Анатолий Антонович Казьмин
Здравствуй, дедушка Кощей!
Сказ о том, как царь Фёдор шамахана женил
Мы с Михалычем сидели у Вари в горнице и сыто отдувались.
Тётка Пелагея на радостях от встречи с дедом расстаралась на славу.
Разделив по-братски печеного с яблоками гуся, заев его нежнейшей ветчиной с жареной картошкой, выхлебав по миске наваристых щей, мы с дедом лениво ковырялись в яичнице с салом, но всё же с интересом поглядывали на вносимые девками миски с варениками.
Идиллия. Но вы же помните про идиллии, да?
В горницу забежала очередная девка и что-то горячо зашептала Варе на ушко.
– Что?! – поднялась моя любимая и, уперев руки в бока, повернулась ко мне. – Это что это за девка черная аки сатана ко мне на двор пожаловала, да тебя, бесстыдника требует, а, Федька?!
– Тамарка, – синхронно вздохнули мы с дедом.
– Варюш, это по работе чес-слово, – поспешил успокоить девушку я. – Сотрудница наша, ничего такого даже не думай. Зови её сюда, вместе и послушаем, что там случилось.
Мы, честно говоря, не особо следили за процессом выбора невест Горохом, однако, после внедрения в ряды конкурсанток племянницы нашей главбухши, нам вынужденно пришлось быть в курсе происходящего. Из основных событий там пока был бардак и постоянная грызня девиц друг с другом, со слугами, боярами. В общем, со всеми, кроме Гороха. К нему потенциальные невесты старались подмазаться и по очереди бегали в его спаленку для демонстрации своих умений. Ну не навыки крестиком вышивать демонстрировали, конечно, как вы понимаете.
А наша Тамарка там воем выла. Из-за чужедальности родины, а особенно – из-за окраса, все эти ни разу не толерантные особи просто шарахались от неё, так что, даже посплетничать чисто по-девичьи ей там было не с кем.
– Батюшка! – завыла наша претендентка на чин царицы. – Не неволь душу девичью!
– Что случилось, Тамар? Садись, рассказывай.
– Ага, щаз, – фыркнула кикимора и, рухнув на колени, стала умеренно биться о пол лбом, выпятив при этом тощую попу, кстати, не особо обременённую одеждой. – На коленях тебя молить буду, отец родной! Не губи! Что хошь для тебя сделаю, а только не неволь за Гороха иттить!
– И что это означает – «что хошь сделаю»?! – Варя потянула у нас из-под носа сковороду с еще недоеденной яичницей. – Ишь хвостом тут развилялась!
– Енто не хвост, барыня, – Тамарка удивленно ощупала пятую точку. – Енто народная одёжка из шкур леопардовых.
– Вот я сейчас кого-то сковородой и отлеопардю! Ишь развратница!
– Я?! – искренне поразилась кикимора. – Я не развратничаю. Я замуж хочу.
– Дамы, дамы! – я вскочил и попытался спасти остатки яичницы. – Варюш, скажи – пусть ей какую одежду принесут, а ты, Тамарка, садись и без этих ваших завываний объясни, что случилось.
Через пять минут все успокоились. Варя, поняв, что на меня никто не покушается, вернула сковородку, которую тут же подгрёб к себе Михалыч. Тамарке дали какой-то тулуп, усадили за стол и вручили кружку чая. Самое то с мороза, особенно если учесть, что к нам кикимора прибежала в национальном наряде. То есть полосочка леопардовой шкуры на, пардон, груди и крохотная юбочка из той же несчастной животинки снизу. И босиком. Зато с копьём в руках. Выглядела она очень эффектно, особенно на фоне упакованных с головы до пят европейских дам. Чего этому Гороху еще надо не понимаю?
– Рассказывай, – велел я Тамарке, печально проводив взглядом последний кусочек обжаренного сала от сковороды до бороды деда.
– А что рассказывать, батюшка? – пожала она плечами. – Не пойду за Гороха и всё тут.
– А чего так?
– Противный он, батюшка. Еще и борода ента его…
– Да уж, – подтвердил Михалыч, поглаживая свою растительность на подбородке, – ить борода не кажному идёт. А только солидным, ответственным мужикам.
– Понимаете, дедушка Михалыч, – закивала кикимора.
– Шовинизм какой-то, – потёр я свой гладковыбритый подбородок. – Тоже мне нашли критерий солидности.
– Ничего, Федь, – погладила меня по плечу Варя, – вот поженимся и ты себе бороду заведёшь.
– Да при чём тут борода?! Уф-ф-ф… Тамарка, а чего ты согласилась в невесты к Гороху пойти?
– Тётушка приказала, – пожала она плечами. – Я же не самоубивица ей противиться?
Тут она права. Агриппина Падловна – дама серьёзная. В гневе пришибить – как деду вареник у меня из-под носа увести.
– А теперь уже не боишься тётки?
– А таперича мне уже всё равно, батюшка. Нагляделася я на жисть-то царскую по самое не хочу. В леса уйду, в болоте жить буду, а только за Гороха не пойду.
– А он тебя уже определил в жёны что ли? – удивился дед.
– И енто тоже нет, паразит такой! А я бы и всё равно за него не пошла!
– Не пойду, не пойду… Заладила… – хмыкнул дед. – А чего же ты хочешь, красна… хм-м-м… девица?
– Замуж хочу, – опять прошептала кикимора.
– Ничего не понимаю, – развел я руками. – Дед, ну ты мне хоть пару вареников-то оставь!.. Замуж она хочет, а за Гороха не хочет…
– Дурит девка, – пояснил дед.
– Глупые вы, – Варя пересела к Тамарке и обняла её за плечи. – За любимого она замуж хочет, а не за первого встречного.
– А он в принципе есть этот любимый или пока только в теории существует?
– Есть, батюшка, – шоколадные щёки кикиморы слегка потемнели. Румянец девичий, надо понимать.
– Уже легче. Кто таков?
– Ой, стыдно-то как…
– Давай-давай, колись, что там за принц такой.
– А ты, батюшка ругаться не будешь?
– Ну, если не за меня собралась, то не буду. А если за Гюнтера, то тут же и благословлю.
– Енто слуга твой верный, воин твой славный, грозный и непобедимый… Калымдай, полковник твой отважный…
Я фыркнул, дед хихикнул, а Варя показала нам кулачок.
– Да, девка, высоко метишь, – погрозил пальцем кикиморе дед. – Ить, Калымдаюшка наш – человек… Ну, шамахан, шамахан, что ты меня вечно поправляешь, внучек? Унизить перед посторонними хочешь?.. Я говорю, девка, шамахан-то наш совсем не простой Калымдай какой-нить… Тьфу ты, запутали старика! Ну что ты ржёшь, Федька, будто Максимилиан новую книгу увидевши? Вот ничего я больше вам не скажу, так и останетесь неучами малолетними!
– Ладно, дед, не ворчи. Мысль твоя понятна. Калымдай в нашем царстве-государстве уж повыше какого-то там Гороха котируется. Да только с чего ты взяла, Тамар, что он тебя замуж взять захочет?
– А я повешусь! – категорически заявила Тамарка.
– Аргумент, – кивнул я. – Напьемся тогда с Калымдаем на поминках, пирожков наедимся, да и пойдём тоску-печаль в подвалы разгонять к стриптизёршам… Не-не, Варюш, это я для примера только сказал! Сдались они мне эти кикиморы! Ой, пардон, Тамар, я не это вовсе имел ввиду… Тьфу, ты! Ну что такое, деда?! Что мы с тобой не скажем, всё пальцем в небо попадаем!
– А потому что, мужики – все глупые, – хихикнула Варя.
– Давай, внучка, – кивнул Михалыч. – Бей, круши! Вырезай под корень всё наше племя! Да и сами корни отчекрыживай… под корень. Тьфу, ты! Бежим отседова, внучек, места тут видать заколдованные супротив мужиков! И слова сказать нормально не получаетси!
Спасла нас с дедом бутылка водки с царских заводов, выставленная перед нами хихикающей Варей.
Выпив, я обрёл наконец-то ясность мысли и связанность речи:
– Я, дед, т-т-тебе точно говорю! Женская магия она накапливается, консу… консолидируется… вот же словечко, а? А п-п-потом, ка-а-ак вдарит по нам, мужикам! Наливай! Давай, деда – за нас, вдаренных, но гордых мужиков!
– Давай, внучек… Ох, хороша, зараза!.. А пойдем, внучек на базар? Собачку купим. Будет нам дворец сторожить, на Гюнтера гавкать… Наливай, внучек… Как закончилась? Уже вторая? Щаз сделаем, только, тс-с-с… Вну-у-учка! Варварушка, организуй-ка, девонька нам еще бутылочку!
Помню, что Варя с Тамаркой всё подсовывали нам вареники и хоть не ругались, но смотрели без душевной теплоты. Потом тётка Пелагея унесла куда-то деда под мышкой. А я, ощутив внезапное понимание всего и вся, допил водку прямо из бутылки, подмигнул мирозданию и… всё. Больше ничего не помню.
* * *
Разбудил меня Дизель.
Гад! Зараза! Сволочь! Убью! Вот выздоровею и убью, честное слово. И Кощея убью, который Дизеля запрограммировал в шесть утра меня будить. И вообще – всех убью… Ой, как плохо-то мне…
В спальню вошел до неприличия бодрый Михалыч:
– Живой внучек?
– Деда… а что это вчера было? Сидели, разговаривали и вдруг – водка и понеслось… Я там ничего не натворил? А домой мы как попали? Ох…
Очень это не характерно для меня вот так напиваться. Нет, в хорошей компании, по предварительной договорённости, я очень даже люблю посидеть, о политике, компьютерах поболтать, но вот так спонтанно, да в зюзю…
– Магия енто женская, – авторитетно пояснил дед. – Сиречь – колдунство Евино. Бабам-то, внучек, от рождения такая сила дана – над мужиками верховодить.
– Как это?
– А тут всё просто, внучек. Где разумом мужика не осилить, там баба языком одолевает.
– Что за намёки пошлые?
– Да тьфу на тебя, внучек, совсем мозги от пьянки повернулися… Помнишь как мы вчера у девок всё выспрашивали, а потом все мысли у нас наизнанку повывернуло?
– Ну да, было что-то такое.
– Вот енто она и есть – магия.
– Ой, даже вдумываться не хочу, на слово поверю… Деда, а дай водички, а?
– У меня кой-чё получше есть, – дед показал мне склянку с тёмной жидкостью.
– Не-не, – слабо запротестовал я. – Сам пей эту отраву.
– А я и выпил, внучек.
Да кто бы сомневался. Дед постоянно с похмелья этим зельем лечится. Глотнёт залпом, заискрит как бенгальский огонь, потом вспышка и дед уже как огурчик и вовсе не тот, что зеленый и в пупырышках. Только по мне – лучше вообще не пить, чем ядами колдовскими лечиться.
– Ну и на здоровье, деда, а мне водички-то дай.
– Держи, внучек, – дед внезапно ткнул меня пальцем в живот.
Едва я распахнул рот, чтобы обложить его матом, как Михалыч ловко опрокинул в меня содержимое склянки.
Вкус, запах… Ну как вылизать лабораторию сумасшедшего алхимика. А ощущения… Не доводилось побывать в трансформаторной будке во время землетрясения? И мне тоже, но теперь я отлично это представляю. А потом я взорвался. Просто разлетелся на молекулы, но слава всем богам – тут же снова стал цельным. А похмелья – как ни бывало! В моё бы время такое зелье – озолотился бы.
– Михалыч, спасибо, конечно, – вздохнул я, – только, пожалуйста, не пичкай меня больше этой гадостью.
– Главное – результат! – дед важно поднял вверх палец.
– А как мы домой попали?
– Да енто мамзель твоя Машу позвала, она нас Шмат-разумом и перебросила.
– Ну, хоть так…
– Силь ву пле, господа, – раздался Машин голос из-за стены.
Угу, вампирскому слуху любой шпион обзавидуется.
– Машуль! – повысил я голос. – Мы там ничего не натворили?
Дверь в мою спальню отворилась и Маша задумчиво спросила:
– Перевернутые лотки на базаре считать за творение? Немного, штук пятьдесят.
– Та-ак… Еще что?
– Да так, мсье Теодор, ничего особенного, всё как всегда. Сорванный колокол с Андреевской церкви, перелом рук и ног у хозяина трактира «Пьяная мышь», после того как он вам отказался наливать в долг. Выбитые ворота в Немецкой слободе – наверное, меня искали – собутыльников вам мало было, не считая той полсотни мужиков, которые за вами попятам ходили. Дедушка Михалыч поймал собачку и вы все повели её на Лялину улицу с девицами местными знакомиться.
По мере перечисления наших подвигов, у меня отвисала челюсть, а дед, положив ладонь на сердце, опустился на кровать и судорожно хватал воздух ртом.
– Потом, когда ваши собутыльники пошли на приступ отделения милиции, – продолжала наша вампирша, – вы, почему-то на них обиделись и вместе с дедушкой сожгли царский терем, разрушили городскую стену и стали гоняться за разбегающимися коровами из ближайшего хлева, когда он запылал от огня, охватившего весь город.
– Вот зараза, – дед выпрямился. – От я сейчас надаю кому-то по вампирской бесстыжей заднице!
– Ну, правда, Маш, нельзя же так пугать.
Маша хихикнула:
– А нечего так напиваться!
– А на самом-то деле, что было?
– А ничего, мсье Теодор, успокойтесь. Вы лежали под столом и спали как счастливый поросёнок, а дедушка Михалыч тоже хрюкал, только уже в кровати мадам Пелагеи.
– Ну, Машка, не видать тебе больше моих пирожков! – никак не мог успокоиться дед.
– И всё вы врёте, дедушка Михалыч, – томно потянулась вампирша. – И пирожки будут и оладики. Вы же меня любите, куда же вы денетесь?
– А чё у вас тут, босс? – в дверь просунулась рогатая голова Аристофана. – А можно и мне в натуре?
– Брысь все из моей спальни! Приведу себя в порядок и поговорим. И скажите же уже наконец Дизелю, чтобы генератор выключил.
– А мультики? – удивился дед.
Угу. Ты, Федька помирай от ультразвука, но мультики бесенятам обеспечь!
Через двадцать минут мы ограниченным коллективом собрались на завтрак. Олёна осталась в Лукошкино, а Калымдай с утра пораньше гонял своих парней вокруг Лысой горы с полной выкладкой. Как раз и обговорить можно свадебную тему, пока его нет.
– Дофофие фофеги, – начал я.
– Что? – дружно удивились все.
Я торопливо прожевал котлету, проглотил и начал заново:
– Дорогие коллеги. У нас проблема.
– Кто бы сомневался, мсье Теодор, – пожала плечиками Маша. – Как всегда после ваших загулов.
– Неправда, блин! – встал на мою защиту Аристофан. – У босса не каждый раз проблемы бывают!
– Спасибо, Аристофан. Машуль, не перебивай, пожалуйста, а то сгущенку не дам.
– И сало вместо оладиков есть будешь, – пригрозил Михалыч.
Маша поморщилась, но замолчала.
– Короче, – я сразу перешёл к главному, – Калымдая надо женить.
– А что он натворил, босс? – бес от удивления даже забыл запихнуть в рот кусок колбасы. – Беда в натуре…
– Почему сразу – беда? – удивилась Маша. – Свадьба – это же такой шарман…
– Племяшка нашей главбухши, не Елька, а другая – Тамарка, очень по Калымдаю страдает, – коротко пояснил я. – Да и он, я сам видел, ей знаки внимания оказывал.
– За задницу её хватал, – подтвердил дед. – А только всё равно, надо ли енто ему, внучек?
– Семья – это важная ячейка общества, дед. Ну, действительно, чего он одиноким мается? Классно же возвращаться с опасного задания зная, что тебя кто-то дома ждёт.
– А мы нашего полковника и так всегда ждём, мсье Теодор, – справедливо возразила Маша.
– Ну, это не то. А когда дома любимая, куча детишек…
– Енто да, внучек, – вздохнул Михалыч, подпихивая мне под руку бутерброды с слабосолёной осетриной. – Нравится мне, когда в доме шум и гам от ребятни, когда ступить некуда, а тебя со всех сторон за штанины дёргают, внимания требуют.
– А то у нас не так в натуре, – фыркнул Аристофан, покосившись на разбушевавшихся в кресле бесенят. – Не-не, дедушка Михалыч, я без намеков конкретно, чисто факт привёл.
– Я тебе сейчас факт между рогов сковородой приведу, – проворчал дед, но всё же смилостивился и подвинул к нему тарелку с пирожками.
– Фу с ливером, – принюхалась Маша. – Теодор, а почему вы у самого господина полковника не спросите – надо ли ему такое счастье? Вполне возможно ему достаточно по кустам с мадмуазель кикиморой периодически пофлиртовать раза три в неделю.
– Калымдаюшка наш, – вздохнул Михалыч, – шибко службой царской озабочен. Решит, что семья ему помехой будет, тогда и Горынычем под венец не затащим.
– А свадьбы тут тоже через венчания происходят? Ну, в церкви? – заинтересовался я, но после синхронного кручения пальцами у висков, поправился: – Ладно-ладно, понял. Потом разберёмся. Так что – женим Калымдая? Прошу высказываться по одному товарищи. Михалыч?
– Женим, внучек. Пущай царю-батюшке ишо калымдайчиков нарожают для службы верной, героической.
– Машуль?
– Пуркуа бы и не па, мсье Теодор? Только с одним условием – я подружкой невесты буду.
– Тогда я без базара – пацаном у полковника! – просиял бес. – Или как там в натуре правильно?
– Дружком, – поправил дед.
– Во-во, в натуре! Гульнём напоследок в подвалах конкретно!
– Тебе бы только гульнуть, – отмахнулся я.
– Традиции, босс. Реально нельзя нарушать.
– Тем более – на халяву, – хмыкнул дед.
– Ладно, решили – свадьбе быть, – я подвинул деду пустую кружку. – Деда, плесни еще, пожалуйста… Теперь, следующий вопрос: как это всё обстряпать?
– Слышал бы тебя Кощей, – вздохнул дед, – быстро бы все выдающиеся части тела и обстряпал бы мечом своим вострым… Он там в цепях мается, злодеюшка наш, а ты, Федька, свадебки тут гулять надумываешь.
– Ты чего, Михалыч? – удивился я. – Соль мы доставили, комнату в библиотеке уже строят. Мы пока больше и сделать ничего не можем. Пока пауза – можем и личными делами заняться.
– Обидится батюшка, что без него его верного воина обженили, – снова вздохнул дед, – и как начнёт мечом махать направо-налево…
– И опять орать будет… – вздохнула и Маша.
– Да ну, перестаньте, – отмахнулся я. – Царь-батюшка у нас прогрессивных взглядов, а кроме того мы всё равно не успеем свадьбу устроить до его возвращения, так что и Кощей на свадьбе погуляет. Давайте к делу. Как их вместе-то свести, Калымдая с Тамаркой?
– Босс, а ты типа Указ напиши мол, женить без базара и всё тут.
– Не, Аристофан, в приказном порядке как-то нехорошо. Калымдай-то вояка дисциплинированный – женится, но всё равно как-то…
– Искра страсти должна вспыхнуть, – томно протянула Маша.
– Верно, внучка, – кивнул Михалыч. – А как он Тамарку-то обрюхатит и от женитьбы ужо не открутитси.
– Ну, тоже вариант, – подумав, согласился я. – И какие будут предложения уже по конкретной ситуации?
– Конкретно надо их, босс в комнате двоих запереть на недельку, да типа самогону пару вёдер поставить. Никуда они, блин, не денутся реально.
– Верно мыслишь, Аристофан, – кивнул я. – На тебе бутерброд. Только такими жёсткими методами мы действовать не будем. А вот заставить их побыть вместе – идея хорошая.
– Верно, внучек, – дед начал выставлять на стол оладики и все сразу оживились. – Чай Калымдаюшка не железный. Покрутится около девки, да организма-то своё и возьмёт, только и успевай тогда ребятишкам имена придумывать.
– Красивое имя – Аристофан, – сказал Аристофан.
– Да погодите вы с именами, – отмахнулся я. – А сгущенка где?.. Ага, спасибо… Сначала им совместное времяпровождение какое-нибудь придумать надо.
– Фи, Теодор, – Маша указала взглядом бесу на дверь и пока он оглядывался, утянула у него миску со сгущенкой, – вечно вы на пустом месте проблему создаёте… Поручите этой парочке ответственное задание, они и слюбятся в процессе.
– Маша, ты у нас – гений!
– Никогда в этом не сомневалась, мсье Теодор. Подайте мне поощрительную тарелку с оладиками, силь ву пле.
– Это типа чё? – Аристофан задумчиво проводил взглядом оладики. – Типа пусть на пару Лукошкино пойдут воевать? Я тоже – гений, босс? А можно и мне реально оладиков?
– Типа чё, – кивнул я. – Только не настолько глобальное задание… Ага! Есть. Я же салют затевал на Новый год и надо за фейерверками в Китай смотаться, вот и пускай эта сладкая парочка туда и отправляется.
– Они в натуре сладкие? – прищурился бес.
– Тебе бы только пузо набить, рогатенький, – вздохнула Маша, обмакивая оладик в сгущенку. – А мы – про чувства, про лямур…
– Шмат-разум Калымдаю выдашь, внучек? – перешёл к деталям дед.
– Не, деда, думаю не надо. Слишком быстро, а нам надо же им время дать друг к другу приглядеться. Горыныча запряжём. Если что – он и переговоры с китайцами вести поможет.
– Не полетит он, внучек. Опять гундосить про холода будет.
– Ничего, переживет. Сюда махнёт быстренько, подхватит будущих молодожёнов и рысью на юг, а по тёплым краям уже и до Китая доберётся.
– Зови тогда Калымдая, внучек и озаботь его своим Китаем, чаво тянуть?
Звать Калымдая не пришлось. Он сам ввалился в Канцелярию раскрасневшийся, вкусно пахнущий морозом и снегом, весёлый и бодрый до отвращения.
– Садись, Калымдай, докладывай, – кивнул я на лавку.
– Да дайте же поесть человеку, мсье Теодор! – возмутилась Маша. – А я пока пойду письма родственникам писать.
– И я это… босс, – подскочил и Аристофан, – пойду реально с пацанами зарядку делать!
Спасибо. Помощнички, блин. Ладно, пусть наш вояка подкрепится, а я покурю пока.
Я крикнул бесенятам, чтобы притащили сигару и пепельницу и они тут же позабыв о мультиках, рванули с кресла выполнять задание меня-батюшки. Верите? И правильно делаете, что нет. Пришлось самому плестись. Ну чего же они такие вонючие эти сигары? Надо или поставщика менять или срочно придумывать сигареты с фильтром.
– Докладываю, Федор Васильевич, – Калымдай обхватил двумя руками кружку с чаем и откинулся на стену. – Занятия с бойцами идут согласно штатному расписанию. Племянницу Агриппины Падловны еще вчера доставили во дворец и сдали тётушке. Строительные работы в библиотеке подходят к концу. В подвалах при смене руководства уничтожен еще один вредитель – владелец казино, а на его место уже назначен наш человек. Больше происшествий нет.
– Ну и славно, молодец, – рассеяно кивнул я. – Положите на комод… А? Не-не, это я так, задумался. Просьба у меня есть, Калымдай. Не совсем по твоему профилю, но дело нужное, а для праздника, так вообще – необходимое.
– Слушаю, Федор Васильевич.
– Надо в Китай смотаться за пиротехникой. Не думаю, что там проблемы будут, но на всякий случай одну Тамарку туда посылать не хочу.
– Тамарку?
– Ну да. Присмотрит у китайцев чего получше, прикупит нам пару ящиков – порадуем детвору. Лишь бы местные там с водки своей рисовой, обижать её не вздумали.
– Когда отправляемся? – вскочил Калымдай, а дед подмигнул мне втихаря.
– Да вот сейчас Горыныча вызову, прилетит за вами и вперёд. Давай собирайся тогда, а увидишь где Тамарку – пусть ко мне зайдёт.
Калымдай быстро допил чай и ушёл, а я взялся за медную ложку:
– Горыныч? Отзовись, чудо наше трёхглавое!
– Федя? – сразу же откликнулась правая голова. – А чего это ты вызываешь? Только что же у нас гостил.
– Цыц, пернатое! – повысил голос Михалыч. – Вызывают, значит нужен! Совсем распустился бездельник.
– Давай, Горыныч, дуй сюда срочно, – приказал я.
Из ложки раздалось перешёптывание, тихая ругань, а потом связь перехватила левая голова:
– Чавой-та? Ты что-то сказал, Федь? Ну ничего не слышно, сломалась ложка наверное… Эх, как же я теперь связь держать-то будем с нашим дорогим и любимым Феденькой?
– Горыныч! А ну хватит придуриваться! Говорят тебе – дело важное, давай галопом сюда!
– Федь, да ты что?! Там же холодно! Мы же помру прямо в полёте!
– Давай, давай, а то с пищевого довольствия сниму. Прилетишь на секундочку, заберешь Калымдая и сразу на юг рванёте, небось, не успеешь замёрзнуть.
– А покушать? – вздохнул Горыныч.
– Покормлю, не переживай.
– Эх, доля моя сиротская, – опять вздохнул Змей и отключился.
– Ну, вот и всё, деда, – я потёр ладонями, – дело в шляпе.
– Шляпа, внучек, шляпа, – кивнул дед. – А только кто к бухгалтерше пойдет с радостной вестью, что в родственниках у неё теперь не царь, а простой полковник будет? На меня даже и не найдейси, внучек.
* * *
– Падловна, ну поимей же совесть! – увещевал дед главбухшу.
Аристофан валялся на полу, героически пав в борьбе с дубовыми счетами, которые направляемые могучей рукой Агриппины Падловны прошли сквозь его голову и теперь смущенно бряцали костяшками на шее. Я, присев за соседним столом, прикрывался огромным гроссбухом, усердно стараясь прикинуться дыроколом.
Гюнтер, морда его мажордомская, сразу сообразил к чему дело идет и даже входить в бухгалтерию не стал. Приоткрыл нам вежливо дверь и тут же захлопнул, оставшись в коридоре. Жив останусь – уволю на фиг.
– Ну Агриппина Падловна…– рискнул я высунуть нос из-за толстого бухгалтерского фолианта, – ну мы же вас так любим… Ой!
Мимо головы просвистела чернильница, на манер кометы помахивая фиолетовым хвостом.
– Самовольничать вздумали?! – главбухша медленно поднялась, уперев мощные руки в необъятные бока, возвышаясь как тираннозавр над распластавшимися от ужаса далёкими предками хомо сапиенс.
Аристофан взвыл и пополз в угол, я увернулся от очередной папки с документами, а дед самоотверженно шагнул к ней:
– Падловна, душа моя, ну выслушай ты хотя бы… Да твою ж мать! Падловна! Ты что творишь-то?! Стол-то зачем ломать?! Да и башка у беса не чугунная чай!
– Убью! – ревела главбухша, размахивая креслом над головой.
Прощай Варя, прощай Кощей-батюшка… Эх и не пожил я вволю-то, ну хоть поцарствовал немного. За тебя, Калымдай, жизнь отдаю, цени, друг.
Я успел мысленно попрощаться со всеми нашими и уже добрался до Иван Палыча, как вдруг в бухгалтерии наступила тишина.
– Ну-ка, ну-ка, – Агриппина Падловна сосредоточенно ворошила какие-то ведомости. – Двадцать червонцев у него оклад… Угу… Да ишо за звание положено…
– За медали и ордена еще можно доплату назначить, – с надеждой пискнул я. – У полковника их много, даже на спине в два ряда висят.
Дед облегченно вздохнул и кивнул мне мол, вылезай, внучек, самое страшное уже позади.
А можно я еще тут немного посижу?
Дверь в бухгалтерию открылась и к нам вошел Гюнтер с подносом, на котором стояли стаканы и бутылка коньяка. Ладно, пусть пока живёт, потом убью. Я откупорил бутылку, а Аристофан, не открывая глаз, повёл в воздухе пяточком и пополз к столу.
– А всё равно не гоже так делать-то, Федька, – проворчала главбухша, когда о минувшем погроме напоминала только здоровенная шишка между рожек беса, да моя щека и лоб, заляпанные чернилами. – Через мою-то голову такие решения принимать.
– Больше не повторится, Агриппина Падловна, хоть убейте, – искренне заверил я. На фиг надо еще раз в такую авантюру влезать. – Мы же как лучше хотели…
– Калымдай – мужик правильный, – заверил Михалыч. – Солидный, степенный, не кобель какой-нить. Будет твоей Тамарке счастье, а тебе – куча внучат.
– Материальную помощь молодой семье организуем, – вставил я. – Сегодня же Указ напишу о повышении роли материнства и ускорении демографического процесса в локальном масштабе.
– Хрен с вами, – вздохнула главбух, – а где же молодые? Почему в ножки мне не кинулись, благословения не попросили?
– На жутко смертельном задании они, Падловна, – пояснил Михалыч, – ажно в самом Китае. Только они еще про женитьбу-то и не знают. А мы вот сватами к тебе заявилися.
– Типа того, – подтвердил Аристофан, стоя на коленях около стола и опрокидывая второй стакан. – Типа, мы – купец, а у тебя – товар… Или как там в натуре правильно, босс?
– Обойдёмся и без этих пережитков прошлого, – заявил я. – Мы – люди деловые, времени на ненужные обряды у нас нет, да и денег тоже. Лучше лишний подарок молодым купим, чем неделю друг к другу пьяными толпами ходить с выкупами и прочими глупостями.
– И то верно, – пробасила грозная кикимора. – Лучше – подарок.
– Не обидим, – подтвердил я. – Свои же, не чужие. Вы бы сами, Агриппина Падловна прикинули, что молодым в хозяйстве надо, да и провели бы по соответствующей статье расходов. Ой, да мне ли вас учить?
– Сделаем, – кивнула главбух. – Не обидим кровинушек наших.
Хана казне.
– Агриппина Падловна, а мы тут в тупике оказались. Вы у нас самая мудрая во дворце, ну посоветуйте, как намекнуть этой парочке о свадьбе?
– Чавой-та намекнуть? – удивилась она. – Обженить их, да и всех делов. Ентот кобель с моей Тамаркой наедине где-то шляется? Вот и дорога ему теперь, либо под венец, либо в чисто поле на расстрел.
– Повесить еще можно в натуре, – внес конструктивное предложение Аристофан.
– Можно и повесить, – одобрительно кивнула кикимора. – Там разберёмси, как возвернутся.
– Никого мы расстреливать и вешать не будем, – категорически заявил я.
– Удавим на фиг, босс? – предложил бес.
– Заткнись и пей, – прошипел я и повернулся к бухгалтерше. – Агриппина Падловна, тогда мы вам и поручим объявить молодым о свадьбе, да? Как самому уважаемому нашему работнику, а к тому же – и ближайшей родственницы невесты.
– Ужо я им объявлю, – кивнула она, а я вдруг сильно посочувствовал Калымдаю. Ладно, он у нас крутой военный спец. Не отобьётся, так убежит. Зря, что ли зарядку каждое утро делает?
