– Готов поклясться, я нашел решение проблемы! – Не скрывая радости, сказал Артур. Он почти подпрыгивал на месте, словно совершая ритуальный танец.
– Ты про забор?
Он сию же минуту смутился.
– Ну-у-у, нет. С забором я ничего еще не решил. Я про дорогу!
– А что с дорогой? – Тут уже замешкалась я. Признаться честно, за его стремительным потоком мыслей уследить было нелегко.
– Болото!
Я прищурила глаза: – Болото?
– Ну да. Это же нельзя так оставлять! В общем, мы возьмем гальку у пруда и посыплем на грязь. Должно сработать.
Взявшись за подбородок, я внимательно смотрела в его глаза. Этот парень в условиях постапокалипсиса не умрет, нет. Слишком много энтузиазма. Еще и тараканов приручить сможет, как самых живучих представителей дикой фауны. Правда, я не хотела представлять эту картину, оно само как-то всплыло.
– Интересный план. – Артур в ответ кивнул, порадовавшись моему одобрению. – Только вот болото-то большое, а гальки мало. Наши ресурсы могут закончиться в самый ненужный момент, милорд.
– Нам достаточно сделать небольшую дорожку до пруда. Просто чтобы по грязи не ходить.
– И зачем нам до пруда дорожка?
– Чтобы чаще там бывать!
И не поспоришь ведь…
– Ну, тогда, пошли собирать гальку.
Признаться честно, сегодня я бродила с поникшей головой. Копаться по камням, да по болотам не хотелось вовсе.
Утром ко мне приезжал папа, я увидела его на полпути к школе. Спрашивал сколько у меня уроков и могу ли я покататься с ним. Я спросила напрямую: «Что-то случилось?», но тот почесал реденькую бородку и пожал плечами. «С дочерью хотел побыть» – пробормотал он после затянувшегося молчания. Я пытать не стала. Не хочет говорить – значит, не так уж важно. А может, я ошибаюсь, но из него клещами слово не вытащишь.
Странное дело, тебе нужно что-то знать о человеке – это не важно. Когда человеку от тебя что-то нужно – так сразу выкладывай и даже не смей ничего утаивать. Какие-то неравноценные отношения.
Я сказала честно: «Я после уроков занята». Большего ему знать не требуется.
Правда, поле этих слов он стал так печален, что пришлось добавить: «Пап, у меня в кои-то веки появились друзья, и я дала слово. Я не могу подставиться». Он открыл рот, чтобы задать тот самый вопрос, но я его опередила: «В следующий раз, пап… в следующий раз…».
Мне невыносимо видеть его страдания. Я хочу ему помочь, но, во-первых, не знаю как, во-вторых, он сам не пускает меня в свою жизнь.
Всю дорогу до школы, все перемены и путь к дому Артура я корила себя за свое поведение.
Круги под его глазами с каждым приездом становились все отчетливее и темнее. Чувствую ведь, что с «Мышкой» не лады. Знаю, но молчу. Начну говорить – мне выскажут, что это дела взрослых и нечего мне в них лезть. Как сложно жить на этом свете.
Но стоит признать, благодаря раздумьям я не замечала, ни Борю, ни Алисину компанию. Даже нелестный отзыв о моем свитере, слышимый позади меня, прошел мимо.
– Что-то не так? – Спросил Артур. Я вздрогнула от внезапности вопроса. Он с беспокойством в глазах смотрел на мое лицо.
Нет, Артуру врать я точно не хотела, но и знать о проблемах девочки-подростка ему явно не стоит.
– День с утра не задался.
– У меня тоже.
– У тебя-то что? – Видимо, постановка такого вопроса задела его. От его хмурого взгляда мне стало стыдно. Я совсем забыла, что у меня тоже были проблемы годами ранее. С такими темпами я сама скоро стану той взрослой, что не воспринимает всерьез кого-то младше себя. – Ну, то есть… у меня школа. Сам понимаешь, то еще место. А что случилось у тебя?
Он быстро обмяк, но вздохнул с усталостью.
– Бабушка…
Я понимающе кивнула. Дела семейные. Если захочет рассказать – сделает это.
Камни собирались очень медленно, затяжно, неохотно. Мы складывали их в небольшое старенькое лукошко, которое Артур, незаметно вынес из дома. Я чувствовала, что тормозила весь процесс. Мое настроение передалось и ему.
– Извини. – Сказал он, виновато опустив голову.
– За что? – Я старалась не жаловаться. Он не виноват в том, что у меня нет никакой мотивации «делать жизнь здесь лучше».
– За то, что заставляю тебя помогать мне.
Я хотела что-то сказать, но он выхватил камень из моей ладони и кинул ее на землю. Он протянул мне руку, и я встала. Мы сели в сухие заросли, не думая о возможных пятнах на одежде.
Больше молчать не было сил.
– У меня есть проблема, – решила начать я с главного: – точнее проблемы. Их много и все они давят на меня. Каждый день я как уж на сковородке. Мне некуда деться. Мне некому сказать об этом. – Артур внимательно смотрел на меня. Я потеряла самообладание, и от осознания сказанного мне стало дурно. – Это ты извини. Я хотела оправдать себя, но на самом деле я – просто плохой друг.
– Это неправда. Знаешь, ты даже не обязана быть здесь.
– Я здесь, потому что я хочу быть здесь. – Перебила его я.
В глазах, что не потухала искра, проскальзывало недоумение. Он думал, как начать разговор, но видимо фразы не клеились.
Где-то вдали щебетали птицы, взывая ранний приход весны. А ведь я и не обратила внимания на то, что местность начинала приобретать зеленые краски. Моя голова в этот момент обрела ясность. «А ведь конец апреля… еще немного и лето…»
Мы, молча, посмотрели друг на друга. Я не знаю, что конкретно происходило в этот момент. Странное чувство того, что мы поняли друг друга, но каждый по-своему.
– Знаешь, – пытаясь снять напряжение, начала я: – ты прав. Мы заделаем дорогу. Только не из гальки. Извини, идея хорошая, но номер этот дохлый. – На минуту мне стало стыдно за свой словарный запас, но Артур был спокоен и не выдал никаких эмоций. Только интерес.
Я прочистила горло: – Я имею в виду, галька не такая крупная, а грязь тягучая. Ее просто затянет в болото и весь труд насмарку. Мы придумаем что-нибудь получше.
Он немного поразмышлял и, согласившись, кивнул: – Сизифов труд.
Ах да, то самое слово, которое никак не могла вспомнить.
Я кивнула в ответ.
Всю собранную гальку он высыпал из лукошка обратно. В его лице не было огорчения и это радовало. Значит, он не оставил своей затеи.
Неловко поерзав на месте, я предложила прогуляться по окраине, на что он с радостью согласился.
Птицы пели все громче и громче. Это становилось даже по-своему невыносимо. Хотелось закрыть уши и уйти куда-нибудь в лесную глушь. Рядом с Артуром становилось морально легче. Да, звуки давили, утренняя ситуации тоже не отпускала, но мысль о том, что сейчас я не одна – приносила мне спокойствие. Видимо дядя Алик был прав, мне нужен друг. Но мне нужно было больше. Мне нужен был единомышленник. Дядя может путать понятия, а вот я не могу врать самой себе.
– А ведь я о тебе совсем ничего не знаю.
Я вздрогнула и даже не решилась сказать что-то в ответ. Пройдя несколько шагов, я перебирала в голове возможные варианты ответа. Все-таки, это нелегкий труд.
– Я сама ничего не говорю тебе. – Мой голос дрожал, как те тростниковые стебельки от слабого дуновения ветра. – Знаешь, я никому ничего не говорю о себе.
– Почему?
Никогда не задавала себе этот вопрос. Наверное, потому что я всегда знала что это тщетное занятие. Тот же Сизифов труд.
Я пожала плечами.
– Потому что никто не поймет, ни отец, ни мать. У всех свои дела. Даже у старой подруги есть дела поважнее.
Лицо Артура было таким печальным, что я вмиг пожалела о сказанном.
Правда, он быстро пришел в себя: – Ты можешь рассказать мне.
Я невольно улыбнулась.
– Хочешь, чтобы я тебе на жизнь пожаловалась? – Он начал бодренько кивать. – На учебу и на родителей? – Он покивал еще немного. – И на своего одноклассника с дефицитом внимания и чувством собственной важности? – Он, задумавшись, нахмурил брови, после чего кивнул сильнее прежнего. Я тяжело вздохнула: – Ты не знаешь, на что ты подписываешься, да?
– Я готов на все, если это поможет мне тебя понять.
Господи боже, он произнес это так четко, без единой запинки, что мне даже подурнело. Как отрепетированный текст. Еще и дикция этому способствовала.
Что с тобой, парень? Ты точно маленький мальчик, который в сентябре пойдет в 7 класс, чтобы начать изучать физику, геометрию и химию?
Собраться с мыслями было очень непросто.
– Если хочешь понять меня, то это не та тема для разговора. Человек состоит не только лишь из проблем.
– Тогда… из чего состоишь ты?
Благо, я недолго думала над этим ответом.
– Из воспоминаний о детстве. Обрывочно, правда, местами даже нематериально, как размазанная краска по картине, но передающее настроение. Это что-то сделано из легкого, неуловимого. Из того, что с тобой не навсегда. Из весеннего солнца рано утром, когда босиком выходишь на террасу, а на траве еще лежит роса. Снаружи холодно после ночного тумана, но солнце греет тебя и уже не так зыбко. Кругом сияют капли воды, отражая блеск, распускаются бутоны одуванчиков, пахнет свежескошенной травой. Нет никаких забот, никаких проблем. Только детская мечта о том, что этот момент никогда не кончится, а дальше наступит вечное лето. Вечное лето лишь для меня одной…
Он слушал меня, не моргая: – По-моему, это лучшее, что я когда-либо слышал!
Я подавила невеселый смешок. Былое папино воспитание оставило след в моей жизни.
– Это просто глупый фрагмент из далекого прошлого. Сейчас я состою из троек в дневнике, четырех стен в своей комнате, безвкусного настенного ковра и нескольких клубков шерсти. Еще из собирания разноцветных динозавров, одного из которых я уже больше года не могу найти пачке мармеладок для полноты коллекции.
– И вовсе не глупый. – Мне впервые удалось увидеть, как он дуется. – У меня нет похожего воспоминания, но я могу вспомнить, как выходил по утрам на балкон, а мама выращивала там бархатцы. Я всегда хотел нарвать их и положить в вазу, но это строго запрещалось. Поэтому я просто смотрел на них.
– Думаю, она не была неправа.
– Знаю. Она и не ругала меня. Она хорошая, всегда читала книжки, учила быть снисходительным к другим. Любила растения в горшках и говорила, что цветам нужно давать естественный ход жизни.
– Мне жаль, что твои родители разводятся.
– И мне жаль…
Наступило неловкое молчание.
– А что за разноцветные динозавры? – Вдруг спросил он.
И что меня дернуло сказать об этом?
– Ну, в местном магазине продаются маленькие пачки мармеладок, а в них фигурки динозавриков. Их 7 штук, а я собрала 6. Никак не могу найти птеродактиля, вот и бешусь.
Немного подумав, он заключил: – Не можешь закрыть гештальт.
– Типа того. – Я не знала что это такое. Точнее, интуитивно понимала, но не могла объяснить. Поэтому я решила не выдавать своего невежества и просто согласилась. – Такая глупость, если честно, но мне так приятно собирать их. Мне кажется, если я найду это недостающее звено, то смогу с уверенностью сказать себе, что я хоть в чем-то преуспела.
Он потер подбородок. – А как он выглядит?
– Птеродактиль? Ну, он похож на птичку с большим клювом. Судя по вкладышу, он должен быть зеленого цвета.
– Понял.
Наш диалог прервало громкое кудахтанье несносных птиц. Эти курицы ничего не боялись: ни людей, ни смерти, ни двух пар резиновых сапог, что могли по ним пройтись. Более того: куры сами охотно ступали по нашим ногам своими когтистыми лапами. Некоторые из них даже пытались подлететь и клюнуть нас.
Мальчишка позади громко смеялся от этого зрелища. Мы его уже видели вчера, но теперь он был без компании. Стало ясно, что он живет по соседству и наблюдать за куриным терроризмом – каждодневная процедура.
– Нет, так это оставлять нельзя! – Артур был не на шутку зол и это вторая новая для меня эмоция за день. – Я попробую поставить забор.
Делать нечего. Да и за гальку все еще стыдно. Поэтому я добровольно вызвалась помогать.
Да, забор был стар, поломан, но большей частью, он был просто повален на землю. Мы, не обращая внимания на издевки глупого мальчишки. Решили, что этот забор все же можно починить.
Во-первых, его нужно как следует поднять, чтобы точно оценить масштаб работы. С горем пополам, и то на минуту, нам удалось это сделать. Так получилось «во-вторых», из которого следовало, что половина деревяшек еще пригодна, чтобы снова стать охранительным ограничением. В-третьих, другую половину выдрать с корнем. Самое трудное это четвертое, найти замену ненужным элементам.
Мы кивнули друг другу. Теперь цель была ясна, нужны лишь средства и руки из плеч. Задача становилась менее непостижимой.
– Вы сначала кур загоните, лохи! – Смеясь, кричал обидчик: – Потом уже забор стройте.
Артур искоса посмотрел на него, сжав кулаки. Я, недолго думая, предложила ему не обращать внимания на этого тунеядца. Да и сам он, конечно, понимал что это глупая провокация, но осознание не означало неуязвимость.
– 12 штук… – С досадой прошептал он.
Я устало выдохнула: – Это будет непросто, но я помогу.
– Я смогу. – Он посмотрел на меня, улыбнувшись. Должно быть, он заметил мое напряжение и решил, таким образом, меня подбодрить.
– Да, но… у нас когда-то были куры, я, правда, могу…
– Спасибо, но это дело чести.
Я с удивлением уставилась на него, не найдя подходящих слов. Он что-то задумал. У него есть какой-то план. Я достаточно изучила его, чтобы сделать такой вывод, но что конкретно происходит в его голове – непостижимая загадка вселенной.
На том и решили, он будет загонять курей, а я, как человек всю жизнь проживающий здесь, буду думать, где набрать строительного материала, как для забора, так и для дорожки.
Об этой потехе сразу же прознала компашка того наблюдателя, уж больно звонок его голос.
***
– И ты что, строителем заделалась? – Спросил дядя Алик, приехавший ранним утром несколько дней спустя.
Я неловко поерзала на ступеньке. Об Артуре я ему не рассказывала. Поймет неправильно.
– Просто спрашиваю, где достать досок, вот и все.
Он почесал подбородок.
– Значит, цель себе поставила?
– Дядь Аль, это важно сейчас?
– С отцом давно разговаривала?
– Дядя! – Он в ответ грозно посмотрел на меня, и я на мгновенье съежилась: – На прошлой неделе приезжал, а что?
– Да ничего. Состояние его видела?
– Видела. Весь высохший, как кусочек лимона, который десятки раз в чай кладут. Я спросила, что с ним. Реакции ноль.
Он тяжело вздохнул.
– Сколько лет прошло, а человек не меняется.
Да, дядь, тебе ли об этом говорить… Видимо, он сам пытается понять, какую жизнь живет его брат, да вот только ответа не получает.
А какой тут может быть ответ? Все просто: «Мышка» не дает жития. Отлучила от былой семьи, друзей, теперь вот и от брата родного, видимо, тоже. Удивительно, что он до сих пор не понял этого. Вроде у человека два глаза, а слеп как котенок, только что родившийся на свет.
Он достал из внутреннего кармана заветный пакетик. Я слегка улыбнулась: – Ну, что, давай снова найдем в нем трицератопса.
– Не загадывай так! Надо так: здесь птицезавр! – точно говорю.
Сам как дитя малое. Но я любила такие моменты, в которых он опускал всю свою взрослость и становился самим собой без напускной серьезности. Зажав улыбку, я открыла пакетик и засмеялась: – Оранжевый диплодок!
– Тьфу ты, ну!
Я смеялась так громко, что напрочь забыла о маминых предупреждениях.
– Прости. Я и, правда, нервная.
Дядя явно не ожидал таких слов.
– Да ладно тебе. Я ведь это тогда от досады выпалил.
– Нет, это правда. – Продолжала смеяться я. Что-то было в этом моменте такое, что захотелось скинуть с себя ту каменную маску, что каждый день покрывала мое лицо. – Я ненавижу всех на свете, но больше всех на свете я ненавижу этого птеродактиля. Знаешь почему? Потому что его у меня нет.
– Я тоже ненавижу то, что не имею…
Это та неудобная правда, которую дядя никогда не говорил вслух.
Я не знаю всей истории, но помню, папа рассказывал, что в студенческие годы Алик желал одну пассию, но та ему не досталась. С тех пор он только и делает, что хочет, но не завоевывает. Все свои «цели» меняет как перчатки.
Постоянен был лишь однажды. Была одна, что зацепила его. Даже женился на ней. Был счастлив с ней целых 8 месяцев, а после развелись. Причин не знаю, но что-то подсказывает мне, что не она была зачинщиком. Жаль, я видела ее в этот период счастья, будучи маленькой. Она играла со мной, каталась на качелях. Даже конфеты приносила. В это трудно поверить, но даже мать не лезла к ней со своим «особым мнением», потому что та умела давать отпор. Я ее и сейчас считаю своим героем. Жизнь несправедливая вещь…
– А доски, – продолжил он: – ну, доски найти не так уж трудно. Труднее их выклянчить и привезти, но я попробую. – В порыве чувств, я обняла его. – Ты меня-то только не ненавидь, а…
– Хорошо, буду «навидеть».
***
Несмотря на позитивное начало, утро все-таки не задалось.
Мать снова дала наставления по поводу дяди Алика, мол, ничему хорошему я от него не научусь, тот только горазд мозги балагурить. Я безразлично покивала, собрала рюкзак и поспешила выйти из дома.
Когда я закрывала калитку, на мои глаза попалась моя молчаливая бабушка, сидевшая неподалеку от ступенек. Та махала мне рукой. Мне стало не по себе, но головой, в знак признательности, кивнула. Она никогда не проявляла ко мне любезности, в моем воспитании не участвовала вовсе. Я всегда знала ее как тихую старую женщину, которая сидит на террасе в углу, или копает грядки, или что-то готовит.
До меня дошло, что я совсем не знаю, какой жизнью до меня и матери она жила. А главное, кем был мой дед. У нас в семье на эту тему рассуждать не принято.
За гаражами опять кто-то лобзался. На сей раз, я взяла на себя смелость скривить лицо, вот только тщетно. Парочка была слишком увлечена друг другом, им не до моих «детских замашек». Я знала их, оба из Алисиной компании.
Ирина Владимировна встретила меня еще большей неприятной гримасой. Всегда, когда появляюсь я, она делает такой вид, будто ее вот-вот стошнит. Мне никогда не приходило в голову задать элементарный вопрос: «Что я вам сделала?» Почему? Не знаю. Может субординация тому виной. Только вот ее чувствовала одна я. Она, по всей видимости, ко мне этого не испытывала. Я не могла позволить себе даже злиться на нее, не то что попытаться выяснить с ней отношения.
Я представила весы. На одной чаше была я, на другой все кого я знаю. Казалось бы, какая чаша должна упасть понятно, но почему-то перевешиваю всех – я. Остальные смотрят на меня свысока.
Хотя бы сегодня Боря жеманно отворачивался от меня. Обиделся. Тем лучше, минус человек.
А вот недовольное лицо библиотекарши меня действительно удивило. Она пришла в кабинет на перемене. Я обычно не выходила в коридор в это время, людно. Стоять и разговаривать не с кем. Она явилась как ураган, испепеляя меня взглядом.
– Вагнер!
– А?
– У меня из-за тебя цветок погиб!
Я сидела молча и тупилась на нее. Ну откуда ж мне было знать, что са… сансе… сансевиерия, господи ты, боже мой, не требует к себе чрезмерного ухода и часто поливать ее не стоит!
Я даже не пожала плечами. Просто не посмела, лишнее действие. Те, кто оставался в кабинете, смеялись надо мной. Позади я уловила еле слышное хмыканье Борислава. Это было ожидаемо с его стороны, есть в нем эта гадкая «мстительность».
Вот если бы тут был Артур…
Он ни за что на свете не стал осуждать меня. Не знаю, почему именно эта мысль всплыла в мою голову, но… мне так хотелось, чтобы он был моего возраста, перешел в мой класс и заступился за меня. Когда он вырастет – станет другим человеком и у него появятся другие интересы. Он заведет себе других друзей, и наше общение сойдет на «нет», я знаю это. Тем не менее, где-то внутри теплилась надежда на то, что в свои 16 он останется «бабушкиным Артуриком». Человечком, что удивляется захолустному пруду и пытается помочь старенькой бабушке.
Слез не было, я их «проглотила».
«Хохотушка», точнее та, что еще неделю назад была ей, смотрела на меня, скрестив руки. Я хотела было прервать молчание обещанием принести другой цветок, но у нас в доме не было комнатных растений. Они были когда-то, но те вечно погибали. Видимо неумение следить за чем-то или кем-то – тоже проклятие «Вагнеровской породы».
– Я что-нибудь придумаю. – Наконец выдавила из себя я, чем заслужила еще больше смеха в классе.
Библиотекарь недовольно хмыкнула, но позже одобрительно кивнула. Уходя, она напомнила, чтобы я не забывала заходить в библиотеку и хлопнула дверью так, что со стен посыпалась известка.
Да, видимо «Вагнеровская порода» распространяется на тех, кто со мной просто дружен. Опять одной загадкой меньше.
Я пыталась перевести дыхание, но руки предательски дрожали. «Только не плачь, пожалуйста, только не плачь» – повторяла я. Казалось бы, за столько лет жития с тираничной матерью я должна была «стать гранитом», но я всего лишь «известка». Хорошо хоть Ирины Владимировны здесь нет, та добила бы меня своей ухмылкой.
После этого урока я получила прозвище «убийца растений».
«Мило».
***
Когда я шла в библиотеку следующим уроком, мне навстречу попалась Алиса. Она что-то высматривала в телефоне, но ненароком глянула прямо мне в глаза. Я уже и забыла, что у нее тоже карие глаза. Она не смотрела на меня с осуждением или отвращением, это скорее был взгляд испуганной лани, увидевшей хищника. Внешне я не придала этому значения, да и длилось это не больше секунды, после она снова уткнулась в экран. Должна признать, в этих глазах тоже не угасал блеск.
Я держалась, чтобы не посмотреть ей вслед.
Библиотекарша все еще была зла на меня, но я «сделала морду тяпкой» и, не издав ни единого звука, протерла полки.
Да, цветок выглядел неважно. Она специально перенесла его на стол, чтобы я лучше видела результаты своей «благотворительности».
«Ой, Риночка, что бы я без тебя делала» – вспомнила я, изображая ее голосок. «Если бы не ты, только и делала, что бежунькала, хи-хи-хи!» Мне пришлось отвернуться вплотную к полкам, чтобы она не увидела моей улыбки.
Этого не требовалось. Когда я повернулась, ее здесь не было. Видимо ушла в столовую, не предупредив меня. Пусть дуется сколько душе угодно, я устала оправдываться за свои действия.
Плюхнув мокрую тряпку об пол, я взяла ручку и пустую карточку, чтобы нарисовать забор. Никогда не умела чертить ровные линии, но мне приходилось накидывать схемы для вязания, поэтому в расчетах я набила руку.
Забор должен был состоять примерно из 40 досок + соединительные. На каждую дощечку минимум по 4 гвоздя. Мы имеем 20 досок и нужно еще столько же. Дядя Алик – не подведи. С гвоздями проще, в сарае этого добра у нас навалом, хоть и не знаю откуда. Отец вроде никогда не был мастером на все руки. Умножаем числа и получаем 160 гвоздей. Я решила округлить до двух сотен, абы что.
Не знаю, насколько мои расчеты верны, но сейчас я была переполнена энтузиазмом. Может, пойти в преподаватели? Да не… Если у меня будут такие студенты как в моем классе – в первый же день сбегу.
Подчеркнув все ручкой, я положила карточку в карман и снова принялась за работу. Раз уж теперь я «убийца растений», то буду еще и «убийцей деревьев».
***
Всю неделю я не видела Артура.
После уроков я подходила к воротам его дома, но никак не могла осмелиться нажать на звонок. Стараясь быть незаметной, я вглядывалась в окна, но ничего кроме белизны штор рассмотреть не удавалось.
Я не могла не удивляться скрытностью его бабушки. Мало того, что я не знаю, как она выглядит, так ее не знает никто. От Кромешного ученики хотя бы улавливали тень, что уже доказывало его существование. С другой стороны, да, население здесь небольшое, и почти каждый здесь как минимум на слуху, но все-таки это часть города и люди тут разные живут.
Мои попытки заделаться шпионкой увенчались провалом, но карточку с расчетами я хранила при себе. Гвозди были найдены, даже больше чем нужно. Все как один не без ржавинки, но и в руках не должны рассыпаться.
В субботний день я сидела за столом на кухне и вязала новую вещь. Я не могла похвастаться успехом, но заняться было нечем.
Бабушка сидела в углу и читала газету, а мать донимала нас вопросами «Что ей надеть?»
«Может красное, может синее, а может все-таки зеленое? А зеленое какое? Которое салатовое или чуть темнее?» – вопросы сыпались на нас градом, привычное дело. Я пыталась что-то отвечать, не разжимая кулак. Бабушка кивала. В конце концов, она махнула на нас рукой.
– Никакой от вас помощи! – Таково ее заключение.
Мне уже было все равно. Я давно поняла, что от меня нет никакой пользы.
Мать собиралась в город, потому что тетушка Агния отдала ей билет в театр. Позвать меня с собой – речи не было. Она всегда считала, что я слишком глупа для этого искусства. Я когда-то обижалась на это, но сейчас я даже рада. Пусть продолжает недооценивать меня. Меньше упреков.
Тяжело вздохнув, я устремила свой взгляд на бабушку. Та отвлеклась от чтива и посмотрела на меня в ответ. Она улыбнулась и мигнула в ответ. Надо же, какой интересный «человек в футляре». Просто загадка.
Улыбнувшись в ответ, я перевела взгляд в окно. Петли теперь не расслабляли меня, а только больше нервировали.
Я думала, как начать разговор с бабушкой, но никаких мыслей не было. Казалось бы, близкий родственник, что сложного поговорить с ним? Черт знает… Может тоже субординация?
Чуть погодя, я увидела из окна Артура. Он шел медленно, будто что-то обдумывая. Кажется, он пинал камень по дороге. Мое сердце замерло. Я должна была выйти на улицу, мне нужно было сделать это. Я не могла перевести с него взгляд.
Судорожно нащупав библиотечную карточку в кармане шорт, я облегченно выдохнула, нужно было только натянуть резиновые сапоги и…
– Что ты там рассматриваешь?
Я вздрогнула от внезапного маминого вопроса над ухом. У нее был сердитый вид. Видимо, мы с бабушкой действительно плохие советчики. Светло-зеленое платье было безвкусно вульгарным. Зачем и на какие деньги мать его купила в свое время?
Сглотнув, я успокоилась: – Да я задумалась. Смотри, как за пару дней травы наросло.
Та хмыкнула: – Трава и трава. Подумаешь.
Ну да, тонкая натура. Как в театры ходить – так ума у нас много, как на пейзажи глядеть – пустая трата времени. Или это потому что я сказала что-то не то?
– А ты надолго?
Она покосилась на меня: – С кем гулять собралась?
– Ни с кем. – Поторопилась я.
– За дуру меня не держи. С кем ты там якшаешься?
– Говорю же… ни с кем… – Мне было неприятно врать, но я просто хотела, чтобы она оставила меня в покое. Сердце билось с бешенной скоростью, а мысли путались. – Говорю же, трава зеленая. А спрашиваю, чтобы попросить тебя кое о чем.
Мать закатила глаза и хотела что-то сказать, но бабушка ее перебила:
– Ну, отстань ты от ребенка. Смотри как на улице красиво. – Она не упускала улыбки: – Ты же все равно в город собираешься, а она тебя просит помочь.
Я внимательно смотрела на нее. Кажется, я поняла, как играть на ее поле.
Я тут же подхватила:
– Да, мне вот очень нравится цвет. Можешь после театра зайти и купить шерсти? Было бы неплохо иметь зеленый свитер. – Мама недоверчиво оглядывала меня с головы до ног, но теперь, заручившись поддержкой, я решила врать до конца: – Платье у тебя красивое, но я хочу свитер.
Она сделала шумный вдох, но выбор одобрила. Лесть удовлетворила ее.
Время поджимало, а автобус имел привычку приезжать не по расписанию, поэтому спорить не было смысла.
Как только она вышла за порог, я облегченно выдохнула. На лбу появилась испарина, но теперь было легче. Теперь у меня появилось еще больше времени, пока мама будет искать подходящую шерсть. Становилось еще радостнее.
Правда, вязать такую кофту я не горела желанием, цвет все еще не нравился, но сказка должна стать былью. Я никогда не была так благодарна бабушке. Должна признаться, она очень находчивый человек.
– Иди-иди. – Тихо сказала она, отстранив в сторону газетку: – Прогуляйся.
Я не успела ничего ей сказать. В благодарность я лишь кивнула ей, после чего поспешила к Артуру, пока тот не скрылся за горизонт.
***
Я не пыталась кричать ему вслед, он все равно шел медленно, бесцельно.
– Артур?
– М?
Он был задумчив и не сразу понял, кто к нему обращается. «Вернувшись на землю», он расплылся в улыбке.
– Я живу вон в том доме, увидела тебя из окна. Что ты тут делаешь?
Артур пожал плечами, пытаясь подобрать нужные слова. После тяжело вздохнул, видимо попытка не увенчалась успехом.
– Сам не знаю. Наверное, подсознательно тебя искал.
Лукавить не стану, я была тронута этим признанием. Эта неделя меня так измотала: библиотека, новое прозвище, оценки тоже не улучшались, да и дядя Алик куда-то делся. Про ситуацию с мамой даже вспоминать не хотелось. Артур стал моей отдушиной.
– Ты как одуванчик в поле. – Зачем-то сказала я с усмешкой. Когда он вопросительно посмотрел на меня, я и вовсе расхохоталась. Мне давно не было так смешно. – Даже не спрашивай, сама не знаю почему.
Он, улыбнувшись, хмыкнул. – Главное, чтобы мои волосы не поседели и не разбросались по ветру.
– Если это случится, то очень нескоро. Как прогресс?
– Сложно, – он сконфузился: – эти курицы собрали собственное государство, иерархию и правительство. Приручить их будет очень нелегко. – Его словарному запасу я уже не удивлялась. Я застыла только от слова «приручить». – Я выяснил, что самая толстая курица у них главная. Мне нужно как-то заставить его подчиниться. – Вот на этом месте у меня отпала челюсть, без шуток. – Если она будет слушаться меня, то и другие тоже. Каково?
Я стояла в оцепенении, пытаясь придумать адекватные аргументы не в его пользу.
– Я все просчитал, – продолжил он, не выдержав молчания: – конечно, они не подчиняются приказу, это же птицы! А вот прутиком крапивы согнать в курятник можно. Я пробовал – работает! Но их лидер – она просто бешенная! Она ничего не боится!
– Это точно… – Иронично подметила я, подпирая челюсть ладонью. Он рассказывал об этом с таким энтузиазмом, что в отличие от того же Бори, его хотелось дослушать до конца. Тут наступила пауза, и я решила взять инициативу: – И какие мысли на этот счет?
– Вот думаю… О! А пошли со мной?
Мать вернется только вечером, поэтому сопротивления я не оказывала. Да и было бы неплохо еще раз посмотреть на забор и свериться со своим подобием чертежа.
***
Дойдя до места, я подметила, что в округе стало чище. Зарослей сорняков было меньше. Видимо Артур всю неделю не сидел без дела. А вот «трущобную орхидею» он, видимо, решил не трогать и от нее в воздухе витал навязчивый сладковатый запах.
Хозяйка дома встречала нас как родных, а виновники торжества все также вальяжно расхаживали по дороге.
– Вон, глянь. – Он указал на самую упитанную и пеструю хохлатку, сидевшую под тенью крыши курятника.
– Она?
– Она.
– Несладко тебе придется.
– Смотри что покажу.
С этими словами он голыми руками оторвал «тростинку», чем вызвал у меня нешуточное восхищение. Я к крапиве и близко боюсь подходить, а у него свои методы воздействия даже на жгучее растение. Далеко пойдет парень…