копать да рубить. Подходящие стволы.
Заночевать в его погибшем посаде первым предложил сам Марат.
Лорд Дилени не видел смысла отказываться: зачем спать под открытым небом, подвергая себя ненужному риску нападения волко-львов, гиен, или филина-кровососа, или свистящей ласки, если есть возможность провести ночь в защищённом помещении, с решётками на окнах, и запирающейся дверью? Так что на закате они уже въезжали в распахнутые сейчас настежь ворота тына, огораживавшего поселенье охотника. Царившее большую часть неспешного пути молчание нарушил как ни странно Борис:
– Марат. А тут есть сено для наших коней?
– Да. Деревню же не жгли, как посевы… Правда, оно осталось с весны. Впрочем, не думаю, что от двухмесячного лежания в овинах это сено стало хуже.
– Точно. У нас в хранилищах при казармах сено лежит и по году. И ничего – едят.
На этом интереснейший и содержательнейший диалог закончился, и уже проехавший под помостом из десятка брёвен над воротами, где, очевидно, тоже располагались защитники при осаде или штурме, лорд Дилени уверенной рукой направил своего Спокойного по короткой главной дороге прямо к центральной площади.
Десяток домиков, которые попались им по обе стороны улицы, пялились на эту самую улицу пустыми глазницами тёмных окон, и проёмов распахнутых настежь дверей. Они словно с немым укором глядели на проезжавших мимо всадников: дескать, что же вы, люди, позволили с собой и нами, вашими жилищами, сделать! Невольно от этого в сердце закрадывалось чувство утраты, и печали. Краем глаза лорд Дилени заметил, что и Борис поёжился, зябко поведя плечами.
Как ни странно, ни перед домами, ни на дороге не валялось ничего. Ни скарба, ни продуктов… Лорд Дилени подумал, что всё правильно: враг не ставил своим тварям цели ещё и грабить – нет, только убивать!.. Поэтому одиноко бродившая по задворкам одного из дворов растрёпанная курица уже не удивила никого.
Всего на площадь поперечником в каких-то три десятка шагов сходилось шесть улиц. Лорд Дилени прикинул, что всё равно здесь очень даже спокойно могло бы располагаться, скажем, на собрании, или для выслушивания указа, привезённого гонцом из столицы, всё взрослое население посёлка: около трёхсот-четырёхсот человек. Хотя вряд ли тут жило столько. После двух набегов обезьян, да крыс с летучими мышами – не более пары сотен. Лорд слез с коня, привязав его к коновязи перед самым большим домом: резиденцией главы поселения.
– У вашего бургомистра была прислуга?
– Нет, милорд. Всё делала его жена. И тёща. Она лет десять жила здесь, с дочерью. А тестя убили во время первого набега обезьян.
Лорд Дилени постоял какое-то время перед проёмом с распахнутой, как и везде, настежь, дверью. Потом всё же заставил себя войти – наверняка внутри никто их «коварно» не поджидает: твари, сделав своё чёрное дело, помчались дальше. Их ждали другие деревни. И поля.
Внутри было уже очень темно. А поскольку солнце только что зашло за горизонт, лорд, чуть повысив голос, сказал:
– Борис. Пройди сюда. Зажги трут. Нам понадобится огонь для очага.
Сам очаг, огромное сооружение из саманных массивных кирпичей, с широким ложем наверху, занимал добрых полкомнаты, грозя проломить своей массивностью пол из досок. Впрочем, когда Борис разжёг в горниле трут, стружки и мелкие палочки, стало видно, что на самом деле печь стоит прямо на земле, а дощатый настил пола сделан лишь для того, чтоб обитатели не ходили по утоптанной глине, явно заменявшей до этого пол, и выглядывавшей из-под этого настила у печи и по углам. Лорд Дилени знал, что обитатели посёлков делают такие настилы для того, чтоб зимой не мёрзли ноги: земля за семь месяцев зимы успевала вымерзнуть так, что на открытых местах буквально звенела под копытами коней.
На разгоревшиеся стружки и щепочки Борис подложил и ветвей потолще: ларь с дровами традиционно нашёлся в одном из углов, расположенных подальше от жерла очага. Вскоре пошли в дело и ветки потолще, и поленья из нарубленных четвертями и половинками кругляков. Марат выложил на огромный, стоявший у торцевой стены стол то, что должно было составить его ужин на сегодня: всё те же куски солонины, сухари, да сухофрукты. Лорд Дилени присоединился. Вскоре, убедившись, что свет и тепло им гарантированы, подошёл к столу и Борис.
Вода нашлась в бочке в ещё одном углу.
Ели молча. Справились с ужином всего за несколько минут. Лорд Дилени сказал:
– Засов выломан с корнем. Но думаю, если мы подопрём дверь вон тем поленом, спать можно сравнительно спокойно. Первым на вахту заступлю я. От часу до четырёх – Борис. Ты, Марат, будешь дежурить с четырёх до семи. В семь буди нас, если сами не проснёмся. Возражений нет?
– Нет, милорд.
– Нет, милорд. Но… – заметно было, что Борис чем-то обеспокоен, – Позвольте вопрос.
– Разумеется.
– Почему мы не видели ни одного трупа?
Лорд обернулся к Марату:
– Марат. Ты застал…
– Да, милорд. Общую могилу там, на северной стороне, – охотник махнул рукой в том направлении, в котором они, собственно, и ехали всю дорогу, – за тыном, выкопали солдаты, которые пришли сюда первыми. Они же и перенесли в неё всех… Убитых.
– Понятно. Мне очень жаль, Марат.
– Да. Мне тоже жаль.
– Мне и самому жаль. – Марат старался сдерживаться, но побледневшее лицо и поджатые губы показывали, чего это ему стоит, – Но смысла предаваться печали или жалости я не вижу. Зато вижу огромный повод для мести.
– Марат, прошу тебя. Не начинай снова этот разговор. Мы не имеем права…
– Да, милорд, простите, что перебиваю. Я и сам вот этим местом, – Марат постучал себя тяжёлой ладонью по затылку, – отлично понимаю, что гораздо больший ущерб врагу смогу нанести – не убив пусть даже с десяток его тварей-прислужников, а разведав его секреты. С тем, чтоб удар нашей армии пришёлся в самое уязвимое его место. Но…
Но сердцу. – теперь он положил ладонь на грудь, – Не прикажешь.
– И в моём сердце стучит пепел родных, требующих отмщения. – лорд Дилени заставил голос звучать спокойно, – у меня убили во время самого первого набега старшего брата, а во время второго – отца. Но ты прав. Руководить действиями человека должен вот этот механизм. – он тоже положил ладонь себе на лоб, – Он, при должном использовании, является нашим самым страшным оружием.
– Ваша правда, милорд. – Борис, уже снова ковырявший в зубах тоненькой щепочкой, выглядел ещё более мрачно, чем во время обеда, – Сколько моих соратников и друзей погибли просто потому, что в угаре боя забывали про то, что человек должен всегда вначале думать, а уж потом делать… Слишком поспешный удар ногой. Шаг вперёд, оставивший без прикрытия бок или спину. Удар кинжалом вместо того, чтоб чуть отступить и поставить блок…
Да мало ли!
Я отлично помню и их имена. И уроки. Которые их смерть преподнесла мне. Первый – что нельзя бросаться в драку просто потому, что очень хочется.
Может, поэтому я и жив до сих пор. Да и серьёзных ранений удалось – тьфу-тьфу! – избежать. И руки-ноги при мне. Вроде. – капрал усмехнулся.
– Всё верно. Вы оба правы. И поскольку я очень сильно хочу отомстить, я постараюсь сдерживаться. Тем более что про это мне говорил и… лорд Юркисс.
– Марат. Извини за… глупый вопрос. Как он хоть выглядит, этот лорд Юркисс?
– Ты знаешь, Борис, вовсе не мерзким уродливым чудовищем, как его преподносит народная молва. Нет у него огромных кроваво-красных буркалов навыкате, и стрижёт его явно дворцовый цирюльник – на голове очень даже модная причёска. Да и вообще – он выглядит холёным и ухоженным. Худощав – да, но судя по рукам и туловищу, всё ещё очень силён. Подтянут, собран. Думаю, он проживёт ещё не меньше пары десятков лет. Кстати, лорд Дилени, – Марат развернулся к начальнику, – наконец-то могу поинтересоваться, так сказать, у компетентного в этом вопросе человека: почему он вообще до сих пор жив? Ведь король не может не понимать, что народ недоволен этим?
– Король, разумеется, понимает. Что народ недоволен. А пожить ещё, относительно спокойно и мирно, и не под игом лорда Хлодгара… Или даже вообще – быть вырезанным под корень, этому народу хочется?
– Э-э… Не пойму, куда вы клоните, милорд.
– Ну, поскольку вероятней всего вы оба вскоре будете приобщены к сословию дворян, не вижу причин, чтоб не сообщить вам кое-какие, мало кому даже из этих самых дворян, известные, тонкости. Про этого узника. Например, такая.
Делать сверхпрочную сталь, и бронебойные наконечники из неё наши кузнецы научились лишь девять лет назад. Потому что утраченный и давно забытый штатными кузнецами Арсенала рецепт этой самой стали в качестве цены за сохранение своей жизни сообщил не кто иной, как лорд Юркисс. Кстати – сир Ватель очень долго думал: поверить ли чудовищу, и проверить его рецепт, или всё-таки казнить его сразу – в назидание, так сказать, потомкам. А настоял на том, чтоб всё-таки проверить, лорд Говард. И в данном случае тот факт, что он являлся племянником лорда садиста, играл вовсе не на руку ему.
Но король всё же отсрочил казнь, и приказал проверить. При голосовании на заседании Совета Штаба тогда всё решил перевес в один голос – этот голос за лорда Юркисса отдал, как ни странно, адмирал Ван Ден Грааф.
И когда наконечники стрел легко пробили почти четвертьдюймовую нагрудную пластину кирасы, все признали, что рецепт – работает.
Так что лорд Юркисс жив, а мы теперь почти половину внешнего товарооборота делаем за счёт продажи в соседние и дальние страны уникальных изделий: бронебойных наконечников: копий и стрел. И ещё непробиваемых облегчённых кирас.
– Чёрт возьми. (Простите, что помянул!) Ну а почему не казнили потом?
– Потому, Борис, что король дал слово. Ну а, кроме того, лорд Юркисс тогда же, девять лет назад, посоветовал сделать и ещё кое-что, что нам очень пригодилось. Особенно в последнюю кампанию. Например, соорудить длинный тын, подводящий прорвавшегося врага вдоль берега реки Теннор прямо к валу Адриана. (Восстановить, хотя бы частично, этот самый вал, тоже, кстати, порекомендовал лорд Юркисс. Он уже тогда предвидел, что нападения с севера и глубокие прорывы вражеской пехоты, или чего-то подобного, отражать придётся.) Да и сейчас…
Вы оба прекрасно понимаете, что мы просто выполняем очередное указание лорда Юркисса. И когда мы сообщим ему добытую информацию, именно он, а не лорд Говард, и тем более – не король, будет думать, и принимать решения, что и как нужно делать нашей мужественной и доблестной армии. И как, чтоб не допустить провала, (Если назвать этот позор и унижение столь слабым словом!) вроде первой и второй попытки прорыва к внутренним землям Хлодгара, мы должны напасть, чтоб не столкнуться вновь со столь чудовищными потерями, и не оказаться отброшенными на исходные рубежи.
Надеюсь, я привёл достаточно веские причины, по которым это «чудовище» до сих пор не только живёт, но и живёт неплохо?
– Да уж. Судя по роскоши в его берлоге, он пользуется практически всеми благами и привилегиями вельможи. Я видел даже щит с коллекцией чучел каких-то жаб и лягушек. Не говоря уж о коврах и отличной мебели…
– Вот именно. Но эта роскошь – как он просто и доходчиво объяснил мне – непременный атрибут хорошей работы его мышления. Комфортные условия позволяют, как он сказал, не отвлекаться на бытовые мелочи, а посвятить все свои способности решению какой-то конкретной задачи. Собственно, решать ему есть чего. Лорд Говард сам, лично, регулярно докладывает ему все перипетии всего, происходящего у нас и в соседних странах, и особенно – ход и результаты последних нападений и сражений. Да ты и сам… Ответил ведь на все его вопросы?
– От… ветил. – Марат сглотнул, лицо пошло красными пятнами, – Я уж думал, что сейчас придушу его, вот этими самыми руками! Уж так он меня… – Марат поднял, и вновь опустил могучие загрубелые кисти, – Хотя теперь я понимаю, что он просто… Хотел разговорить меня. Вывести из какого-то… Онемения. Чтоб я не сидел сиднем, замкнувшись в себе, а рассказал ему – что и как было… Тогда. С «деталями и подробностями».
А в конце он вёл себя уже не как сволочь-садист, капавший мне горящей смолой на кровоточащие раны здесь, – Марат снова положил руку на грудь, – а как вполне обычный человек. Сосед. Может, даже, родственник. Понимающий и разделяющий моё горе. Сказал, что если я и правда, хочу отомстить, то должен и вспомнить: мельчайшие обстоятельства и нюансы всего, что произошло. И… сдерживать себя потом. Позже. Когда пойду на территорию врага. Чтоб сделать это отмщение… эффективным.
– Да, умеет он чётко и конкретно формулировать. И умён чрезвычайно, с этим не поспоришь. – лорд Дилени откинулся от стола, и положил ладони на столешницу, – И я не сомневаюсь, что если бы интересы этого монстра, этого маньяка, были направлены не на удовлетворение своей извращённой похоти, а, скажем, на политику, не лорд Говард был бы Главнокомандующим. А, может, и сиром мы называли бы не сира Вателя…
Но случилось так, как случилось. И это нам ещё повезло, что удалось арестовать его… Сравнительно мирно. Погибло всего пять гвардейцев. Ну и, разумеется, полегли все телохранители лорда Юркисса. Дравшиеся фанатично. А самого лорда Юркисса схватили те, кто сидел в засаде у выхода из тайного подземного хода из его берлоги…
– Кстати, милорд. Раз уж зашла речь об этом… Кто рассказал судьям про этот подземный ход?
– Ну, сейчас-то это вовсе не секрет. Потому что хуже этому человеку уже не будет. Восемь лет назад он умер в ужасных мучениях. Отравившись якобы грибами. И никто не сомневается, что это лорд Юркисс достал его – уже из подземелья. А предателем этим был Морверад, его внебрачный сын от старшей фрейлины его жены. Которая, кстати, умерла через девять лет после рождения Морверада. Выпала – чисто случайно, разумеется! – поскользнувшись на огрызке яблока, из окна башни.
Собственно, и жена лорда Юркисса ненамного пережила свою фрейлину. Всего на полтора года. Ведь кое-кому в Клауде их семейка стояла, скажем честно, поперёк горла. По одной версии смерть леди Юркисс от отравления – разумеется, грибами! – организовала мама сира Вателя, леди Рюген. По другой – это лорд Юркисс сам разобрался с женой. Правда, мне в это не верится – судя по всем приметам, да и воспоминаниям окружающих, он жену уважал и любил. Ну, или если не совсем любил, (Ещё бы – спустя двадцать девять лет брака!) то хотя бы был к ней привязан. Поэтому я и не верю слухам, что распускали про него при дворе Клауда.
Другое дело – фаворитка, которая с рождением сына прониклась – ведь у жены лорда мальчиков не было. А тут – пусть бастард – но – наследник! – чувством превосходства над даже законной супругой, и начала «качать права», да пытаться помыкать лордом Юркиссом. Устраивала безобразные сцены. Лезла везде, где не надо. Вплоть до того, что приказывала главному повару, что приготовить лорду на обед. А когда претензии и амбиции зашли уж слишком далеко…
Но он – лорд. И поэтому никто не решился назвать это убийством. Никто даже не расследовал это дело, посчитав за банальный несчастный случай – у распахнутого окна нашли тогда раздавленный огрызок яблока, а на подошве туфельки фаворитки – мякоть этого яблока.
Поскользнулась женщина.
А то, что по всему её телу были ужасные кровоподтёки и раны, списали на удары о брусчатку. Хотя следы от верёвок на запястьях на эти удары списать было куда сложней… Но судьям, судя по тому, что в тот раз лорд остался на свободе, это удалось.
Разумеется, после этого и челядь, и ближайшее окружение лорда Юркисса вздохнули с облегчением. Морверада отослали к каким-то фермерам на воспитание. А он потом сбежал от приёмных родителей, да подался в Клауд…
Однако самому лорду Юркиссу тогда пожить спокойно всё равно не удалось: его жену отравили буквально через полтора-два года. Леди королева-мать, похоже, решила, пусть без суда, но – вроде как «восстановить справедливость», и отмстить за загубленную «невинную душу» фрейлины. Поскольку та была её троюродной племянницей.
Впрочем, совсем уж неотмщённой жена лорда не осталась. Злые языки утверждали, что лорд Юркисс и из ссылки в Парассии достал её… Но это – лишь слухи. Поэтому когда лорд через некоторое время после смерти королевы-матери вернулся, сир Ватель даже не стал арестовывать его, или судить. И не займись лорд тем, чем занялся, доживал бы сейчас тихо и мирно в собственном замке, писал мемуары, да гулял по парку…
Борис покачал головой:
– Ох, Господи. (Прости, что помянул всуе.) Неужели и нам придётся во всём этом… Вариться?
– Придётся, Борис. Потому что это только со стороны жизнь дворян и аристократов кажется беззаботной и счастливой. А на самом деле проблем у них – море. На первом месте, конечно, право наследования. Титула и земель. Вотчины, словом. Приносящей стабильный доход без каких-либо усилий со стороны этого самого дворянина. Но на долю от которого покушаются все родственнички – что ближние, что дальние. Собственно, тут-то как раз всё понятно: есть что делить – будут проблемы. Нечего делить – не будет проблем.
– Проклятье. – Марат в свою очередь покачал головой, – Когда вы так говорите, милорд, желание стать дворянином у меня как-то ослабевает… И даже получить вассалов и землю во владение что-то не слишком уже и хочется.
– Только не подумайте, что я пытаюсь вас отговорить, или клевещу на собственное сословие. Я – реалист. И просто смотрю на некоторые вещи не через розовые очки. И слепо подчиняться правилам кастовой солидарности, и помалкивать в тряпочку о мерзостях и подлостях «благородных особ» не собираюсь. А есть у нас, так называемых аристократов по крови, и особы, которые на самом деле получают удовольствие от всех этих интриг, подсиживаний, отравлений и сплетен.
Например, жёны вельмож. Которым, как правило, больше нечем и заняться. Да и не желают они марать руки чем-то вроде работы. А что? Не крестиком же им вышивать? Зато любят поухаживать за собой, любимой – нужно же выглядеть достойно! И моложе своих лет. Тут вам и румяна, и корсеты, и пиявки для интересной бледности лица… А уж в искусстве подстроить другой женщине пакость, или оболгать более красивую соперницу или конкурентку, в борьбе, скажем, за титул действующей фаворитки, им и вообще равных нет. Как и в умении пилить и шпынять мужа до тех пор, пока не претворит в жизнь очередной каприз или прихоть…
– Эх, милорд, я смотрю, вы не слишком уважаете высокородных женщин. Но ведь не все же они – интриганки? Или – все? А отчего так происходит? От зависти? Или, может, оттого, что у них много свободного времени, и нет необходимости хлопотать по дому да ишачить, добывая себе, вот именно, пропитание в поте лица своего?
– Знаешь, Борис, ты не хуже меня разложил по полочкам все «тонкости» придворной жизни женщин. Большинству дам из благородных, действительно, больше нечем заняться. Или, как я уже сказал, это не соответствует статусу и считается ниже достоинства. А вот клевета, козни и даже прямые убийства…
Достаточно вспомнить ту же королеву-мать. Если б не трагедия с отравлением её – грибами, разумеется! Хотя она их последние лет десять жизни – точно не ела! – неизвестно, какой из её отпрысков сидел бы сейчас на троне. Сир Ватель был предпоследним из четырёх детей. А первый, если вспомнить, погиб на охоте. И мать его никогда не любила – проявлял, так сказать, излишнюю самостоятельность. И никогда не прислушивался к ценным и умным материнским советам. А второй, напротив, слабовольный, раздражал этим, и ещё любовью к дурацким розыгрышам, всех придворных. И во дворце, по слухам, уже организовался небольшой такой заговор, с целью свержения Карла в частности, и династии Рюген в целом. Неудивительно, что и бедняга Карл вскоре якобы пропал во время похода в горы Неруды, улетев прямо с конём в недоступное ущелье…
Так что нам нужно сказать спасибо, что после отца сира Вателя, сира Галевина, нам наконец повезло. И нами пять лет, до смерти матери, и после, уже, получается, десять, стало быть, вместе – четырнадцать, управляет не полуидиот, и не злобная престарелая интриганка. Уж она-то если и думала о благе страны и народа, то очень умело это скрывала. И вся тяжесть ответственности за обороноспособность лежала на лорде Говарде. Возможно, именно поэтому она его – буквально единственного из всех! – не трогала.
А сир Ватель пусть звёзд с неба не хватает, зато красив. Ну, и очень силён физически, и (относительно, конечно!) не злопамятен. А для принятия особо важных государственных решений у нас имеется канцлер и первый министр. Ну и, конечно, лорд Главнокомандующий.
– Так получается, в смерти своей матери был в первую очередь заинтересован сам…
– Нет, не думаю, что произошедшее с леди королевой-матерью – дело рук пытающегося удержаться на троне и сохранить жизнь сира Вателя. Пусть ему тогда и было двадцать три, но за каждым шагом его Величества мамочка следила. С неослабевающим интересом. Был даже такой – вполне достоверный! – случай, что когда как-то на конюшнях сир Ватель изволил чихнуть, буквально через две минуты расфуфыренный конюший её Величества принёс ему кружевной батистовый платочек, с пожеланиями здоровья и счастья. Не-ет, сир Ватель не интриган. Да и не смог бы он под столь неусыпным надзором что-то организовать. Ему просто повезло, что так получилось. Потому что никто из Двора не сомневался: его очередь – следующая. А на трон взойдёт самый младший, любимый, отпрыск по мужской линии.
Лорд Дерек.
И ждала его мать просто момента, когда любимому чаду сравняется хотя бы шестнадцать. Чтоб и выглядел представительно, и голос перестал быть, как у подростка.
– Но почему же тогда, милорд…
– Думаю, довольно на сегодня придворных тайн и закулисных тонкостей. Нам всем нужно выспаться. Завтра – тяжёлый день. Ложитесь, соратники. Как я вижу, на печи ещё сохранились одеяла и тюфяки. Я – на двор. Вернусь через минуту.
Возразить лорду никто не надумал, и, тоже сходив, куда положено, Марат и Борис забрались, кряхтя и чертыхаясь, на полку печи. Ни раздеться, ни снять сапоги, как и расстаться с оружием, они и не подумали: приграничье всё-таки.
Огонь в очаге уже прогорел, но тепло, запасённое массивным толстым сводом из глины, ещё сохранялось. Марат проворчал:
– А хорошая печь у нашего бургомистра. Полка – на пятерых. Собственно, у него и было пятеро детей. Пока холера и крысы не разделались с двумя дочерьми…
– Жаль их. Ну а теперь – спите. Я возьму твой лук, Марат, если не возражаешь.
– Конечно, милорд. – Марат не стал задавать глупых вопросов, типа «А хорошо ли вы стреляете, милорд?», потому что отлично владеть всем арсеналом оружия по должности полагалось любому профессиональному солдату, – Берите. Только имейте в виду: он забирает чуть влево.
– Хорошо. Я учту. – вынеся одну из скамей на центр пустого пространства комнаты, так, чтоб держать в поле зрения и окно и дверь, лорд Дилени сел на неё верхом. Ноги расставил пошире, так, чтоб была опора. Лук и стрелу положил перед собой. Колчан пристроил за спину. Рядом поставил кружку с водой, набранной в бочке.
На налетевших через оконные проёмы комаров, зудевших и пытавшихся сесть на открытые части рук и лицо, старался внимания не обращать: не сдувал, и даже не отплёвывался. Знал, что бесполезно. Да и укусы теперь, когда кожа стала загрубевшей, почти не чесались. Напарники, судя по всему, относились к проблеме ночных кровососов ещё спокойней: просто игнорировали их присутствие.
