Алла Колос
Циферблат. Город Адимари
– Я что, похожа на саламандру? Я не умею отращивать новые конечности, так что ищите другой вариант! – возмутилась Кира, ощущая новый удар тока на своём запястье. – Я, конечно, понимаю, что вы любите жестокие зрелища, но это уже слишком!
Клеон виновато развёл руками, словно говоря: «Это не я такой, это обстоятельства!».
– Времени не так много. Надо решать что-то, иначе скоро обнаружится, что охрана в отключке, и мы пробкой вылетим отсюда, схлопотав большие неприятности! – сказал Агрэй, материализуя из воздуха огненный серп. – Ты подумай хорошенько! Боли не будет, я быстренько рубану – и ты на свободе! – добавил он, с насмешкой глядя на Киру.
Она не знала, как реагировать на это заявление. «Неужели он всерьёз? Или просто дразнит меня?» – думала она, вглядываясь в куб, где только что вспыхнула зелёная вспышка. В конце концов девушка пришла к выводу, что он шутит, но решила на всякий случай обидеться.
– А что это за зелёное свечение? Белое понятно – аргенлал, алое – яхлал, а откуда тогда этот тёплый зелёный свет? – задала Кира вопрос Клеону, проигнорировав выпад Агрэя.
Клеон подошёл к кубу Эриха и стал заглядывать в него со всех сторон, пытаясь отыскать источник зелёного света. Наконец он воскликнул:
– Там ещё один камень плавает, на воздушной подушке!
Агрэй тоже заглянул в прозрачную ёмкость и выловил взглядом маленький зелёный камушек, примерно в два раза меньше яхлала и в три раза меньше аргенлала. В его глазах сразу же вспыхнули крошечные огоньки интереса. Он извлёк обсид и стал сквозь него смотреть на изумрудный камень. На поверхности фиолетового стекла начали отражаться небольшие красочные картинки.
– Что ты там видишь? – с интересом спросила Кира, которой не терпелось узнать секрет содержимого куба Эриха.
– Обсид показывает мне историю этого камня в обратном хронологическом порядке. Всё смотреть не будем, но хотя бы в общих чертах мы сможем понять, что он из себя представляет. Обсид не хочет показывать всё, а лишь отдельные, наиболее интересные, по его мнению, отрывки истории этого камушка, – разъяснил Агрэй.
Клеон стал просматривать историю камня вместе с Агрэем, и Кира могла наблюдать, как меняются выражения их лиц: от заинтересованных до удивлённых и обеспокоенных. Наконец Агрэй спрятал своё фиолетовое стёклышко и посмотрел на брата.
– Что ты думаешь по этому поводу? – спросил он у Клеона.
– Это морлон знает что такое! Либо это заговор, либо от нас многое скрывали все эти годы!
– Поясните мне, о чём вы говорите? – возмутилась Кира, которую всё это время держали в неведении, хотя происходящее касалось её напрямую.
Братья ещё раз переглянулись, и Клеон сказал:
– Камень-то очень непростой, не хуже твоего яхлала, только силы в нём заключены несколько иные. Его обладатель может менять облик на тот, который мог бы отразиться в зеркале сущностей. Владея камнем, он обретает способность летать и перемещать по воздуху огромные предметы, даже целые здания. Но главная его особенность в том, что хозяин этого камня всегда способен отличить правду от лжи. Его нельзя ввести в заблуждение никакими уловками и даже чарами, ибо он материализует чужие мысли. Этот камень – зеркало душ. Его истинное название – вердигри.
Кира заинтересованно посмотрела на куб Эриха. От возможности летать и читать мысли она бы не отказалась. Кто в детстве не мечтал парить как птица, пронзая потоки воздуха и возвышаясь над городом?
– Мне понятен твой интерес, вот только если верить моему обсиду, все предыдущие хозяева этого камня заканчивали не очень хорошо. Так ли полезно всегда распознавать ложь, ведь она разная бывает. Безобидная ложь, лёгкое лукавство или ложь во спасение при определённых обстоятельствах могут принести даже пользу, – сказал Агрэй, как будто читая её мысли.
Девушка подняла на него глаза, взглядом спрашивая, откуда он узнал, о чём она думает. Он так хорошо её понимал, что ей иногда становилось не по себе. Подобная проницательность недавнего знакомого была почти пугающей.
– Нетрудно догадаться. Всех нас объединяют похожие стремления и желания, но ты представь только: этот камень лишает возможности слепо доверять кому-либо, даже самым близким друзьям. Разве интересно жить, когда окружающие становятся открытыми книгами? Неужели ты хотела бы разочароваться во всех своих близких?
Их размеренная беседа была прервана отдалённым шумом чьих-то многочисленных шагов.
– Смена караула! Сейчас они обнаружат оглушённую охрану, и тогда о всякой возможности освободить тебя придётся забыть. Выбирай: останешься здесь с рукой и браслетом или выберешься на свободу без руки! – сказал Клеон, отходя к дальней стенке стеклянного куба.
В голове у Киры всё смешалось. Ей было страшно терять руку, которая была её спутницей двадцать четыре года, но ещё страшнее было оставаться здесь без сознания и сил. И вот когда она уже было решилась расстаться с кистью, браслет сильно обжёг ей руку, отговаривая от непоправимой ошибки.
Подчиняясь внезапному порыву, Кира сделала лёгкий манящий жест рукой, погружённой в куб Эриха, затем сжала пальцы в кулак. Она стала произносить слова на неизвестном ей языке, причём поток слов сам изливался из уст неподконтрольно её воле. Шум вокруг стих. Кира не слышала удивлённых возгласов Клеона и топота ног приближающейся стражи. Жидкость, наполняющая куб Эриха, забурлила как при кипении, но при этом оставалась холодной и плотной.
Маленький зелёный драгоценный камень на воздушной подушке всплыл и завис на уровне Кириных глаз, маня её тёплым светом. Девушка смотрела на него, словно гипнотизируя, и ей казалось, что она не раз видела его прежде.
– Пойдём со мной, – сказала она, и маленький изумрудный камень послушно закрепился в одном из пустующих отверстий на поверхности браслета. Треугольник из трёх камней сомкнулся в круг циферблата часов, по центру же появилась едва различимая часовая стрелка. Браслет Филуна обратился в часы, которые, однако, пока не шли, а стояли на месте, ожидая подходящего момента, чтобы засверкать во всей своей красе.
Теперь Кира знала, что ей нужно сделать, чтобы вызволить себя из плена коварного артефакта. Сначала она зажгла яхлал, который сделал её руку прозрачной и нематериальной, затем очень медленно стала тянуть руку на себя, усиливая толчки небольшими вспышками аргенлала. Не прошло и минуты, как она полностью высвободила руку и оказалась на свободе.
Сказать, что Агрэй с Клеоном были удивлены – значит ничего не сказать. Их знания о силах куба Эриха рассыпались в пух и прах. Агрэй странно посмотрел на Киру, силясь вспомнить что-то, но не стал задавать лишних вопросов, ведь им надо было в который раз срочно уносить ноги. Троица выскочила сквозь проём в разбитой стеклянной стене, успев скрыться до прихода стражников.
Они нырнули в узкий лабиринт коридоров, стены и пол которых были полностью покрыты голубоватым мхом, сверкающим так, как снег блестит под светом уличных фонарей. Благодаря этому невероятному отливу здешним местам не требовалось никакое искусственное освещение: всё было и так прекрасно видно.
Преодолев три или четыре коридора, они, казалось, угодили в тупик, но Клеон быстро ощупал стену, отыскивая нечто. Не прошло и пяти секунд, как его рука провалилась глубоко в мерцающий мох и нащупала что-то вроде поворотного переключателя. Раздался громкий скрежет трения отъезжающей каменной плиты, смешанный с шорохом соприкасающейся пушистой зелени.
Агрэй с Клеоном со знанием дела запрыгнули на мягкую зелёную подушку, скрытую за тайным проходом, не забыв втащить за собой уже ничему не удивляющуюся Киру.
Как только они оказались внутри, лазейку мигом затянуло густым голубоватым мхом, после чего плита вернулась на место.
Кира подняла глаза и увидела, что прямо над ними высится бесконечный узкий тоннель, напомнивший ей шахту лифта в небоскребах. В самом его конце виднелся едва различимый тусклый свет, который не мог пробиться на такую глубину. Кира про себя оценила длину тоннеля этажей так в сто, не меньше.
Не успела она спросить, долго ли им придётся отсиживаться в этом закутке, как подушка из мха, на которой они стояли, начала стремительное движение вверх по тоннелю, за несколько секунд преодолев огромное расстояние. Киру вжало в землю: таким молниеносным и неприятным было это перемещение. Ей пришлось вцепиться руками в рядом стоящего Клеона, чтобы хоть как-то устоять на ногах.
Когда подушка прекратила движение, она слилась с сизым пушистым покрывалом планеты Иклил. Кира сначала не могла различить ничего с непривычки из-за ослепительно яркого света, но, когда всё же глаза смогли привыкнуть к нему, потеряла дар речи.
Иклил
Кира считала, что возможности человеческого воображения практически безграничны и нет ничего такого, что было бы неподвластно разуму человека и его восприятию. Но то, что она увидела, не просто поразило её, а породило в ней некий первобытный страх, который когда-то испытывал древний человек при виде горящего пламени, бушующей неуправляемой водной стихии или сносящего всё на своём пути смерча.
Во многом за это нужно было благодарить фантастические светила Иклила. Планета Иелуаджи была так близко, что казалось, она вот-вот рухнет на землю. Кире было страшно видеть нависающий спутник, и она сразу же вспомнила свой давний сон, где Луна неслась к Земле на безумной скорости, предвещая неминуемое столкновение и катастрофу. В этот момент девушка ощутила себя главным персонажем картины Эдварда Мунка «Крик»: такое же безумное небо над головой и перевёрнутое сознание.
Но самым поразительным здесь было не это, а то, что облака на небе образовывали настоящие реки, с бешеной скоростью несущие свои потоки неведомо куда. На Земле облака были другими, более медленными, статичными. Даже самая лютая земная гроза с тысячами ежеминутно бьющих в землю молний не сравнилась бы с ритмом движения облаков Иклила и мощью здешнего ветра. Планета Иелуаджи притягивала атмосферу, благодаря чему на Иклиле можно было жить и не бояться быть снесённым потоками воздушных рек, при этом облака собирались в кольца, через которые то и дело пролетали небольшие метеориты.
С трудом оторвав взгляд от неба, Кира опустила глаза на землю. Оказалось, здесь тоже было на что посмотреть. Если в Адимари земля была представлена сплошным, пусть и не совсем обычным, но камнем, то поверхность Иклила больше всего напоминала чешую рептилии, только вместо чешуек были сине-зелёные растения. Эти загадочные обитатели здешних мест переплетались между собой, держась друг за друга при помощи длинных веточек, чем-то похожих на маленькие ручки.
Метрах в трёхстах виднелся огромный город, состоящий из сотен высоченных и узких небоскрёбов, вершины которых скрывались в подвижных облаках-реках. Небоскрёбы были будто целиком вырезаны из скал и напомнили Кире знаменитый Собор Святого Семейства, только больших размеров и белого цвета.
Окна башен навевали мысль о пчелиных сотах, а их основания – о светящихся корнях баобаба. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что каждый небоскрёб парит над землёй, находясь в равновесии. Корни-основания башен едва касались земли, питаясь от неё энергией.
– Ты в порядке? – раздался совсем близко голос Клеона, и Кира обнаружила, что до сих пор стоит рядом с ним, крепко вцепившись в его руку.
– Да, извини! К такому я была не готова, – ответила Кира, слегка смутившись. Она подумала, что, вероятнее всего, удивление написано на её лице и выглядит она растерянно и, возможно, даже глупо.
Агрэй стоял чуть поодаль и хмуро смотрел на Киру тем самым взглядом, который читался в нём после освобождения её руки из куба Эриха, но о мыслях своих и в этот раз предпочёл умолчать. Он крепко сомкнул пальцы в кулак, больно врезавшись в ладонь, как будто отрезвляя себя, а затем разжал их.
– Это было большой ошибкой с их стороны подпустить тебя к вердигри. Теперь они потеряли все источники энергии. Понять бы только, откуда взялся изумрудный камень в наших краях. Раньше я ничего о нём не слышал, – с улыбкой сказал Клеон.
При этих словах Кира испытала ощущение дежавю, как если бы однажды уже слышала эту фразу, стоя именно на этом месте. Всё, что её окружало, несомненно было для неё в новинку, но в то же время ей казались до боли знакомы и небоскрёбы, и голубые травы-чешуйки, такие необыкновенно живые и гладкие.
– А что тут понимать, надо идти к Келадону и прямо у него спросить. Сколько можно скрывать от нас правду? Слишком много вопросов накопилось и много неувязок, – резко ответил Агрэй, кивая в сторону высокой и толстой башни, расположенной в самом сердце скопления небоскрёбов. При этом у него был вид лионита, принявшего для себя какое-то важное решение.
Клеон замахал головой, выражая несогласие с намерением брата:
– И что ты ему скажешь? Да он даже слушать тебя не станет, особенно после того, как ты сбежал на Землю, ослушавшись его приказа. Он выставит тебя за дверь в первые же секунды, ещё ограничение на использование чар наложит!
– А я не вижу никаких препятствий ему хотя бы иногда быть более откровенным с собственным сыном. Моё терпение тоже не безгранично. Я не один из его хранителей, не подопечный и не слуга! Ему придётся со мной считаться, – отрезал Агрэй, и Кира поняла, что в стеклянную тюрьму её заточил не кто иной, как отец Агрэя и Клеона.
«Ничего себе семейка. Прекрасный повод для размышлений на тему «Отцы и дети». Они даже не называют его отцом, а только по имени», – подумала она, с лёгким сочувствием разглядывая таких похожих внешне и таких непохожих внутренне братьев.
Отца Киры давно не было в живых, но когда-то он существовал в этом мире, очень любил свою дочь и подарил годы тёплых воспоминаний, которые грели в трудные моменты её жизни. И даже теперь, спустя годы, никто не смог бы отнять у неё эту любовь: она была неподвластна времени, которое, казалось бы, стирает всё. Гораздо сложнее жить, когда у тебя нет никаких воспоминаний, которые тревожили бы тебя среди ночи.
Стоит заметить, что тема семьи была для Киры одной из самых болезненных: слишком много боли было в одном лишь только слове «семья», и Кира всегда достаточно остро реагировала на любые мелочи, которые могли хотя бы отдалённо напомнить ей о её близких. Чем старше она становилась, тем больше боли накапливалось в её сердце, ведь от её некогда большой семьи почти ничего не осталось, и даже счастливые воспоминания приобрели оттенок грусти.
Она боялась забыть тех, кого когда-то любила, но воспоминания предательски выцветали в её сознании, как под действием солнечных лучей выгорают фотографии. И вот уже невозможно было оживить в памяти голоса, улыбки, жесты и прочие мелочи, которые делают наших близких теми, кто они есть.
Кира смотрела на Агрэя с Клеоном и проводила параллель: «Неизвестно, что хуже: потерять отца или иметь отца, которому нет до тебя никакого дела. Ценят ли бессмертные так же время, проведённое с близкими, как те создания, чей век недолог и мимолетен? Или же растрачивают его впустую, игнорируя саму мысль о привязанности? Интересно, что стало бы с людьми, если бы впереди у них была бесконечно долгая жизнь? Возможно, она утратила бы всякий смысл, ведь её прелесть во многом состоит как раз в кратком течении».
А тем временем братья не прекращали свой оживлённый спор, оставаясь каждый при своём мнении, при этом Клеон эмоционально жестикулировал, а Агрэй был холоден и расчётлив.
– Сколько раз ты разговаривал с ним по душам за последние годы? Лично мои с ним беседы всегда сводились к получению очередного задания и фразе: «Закрой за собой дверь», – не унимался Клеон в своем желании доказать Агрэю бессмысленность его задумки. На его лице читалось нечто вроде смеси недоверия и сарказма.
Но, как известно, Агрэй был упрям как вол, решения принимал единолично и не особо заботился о чьём-либо мнении, кроме собственного. Поэтому в своей голове он уже продумывал план действий и кратчайший маршрут к центральной пузатой башне родного города, не особо прислушиваясь к наполненной убедительными доводами речи младшего брата.
Клеон наконец понял это по одному только выражению лица Агрэя и решил не тратить попусту время и силы:
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал. Это бессмысленно – то, что ты собираешься делать!
– Неужели тебя не смущают все эти неувязки и то, что говорил дух этой несчастной Шаи? Мы ведь действительно ничего не помним до того момента, вдруг все эти годы мы жили в мире иллюзий? – здраво рассудил Агрэй, доставая обсид и просвечивая с его помощью ближайшие здания. На обсиде стали отражаться мелькающие многочисленные фигуры. – Я считаю, что проще напрямую спросить обо всём у родного отца, чем провести тысячи часов в поисках зацепок.
– И как ты собираешься туда протащить нашу скромную компанию? – спросил Клеон. – Не думаю, что там ждут нас с распростёртыми объятьями после того, как мы освободили важного пленника. Это же считается изменой, и наказание за это – смерть, даже для тебя.
– Нас? Об этом и речи быть не может. Ты спрячешь Киру и составишь ей компанию, чтобы она не сочла нас негостеприимными, – улыбнулся он Кире, и в его голосе послышалась лёгкая грусть. – Я же разберусь во всем сам. Мне для этого помощники не нужны. Вы будете только мешать, – добавил он тоном, не терпящим возражений, и направился в сторону парящего над землёй города.
Клеон только развёл руками: повлиять на решение брата он никак не мог, хоть и остался верен своему мнению. Очевидно, такое происходило с ними уже не впервые. Кира поняла это по тому, как он устало вздохнул. Напоследок Клеон похлопал Агрэя по плечу, как бы желая ему удачи, обернулся к Кире и поманил её за собой.
Кира смотрела вслед удаляющемуся Агрэю и испытывала сильную тревогу за его жизнь. Они никогда не были друзьями, и она всё ещё на него злилась за его надменность и пренебрежительное отношение к людям. Но что-то в его поведении заставляло думать о нём чаще, чем это было необходимо, а его поступки порой совсем не увязывались с её представлением о нём, как о высокомерном и бесчувственном эгоисте. В конце концов, он же не бросил её одну в плену куба Эриха и до этого не раз спасал ей жизнь, рискуя своей собственной.
После слов Клеона о смертной казни Кире стало совсем не по себе, и она молча следовала за Клеоном, погружённая в тревожные мысли. Её переживания были столь сильны, что она не замечала потрясающей красоты пейзажей вокруг, сказочного неба или удивительных животных, то и дело появляющихся на горизонте.
Она смогла прийти в себя только спустя двадцать минут, когда они с Клеоном достигли голубого побережья бескрайнего оранжевого моря. Вода приобретала такой необычный оттенок благодаря звёздным лучам, пронизывающим разноцветные облака-реки, а вот песок на самом деле был голубым – точно таким же, каким девушка видела его в своём навязчивом сне. Этот песок всколыхнул сознание Киры и заставил в который раз задавать себе те же вопросы: была ли она здесь когда-то, и почему эти воспоминания не дают ей покоя все эти годы?
Чуть поодаль виднелись острые скалы, покрытые тем же зелёным мхом-чешуей, который укутывал всё на этих землях. Благодаря этому горы напоминали спящих крепким сном гигантских драконов, свернувшихся кольцом и спрятавших морды под длинные хвосты. В их нижней части располагались большие округлые пещеры правильной формы. Девушка подумала, что навряд ли вода смогла бы проделать такие ходы, и скорее всего, природа их происхождения несколько иная и они рукотворные.
Клеон уверенно вёл Киру по направлению к пещерам, а она слепо за ним следовала без особого настроения и с тяжёлым грузом на сердце. Впрочем, девушка мельком подумала, насколько изящными и лёгкими были его движения. Сама же она такой лёгкости не ощущала, то и дело утопая ногами в мягком глубоком песке и слегка теряя равновесие. Воздух здесь был разряжен и вызывал головокружение, напоминая Кире воздух гор Эльбруса, с тем только отличием, что там было холодно и лежал снег, здесь же стояла вечная жара.
Они почти подошли к одной из ближайших пещер, когда из неё с оглушительным рёвом выскочило некое подобие синего лохматого мамонта со спиралевидными тонкими бивнями, огромными глазами и хоботом, свёрнутым в кольцо. Кира во все глаза смотрела на стремительно удаляющегося зверя, габариты которого раз в пять превышали размеры земных слонов. Когда-то она мечтала своими глазами увидеть живого мамонта, и вот её желание осуществилось при таких необычных обстоятельствах.
– Это морлон, очень умный и сообразительный зверь. Мы часто держим их в качестве домашних питомцев. Вот только этот морлон никому не принадлежит. Дикий вид всё-таки! – пояснил Клеон.
– Знаешь, на Земле когда-то тоже жили свои морлоны, и звали их мамонтами, но они вымерли почти десять тысяч лет назад. Скорее всего, люди их и истребили, – с сожалением ответила Кира, теряя из виду удаляющегося морлона.
– Да? Тебя не удивляет, что на разных планетах встречаются похожие животные? – искренне удивился Клеон, показывая Кире проход в пещеру.
– Честно говоря, нет. Ещё в школе я увлекалась биологией, и на Земле есть такое понятие, как конвергенция. Это когда абсолютно разные виды животных при похожих условиях приобретают внешнее сходство, хотя родственными не являются и никогда не пересекаются. Так почему животные Иклила не могут развиваться по тем же законам, если климат и природа у Земли и Иклила схожи? – уверенно отвечала Кира, спускаясь в пещеру вслед за Клеоном.
Внутри пещеры всё было покрыто зелёным светящимся мхом. На стене слева виднелись небольшие пробелы, как если бы кто-то выдрал целый участок мха острыми зубами. Но пустующим это место оставалось недолго: соседние мхи стали переползать с места на место, затягивая голый участок скалы.
– Растения Иклила не так привязаны к месту, как ваши земные деревья и травы. Они могут передвигаться на достаточно большие расстояния, ещё и между собой общаются. Бывали случаи, когда, сговорившись переезжать, удумывали целые леса, что доставляло немало проблем. Представь только, возвела ты домик с видом на лес, просыпаешься утром, а там одни дыры в земле остались. Причём иногда они мигрируют из-за того, что им не понравился лионит, живущий по соседству. Взбесить их может любая мелочь: от шарканья ногами до безвкусного пения. Есть деревья более усидчивые, а есть неугомонные виды, которые лично меня дико раздражают! – сказал Клеон, приглашая Киру присесть на большой камень, покрытый мхом.
Девушка живо представила, как три берёзы, растущие у её земного дома, собирают пожитки в виде мелких дикорастущих кустарников, при помощи гибких веток выкапывают корни и отправляются восвояси, давая понять Кире, что соседство с ней их больше не устраивает. При этом взбунтовавшиеся берёзы очень смешно подпрыгивают и придерживают свои длинные корешки веточками, как дама подхватывает подол своего пышного платья.
– Не думала, что лиониты могут плохо петь или шаркать ногами! Я почему-то была уверена в вашем изяществе, – засмеялась она.
– Более того, боюсь, мне придётся открыть тебе страшную правду: мы даже частенько храпим по ночам, – поддержал шутку Киры Клеон. Затем он осторожно извлёк из ниоткуда тончайший лист прямоугольной формы, изготовленный из невероятно тонкого материала, похожего на стекло. Да, это было тонкое, как лист, и гибкое, как бумага, стекло. Сразу же на нём отобразилась картинка чьего-то передвижения. Кто-то шёл в сторону города небоскрёбов быстрым решительным шагом. Кире потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что они следят за перемещением Агрэя.
На вопросительный взгляд Киры Клеон ответил:
– Как я могу оставить его одного? У меня больше никого нет, только брат. Он, конечно, может казаться независимым, но мне так спокойнее.
«Значит, их виду тоже свойственно иметь привязанности, а их отец – скорее, исключение из правил. Ну что ж, многие земные отцы ведут себя аналогичным образом», – подумала Кира, внимательно следя за тем, как Агрэй приближается к городу.
Гейл можно было назвать городом непропорциональным. Вершины гигантских небоскрёбов скрывались высоко в облаках, соединённые между собой широкими переходными галереями, а вот улочки между зданиями были совсем узенькие, как в старых европейских городах. Они явно не были предназначены для передвижения транспорта, которого, вполне возможно, в этих краях и не было, но созданы для пешеходов. Впрочем, два лионита едва могли бы разминуться на них, не увидев друг друга, что, вполне возможно, создавало немало проблем. Мало ли с каким нежелательным знакомым ты пересечёшься в этих узких проходах?
На улицах города было людно. Навстречу Агрэю шли четверо молодых лионитов в однотипной свободной одежде тёмно-зелёного цвета. Увидев Агрэя, они оживлённо с ним поздоровались и пошли дальше. Агрэй же свернул налево и остановился перед основанием башни в форме корней баобаба. При ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что оно образует некое подобие лестницы.
Агрэй быстро запрыгнул на ближайшее корневище, после чего всё основание башни пришло в движение, подстраивая направление лестницы под шаги Агрэя. Сама башня при этом не шелохнулась, сохраняя идеальное равновесие. Казалось, каждое здание города крепится не к земле, а к небосводу, погрязнув в нём своими остроконечными крышами.
Поднявшись наверх, Агрэй открыл тяжёлую дверь из лилового металла, переступил порог здания и лицом к лицу столкнулся с хмурым лионитом огромного роста, вооружённым до зубов и крайне недружелюбным. В правой руке он прокручивал длинный шест с острым концом, с которого что-то безостановочно капало, на груди висел большой круглый медальон с множеством насечек, а широкие ноги в гигантских сандалиях размера так пятидесятого напоминали ноги великана. При виде Агрэя он сначала потянулся к нему шестом, но затем лениво отодвинул его, вопросительно подняв брови.
Агрэй тоже заметил этот жест, но не стал подавать вида и как ни в чём не бывало поздоровался:
– Привет, Зера! Сто лет не виделись, как успехи в службе?
На Зеру столь обходительное обращение не произвело ровным счётом никакого впечатления. Он смотрел на Агрэя, как на надоедливое насекомое: Кира даже представить себе не могла, что на Агрэя можно так смотреть. Ей почему-то казалось, что сама по себе личность Агрэя располагает совсем к другому отношению.
Выждав секунд пять и не получив ответа, Агрэй со вздохом задал второй вопрос:
– Келадон у себя? Мне надо к нему ненадолго, спросить кое-что.
Зера нахмурился ещё сильнее: соображал он туго. Ему потребовалось около минуты, чтобы сформулировать ответ:
– Нет, велено никого не впускать. Келадон занят, уходи!
После этих слов он сделал ещё один жест шестом и чуть выдвинулся вперёд. Агрэй устало вздохнул и слегка ухмыльнулся, мол, раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Он резко потянулся к Зере, попытавшись пальцем коснуться его груди, но стражник отреагировал моментально, изящно увернувшись и направив копьё прямо на Агрэя. Очевидно, в бою его реакции были более быстры, и сражался он явно лучше, чем вёл беседы. Так бывает, когда многолетний опыт позволяет действовать подсознательно, не тратя время на размышления.
Кира испуганно вскрикнула и сжала руки в кулаки. Они с Клеоном всё ещё наблюдали за Агрэем издалека, и было так сложно видеть эту схватку и не иметь никакой возможности ему помочь.
Зера орудовал шестом, как копьем, пытаясь попасть Агрэю то в руку, то в ногу. Было заметно, что он не собирается его убивать, но запросто может покалечить. Один раз ему удалось достать своего соперника и по касательной немного порезать руку. Агрэй зарычал, как при сильной боли. Клеон же закрыл лицо руками.
– Его оружие пропитано особым парализующим ядом. Такого ранения не хватит, чтобы одолеть противника, но боль просто адская! – сказал Клеон Кире. – Мне как-то приходилось испытывать на себе действие этого яда, и поверь, такой боли не пожелаешь никому!
Разозлившись, Агрэй сделал рывок вперёд и всё-таки достал пальцем нагрудник Зеры. Тот замер истуканом, словно заморозили каждую его клеточку.
– Ну всё! Теперь ему точно не выйти сухим из воды: напасть на стражника, применив запрещённый прием! – тихо сказал Клеон.
– Запрещённый? А что это был за жест такой? – с интересом спросила Кира.
– Знаешь, у некоторых лионитов есть особые способности. Тебе, конечно, все наши умения могут показаться необыкновенными, но это так. Мы с Агрэем относимся, как бы это правильно выразиться, к так называемой элите, и у нас есть кое-какие полезные навыки, недоступные простым лионитам. Это даёт преимущества, но применять эти способности к представителям своего вида строго запрещено. Это одно из строжайших правил, которому учат с раннего детства. Впрочем, мы и так нарушили кучу законов, за которые легко можно попасть в заточение, – рассудил Клеон, не отрываясь наблюдая за перемещениями брата. – Ты только посмотри на него, чем он только думает? Стражника заморозил и идёт прямо в руки к Келадону, будто тот ждёт его с распростёртыми объятиями, – добавил Клеон, покачивая головой.
Агрэй и правда в отличном расположении духа поднимался по новой небольшой лестнице из переплетённых корней, чтобы оказаться в промежуточной комнате.
Круглая площадка представляла собой большой зал. Могло показаться, что Агрэй бог весть как угодил внутрь широкого полого ствола древнего дерева. Свет в зал проникал через многочисленные хаотично расположенные маленькие окна-соты. Если сама комната была так похожа на полое дерево, то эти небольшие окошки напоминали отверстия, проделанные гигантскими насекомыми, и Кира ни за что не хотела бы встретиться с пчелой такого размера.
Ступив на очередное массивное корневище, выпирающее справа, молодой лионит произнёс какие-то слова: корень пришёл в движение, и Агрэй стал быстро подниматься наверх. Скорость была настолько велика, что даже Киру, которая всё это время сидела на неподвижном камне, настигло головокружение. Подвижный корень вознёс Агрэя в тот участок башни, который пронзал нереальные облака острым шпилем. Облака находились не только снаружи, но и внутри здания, так что волосы и одежда Агрэя моментально стали влажными, покрывшись каплями прозрачной росы.
Кира подумала: «И кому только в голову пришло жить так высоко, чтобы постоянно мокнуть и собирать лужи на полу?»
Уловив замешательство во взгляде Киры, Клеон пояснил:
– У этих мест есть свои преимущества. Говорят, там рождаются самые лучшие идеи, да и вид из окон открывается прекрасный.
Агрэй находился в небольшом помещении. В его центре стояла высокая округлая дверь с ручками в форме металлических колец, основанием для которых служили две фигурки голов морлонов. Это было странно: просто одинокая дверь посреди комнаты. Никаких стен, которые обычно прилагаются к дверям, здесь не было.