Анастасия Волкомир
Король Дебрей
Глава 7
– Вагнер!
Я отпрянула, чуть было не повалив книжный шкаф. Все-таки «Хохотушка» иногда бывает излишне резкой. Она будто специально не следит за своей интонацией.
– Что у тебя за фамилия такая странная? – Продолжила она, сделав лукавый взгляд: – У вас в роду что, немцы были?
О господи, серьезно? Еще одна… Мне же бессмысленных разговоров взрослых и так недостаточно. Конечно же немцы были. Целое семейное дерево немцев. Вон, проклятье немецкое тоже через фамилию передалось.
Знать я не знаю, кто у меня в роду был. Деда даже в глаза никогда не видела, а ты про род.
– Не знаю. Нормальная фамилия. – Я пробубнила это так тихо, не надеясь, что она услышит.
Как оказалось зря. Услышала. После чего пошла восвояси, напевая под нос какую-то въедливую песенку.
Я до сих пор была зла на нее за тот горшок с растением. Она была женщиной отходчивой, больше не заикалась об этом, но напряженность между нами все же существовала.
Я думала над этим и решила отпустить ситуацию. Да, прозвище мне не нравилось. С другой стороны, ей моих детей не крестить, а мне для нее чай не заваривать. Пусть думает что хочет. Надо будет, куплю другой цветок, пусть сама ухаживает.
***
Алису я не видела неделю. Учиться оставалось не так уж и много, конечно. Расслабились все, да и я в том числе. Тем не менее, ее оценки страдали больше моих. Это поведение настораживало.
Позже как раз и произошла эта встреча с ее матерью. Мозайка не собралась, но ситуация стала проясняться.
Алиса сбегает из дома. Тут и к гадалке не ходи. Куда и зачем – меня не волновало. Теперь не волновало…
Мне за маму обидно.
Да, та ее вечно контролировала, наказывала за неуспеваемость, не позволяла гулять, где не попадя, но это одна сторона медали. Другая показывала то, что она была матерью одиночкой. Сама растила Алису, сама воспитывала. Просила помощи у соседей, когда не хватало денег, у моей матери в том числе, но долги всегда отдавала. Долго, по частям, но в должниках не ходила. Да и слыла человеком чести, никого не обманула, заговоры против кого-то никогда не строила, слухов не плодила. Живет до сих пор тихо и мирно, хоть и с нервозностью.
Иногда она приводила Алису в наш дом, когда ее было не с кем оставить. Обе одного возраста, у обеих игры в голове. Так и подружились.
Мне не хватает той Алисы, но той нужна другая Рина, более дерзкая, храбрая и строптивая. Чтобы умела поддержать все самые смелые решения своей подруги. Такой я не была и никогда не буду.
Если с ней все было понятно, то теперь же Боря ставил меня в недоумение.
Он перестал на меня обращать внимание. Так… искоса поглядывал, но не более. Тем лучше.
Только уже к концу учебного года он спросил меня о планах на лето. Я честно призналась, что собираюсь сидеть дома и копать огороды. Я тогда не подумала о прогулках с Артуром, просто это вылетело из головы. Есть такие вещи, которые постепенно становятся обыденностью. Как должное, но не в плохом смысле этого слова. Вот компания Артура стала такой.
Борька, как и ожидалось, покритиковал мой досуг. После бодренько предложил мне свое плечо, не забыв напомнить о том, что он прекрасная партия для прогулок «под луной». Не в прямом смысле этого слова, конечно. Не забывайте, что я могу утрировать некоторые вещи. Так вот, от такого предложения я вежливо отказалась. Я даже представлять не хочу, как это выглядит со стороны. Только появляется этот темно-синий фон, и я тут же приказываю ему раствориться.
Нет уж. Мне тебя еще год терпеть, дай хоть летом отдохнуть.
В общем, отмахнулась я как могла. Небрежно, заикаясь, но холодно. Не как айсберг в океане, но хотя бы как сосулька с крыши. Я к тому времени уже и забыла, что такое злоба. Даже когда мы ставили этот многострадальный забор, мы потратили кучу нервов. Перекладывали все с ног на голову. Эти деревяшки ни в какую не хотели стоять как надо. Но даже эти нервы от трудовой деятельности были приятнее, чем общение с одноклассниками и Ириной Владимировной.
Этот ответ его не устраивал. Я не хотела высмеивать его чувства, тем более что где-то в глубине души, я испытывала к нему сочувствие. Другое дело, когда эти чувства, с его стороны, надуманы и высосаны из пальца.
Я не готова терпеть моральное насилие над собой и выслушивать от него, что со мной не так. Мне достаточно матери.
Закрыли тему.
Сейчас я чувствовала себя хорошо с этим мальчиком, что был чуть ниже меня. Он не смотрел на меня свысока.
Впереди целое лето и больше времени для нашего общения.
Я рада тем, что мы встретились. Именно он есть у меня, а не кто-то другой…
***
– А почему чай не выпит? – Спросила меня бабушка.
Артур теперь часто бывал у нас в гостях и даже проводил время в моей комнате. Он рассматривал вязанные вещи, книжные полки и динозавриков, в радужном порядке которых не хватало зеленого. Больше всего его впечатлил ковер, прибитый к стене напротив моего спального места. Он так хохотал от его вертикального положения, что, казалось, это могли услышать все соседи.
– Кто ходит по стене? – Кое-как пересилил он себя.
Я сначала не поняла вопроса, а потом до меня дошла и эта мысль. А ведь и правда, зачем на стене ковер, да еще и с сомнительным узором? Ни красоты, ни тепла. Так, смотришь на него перед сном в поисках тайного смысла, да не найдя, засыпаешь. Я просто пожала плечами и посмеялась за компанию.
– Не знаю, бабуль, – с досадой ответила я: – невкусный чай. Не знаю что делать. Травяной, ягодный, цветочный, фруктовый покупала. Не понимаю что не так.
Она задумалась. За все это время я стала с ней совсем откровенна, но она все также не впускала меня в свой мир.
Наступило неловкое молчание.
– Бабуль, а как это получилось?
Высвободившись от раздумий, она даже слегка вздрогнула.
– Получилось что?
– Вся эта ситуация. Мы никогда не разговаривали об этом. Мы… Мы вообще ни о чем не разговаривали. Никогда. Ты всегда сидишь за столом с мамой и тетушками. Мне казалось, что ты солидарна с их мнением, а тут… Ты, оказывается, не против моих друзей. Как это получилось?
Присев на лавку, она тяжело вздохнула. Стуча пальцами по деревянной сидушке, она обдумывала, как начать это непростое объяснение.
Она никогда не жаловала моего отца и называла его ненадежным человеком, но при этом она спокойно воспринимает мои прогулки допоздна.
В конце концов, она встала и ушла в свою комнату. Я неслышно щелкнула зубами. Казалось, что та снова уклонилась от ответа. Поэтому, я ничего не ожидала и села допивать Артурин чай.
Она подошла ко мне спустя минут 10, обнимая толстый фотоальбом в кожаном переплете с миллиметровым слоем пыли на поверхности.
– Смотри, твой дедушка.
Я чуть кружку не уронила.
– А это… Ты?
Она посмеялась: – Я.
Подумать только. На меня смотрела молодая девушка в ситцевом платье легкого покроя. Как много черт я унаследовала от нее.
Мужчина, что именовался моим дедушкой, был выше ее на две головы. Держался он ровно, высоко задернув подбородок, смотрел прямо.
– Суров. – Подметила я.
– Это он на фотокарточке такой, – она, посмеявшись, махнула рукой: – он был хорошим человеком. Жаль, ни ты его, ни он тебя не застал.
На ее глазах выступили слезы. Мне стало неловко от сложившейся ситуации. Я знала, что никак не смогу ее утешить. Это лишнее. Я могу только продолжить наш диалог.
– А почему ты никогда о нем не рассказывала?
– О мертвых должны помнить те, кто застал их живыми. Что толку рассказывать тебе о том, кого ты никогда не увидишь.
– Хорошо, но… почему мама не рассказывала мне о нем?
Она закрыла альбом и отвела от меня глаза. Ей будто было стыдно за что-то.
– Он ушел давно. Ей не было и десяти лет. Девочкам и того меньше. Несчастный случай. Ушел на работу, вернулся в гробу. – Ее голос держал так, что теперь слезы выступили и у меня. – Она злится на него. Эта обида всегда внутри нее.
– За что злится-то?
– Он умер, а с его смертью все пошло наперекосяк. И денег не хватало, и не росло ничего. Даже дом начал сыпаться на щепки. Мы очень долго шли к тому, что у нас есть сейчас.
Я никогда не задумывалась над этим. Я всегда воспринимала наш дом, курятник, огороды как должное.
– Неужели, за это можно злиться? За несчастный случай?
– Видимо, можно… – Она сделала паузу, чтобы набрать в легкие больше воздуха. – Когда-то я думала, что это пройдет, она вырастет. Теперь она взрослая, но возразить я ей ничем не могу.
Я хотела спросить что-то, но решила, что это тоже лишнее. Думаю, это многое объясняло.
***
– Получается, у тебя все хорошо? – Спросил меня дядя Алик.
– Получается, что так.
Я теперь неохотно разговаривала. Мне все еще было стыдно, что пришлось просить у него помощи. Одновременно, я ему благодарна за это. Однако большая пропасть между нами все еще существовала.
– Не хочешь посмотреть на мой труд? – Почему-то поинтересовалась я, но он отрицательно покачал головой. – Почему?
– Сам не знаю. Неинтересно.
Что ж, это было обидно, но честно.
– А что тебе интересно?
Он пожал плечами.
Подул свежий утренний ветерок. Всю половину июня стояла неприятная духота, но палящее солнце в последнее время уже не так удручало. Сдвигались тучи.
– Ты вообще когда-нибудь гуляешь? – Это вырвалось у меня не без нервозности. Бывали времена, когда дядя раздражал меня и раньше, но сейчас это ощущалось особенно остро.
– А что я, по-твоему, делаю сейчас?
– Я имею в виду, у тебя самого друг есть?
Он открыл рот, но не произнес ни звука. Я чувствовала, что он хотел указать на меня, но сам наступил на свою же ловушку.
– С чего ты это начала?!
Я усмехнулась: – Да ни с чего, расслабься.
Он фыркнул, а я переполнялась чувством морального удовлетворения. Я невольно вспомнила тот праздник и тетины наставления.
Наконец-то я могу сама раздражать хоть кого-то, ну, помимо учителей и библиотекарей, а не только самой быть раздраженной.
***
Поставив по полку очередного фиолетового динозавра, я захватила с собой зонтик. Сегодня погода переменчива, а за меня в магазин за чаем никто не сходит.
Секрет невкусного чая мне все еще неизвестен, но если закрыть на это глаза, то все было замечательно.
Ребятня здоровалась с Артуром, а вместе с тем уважительно относились и ко мне. Как-никак десница короля – шишка важная.
Мать стала тише, но не без раздражительности приходила домой с работы. Я, как и каждое лето, просто старалась не показываться ей на глаза. Она что-то подозревала, но ей будто было не до этого.
В лице бабушки я нашла интересного собеседника, пусть и большей частью молчаливого, как бы противоречиво это не звучало. Поэтому пятничные посиделки теперь оставались без моего внимания. Они были и черт с ними.
Правда, меня звали за стол, но решив, что я слишком молода для этого… кхм… серьезного совещания, притворялась слишком занятой.
Дороги смешались с грязью, но теперь хотя бы было чем дышать, это радовало.
Теперь за чаем приходилось ходить довольно часто, кажется, мы перепробовали весь находившийся здесь ассортимент. Осталась еще одна не дегустированная марка, последнюю пачку которой мне удалось ухватить. Если эта затея провалится, то придется вешать белый флаг. Желательно, на лоб.
Перед тем как зайти, я заметила за углом, неподалеку от мусорных баков, бесхозные деревянные ящики. В таких обычно приводят фрукты и овощи. В голове зародилась мысль, которую стоит обсудить с Артуром.
Хозяйкой магазинчика была высокая женщина средних лет. Она всегда смотрела на людей так, словно подозревала в преступлении. Не скажу, что я ее не любила, но симпатии ни у кого из жителей здешнего района она не вызывала. Женская часть населения ее и вовсе за глаза обзывала непристойными ругательствами. Похоже, вычурный макияж и выкрашенные в рыжий волосы, действовали на них, как красная тряпка на быка. Мне же она всегда казалась несчастной женщиной, хоть о ее жизни я знала ровным счетом – ничего.
На выходе из магазина я наткнулась на темноволосую молодую девушку среднего роста. Она, в каком-то смысле, была противовесом неприятной продавщице. У нее были выразительные карие глаза, подчеркнутые строгой одеждой. В последнее время я понимаю, что у всех вокруг темные глаза, и только у меня светлые, как у матери. Девушку же я не видела раньше. Возможно, она живет в противоположной стороне. Я не хожу в дальние районы, боязно.
Я бы не обратила на нее внимания, но та бросила взгляд на меня.
Оглянулась. Она также продолжала смотреть мне вслед. Вот тут уже не до красоты. Это было жутко.
Спрятавшись за зонтик, я корила себя любопытство. Ненавижу, когда на меня смотрят.
***
На следующий день распогодилось, и Артур зашел к нам в гости, но пить чай мы не стали.
Весь вчерашний день я провела в раздумьях и решила, что эти ящики можно использовать для дороги. Мы поспешили к магазину, чтобы забрать их.
– Знаешь, а дядя отказался заценить наш забор. – Я не знаю, зачем я завела эту тему, но мне так хотелось рассказать Артуру о своей обиде.
– Правда? Чем же он это мотивировал?
– Сказал, что неинтересно.
– Беда-а-а… – С досадой произнес он на выдохе. – А мама?
Меня передернуло: – Думаю, ей лучше не знать.
Он смотрел на меня с сожалением, но я старалась казаться нейтральной.
– Она строгая?
И тут меня осенило, что это правильно сказанное описание ее характера.
– Очень.
Артур кинув, дал знак «больше не беспокою». Когда мы отдыхали от проделанной работы, у нас произошел диалог на эту тему. Так я выяснила, что его отец чопорен, щепетилен и скуп на эмоции. Бабушка такая же.
Моя мать, напротив, не могла «похвалиться» набором этих качеств. Она излишне импульсивна, мнительна, а эмоций у нее хоть отбавляй, и зачастую те, что не к месту.
Наверное, каждый строг по-своему.
(Так я думала раньше)
Несмотря на то, что всю дорогу нам попадались новоиспеченные друзья Артура, которым он уважительно махал рукой в ответ, у магазина же не было никого.
– Удача! – Сказала я с нескрываемой радостью.
Артур, согласившись, улыбнулся. Теперь круг его знакомых расширялся. Его узнавали, и люди постарше, и совсем маленькие дети.
Изначально, прозвище его смущало, но стоило рассказать, что я – «убийца растений», смятение пропало. Теперь он больше беспокоился обо мне. Даже обещал помочь с цветком. Его бабушка любит комнатные растения, мол, от одного ростка не убудет, но я отказалась. Это было слишком неловко, да и не имело для меня значение. Внимание к моей персоне, мне, конечно, не нравилось, но обиды не было.
Если я на кого-то и обижена, то только на себя…
Когда-то давно я переживала, что мне нет места в обществе, но с другой стороны – «это у общества нет нас» (дядя Алик, философ первой половины 21 века). Никогда не бывает исключительно плохо, бывает исключительно недальновидно.
Так вот, мы разбирали ящики за несколько заходов. Нам понадобилось много времени, чтобы собрать их. Пришлось попросить у хозяйки нового забора небольшой топорик. Та умилилась, увидев нас за новой работой. Да и мы ее воспринимали как родную.
Спустя пару часов изнуряющей работы, она вежливо спросила: «Хотим ли мы чего-нибудь?» Я помялась, а Артур без доли смущения попросил попить. Правда, он не уточнил что именно, а в понятии бабушки «это что-то» было чаем. Что ж, лучше, чем ничего.
Я отхлебнула немного. Чай целиком и полностью состоял из противного послевкусия. Точнее было бы сказать, это были просто несколько кусков сахара, замоченные в кипятке. О травяном составляющем не шло и речи.
Артур сначала тоже поморщился, но смог выпить это до дна. У меня выпала челюсть.
Что в этом чае есть такое, чего нет в моем?!
Я, в какой-то степени, даже была уязвлена. Руки опускались, но многогодовая подготовка к материнским перепадам настроения напомнила о себе и я тут же сделалась стойкой, как оловянный солдатик.
К вечеру мы с горем пополам проложили тропинку из досок. Дорога больше не хлюпала, правда, и проблему болота это не решало. За все это время мы повидали кучу народа, некоторые даже нам помогали. Люди улыбались нам, а мы радовались этому в ответ.
Теперь, когда пруд был очищен, там водилось много народа. Некоторые из них даже умудрялись там купаться.
Что ж, Артур умеет завоевывать сердца.
Правда, это не отменяло чувство тревожности в моем сердце. Причина его возникновения мне была неясна.
– Все в порядке? – Спросил он, когда мы шли домой. Солнце еще не заходило за горизонт, но вечер уже приближался.
Одуванчики давно отцвели. Распустилась черемуха, шлейфом раскидывая нежный запах по всей окраине. Это навевало приятную печаль. Воспоминания о летних днях, которые уже давно прошли. Они были с другими людьми, в другое время суток… Тогда были другие настроения и заботы.
Эти люди остались. Остался папа. Осталась мать. Даже Алиса осталась. Просто все вокруг стали другими. И я тоже стала другой.
Мне казалось, что уходят лишь те, кто был близок. Теперь я понимаю, что я тоже ухожу от них.
Когда-нибудь и Артур станет другим…
– Я думаю, что мне не хватает кого-то. – Я тяжело вздохнула, вспомнив об отце. Я не видела его уже пару месяцев. Я не знаю где он сейчас, и как живет. Мы так давно не говорили об этом.
Рассказав об этом, Артур покачал головой.
– Почему бы тебе его не навестить?
– Я… – Пауза затянулась. Я никогда не думала приехать к нему, даже зная дорогу и точный адрес. Я всегда боялась его «Мышки», а братьев мне доводилось видеть лишь на фотографиях. Не придумав ничего путного, мне оставалось добавить: – Я некомфортно чувствую себя в городе.
Отчасти это было правдой. Всегда, когда отец катал меня туда, мне было не по себе от этого движения. Хотя, казалось бы, мне не чужды идефиксы моих одноклассниц о переезде в цивилизацию. Там жизнь зарождалась, здесь она заканчивалась. Но что-то здесь все равно было не так.
– Тогда поехали вместе.
Я побагровела.
– Вместе?
– Ну да. З7-ой автобус же едет? Доберемся спокойно.
Это был прямой маршрут до центра. Конечная находилась позади школы, как раз в том районе, где был разбитый асфальт.
– Даже не знаю. Я не уверена, что он будет рад видеть меня.
– Он тоже строгий?
– О, нет. Кто угодно, только не он. Скорее наоборот. Он как… пластилин. Каждый, кто с ним живет, по-своему лепит из него что-то.
– Какой кошмар! – Не скрывая негатива, нахмурился он. – Это просто ужасно!
Мне же оставалось только протяжно вздохнуть.
– Каждый живет так, как ему удобно жить. Его устраивает, когда из него веревки вьют.
Артур раскрыл рот. На минуту я даже пожалела о своем высказывании. Наверное, это было совсем не учтиво с моей стороны. Поэтому, чтобы быстро исправить ситуацию, я рассказала ему о «Мышке» и согласилась съездить с ним.
– Даже если она тебя не пустит, ты всегда можешь спросить как у него дела, – заключил он: – ну, а если и это нельзя, то мы просто вместе погуляем!
Мы пожали друг другу руки.
***
Я сидела на кровати и вязала, когда мама, широко распахнув дверь в мою комнату, ворвалась, не скрывая агрессивного настроя.
– Где ты шлялась?!
У меня все перевернулось внутри.
Несколько секунд, что мы смотрели друг на друга в недоумении, длились вечностью.
– Я тебя спрашиваю, ты где шлялась?! – Снова спросила она.
Меня бросило в холод. Что бы я ни сказала, это будет губительно для меня. Она всегда переворачивала мои слова так, как ей выгодно.
– Что-то не так?
– Почему я от черт пойми кого узнаю, что ты шаришься по помойкам?!
«Вот черт…» – подумала я. Все хуже, чем я думала. Уж не знаю, с каких пор она общается с хозяйкой магазина, но никто другой нас не мог застукать.
Я решила промолчать. Матери никогда ничего не докажешь. Оправдания только больше раззадоривали и без того ее пылкий нрав, и потому претензии звучали все громче и несноснее.
Бабушки в доме не было и мне оставалось лишь сидеть и не выражать ни единой эмоции.
Когда силы покинули меня, я просто отключила мозг. Как в космосе. Надела скафандр и плыву по безмятежности вакуумного пространства.
Я уже не слышала и про отцовские гены, и про дядю Алика, который плохо на меня влияет. Лишь мельком услышав что-то там о новом друге, я слегка вздрогнула, но почему-то мама решила не делать акцента на этом. Тем лучше. Остальные аргументы продолжали проноситься мимо меня.
Закончив свою пламенную речь, она вздернула подбородок, открыла дверь и на проходе повернулась, чтобы что-то в заключение сообщить мне. Не помню, что это было. Похоже, про мои оценки в школе. В любом случае, это уже неважно.
Когда она ушла, я сидела словно в анабиозе еще минут десять, глядя в одну точку. Я перебирала в голове названия всех шести динозавров, что были в моей коллекции. Трицератопс, что имел розовый цвет. Диплодок оранжевого цвета. Желтый тираннозавр. Странно, что он был не красный, подумала я. Обычно хищники красятся цветом крови. Голубая рыба, что зовется во вкладыше ихтианозавром. Фиолетовый… кхм… как его… не помню. Анкилозавр, единственный динозавр, что был окрашен в мой любимый цвет. И конечно тот, которого нет. Тот, чей цвет я так ненавижу.
Я легла без чувств. Правый глаз дергался, голова затуманилась, пульс затихал. Я ненавижу себя. Ненавижу за неумение постоять за себя. Неумение ставить себя на первое место. Видимо те влюбленные за гаражами были правы, что смеялись надо мной. Я смешная. Как не посмеяться над существом, которому не нашлось места среди толпы. У общества нет меня, но ему до этого нет никакого дела. Я – никто.
Закрыв глаза, я опустила руку на пол. Хотелось уснуть, но сон не шел.
Нащупав недавно связанный свитер из колючей шерсти, я потянула его к себе.
– Позор мне. – Еле слышно прошептала я.
