Анатолий Антонович Казьмин
Здравствуй, дедушка Кощей!
Ах эта свадьба, или Ни за что, блин, не женюсь
– Не пойду! – категорически заявил я. – Лучше сразу здесь прибейте.
– Надо, внучек, – вздохнул дед. – Больше-то и некому…
– Вот пусть Калымдай сам и идёт, а я еще пожить хочу немного. Я даже сам ещё не женат!
– Нельзя нашему бравому полковнику идти, мсье Теодор, – терпеливо вздохнула Маша. – Ну, вы же сами понимаете. Убьёт его мадам бухгалтер, а какая же свадьба без жениха?
– А меня пускай убивает, да? Не жалко.
– Не, босс, не убьёт, не переживай в натуре, – замахал лапами Аристофан. – Ты у нас – фартовый, тебя бухгалтерия любит конкретно.
Я отбивался от предложения погибнуть героической и верной смертью уже с час. Подготовка к свадьбе Калымдая и Тамарки шла полным ходом, но процесс остановился на вопросе о масштабности свадьбы. Калымдай просил церемонию провести в минимальном объеме, как можно скромнее мол, быстро оженят их, посидим нашей тёплой компанией в Канцелярии и вперед – выполнять супружеский долг, вот и вся свадьба, да и Тамарка была не против. Я его понимал и поддерживал. Деду лишние хлопоты тоже были ни к чему, Аристофан был согласен на всё, лишь бы потом налили. В натуре. А вот девчонки настаивали на традиционной свадьбе со всеми причитающимися элементами и обрядами. Ну, там, карета, запряженная шестёркой бесов, выкуп невесты, где мне отведена роль жмотливого покупателя, подвенечное платье с Тишкой да Гришкой, несущими шлейф за невестой и непременно одетые во фраки, ну и прочий женский бред. Абсолютно нереальные фантазии, зато красивые и романтические, ах, шарман, блин.
Но и это не было проблемой. Тут как Калымдай по столу кулаком врежет мол, мужик он или не мужик, так оно и будет. Проблемой была Агриппина Падловна, наша дорогая и всеми любимая, чтоб её аудиторы съели. По её скромному, но единственно верному мнению, свадьбу надо было устроить с размахом, масштабом, приближенным к мировому катаклизму. Закатить такой праздник, чтобы все волки и зайцы в лесах от Лысой горы до Лукошкино, передохли от зависти. Чтобы все европейские короли и императоры валялись с инфарктом, а их королевы и императорши, долго пинали бесчувственные тела каблучками, завывая от досады, что упустили такого славного жениха как Калымдай. И финальным актом свадьбы на сто первый день праздника, было бы церемониальное сожжение Лукошкино и прилюдная кастрация Гороха, как дань богам плодородия. И это я не утрирую, не преувеличиваю. Я – преуменьшаю.
А отговорить Агриппину Падловну от этих грандиозных замыслов должен был я, представляете? А я легко представляю: – Здрасте Агриппина Падловна! А я к вам по вопросу проведения тихой маленькой свадебки… Бум! Бах! И могучий голос нашей бухгалтерши: – Следующий!
Нет уж, сами идите отговаривать.
– А я тебе оладиков напеку, внучек. Со сгущенкой!
– На поминки? Сам кушай деда, а я не пойду… Аристофан, хочешь самогону?
– Не пойду, босс, даже не проси в натуре.
– Ну и я не пойду.
Всё, тупик.
– А енто чё такое-то?! – влетела в Канцелярию Елька и запрыгала на месте от возбуждения. – А я Гюнтера сейчас встретила! А он говорит мол, всё говорит! Мол не будет свадьбы! А это как так?! А как же я тогда замуж выйду, поперёд Тамарки?! Давайте свадьбу!
– У-у-у… – тихо взвыл я. Нам еще только этого голосящего кошмара не хватало.
– На-ка, внучка котлету, вмешался Михалыч. – Пожуй, родимая, только не ори тут.
– О! Елька, а давай ты к тётушке сходишь? – оживился я. – Там-то и вопрос пустяшный – надо свадьбу по нашему сценарию провести, а не по бухгалтерскому.
Елька выплюнула откушенный кусок котлеты, аккуратно положила его в центр стола, скрутила нам фигу и смылась. Дисциплинка, однако. Царю в его собственном кабинете фиги крутят, ну что это такое? А может упиться в хлам? И пусть тогда без меня разбираются.
Пораженческое настроение прервал Гюнтер:
– Ваше Величество, Его Величество требуют Ваше Величество на срочную аудиенцию.
– Развели величеств… – раздраженно пробормотал дед. – Вставай, Федька, чего расселся? Давай-давай, Величество, шагай к другому Величеству!
Да с удовольствием. Лучше к Кощею в пасть, чем к Агриппине Падловне в лапы.
Дверь в библиотеку распахнулась, едва мы с дедом подошли к ней. Не-а это не нас тут так встречают. Просто фиолетовый Емельяныч придерживал щупальцем дверь, пока пара скелетов выносила разрубленного на три части монстрика. Вернулся царь-батюшка и сразу в труды и заботы окунулся, неугомонный наш.
– Его Величество… – торжественно начал дворецкий, распахивая дверь в соляную комнату.
– Да ладно, Гюнтер, – перебил его я. – И так всё понятно.
– Протокол, Ваше Величество, – вздохнул он, но посторонился, пропуская нас внутрь.
Царь-батюшка стояли посреди кабинета, с удовлетворением рассматривая лезвие длинного черного меча.
– А Федька! Здорово, Михалыч. Ну, присаживайтесь смутьяны, али сразу на колени падайте чтобы головы вам смахнуть сподручней было.
– И вам не хворать, Ваше Величество, – я подвинул стул поближе к столу и со вздохом опустился на него. – А чего это вдруг мы смутьяны?
– А вот это мы сейчас и выясним, – Кощей обошел стол и уселся в кресло. – И чего, и почему, и как вы вообще до бунта докатились.
– А у нас бунт? – удивился я. – Михалыч? Ты что-нибудь заметил?
– Ну что ты к словам придираешься, внучек? Неуважение царю высказываешь. Сказали тебе – бунт, вот и не противьси. Мало ли какая вожжа царю-батюшке под хвост попала.
– Спасибо, Михалыч, – хмыкнул Кощей. – Что у вас там за свадьба такая, что всю Лысую гору с утра трясёт?
* * *
– Не пойду! – категорически заявил Кощей. – Лучше сразу здесь прибейте.
– Ну, Ваше Величество, – заныл я. – Ну вникните в проблему. Ну а кому еще идти кроме вас? На вас-то она руку не подымет…
– Угу, не подымет… – Кощей почесал лоб. – А чего Калымдай не сходит? Или, вон, Аристофана зашли, а я ему от щедрот наших ведро самогона презентую.
Отвечать необходимости не было – разговор шел по кругу уже час.
– Вурдалачку свою пошли, Федька, – в десятый раз предложил царь-батюшка. – Она же живучая, зараза.
– Не пойдет она, – в десятый раз вздохнул Михалыч. – Самому придётся, Кощеюшка…
– Не пойду.
– Ну, хорошо, – я поднялся. – Давайте втроём пойдём. Решать-то вопрос всё равно надо.
Кощей помолчал немного и тоже поднялся:
– А пойдём. Только рыцарей моих с собой захватим.
Рыцари-зомби, кстати теперь разделились на два отряда: двадцатка охраняла царя-батюшку, а десяток сторожил меня. Чтобы не убежал. Чёрный юмор. Самому смешно. Угу.
А идти никуда и не пришлось. Дверь распахнулась и в кабинет вначале влетел Гюнтер, потом два часовых рыцаря, а вслед за ними уже вплыла с грацией сибирского мамонта, наша незабвенная главбухша.
– Вашество, – кивнула она Кощею, – Федька, Михалыч. – Бухгалтерша развернулась к нам необъятной кормой, склонилась над фон Дракхеном и засюсюкала: – А кто енто у нас такой маленький? А кто енто у нас такой хорошенький? А ну-ка, скотинка, посмотри, что тебе тётя Граппа принесла! – она запустила руку в необъятное декольте и, выудив большую кость, помахала ею над распахнутой пастью змеепингвина: – А ну-ка, животинка, скажи тёте «Гав!»
Фон Дракхен молчал, провожая взглядом летающую над ним кость.
– А кто будет упрямиться, – не отставала он него бухгалтерша, – того тётя сначала по попе отшлёпает, а потом и из ведомости на довольствие вычеркнет. Ну, змеиная твоя мордашка, скажи «Гав!»
– Гав, – покорно пропищал фон Дракхен, не сводя взгляда с косточки.
– Хорошая собачка, – кивнула главбух и, отдав ему кость, развернулась к нам.
Мой выход.
– Агриппина Падловна, это вы?! Не узнал – богатой будете! А я смотрю – дама какая-то жутко симпатичная, да вроде знакомая… А-а-а, понял – вы опять похудели? Действительно, не узнать. Эдак неделька-другая и придётся к вам специального слугу приставить, чтобы объяснял встречным придворным кто вы такая. Разоримся мы на вас, Агриппина Падловна. Но красота того стоит!
Уф-ф-ф… Я мысленно показал Кощею язык. Если что – теперь меня убьют последним.
Главбухша кокетливо опустила маленькие глазки, заулыбалась, но скоро опомнилась и грохнула толстой папкой о стол:
– Вызывал, батюшка? Пошто старую женщину гоняешь через весь дворец?
– Это вы – старая?! – взвился я, но меня перебил Кощей, бросив на меня недовольный взгляд:
– Что ты, Агриппинушка, никто тебя не вызывал, мы вот как раз сами собирались к тебе сходить.
– А мне Машка Федькина сказала, что зовёшь мол, отчёт за время Федькиного царствования предоставить.
Ну, Маша, фиг тебе, а не мешок яблок. Правильно я с ним время тянул, теперь ни за что не отдам!
– А, кстати, – оживился царь-батюшка, – ну-ка расскажи мне, как Федька чуть моё царство по миру не пустил. Как он тут премии себе да дружкам своим выписывал, как денежки мои проматывал без счёта.
– Тебе в цифрах, Вашество или коротко? – бухгалтерша открыла папку и взяла верхний листочек.
– Давай коротко. В цифрах подробно озвучим, когда приговор ему объявлять будем.
– Ну ежели коротко… – Агриппина Падловна прищурилась, разглядывая цифры на листе, – то если приход за время Федькиного правления считать за сто процентов, то расходы составили одну тысячную того же, растудыть его процента.
– Не понял, – вскинул брови Кощей. – А мне тут докладывают, что деньги из казны разлетаются как стая ворон от Горохова перегара.
– Так и есть, батюшка, да только приход в казну идёт неизмеримо больший. И уж ежели совсем честно, – бухгалтерша с осуждением взглянула на Кощея, – куда как больший, чем при твоём правлении, Вашество.
– Вот как? – царь-батюшка опустился в кресло и полез за сигарой. – А как же это он умудрился так… Стоп. Не надо. Оставь бумажки – сам почитаю, проверю, а пока у нас к тебе дело есть важное, дорогая ты наша Агриппина Падловна! Вот Федька как раз тебе всё и расскажет, – злорадно ухмыльнулся Кощей.
Зараза. В очереди для кандидатов на звание невинно убиённых, я переместился на первое место.
– Агриппина Падловна, – я горестно вздохнул, – вопрос у нас возник крайне неприятный. Это по поводу свадьбы в частности и безопасности Его Величества в целом.
– А шо такое? – насторожилась главбухша.
– Ой, да что же вы стоите, Агриппина Падловна, – засуетился я, оглядываясь по сторонам. Стулья выглядели очень хлипкими на фоне глобальной фигуры нашей дамы. – Ваше Величество, вот вам стульчик, пересядьте, пожалуйста. А я ваше кресло пока нашей дорогой Агриппине Падловне отдам, вы же не против?
Кощей скрипнул зубом, но радостно заулыбался, закивал головой и сам подтащил кресло главбухше, а пока она втискивала в него свой зад, украдкой показал мне кулак.
А я что? Я же и ничего, я просто как лучше хочу.
– Ты шо? – главбухша задумчиво посмотрела на меня, – свадьбу отменить задумал?
– Да вы что?! – взвился я, Михалыч закатил глаза, собираясь упасть в обморок, а Кощей от возмущения подпрыгнул, звякнув короной на лысом черепе. – Как вы такое подумать могли?! Свадьбе – быть! Это даже не обсуждается!
– Ладно, – выдохнула бухгалтерша. – Живите пока.
– Агриппина Падловна, – я перекрестился, сплюнул три раза, скрутил фигу, потыкал ей во все стороны, всё это – мысленно, конечно, – дорогая Агриппина Падловна! Я вам честно и без обмана скажу. Такая ситуация сложилась, что никак нам нельзя закатывать пышную свадьбу Калымдаю и вашей Тамарке. Всё, теперь убивайте меня, но я вам как родной всё как есть выложил. Другому кому – такого бы наплёл… Вон и Михалыч подтвердит… А вы для меня – святая. Почти родная мать. Вот я и говорю честно и откровенно: будет громкая свадьба – конец тогда царю нашему батюшке, а потом и нам всем вместе с дворцом и Лысой горой. Почему? Если хотите я расскажу вам, только дела это шпионские, политические и начались они за сто лет до моего появления тут. Да и не суть это. Главное – никак нельзя нам светиться в глазах врагов. Есть, конечно, вариант – перенести свадьбу на лето, а лучше – на осень, но уж очень молодым жизнь ломать не хочется. Они такие счастливые ходят, за ручки держатся, друг с друга глаз не сводят, а мы им вдруг всё и обломаем. Наверное, не стоит свадьбу переносить, как вы думаете, Агриппина Падловна?
Уф-ф-ф… Чего это я тут наплёл? Хотя, если жив пока, значит, всё правильно делаю.
– Свадьбу переносить не будем, – коротко и мощно сказала главбухша.
– Вот и я им говорю, – закивал я, тыча пальцами в Кощея с Михалычем, – нельзя свадьбу переносить и всё тут! Мы лучше лишний подарок молодым оформим, чем такую любовь на корню загубим! Верно же, Агриппина Падловна?
Бухгалтерша угукнула и задумалась, а Кощей с дедом переглянулись и так лаково улыбнулись мне, что я машинально полез в карман, проверить на месте ли Шмат-разум. Нет, дед убивать меня не будет, дедушка у меня хороший, внучека любит. Навешает подзатыльников и всё. И Кощей убивать не будет. Но царскими подзатыльниками я точно не отделаюсь.
– И шо ты, Федька, предлагаешь? – настороженно взглянула главбухша.
– Я? Я – ничего. По мне бы, так закатить пир горой, но нельзя. А вот ответственные товарищи, предлагают провести свадьбу тихую, но очень торжественную и тут я с ними согласен.
– Вашество? – бухгалтерша перевела тяжелый взгляд на Кощея.
– Скромничает Федька, – отечески улыбнулся мне царь-батюшка. – Это, Агриппинушка, всё его рук дело. Сам задумал, сам разработал, доклад предоставил. Мы тут с Михалычем посовещались, побранили его, конечно за самовольство и самодурство, но в целом идею одобрили. А уж окончательно – тебе решать, золотце ты наше.
– Ну, если Федька придумал, – золотце тяжело поднялось с кресла, – так тому и быть. Пока ты, Вашество по тюрягам прохлаждался, Федька тут с умом правил, казне большой прибыток принёс, верю я ему. А свадьба… Жаль, конечно, да ить не в свадьбе дело.
Что и всё? Уговорили? А столько дрожали, дёргались…
Я взглянул на мило мне улыбающихся Кощея с Михалычем и резво вскочил:
– Агриппина Падловна, а позвольте я вам дверь открою? Да и провожу вас. Нет-нет, даже не возражайте – это такая честь для меня! Вот сюда, пожалуйста. Осторожнее, на пингвина не наступите, поскользнётесь еще, не дай боги!
Едва сдержавшись не показать язык царю-батюшке, я выскользнул из кабинета, ухватив под руку нашу главбухшу. Погуляю с часок, а эти два старых садиста к тому времени и успокоятся.
* * *
Дворцовый народ с энтузиазмом принял весть о свадьбе. Только вчера мы уговаривали бухгалтершу устроить скромную свадьбу, а сегодня весь дворец уже трясло как Аристофана после масштабной попойки.
Кухня работала круглосуточно с привлечением помощников из других отделов. Иван Палыч, взмыленный, но гордый, одной рукой выравнивал крем на свадебном торте, другой держал за штанишки трепыхающихся в воздухе Тишку и Гришку, укоризненно выговаривая Михалычу:
– Ну, мон шер Михалыч, сделайте уже милость – избавьте кухню хотя бы на сутки от ваших воспитанников! Едва я начал наносить крем на другую сторону торта, как ваши питомцы слизали крем с этой.
Михалыч смущенно крякнул и погрозил пальцем бесенятам:
– Ужо паразиты вернемси в Канцелярию, будет вам и кремом по заднице и тортом по рогам!
Паразиты обиженно заверещали, знаками показывая, что они только хотели помочь, да и вообще шли мимо по важным хозяйственным делам, а тут их схватили, оклеветали и все кулинарные неудачи решили замаскировать, бесстыдно оболгав маленьких ангелочков.
Иван Палыч возмущенно вручил ангелочков Михалычу и те сразу же залезли ему на плечи и яростно запищали в уши, тыкая пальцами в шеф-повара.
– Дорогой мой мсье Аристофан, – развернулся Иван Палыч к нетерпеливо топчущемуся рядом бесу с большой бутылью мутного самогона, – поверьте мне на слово, что пропитывать торт нужно коньяком или ромом. И добавлять самогон в крем тоже не надо. И в качестве украшения мы вашу бутыль сверху ставить не будем. И вообще, – шеф-повар увидел меня и просиял: – Фёдор Васильевич, ну хоть вы объясните этим добровольным помощникам, что я сам прекрасно справлюсь с подготовкой свадебного стола!
– Достали, Иван Палыч? – посочувствовал я.
– Не то слово, – вздохнул он, откладывая лопаточку для крема. – Стоит только отвернуться, как все эти специалисты тут же начинают вносить изменения в блюда. Вот, ваша мадмуазель Марселина, к примеру, всего полчаса назад была замечена в выковыривании из салата с куропатками этих самых несчастных куропаток. Ей, видите ли, мясо нельзя, а салатика очень хочется, вот она и решила заменить птицу на репу. На репу! Представляете?! А час назад коллеги вашего Аристофана притащили на кухню связанного дворецкого, ну этого славного малого – Гюнтера. Его, оказывается, необходимо поместить в торт, чтобы в разгар пиршества, он выскочил из него на радость жениху, – Иван Палыч наклонился ко мне и спросил шёпотом: – А что, наш бравый мсье Калымдай он тоже того… имеет определенные склонности к мужскому полу?
– Ну что вы, Иван Палыч, – я показал Аристофану кулак. – Это у бесов шутки такие оригинальные. А возможно, они надеялись на то, что вы еще не ставили торт в печь и решили насладиться воплями Гюнтера, запекаемого живьём. Бесы…
Шеф-повар вздохнул, а я развернулся к присутствующим:
– Кухня продолжает работу, а все остальные, не причисленные к кулинарным работникам, сейчас отправляются на чистку сортиров, как потенциальные бездельники. И никаких возражений! На кухне ошиваться у вас время есть, а поработать… Куда же вы, господа?.. Ну, вот Иван Палыч, – я проводил взглядом улепетывающих с кухни креативщиков, – работайте спокойно. А на случай подобных инцидентов, я сейчас пришлю вам пару скелетов с пищалями – будут охранять ваш покой.
– Премного благодарен, Федор Васильевич, – улыбнулся шеф-повар, – однако не спешите уходить. Попробуйте-ка, – он мазнул кусочек хлеба тонким слоем соуса, – очередной вариант вашего майонеза.
– М-м-м?.. – я закинул кусочек в рот и тщательно пережёвывал, стараясь вникнуть во вкус. – О! Иван Палыч, вы – гений! Ура! Наконец-то то, что нужно получилось! Ну, всё, будет у нас настоящий оливье на новогодний стол!
– Отлично, Фёдор Васильевич, я зафиксирую этот рецепт и будем действовать строго по нему.
В коридорах сегодня тоже было оживлённо. В обе стороны сновали придворные, суетливо таща, кто стулья, кто столы, а большинство просто неслось по каким-то особо важным делам. Даже меня пару раз чуть не сбили с ног. Ладно, прощаю. В тронном зале столы уже поставили буквой «П» и сейчас накрывали их скатертью и расставляли лавки. Нарядная ёлка, хоть и не очень подходила к свадебному пиру, но смотрелась торжественно и красиво.
– Батюшка! – будто из-под земли выскочила Елька. – А не гоже так! А плакатик мы повесили, а он таперя не тот! А енто же позор на весь мир, а особливо – на твою голову, кормилец!
Я оглянулся. Ну да, «С Новым годом!» совсем уж не к месту.
– Давай, Елька, рысью, снимай эту надпись и вешай новую. Напиши… Ой, да что угодно, лишь бы по поводу. Ну, там, «Поздравляем молодожёнов» или «Тамарка + Калымдай = сто детей». Давай действуй, короче.
Юная кикимора восторженно взвизгнула, закивала и унеслась, а я, еще раз окинув начальственным взглядом зал, направился к себе в Канцелярию.
В Канцелярии Маша с Олёной тихо хихикали, зарывшись в ворох каких-то ленточек, тряпочек, бантиков и прочих женских кошмаров. Даже знать не хочу, что это такое. Остальных не было, только бесенята возмущенно скакали по моему креслу, требуя мультиков, да Дизель сидел на диване, с любопытством листая журнал «Здоровье» за 1983 год, уж и не знаю каким чудом попавший в мой фургончик. А вот Михалыч, вопреки своему обыкновению, не суетился с чашками-ложками, а мрачно сидел за столом, подперев подбородок двумя кулаками.
– Ты чего, деда? – удивился я. – Блины подгорели?
Михалыч только покосился на меня, вздохнул и не ответил. Это уже серьёзно.
– Дед, да что случилось-то? Опять я чего накосячил и не заметил, а теперь всем разгребать придётся?
– Стал бы я горевать по пустякам, – отмахнулся дед. – К твоим огрехам я уже ить и привык, почитай кажный день за тобой подчищать приходитси.
– Ну, спасибо, – обиделся я. – А чего тогда такой хмурый, будто сейф вскрыть не смог?
– Щаз и ты хмурый будешь, внучек, – пообещал Михалыч. – Ты про подарки молодым не забыл?
– Ой, блин… Забыл, деда. Так не беда, думаю. Сейчас смотаемся в Лукошкино, да подберем что-нибудь.
– Что-нибудь, это ты Кощею-батюшке будешь на день рождения дарить, а полковнику нашему надо особый подарок подыскать.
– Согласен. Тамарке-то мы какую-нибудь безделушку откопаем из тех драгоценностей, что ты в замке фон Дракхена спёр, а вот Калымдаю… А что он любит?
– Воевать он любит. Тамарку любит. Кощеюшку обожает, – начал перечислять дед, загибая пальцы, – выпить и закусить не дурак, коней любить должён, как шамахан по крови…
– Стой, деда! Оружие! Давай ему поищем классный меч или лук какой навороченный?
Михалыч задумался на секунду, а потом просиял:
– Ну, весь в меня! От учу я, учу тебя днями и ночами, а только таперича вижу, что не зря я на тебя всю жизнь свою скорбную потратил!
– Да ладно тебе, деда… Давай одевайся тогда, пошли в Лукошкино.
– Не, внучек, ничего мы там хорошего не найдем. Нам же не абы какая железяка нужна. Нам надоть подарок достать такой, чтобы полковник наш зарыдал от счастья, а все вокруг в обморок попадали от зависти!
– А ты тут же и карманы всем обчистишь, – хихикнул я.
– Да тьфу на тебя, внучек! – отмахнулся дед. – Хотя мыслишь ты в правильном направлении.
– Деда, а где тогда такое оружие прикупить можно? Можно в Японию смотаться быстренько – ихние катаны, говорят, классные. Ты по-японски как, говоришь? А то я не очень.
– С чего бы енто нам подарки вдруг покупать? – удивился Михалыч. – Купить енто любой дурак сможет, а нам надо добыть.
– В смысле – украсть?
– В смысле, внучек, в смысле, – покивал дед. – Уважить полковника надо, расстараться, смекалку проявить, под пулями походить, от сабли вострой увернуться, прямо с плахи сбежать, из петли вывернутьси…
– Деда! Михалыч, ау?! – с трудом прервал я замечтавшегося деда. – Ты, конечно, как знаешь, а меня что-то такие перспективы не радуют. Поехали лучше в Японию или в Индию – там тоже вроде бы классное оружие делают.
– Увлекся, внучек, – смущенно протянул дед. – Но покупать мы ничего не будем! Нет в ентом ни шику европейского, ни удали нашей молодецкой!
– Ох, ну не знаю даже… А что тогда? Давай у Кощея его любимый меч… Ты чего бородой киваешь? Да я же пошутил! Дед, ты чего?! Да Кощей нас в порошок сотрёт, если мы у него меч стащим, а потом тот порошок с табаком смешает и скурит после завтрака!
Михалыч отмахнулся, а потом подмигнул и, наклонившись, зашептал:
– Пошли, Федька в оружейной у царя-батюшки пошарим!
– А у него и оружейная есть? Я только склады с оружием видел… А, ну в принципе должна быть, только я на неё почему-то ни разу не натыкался, даже не слышал про такую.
– А енто потому, внучек, – заговорщицки шептал дед, – что скрыта она ото всех, да защищена от любопытных и просто ворюг всяких.
– Да-а-а… – протянул я опасливо. – А может, ну её? Полезем, а она как шваркнет нас молнией или еще чем-нибудь.
– Не боись, внучек. Первым пойдешь и если тебя прихлопнет, то я уже пройду спокойно, да оружие добуду. Не останется полковник без подарка!
– Спасибо, дедушка, я тебя тоже люблю.
Должен сразу вам пояснить немного о местной морали и нравах. Украсть у царя – преступление, конечно. Но только в том случае, если поймают. А вот если не поймают, то уважение вам обеспечено. Фарт такой воровской, понимаете? Та самая удаль молодецкая. Причем, у своих красть нельзя. У короны – можно. Государственное, значит ничьё, то есть – общее. Знакомо, да? Так что, не связанные никакими морально-этическими запретами, мы с Михалычем пошли на дело.
– Деда, может не надо?
Мы стояли в тёмном закутке перед низенькой, массивной железной дверью. Добираться в этот потаённый уголок дворца, пришлось более получаса. Я бы сам ни за что не нашёл эту оружейную. Спасибо деду – он как гончая, принюхиваясь, прислушиваясь, а иногда и постукивая большим гвоздём по стенам, уверенно вёл меня к цели.
– Надо, Федя, надо, – хихикнул Михалыч.
Я по глупости показал как-то своим «Приключения Шурика» и теперь дед только и поджидал момента, чтобы с удовольствием процитировать это «надо, Федя», бр-р-р…
– Сейчас какой-нибудь проводок заденем и как взвоет сигнализация! – продолжал тихо паниковать я. – Кощей же прибьёт и на ордена наши, кровью и потом заработанные не посмотрит!
– А мы не будем ничего задевать, внучек, – сосредоточенно протянул дед, нагнувшись разглядывая замок. – Ага, знакомая конструкция. Давненько я такие не видел… Енто, внучек, сработал известный мастер, Поликарп Евстигнеевич, по прозванию Кувалда… – дед закопошился в своём кошеле, доставая какие-то хитрые железочки, крючки, отмычки. – Знатный мастер был. Ентому замку, Федь, ажно полторы тыщи лет, а посмотри – как новенький.
– Так давно? Надо же…
– Нам про Кувалду ишо в академии рассказывали, а с его работой я только лет через двадцать впервые столкнулси после выпуска, – дед присел на корточки и принялся ковырять замочную скважину своими железяками. – Талантливый мастер, ничего сказать не могу, – дед замер на секунду, потом поднатужился и замок громко щелкнул, – да только на любой хитрый замок, другой талант найдётси!
– Ну, деда, – я в восхищении развел руки в стороны, – даже слов подобрать от восторга не могу.
– Потом подберешь, внучек. Запишешь и мне отдашь в двух екземплярах… Пошли што ли?
Михалыч легонько толкнул дверь и та, тихо скрипнув, открылась на пару сантиметров, а я зажмурился – сейчас ка-а-ак долбанёт чем-нибудь! Не долбануло. Но защита сработала: дед, довольно улыбаясь, распахнул дверь и сделал шаг внутрь и тут же с дверного проёма в него метнулись зеленые светящиеся щупальца, оплели деда как домашнюю колбасу и приподняли над полом.
– Мать! – сказал дед.
– Мать! – согласился я с ужасом смотря на раскачивающегося на зеленых нитях деда.
– Чего смотришь, Федька?! – прохрипел дед. – Ныряй мимо ентих зеленых гадов внутрь!
– Чего-то не хочется, деда. А оно и меня схватит и будем мы тут вдвоём болтаться, как мухи в паутине. Я лучше к Кощею сбегаю, повинюсь, он тебя и освободит.
– Федька! Ныряй, кому говорю! Двоих ента зараза не удержит! Ныряй давай, пока оно меня пережёвывает!
– Оно тебя ест?! – взвизгнул я, оглядываясь в поисках чего-нибудь тяжелого. Да хоть вообще чего-нибудь. В отличие от обычного бардака в коридорах, в этом закутке не было ничего, кроме пыли.
– Да енто я к слову, внучек, не пугайси, – хмыкнул дед. – Давай, внучек, пролезай между веревками внутрь.
– Уф-ф-ф… Шуточки у тебя, – я присмотрел место, где щупальца находились наиболее далеко друг от друга, нагнулся и осторожно полез, перешагивая через отдельные отростки, стараясь не задеть ни один. Всё это сильно напоминало лазерную сигнализацию, ну, знаете, все эти пересекающиеся лазерные лучики, через которые надо пробраться, не тронув ни одного.
– Ты, внучек, будто Скайуокер по Звезде Смерти крадёшьси, – хмыкнул надо мной дед, – лезь, не бойся, оно не кусается.
– Да? – протянул я с сомнением и осторожно коснулся пальцем одного щупальца. И правда, не кусается и даже током не шибануло. Упругое и теплое. Ну, ладно, я брезгливо вытер палец о майку и уже более смело полез внутрь.
В оружейной было сыро, прохладно и совершенно темно. А где все эти факелы и горелки на треногах, которые обязательно присутствуют в вечно работающем состоянии по стенам и углам в любом порядочном подземелье или гробнице? Да уж, не Голливуд, недодумал тут царь-батюшка, антуража не хватает. Я включил фонарик на кольце и ахнул. Помещение было небольшим, ну так, комната десять на десять, но вся завалена грудами самого разнообразного оружия. Из большой кучи прямо передо мной высовывались рукояти мечей, сабель, торчали копья, высовывались изгибы луков. И таких куч было несколько, да и просто на полу совершенно бессистемно валялись всякие интересные штучки. На стенах оружие висело уже в более приличном виде, похожее на экспонаты музея. Глаза просто разбегались от этого изобилия.
Ухватив двумя руками рукоять меча, торчащего из кучи, я потянул его на себя. Здоровенный-то какой! И тяжелый.
– Попалось, чудище заморское?! – зловеще протянул я, замахиваясь мечом над головой.
Ну, попытался замахнуться, если честно. Выше пояса приподнять эту рельсу я не смог и с сожалением выпустил меч из рук и он, ехидно звякнув, рухнул обратно на гору оружия.
– О, а вот это мой размерчик! – я заметил висящую на стене шпагу. Натуральная такая, а-ля три мушкетера. Длинная, с рукоятью, защищенной округлой гардой, переплетенной металлическими пластинками.
– Господа, гвардейцы! – я как мог скопировал мушкетерскую стойку. – Я имею честь атаковать вас. Защищайтесь, канальи!
– Наигралси, внучек? – отрезвил меня голос деда.
– А? О, пардон, деда, увлёкся. Классная шпага, дед! Давай тоже возьмем? Я на ковер в Канцелярии повешу.
– Конечно, внучек. Пущай повесит до первого захода к нам Кощеюшки. А потом и ты рядом с ней висеть будешь.
– Вот всегда ты так, дед. Все мечты как партизаны поезда под откос пускаешь.
– Феденька, – ласково протянул Михалыч, – ты ежели нарезвилси, то поищи, паршивец около двери рычажок какой! Сколько мне еще тут висеть из-за тебя паразита?!
Я виновато повесил шпагу на место и направил луч фонарика на стену около двери:
– Тут никакого рычажка… А с этой стороны… Ого, ничего себе рычажок! Да это – рубильник какой-то на атомной электростанции!
– Вот и дёргай его, внучек, – проворчал дед, покачиваясь на щупальцах. – Сколько же можно над старыми людями издеватьси?
Ага, «дёргай». А если он не дёргается? А если я не Илья Муромец и даже не Алеша Попович? Пришлось подобрать боевой молот, точнее – молоток, и лупить им по рычагу, пока он не начал поддаваться и по сантиметру опускаться вниз.
– Уф-ф-ф… – сказал дед падая с полуметровой высоты, когда щупальца внезапно втянулись в косяк двери.
– А-а-а!!! – сказал я, устало роняя молоток прямо себе на кроссовок.
– Вот и славно, внучек, – подытожил операцию спасения дед. – Давай быстренько ищем подарок и пора дёру отсюдова давать. Мало ли какие тут ишо защитные ловушки. Может у Кощеюшки уже в башке колокольчик тренькает мол, грабят тебя, батюшка, высылай срочно рыцарей-зомби, порубить на кусочки воров удалых.
Тяжелые мечи, щиты, копья и булавы мы отвергли сразу. С луками, после недолгого спора, тоже не стали заморачиваться – мы оба особо в них не разбирались, а наобум выбрать дешёвку китайского производства не хотелось. В конце концов, Михалыч выудил из дальней кучи изогнутую саблю в ножнах. Рукоять, как и ножны, были отделаны драгоценными камнями, только не аляповато на показ, а строго так, солидно и в целом очень богато. Дед вытащил сверкнувший в луче фонарика клинок и лихо завертел им над головой. Лезвие со свистом разрезало воздух, дед задорно скалился, а я, хихикая, отступил на пару шагов:
