– Удивлена? – Продолжила она, пристально вглядываясь в мое лицо. Вот теперь я узнала, что у них как минимум одна общая черта – пытаться читать меня как открытую книгу, и ведь получается же. Вероятно, Артур этому набрался именно от нее.
– Н-наверное. Я не знаю всех подводных камней.
Она махнула рукой: – У нас всякие разные учатся, каждый краше другого. Почти все людей ненавидят. Вот и идут по этой профессии.
Я хмыкнула: – У меня есть такой одноклассник. Думаю, ему путь заказан к вам.
– Главное чтобы Артурка туда не совался. Нечего ему там делать. Да и тут, если честно тоже. Ему тут нравится. Да, сама удивлена. Знаешь, он тут первое лето проводит. Брат, когда его сюда запихнул, надеялся, что тот научится смирению, а ему хоть бы хны.
Смирению? Неужели он и среди родных бывает язвительным?
– Значит, не Артур должен учиться, а…
Я застопорилась, понимая, что говорю что-то неуместное.
– … А отцу? – Продолжила Марина мою мысль, не скрывая широкой улыбки. – Ты знаешь, да. Ты права. Да и маме и бабушке тоже, на худой конец. Кому угодно, только не ему. Сама бы у него поучилась, да только уроков пока не дает.
Она говорила с игривой интонацией, поэтому напряжение между нами постепенно спадало. Я даже улыбнулась уголком рта, дабы она поняла, что я оценила ее шутку.
– Ты хочешь узнать, не нанесу ли я ему вред? – Я решила спросить это в лоб. Хуже не будет.
– И это тоже. Знаешь, вы похожи. Оба понимаете больше, чем говорите. Впрочем, ты и не сможешь причинить ему никакого вреда.
– Он слишком взрослый для этого.
Она раскрыла глаза в удивлении: – Вот как…
– Я… что-то не то сказала?
Она застопорилась, но не переставала бродить глазами по мне. Не так как «Мышка». Та делала это специально, от презрения. Марина же была легка на подъем, как и ее племянник.
– Нет, просто поняла чуть больше, чем ожидала.
Я не стала расспрашивать, о чем конкретно идет речь. Не уверена, что хочу знать ответ на этот вопрос.
– Что ж, с этой частью мы разобрались. Дружите, препятствовать вам и не думала. – Будто с моих плеч упал груз, настолько сейчас все стало легко. – Меня другое интересует. Он попросил меня поговорить с тобой. Если захочешь, конечно.
Я тяжело вздохнула: – Да, конечно…
– Я тебя могу выслушать. Не как друг друга, конечно. С профессиональной точки зрения. Ну, знаешь, я могу с тобой поговорить, а ты мне потом с исследованиями поможешь. – Я вопросительно прищурила глаза. – Не обращай внимания. Учебное. У нас много всякой писанины.
Я пожала плечами. Мне, в общем-то, уже все равно, здесь и так все про всех знают. Рано или поздно мама узнает об Артуре, никаких сомнений, но вот вбить ей в голову, что она слишком строга ко мне – задача непосильная.
– Я не уверена, что могу рассказать об этом.
– Это останется только между нами. Даже Артур не будет знать об этом. Даю слово.
– Нет, я… я доверяю тебе… почему-то… – Та сдержала смех, мне этот жест не понравился, но не подала виду. Я продолжила: – Я не уверена, что ты можешь понять меня.
Она пожала плечами. – Могу и не понять, а может, и могу понять. Хочешь шутку про лампочку?
– А?
– Сколько нужно психологов чтобы поменять лампочку?
В моей голове сквозило от непонимания ситуации. Какая шутка, к чему это… Она мне язык заговаривает?
– Я… не знаю.
– Один! Если лампочка готова поменяться.
Я стояла в недоумении, а она залилась таким же раскатистым хохотом, каким подбадривал меня Артур.
– Даже если лампочку усиленно опекает другая лампочка?
– Эта лампочка побольше?
– Эта лампочка – ее мать
– Хм… – Мы сделали паузу, пока Марина что-то обдумывала. – Ты пыталась поговорить с ней об этом?
– С ней невозможно разговаривать. Если она и слушает, то точно не слышит. Я как Дон Кихот, который пытается атаковать ветряную мельницу, воображая ее драконом. Что толку драться с тем, кто стоит на месте и просто перемалывает зерно. Я ей слово – она мне два в ответ.
– Какова ее мотивация?
– Если б я знала. Иногда мне кажется, что ей просто приятно держать меня на коротком поводке. Просто ей нравится быть строгой как со мной, так и с другими.
– Она понимает, что вставляет тебе палки в колеса?
– Абсолютно точно – нет. Я думаю, она не знает, что своими наставлениями причиняет мне боль.
– Почему ты думаешь, что она не знает?
И тут я оступилась. Я хотела что-то сказать, но поздно поняла, что ответить-то мне и нечего. Потому стояла в нерешительности, открыв рот. Мои руки невольно задрожали. Довольно долгое время я считала свою мать «слепой и глухой» по отношению ко всем.
– Думала, – спустя некоторое время решилась я: – … теперь, не уверена в этом.
Она учтиво кивнула.
– Она никогда не спрашивала тебя, ну, например: «Доченька, а почему ты со мной не разговариваешь?» Или: «Что у тебя произошло?» Вообще как-нибудь реагирует на твое самочувствие?
Я отрицательно покачала головой.
Ей никогда не было интересно мое состояние. Бывало, я болела, она приносила мне таблетки. Иногда, я показывала ей связанные вещи, она просто одобрительно кивала. Когда я приходила со школы в слезах, ее единственной реакцией было: «Не реви, без тебя тошно». Ей было важно одно: я должна быть у нее на виду и делать то, что она прикажет.
– Как думаешь, ты достаточно хороша для нее?
Мое сердце замерло от этого вопроса: – Ч… Что?
– Ты – не то, чего она ожидает, не так ли? Ты недостаточно удобная дочь? Ты уже не маленькая девочка, и тебя теперь не воспитаешь под себя. Да и возраст какой, пора с мальчиками гулять. Какой тут контроль? Того и глядишь, не те мысли тебе внушат. Она-то женщина взрослая, мудрая, многое повидала. Ты – молодая, цветущая. Ты уверена, что не знаешь ее мотивации?
На глазах выступили слезы, но я их быстро смахнула. Тело предательски тряслось.
– Достаточно…
Она глубоко вздохнула.
– Извини, я сильно разошлась, да?
– Нет… – Я кое-как, сквозь беспокойство, сумела выдавить из себя слова. – Все верно…
– Слушай, я все-таки не профессионал. Да и мне стыдно, что я довела тебя до этого, так что…
– Ты довела меня до правильных мыслей. – Твердо сказала я.
– Хорошо… знаешь, мой парень вечно говорит мне, что я заносчивая. Думаю, в каком-то смысле он прав. – Она еще раз кивнула. – Если захочешь еще поговорить – кликни в звонок. Моя маман строгая, но я объясню, что ты моя клиентка. Да и Артурка будет рад.
Я покивала.
– Спасибо. Я должна подумать над сказанным. И кстати… – Сказала я, когда мы уже попрощались: – Артур не любит, когда его называют ласковыми прозвищами.
Она в ответ фыркнула, подавив смешок, будто я сказала какую-то ересь.
***
Мамы дома не было.
Весь вечер я провела в комнате, дабы не показываться ей на глаза, нужно было многое обдумать.
Она не заходила ко мне. Значит, о произошедшем никто так и не узнал. Тем лучше, пусть думает, что я наказываю саму себя. Будучи ребенком, мне доводилось часто прибегать к подобному самобичеванию, заперевшись в четырех стенах. Она умилялась с этого. Иногда даже хвалилась своим сестрам, мол, смотрите какая молодец, поняла, что не права, а ведь это я ее так воспитала. Я выросла, но до сих пор знаю, где мое (по ее мнению) место.
Я не то, что она хочет видеть во мне.
Она не строгий родитель.
Она… просто видит во мне конкурента.
Все просто.
«Держи друзей близко, врагов своих – еще ближе». Так когда-то она говорила своим сестрам, а затем, как по наследству, эти слова перешли ко мне. Контроль, удобство и оправдание ожиданий – вот что делает меня ее дочерью. Я – ее главный враг.
Я очнулась от раздумий, услышав стук в дверь.
– Риночка, к тебе папа приехал.
Раньше бабушка никогда не стучалась в мою комнату. Даже не знаю чему удивляться в первую очередь, то ли появлению папы, то ли сближения с бабушкой.
***
Он стоял около машины и курил. Папа никогда не курил при мне. Рассказывал, что бросил это дело еще до моего рождения.
– Ринушка…
«О, что-то новое» – подумала я. Да, так меня еще не называли. Даже ругаться по этому поводу не хочется.
– Поехали в город? – Продолжил он.
– Сейчас? Зачем?
Он нервно докурил сигарету и потушил о соседний забор. От этого вида у меня даже прихватило сердце.
– Прогуляемся.
– Я не хочу гулять, пап.
Он смотрел мне прямо в глаза, задаваясь немым вопросом. На миг мне показалось, что у него выступили слезы. «А мешки все больше и больше».
– Жаль. – Сказал он, не скрывая нотки досады в своем голосе. – Я хотел тебя в музей позвать. Или если тебе это не интересно, мы можем в кино сходить.
– Я вчера была в кино.
Папа снова посмотрел на меня.
– Вчера? В городе?
– В городе.
– С кем ты…
– С другом, пап.
Я не хотела представлять себя льдинкой, это вышло не специально.
Я сразу заметила, что у него и в горле пересохло, и холодный пот выступил на лбу. Что-то было в нем такое… как бы это цинично не было сказано – жалкое. Но жалеть его не хотелось. Сочувствия тоже не было. Не знаю, что это было за чувство. Не быть он моим отцом – мне были бы безразличны его потуги.
– Тот мальчик, да?
– Не тот. – Отрезала я.
– А кто?
Я тяжело вздохнула. Нет, если дядя Алик меня не понял, то и папа тоже.
– Один очень хороший человек, ты его не знаешь. – Протараторила я сразу же и перескакнула на другую тему, дабы не заострять внимания на ранее сказанном. – Ты вообще в курсе, что тебя дядя Алик ищет? Места себе не находит. Говорит, беспокоится за тебя, а ты ему не отвечаешь. И я, знаешь ли, за тебя боюсь. Что с тобой происходит?
Он отшатнулся от моих нападков.
– Я… я много работал. Мне жаль, что я…
– Не надо извиняться. Пап, если тебе плохо, ты можешь просто рассказать мне.
Надвигался неприятный ветер. Ему не удалось выкурить еще одну сигарету. Я стояла и смотрела на эти попытки, не скрывая измученного вида.
– Ты тоже думаешь, что я ребенок? – Спросила я от досады.
Папа глядел на меня так, словно не понял вопроса, что, конечно, было не так.
– Ринушка, я за тебя тоже беспокоюсь…
Я резко закивала, что было сил, и, отвернувшись, зашагала домой.
– Рина! – послышалось позади. – Ты не должна отвечать за мои ошибки!
Я не могла оторвать от него взгляда. Было так странно слышать это от него. Во мне копилась и злоба и снисхождение. Два противоположных чувства боролись во мне, но не находили отклика в сердце. Лицо же по привычке не выдавало ни единой эмоции.
– Тогда почему ты не заходишь в дом?
Ответа не было.
Я ушла восвояси.
На следующее утро я решила пойти в гости и к Артуру и к Марине, так сказать, совместить приятное с полезным.
Всю ночь я беспокойно ворочалась в кровати. Столько снов приснилось: и болото, и пруд, который снова стал грязным. Дорога, на которой больше не было досок. Забор, та бабушка, опушка. Толпа детей, что следовала за Артуром, но не за мной. Мать, которая кричала на меня за то, что наш отец ушел. Даже «Мышка» приснилась. Она на меня тоже кричала потому что и от нее ушел папа, по той же причине. Школа снилась, взгляды одноклассников, устремленные на меня. Боря с Алисой, что считали меня ниже своего достоинства. Надменный взгляд Ирины Владимировны, обещающий оставить меня на второй год, просто потому что я ей не нравлюсь. «Хохотушка», у которой завяли все цветы и испортились все карточки. Я была причиной всемирного потопа. Виной всего сущего. Везде я, меня во всех этих жизнях и эпизодах было слишком много.
Надо ли говорить о том, насколько выжатой я себя чувствовала.
Я вышла из дома, стараясь не скрипеть досками. С мамой видеться я не намерена.
Кивнув бабушке, я закрыла скрипучую калитку.
– Ринка! – Услышала я, стоило лишь сделать несколько шагов по дороге.
Я закатила глаза. Вот только Бори мне сейчас и не хватало.
– Привет, Борь. – Переборов свою нервозность, сказала я, морально приготовившись к длинному диалогу, в котором не будет ни крупицы здравого смысла.
– Давно тебя не видел. Ты, оказывается, с кем-то гуляешь, да?
– И? – Я не стала спрашивать откуда он знает. Кто-то из местных, скорее всего, донес. Не удивительно.
– Просто спрашиваю.
«Ой, не просто ты спрашиваешь, не просто» – подумала я.
– Борь, если тебе что-то нужно, не ходи вокруг да около.
– Опять злая?
Я шумно втянула воздух: – Мне некогда, Борь. Пока.
– Подожди, давай погуляем.
– Не хочу.
– В жизни не поверю, что ты не хочешь гулять. – Надменным тоном он выкрикнул мне вслед: – Ты сейчас что, по-твоему, делаешь?
– Да, ты прав, – не без сарказма ответила я, но, похоже, он этого не понял: – гуляю. И гуляю я без тебя. Знаешь почему? – Тот вскинул голову, словно щит от удара мечом. – Потому что я не хочу с тобой гулять, Борь. Оставь меня в покое.
Сделав еще пару шагов, я услышала позади: – А твоя мама знает, с кем ты гуляешь?
Меня передернуло: – Что!?
– Значит, не знает.
Он высказал это с напускной насмешкой. Ему смешно не было. Это просто защита. Боря просто сам по себе такой. У него будто своих эмоций, как и мыслей, просто нет. Все что в нем есть – это перенятое от кого-то.
– Тебе-то что?
– Да вот думаю, что она скажет, когда узнает, что ты с малолетками по болотам шаришься.
Вот сейчас действительно стало не до шуток. Моя голова стала такой «тяжелой», будто в нее свинца налили. Мне даже не интересно, от жителей он узнал или сам как-то проследил. Может, то чувство наблюдения за мной не было выдумкой? Тогда, это объясняет тот случай с деревянными ящиками. Как же мне хотелось ему втащить. Однако я решила быть жесткой до конца, иначе, это никогда не кончится.
– Тебя это никак не касается.
– Меня нет, а вот врать маме – нехорошо.
– Так просвети ее. И справедливость восстановишь, и интерес свой удовлетворишь. Двух зайцев одним выстрелом. Какой молодец, не правда ли? Хорошо, наверное, быть примерным сыном в своей семье, а? Какая жалость, что я не такая. Вот придешь, расскажешь. Моя мать тебя точно по головке погладит, ты же такой замечательный и поступаешь всегда по совести. Своим родителям ты явно все рассказываешь и никогда не врешь. Еще, небось, и посудку не забываешь за собой мыть. Ну, давай же, иди. Чего же ты ждешь?
Он не выразил ни единой эмоции: – К чему этот фарс?
– Да к тому, что ты надоел. Валяй и делай что хочешь. Нравится унижать меня? Пожалуйста. Ты же знаешь, я – идеальная подушка для битья. Тебя другие одноклассники ни во что не ставят, хоть и лицемерно считают тебя приятным и умным. Вот только не сближаются с тобой, видимо понимают, что от тебя только подвоха стоит ожидать, а не чего-то большего. У тебя нет друзей, твои великие мысли никто не слушает. Я тебя слушаю, хоть и через силу, и то – потому что я такой же одинокий идиот, как и ты. Только мою добродетель ты не ценишь. Очень зря, при твоем-то положении дел. Я не хочу иметь ничего общего с теми, кто пользуется мной и ничего не отдает взамен. Пока, Борь. И не забудь все матери рассказать.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я уже бежала что было сил.
***
– Знаешь, а ведь у меня папа объявился.
– Ох, вот как… – Растерянно сказал Артур, почесав затылок: – То есть, это конечно хорошо, но получается – мы зря волновались?
– Как сказать… Не зря. Ты бы знал, как плохо он выглядел. Честно, врагу не пожелала бы.
Тот вздохнул: – Могу понять причину. – Тут же он стал беспокойным: – А вы с Мариной поговорили?
– Ага.
– Все в порядке?
– А вы с ней об этом не говорили?
Артур округлил глаза.
– Ты что, нельзя же. Ну… Врачебная тайна, все дела.
– Ох, да точно. Извини.
Я не на шутку удивилась такой добросовестности. Люди нечасто держат слово. Я бы даже сказала, для некоторых обещания – совсем ничего не значат.
– Да, все в порядке. – Продолжила я: – Знаешь, похоже, в моей ситуации даже кое-что прояснилось.
– Надеюсь, в хорошем направлении?
– Ну, не в плохом – это точно. Вы – чудесные, оба.
Он покраснел.
– Да что ты. Это же… это просто… человеческое отношение?
– Может быть. А может и не просто.
Тот покраснел еще гуще.
– Извини, я тебя домой не приглашу. Кх… Опять. Бабушка сегодня не в духе и наказала мне прийти пораньше, а Марина куда-то ушла.
Я пожала плечами: – Не страшно. Мы можем просто погулять.
Правда, это было несколько опрометчиво. Я совсем забыла про Борю, а где он, там и мать. Он рассказал ей все. Даже не сомневаюсь в этом. Правда, я не уверена, что та к нему будет расположена, но выслушает точно. От этих неприятных мыслей проходило нервное покалывание по кончикам пальцев. Чувствую, скоро настанет ее последняя капля.
Мы обошли позади стоящие дома. Недотрога еще не поспела, и потому идти до пруда смысла не было.
По дороге нам попадалась все те же знакомая шпана. Они здоровались с нами, смеялись, кое-кто помладше и наглее вовсе пытался запрыгнуть на спину Артура. Они были для него как что-то близкое и далекое одновременно, как и он для них. Не друзья, но и не посторонние. Словно дальний родственник, которого они так ждали, и вот он – приехал. Получается, я была единственным человеком, с которым он мог просто пройтись по окрестности, не ощущая социального одиночества.
Пока мы шли, дети отдалялись, а я нехотя объясняла все произошедшее, но Артур учтиво воспринимал все это, словно стандартную ситуацию.
– Может, зайдем в магазин?
Я поморщилась, от того воспоминания.
– Боюсь, это не самая лучшая идея…
Вот как ему откажешь?
Как и ожидалось, за прилавком мармеладок не оказалось, но меня, в отличие от Артура, это не расстраивало.
Продавщица смотрела на меня, как на отброс общества. Еще бы, копаться в мусоре. Будто мне было приятно… Но с другой стороны, почему нельзя хотя бы раз в жизни переступить через себя, чтобы больше не вступать на еще более неприятное болото? Только вот, боюсь, этого ей не объяснить.
Я отворачивалась от ее взгляда как могла, но та испепеляла еще больше. Когда Артур задал вопрос, она отказала в услуге с таким видом, будто тот просит что-то запрещенное. Она, конечно с «Мышкой» не сравнится, но приятного в ней было также – ровно ничего. Такого тона по отношению к Артуру я терпеть не могла.
– Почему вы так с нами разговариваете?
– Что? – С преувеличенной брезгливостью прошипела она, не забыв одарить меня оценочным взглядом с головы до пят.
О да, в ее глазах я была тем еще мусором, но это не мешало мне установить контакт глазами. Я решила так: раз я для нее никто, то и она для меня должна стать никем. Я не смогу быть удобной всем, особенно для постороннего человека.
– Вы прекрасно слышали, почему вы не можете быть повежливее?
– Деточка, я тебе не подружка, чтобы так со мной разговаривать! Покинь помещение!
– Нет, не покину. – Я старалась принять уставший вид. Она не должна узнать, что меня задевают эти слова. – Вы повели себя некрасиво. Это из-за ящиков? Вы должны были хотя бы спросить, для чего они понадобились, прежде чем делать поспешные выводы. Вот спросите: Зачем они нам?
Та округлила глаза, и шумно втянула воздух. Артур стоял в стороне с вопросительным видом. Я на секунду посмотрела в его сторону. Одобрительно кивнув, я сделала жест рукой, словно все в порядке.
– Хорошо, раз так, то сама отвечу. Мы этими деревяшками перекрыли дорогу к пруду. Там земля сырая и неприятная, люди туда купаться не ходят. Теперь вот сезон открыт. Не верите? Взгляните сами. Они стояли в мусоре без дела, а теперь у них появилась вторая жизнь. И кстати, дайте все-таки пару пачек, ни в жизни не поверю, что у вас их нет.
Та покраснела от злости, но быстро остыла. Сказать что-либо так и не решилась, ну, кроме как: – Полтинник. – И достала из-за прилавка две пачки.
Когда мы вышли из магазина, я с облегчением выдохнула. Колени дрожали так, что стоять не было сил, и я села на ступени.
– Вот это ты ее уделала.
– У меня был хороший учитель. – Кое-как сказала я. Уверенности мне это не придало. Слова трудно выходили у меня, а живот скручивало в бараний рог. Однако я начала понимать, как можно постоять за себя, не подвергаясь насилию.
Даже диплодок и тираннозавр меня уже не расстраивали. В каком-то смысле я была довольна собой.
***
Мама сидела на кухне и пила чай. Я зажмурила глаза. «Сейчас точно что-то будет» – я знала это, от разговора не уйти.
– Подойди-ка сюда. – Холодно сказала она.
Сердце опустилось в пятки, дыхание стало прерывистым.
Я столько раз вступала в подобный разговор, но каждый раз был словно впервые. Все та же пугающая неизвестность, все то же нервное истощение. Она никогда не поднимала на меня руку. Никогда. Хотя, признаться честно, лучше б ремнем порола, от этого не так больно.
– Ко мне тут одноклассник твой заходил, говорил, что вчера папа приезжал…
«Прекрасно» – подумала я, – «Он следит за мной». Оно и было понятно, но что б настолько…
– Приезжал и приезжал, какая…
– Риночка, он не вернется домой.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь. Ничего ты не знаешь. Ты его не вернешь.
Я закатила глаза: – Я не пытаюсь его вернуть.
– Не пытаешься?! Это ты называешь – не пытаешься?! Сколько можно врать! Ты вечно врешь! С кем ты гуляешь? С кем? Кого ты пытаешься отцом заменить?
Я бросала испепеляющий взгляд на нее, словно та – пустое место. Такой резкий переход даже для меня был неожиданностью. Так я поняла, что она сделала какие-то свои выводы из головы и ориентируется лишь на них. Моя мама, как и большинство тех людей, которые с наукой знакомы лишь поверхностно, считала себя тем еще психологом, а потому всегда правой. Может, она как Марина, тоже просто ненавидит людей?
На нее смотреть я уже не могла. Я знаю, что это не сработает.
– Я гуляю с мальчиком.
Она медленно присела на стул.
– С каким еще мальчиком? – Вполголоса спросила она, не отводя от меня взгляда. – Рина, я тебя спрашиваю, какой еще мальчик?!
На моих глазах выступили слезы. Я не смогу ей соврать. Даже если очень захочу – не смогу. Мы оба знаем это.
Я собрала волю в кулак и решительно произнесла: – Хороший, мам. Тебе не понять.
Я видела эту испарину, проступившую на ее лице, этот взгляд, полный убийственного шока. Мама, как и та яркая женщина, не могла произнести ни слова.
Мне оставалось дождаться хоть какой-то ее реакции, но ее не следовало. Это даже пугало. Что происходит в голове этого человека? Загадка. Но мне ее никогда не разгадать.
Она нервно обходила глазами из стороны в сторону, что-то обдумывая, но я ответа не услышала. Я встала из-за стола и ушла в свою комнату. Никакие слова в мою спину не произносились. Наверное, я шокировала ее таким признанием.
***
На следующее утро мамы не было дома. Погода стояла ясная, солнечная, ничто не предвещало резких перепадов температур. На душе было как-то странно легко. Я давно не просыпалась без тревожности.
Бабушка что-то пекла на кухне. Мы пожелали друг другу доброго утра. Теперь она всегда улыбалась мне.
От такой теплой атмосферы не хотелось так просто уходить, и я села за стол.
– Бабуль, можно, к нам сегодня снова Артур придет?
Та посмеялась: – Конечно, можно.
***
По дороге к «Залеску» я увидела все тот же знакомый темный силуэт. Марина помахала мне рукой и потушила сигарету.
– Я бы и не подумала, что ты куришь. – Сама не зная зачем, сказала я.
– Во мне много секретов. Ну, как твое самочувствие.
– Сегодня было хорошо, вчера было плохо.
– Подозреваю, был разговор?
– Был, но начала его не я. Да и разговором это не назовешь. Так… Затишье перед бурей.
Она внимательно вникала в каждое мое слово. Я рассказывала все это, сама удивляясь своей же смелости. Никогда бы не подумала, что я буду доверять такое постороннему человеку.
Я снова подумала об Алисе. Интересно, если бы мы дружили и по сей день, я смогла пообщаться с ней также? Стала бы она меня выслушивать? Правда, следом пришла и другая мысль: А дружили ли мы вообще?
В конце дороги я мельком заметила ее компанию, во главе которой был тот темноволосый осьминог. Некоторых из них я также видела за гаражом. Они громко смеялись, что-то пили из пакета. Одним словом, хорошо проводили время. Никто не обратил бы на них внимание, если бы не их вызывающее поведение. Благо, до нас с Мариной им не было никакого дела.
Да, они создавали в округе много шума, но смущало меня что-то другое.
– Значит, – продолжила она: – так и сказала? Я смотрю, ты тоже полна сюрпризов.
Я пожала плечами.
– У меня не было другого выбора.
– Я думаю, ты просто снова не оправдала ее ожиданий. Она думала, что плотно вбила тебе в голову свое «проклятие», а ты пошла наперекор. Ты не дала тех плодов, что она сеяла. Теперь она изобретает новую стратегию, а тебе придется и это пресечь. Что думаешь?
– Даже не знаю. Время покажет. Вообще, я шла за Артуром. Единственное, что я сейчас хочу, просто побывать в его компании.
– Он дома и никуда не денется. – Она отошла, чтобы освободить мне дорогу. – Слушай, вот только один вопрос: а ты его любишь?
Я замерла, глядя ей в глаза. Я не знаю, что такое любовь. В моей жизни ее почти не было. В моей жизни не было заботы, разве что иллюзорная. Любит ли меня бабушка? Дядя Алик? Или папа? Мне стало так тоскливо от этих мыслей, но они развеялись, когда до меня дошла другая: В компании тех ребят не было Алисы. Алисы… не было… и мать ее я давно не видела…
– А я не могу его не любить. Он не сделал ничего, за что мне его нужно ненавидеть.
Марина улыбнулась: – Ладно, иди уже.
Я собиралась уходить, но почувствовав незавершенность нашего диалога, я решилась спросить: – А о каких секретах я еще не знаю?
– Я тебя заинтриговала?
Я кивнула.
– Я тоже люблю Артура.
– Это не секрет, – я заметила, что она все-таки прислушалась к моим словам: – ты его сестра, это нормально.
– Тогда… я много кого люблю.
– Это тоже не секрет. Все по жизни много кого любят.
– И ты?
Я закусила губу. Зря я затеяла продолжение.
– Наверное, мне все-таки стоит уйти.
– Ты боишься осуждения?
Я не поняла к чему это, но решила ответить: – Да.
– Что это была за компания?
– Ты про тех ребят? Ну, с ними тусуется одна моя… знакомая.
– А почему ты не тусуешься с ними?
– Не хочу.
– Почему не хочешь?
Количество вопросов начинало действовать мне на нервы.
– Я не из их компании. Я не похожа на них.
– Ты осуждаешь их за это? Осуждаешь за то, что они не принимают тебя?
Опустив взгляд в пол, я стала думать над ответом.
– Осуждаю, но не за это. Не знаю как сказать… Осуждаю за то, что они не воспринимают меня всерьез, как и все. Осуждаю, за неравное деление. Осуждаю за то, что они отняли у меня подругу…
Марина внимательно всматривалась в мое лицо.
– Ты любила свою подругу? – Я кивнула в ответ. – Как Артура?
– Нет. – Решительно сказала я. – Артур – другой.
– Какой интересный ответ. Жаль, не могу парню рассказать. Он со мной учится, ему нравится всякая философия. Думаю, ему был бы интересен твой случай. На моем месте, он задал бы тебе кучу вопросов.
– И он смеет называть тебя заносчивой?
– Что? А не, тот другой.
– Что? То есть?
– А, я не говорила? У меня их трое. – И хитро подмигнула мне. Я же в свою очередь просто застопорилась. – Осуждаешь меня?
– Д-даже не знаю. Это… Вообще приемлемо? Ну, для психолога.
Та в ответ только посмеялась: – Беги уже, шалопайка.
«Мда…» – подумала я: – «С тремя встречается она, а шалопайка – я».
***
Артур, не скрывая радости, побежал открывать калитку. Когда я обернулась, Марины и след простыл, будто никакого ранее разговора не состоялось.
– Есть настроение пойти ко мне?
– Конечно. – Кивнул он в ответ.
Он сам становился смелее. Ранее Артур не мог подпустить меня и близко к «Залеску», а теперь не стеснялся встречаться со мной под окнами дома. Нас могла заметить его бабушка.
Я так и не увидела ее. Может, оно и к лучшему.
Мы огибали каждый домик, ходили кругами, временами просто останавливались. Он рассказывал об энциклопедиях, которые читал в последнее время. Так он отдыхал от школьной программы, которую ему, как мне показалось, навязывает родня.
Выбор пал на парнокопытных животных Африки. Бегемоты, газели, зебры – они никогда не занимали мой интерес, но слушать Артура было умиротворяющее. Будто прохожу курс по биологии.
Школьную биологию я терпеть не могла. Я любила физику, но физика, по непонятным мне причинам, не любила меня.
Чуть позже он признался мне, что хотел бы почитать про динозавров, но в школьной библиотеке никакой книги о них попросту не найти. Казалось бы, такое проходят еще в начальных классах, но выбор худ и беден.
– Не беспокойся, я сама мало что смыслю в этом. – Приободрила его я. – К тому же в соседнем районе когда-то же должна открыться библиотека. Может, там найдем что нужно.
Артур кивнул.
– Не слышал об этом.
– Про библиотеку? А… ну, я помню ее в далеком детстве. Тогда папа жил с нами, он водил меня туда. Там было полно детской литературы с картинками, листала всякое. Потом ее закрыли. Вроде, там крыша протекала, и ее обещали отремонтировать за год. Правда, год затянулся на целый десяток.
– Может, ее никогда не откроют? – С заметно поникшим голосом предположил Артур.
Я пожала плечами: – Может. Но мне хочется верить, что я снова буду листать там книжки.
Артур всматривался в мое лицо. Я уже воспринимала это как норму. Не знаю, что он пытался прочитать в нем, быть может, ностальгическую печаль.
Наверное, так и было, пока мы не завернули ближе к дому. Теперь грусть уступила место удивлению: около дома стоял дядин мотоцикл…
Сам он копался в люльке. Я медленно подошла к нему, чтобы поздороваться, параллельно чувствуя, что у Артура много возникло много вопросов, задавать которые сейчас было неуместно.
– Привет-привет, Ринка, – ответил дядя, вытирая платком шею: – … а я к тебе в гости.
Меня окатило неприятной прохладой, ожидая какого-нибудь подвоха в этих словах.
– Ты сегодня без Наташи?
Я видела этот вопрос в его глаза, но тут ему нужно отдать должное, он быстро вспомнил о ком идет речь. Честно говоря, я осознанно сделала это «нападение», дабы не дать ему первенство хода.
– Она работает.
– М… Папа объявился кстати.
– А, ты знаешь… Значит, зря приехал. Шел с этой новостью. Ну, мало ли, ты же знаешь, какой он ветреный: ко мне пришел, а к тебе – нет.
– Знаю, но обо мне он точно никогда не забывает.
Он кивнул.
Тщетно. Он даже не понял моего сарказма.
Я судорожно вздохнула: – С моим другом познакомиться не хочешь?
– А зачем? Мне уже известно, что ты с местными детьми дружна.
Я застыла, но решила не обращать на это внимание. Мне давно стало понятно, что дядин юмор лишен чувства такта.
– А это… мой дядя – Алексей. – Сказала я Артуру. Правда, он тоже не стремился к знакомству.
– Ты вообще в курсе, что маленькие мальчики не должны дружить с большими девочками?
– Дядя! – Крикнула я, удивляясь своему же внезапному всплеску эмоций. Правда, я не поняла, кому конкретно это было адресовано. – Причем тут возраст? Какая разница?
Дядя же был тверд в своих убеждениях: – Да уж большая. Ты хоть в курсе, что между вами большой пробел в развитии? Где это видано, чтобы дети гуляли с почти взрослой девочкой?
– Какой еще пробел? У нас максимум всего лишь 4 года разницы.