Алексей Цибин
Марганцовая луна

Глава 8. Вопросы.

Николай и Никита удобно устроились на гранитном бордюре, огораживающем небольшой городской фонтан. Если бы случайный прохожий обратил на них внимание, он увидел бы двух уставших разнорабочих в запыленной одежде, которые присели перекусить после тяжелой смены. Фонтан не функционировал, время года не подходящее, но оттаявшего апрельского снега хватило, чтобы заполнить его почти наполовину. В грязной и мутной воде плавали бычки, стаканчики из-под кофе и пара пластиковых бутылок. Включенные фонари немного разгоняли вечерние сумерки, им помогал неоновый свет от двух рядов новомодных ларьков, в большинстве своем предлагающие кофе, шаурму и разномастную выпечку.

Никита после того, как ему пришлось освободить желудок у ворот стадиона, не ожидал, что у него разыграется зверский аппетит. Каждый из путников заказал по большой, в сырном лаваше, шаурме с курицей и по стакану кофе. Николай добавил к заказу бутылку минеральной воды без газа.

Забирая шаурму, Никита с удивлением заметил, что его сломанная рука стала ему подчиняться. Он поднял ее над собой и потряс, ожидая что она сейчас прогнется. Он даже сдавил ее, но она выдержала. Он размотал проволоку и задрал рукав куртки – никаких признаков перелома.

– Прекрасные ощущения, не правда ли? – Николай улыбался, наблюдая за исследовательской деятельностью Никиты. – В первый раз это выглядит словно чудо.

– Это на самом деле выглядит как чудо, – согласился Николай.

Полицейский еще немного повертел в разные стороны, свою уже выздоровевшую руку, а затем, когда радость удивления сменило чувство голода, решил заняться шаурмой. Он открыл пакет и с аппетитом вгрызся в желтый брикет, разбрызгивая соус. Шаурма показалась ему довольно вкусной. Не сравнить с той, которую он иногда покупал рядом со своей работой, по дороге домой. Та была какой-то пресной, эту же он оценил бы на девятку по десятибалльной шкале. Он оценил бы ее на все десять, если бы она была чуть больше. Он чувствовал, что не наелся, но заказывать еще одну, потратив на ожидание десять минут не хотелось. Вместо этого он подошел к самому крайнему киоску и взял два последних пирога с картошкой, его любимые. Микроволновка в киоске не работала и ему пришлось есть их холодными. Он снова подсел к Николаю на уже остывший гранит, тот с явным наслаждением маленькими глотками пил дымящийся ароматный кофе. Один пирог он протянул пареньку, но тот отказался кивком головы.

Никита надкусил пирог, тот оказался довольно вкусным, если не брать в расчет, то что картошка внутри была холодной. Он почему-то вспомнил мамины пироги. Первые пять лет его жизни стерлись из его памяти, будто их и не было, ни единого оставшегося воспоминания. А вот последний год, когда еще была жива мать и его еще не забрали в детский дом, он запомнил хорошо. Ему нравилось, когда мама доставала огромную, деревянную, расписанную под хохлому доску и раскатывала на ней тесто. Он завороженно смотрел, как она доставала из кастрюлек начинку и в ее жилистых руках пластинки теста превращались в маленькие лодочки. Мама часто брала его руки в свои и они вместе делали такой кораблик. Из каждой начинки по одному. Его произведение получалось не таким красивым, на мама всегда ставила именно этот пирожок в центр противня. А затем по их маленькой однокомнатной квартирке разносился божественный запах. На выбор были пирожки с щавелем, рисом, изюмом, луком и яйцом, но его самые любимые – с картошкой. Он доедал первый пирог, пытаясь найти в нем те самые нотки вкуса. Но их не было. «Вот если бы разогреть» – подумал он.

– Как вам шаурма? – прервал его размышления Николай.

– Действительно вкусная была, – промычал Никита, дожевывая пирог. – Неожиданно, я думал только чурки умеют вкусно ее делать. А тут вроде славяне в будке, если я хорошо рассмотрел.

– Действительно, традиционные виды пищи, по моему скромному мнению, лучше выходят у представителей, придумавших ее. Здесь мы с вами видим исключение. Но, к сожалению, я знаю секрет такого яркого вкуса.

– Почему к сожалению? – Никита закинул оставшуюся половинку последнего пирога в рот и потянулся к своему стаканчику с кофе.

– Они добавляют в соус довольно много глутамата натрия.

Никита закашлялся, подавившись остатками пирога. Ему показалось, что он слышал это название, привязанное к производству какого-то опасного химического продукта.

– На самом деле ничего страшного, это обычный усилитель вкуса. Благодаря ему так трудно отказаться от фастфуда. Так или иначе, но к этому придут остальные местные производители шаурмы. Готов поспорить на желание, что, придя сюда через полгода, почти во всех киосках шаверма будет с одинаковым вкусом. Спорим?

– Воздержусь, пожалуй. Не люблю азартные игры.

– Почему?

– В детстве, в детдоме, много раз видел, что бывает с теми, кто не может выплатить долг. А хуже всего было тем, кто проигрывал желание.

– Ну что вы, я имел ввиду что-нибудь безобидное. Но настаивать не буду.

Никита в два глотка допил свой остывший кофе. «Сейчас бы закурить» – подумал он о своей привычке, с которой расстался много лет назад. Иногда его тянуло к сигаретам, особенно сильно после выпивки. Но он держал себя в руках.

– Вы хотели мне рассказать, почему вы думаете, или даже знаете, что я, как вы говорите – «светлячок». Я правильно выразился? – Никита посмотрел на Николая.

– Присядьте, пожалуйста. Я ниже вас ростом, а вы еще и возвышаетесь надо мной, заставляя чувствовать себя ущербным.

– Не вопрос, – Никита присел и приготовился слушать.

– Вы уверены, что вы готовы к разговору? То, что я скажу, может выглядеть совсем не так на первый взгляд, но умоляю вас дослушать вас мой рассказ до конца.

– Выглядит слишком загадочно. Не тяните.

– Хорошо. Мы говорили вам, что за нами, светляками, идет охота. По всем признакам нас становится все меньше, особенно это стало заметно в последние лет пятнадцать. Понимаете, каждый раз, когда гибнет кто-то вроде нас… Каждый раз, когда осушают сосуд, благодаря которому мы такие, какими являемся – мы это чувствуем, – Николай указал пальцем на свой затылок. – Небольшая вспышка в голове, будто вас ткнули иголкой в районе верхней части спины, после чего резко становится тоскливо.

– Ничего подобного не ощущал.

– Возможно вы списывали это ощущение на что-то другое. Головную боль, синдром похмелья, да много чего можно притянуть. Здесь, на «живой» земле это ощущается не так, как там. – Николай кивком головы указал за спину, явно имея в виду Пустошь. – Там этот момент ощущается очень отчетливо. Ни с чем не спутать. И в последние годы такие явление появляются с ускоряющейся тенденцией. Мы боимся, что скоро придет наша очередь.

Николай выглядел немного испуганно, такие эмоции на его лице полицейский видел впервые.

– А чем я вам могу помочь?

– Во-первых вы полицейский, причем очень хороший. До поры до времени вы были лучшим опером в городе. Ваша помощь будет бесценна. Мы тоже кое-что нашли. Я очень хочу поделиться с вами этой информацией, чуть позже, файлы находится в «Икарусе», мы все распечатали, – паренек неожиданно потерял в глазах Никиты всю свою уверенность, его речь стала торопливой. – Но мы точно знаем, что это такие же как мы, но не совсем понимаем, для чего они это делают.

– Они? Их несколько или они как вы с Никодимом, два в одном?

– Несколько. Группа лиц, точное количество не знаем.

– Хорошо. А во-вторых? Что во-вторых? – Никита интересом смотрел на собеседника. Он не был уверен, что сможет помочь Николаю-Никодиму, все-таки прошло три года с того момента, как он официально перестал быть оперуполномоченным. Наверняка потерял хватку, пропил всю свою квалификацию. Что у него осталось от былых времен? Служебная форма?

– Во-вторых, – паренек понизил голос почти до шепота. – У них ваша дочь. И она жива.

То, что произнес этот щуплый паренек с седыми волосами заставило желудок Никиты резко сжаться, к горлу подкатил комок. Мир вокруг него начал медленно сужаться до маленького в отверстия, в котором он мог различить только испуганное лицо Николая, оно будто бы стало больше, на нем проявились незамеченные до этого складки и морщины. У полицейского перехватило дыхания, мысли вихрем закружились в голове. Николай знал про его пропавшую дочь, но это и не являлось секретом. Но зачем он сказал, что она у них? Чтобы поманить его почти забытым образом, искрой надежды, как манят морковкой ослика. Он давно, с помощью психиатра, медикаментов и гипноза выкинул из головы все мысли о своей дочери, ибо мысли сразу о двух его потерях были невыносимы. Та самая, третья причина, по которой его не вышвырнули из отдела.

– Говори дальше, сука, – прохрипел он в лицо побелевшему Николаю. Сейчас полицейский чувствовал себя так, будто его вывернули наизнанку.

– Я хотел вас подготовить к этому, – затараторил паренек. – Но Никодим настоял, он вечно твердит, что времени мало, старый козел!

– Да говори ты уже, блять, юродивый, – неожиданно, заорал на него Никита. Несколько человек, сидевших на выставленных вдоль киосков лавках, недовольно оглянулись на крик.

– Говорю, говорю! Три года назад мы ее забрали в Пустошь, ведь здесь было очень опасно для нее. Мы решили ее обучить всему и подготовить заранее. Простите, но принимая во внимание ваш возраст, мы думали… – Николай запнулся. – Мы думали, что вы уже проигранная партия. Но в силу сложившихся обстоятельств… мы пересмотрели данные… мы пришли к выводу…

Николай не дал ему договорить фразу. Он резко выкинул вперед левую руку, попав точно в нос, а затем, закрутив тело и вложив в удар всю свою звериную ярость, провел правый боковой. Он с удовольствием услышал, как что-то хрустнуло в голове Николая, из его рта вылетели кровавые слюни, и он завалился спиной в грязный бассейн. Полицейский взобрался на бордюр и прыгнул с него на лежащего человека целясь ногами в грудь, но поскользнулся, рухнув в воду. Он поднялся и рванулся в сторону, где должен был лежать Николай с намерением добить, но тот, на удивление быстро оправившись от мощного хука, уже пытался выбраться за пределы бассейна. Никита в последний момент поймал его за лодыжку и дернул на себя. В его руке остался правый кроссовок, а его владелец очень быстро рванулся в темноту за киосками. Никита постарался выбраться из бассейна как можно быстрее, но ему мешала намокшая одежда, особенно тяжелой была куртка. Он перевалился за бордюр, выпрямился и решительно шагнул в сторону киоска, за которым скрылся Николай. Дорогу ему преградило несколько крепких молодых парней.

– Съебите нахуй, – с явной угрозой сказал он. – Вы не в теме.

– А если не съебем? Ты нас как того щуплого размотаешь? – вперед вышел высокий парень. На его руках и шее виднелись разноцветные татуировки.

– Надо будет раскидаю, – Никита оттолкнул татуированного и двинулся сквозь стоящих парней.

Но не успел он сделать и пары шагов, как его шею обвили сильные руки, мощно сдавив. Затем его ударили под колено, и ему пришлось, споткнувшись, упасть вперед. Он попытался выбраться из захвата и подняться, но ему мешала мокрая одежда. От удушья он начал терять сознание, в его голове помутнело. Его руки сильно заломили, и он почувствовал вес на спине и ногах. А затем возник голос парня в татуировках.

– Успокоился? Будешь смирным?

– Пошел нахуй, – ответил он.

– Ясно. Не будешь. Тогда ментов вызовем.

– Я сам мент.

– Ага, конечно. А я терминатор. Мы тут Сару Коннор ждем, – парень засмеялся. Затем еще сильнее сжал руки Никиты. – Сука, испачкался весь из-за тебя, мокрого мудака, и похоже мочой провонял.

Никита тоже почувствовал запах мочи и затхлости. «Вода в фонтане» – догадался он. Ему до боли, до слез стало обидно, что он вот так, беспомощно лежит здесь, воняющий тухлятиной, а этот пидор убежит в свою Пустошь, унеся с собой ответы на все вопросы. Он попытался пошевелиться, но понял, что выбраться не получится – его держало минимум трое.

До того, как появился наряд и его увезли в отделение, Никита решил, что никому не будет рассказывать про Пустошь, иначе он снова отправиться в дурку. А про драку он что-нибудь наплетет. Эх, если бы его повязали в центре города, то увезли бы в родной отдел, там бы он в течении получаса вышел на свежий воздух. Но его забрали на чужой территории, и так просто не отделаться. Как минимум, придется звонить знакомым, чего он очень не хотел делать. С другой стороны, его сжигала навязчивая мысль найти белобрысого и выбить из него ответы на мучащие вопросы относительно дочери. Его мысли были прерваны сиреной подъехавшего бобика. Он видел приближающиеся мелькающие огоньки в отражении мокрого асфальта перед своим лицом. После недолгих объяснений с парнями, его затолкали в заднюю часть уазика и повезли в отдел.

Кроме него в «собачнике» никого не было. Странное название для коробки позади ментовского бобика. Откуда вообще оно взялось? Никита поежился и потер руки, пытаясь согреться. Брюки немного подсохли, в отличие от тяжелой, набравшей воды куртки. Он снял ее и попытался отжать вонючую жидкость. Гнев уже давно отпустил его, и он начал сожалеть о том, что набросился на паренька. Где его теперь искать? Он не верил в то, что сможет создать портал. С чего они решили, что Никита обладает такой-же силой? Если бы он не поддался эмоциям и дослушал рассказ белобрысого, то сейчас бы знал.

До отдела его довезли за несколько минут – тот находился в паре кварталов от того места, где они отужинали. Дернулась дверь уазика и в проем заглянуло молодое лицо сержанта.

– Приехали. Вылезай.

Никита и сам хотел выбраться из холодной металлической клетки. Он замерз до такой степени, что его начала бить дрожь. В отделе по любому теплее. Он спрыгнул на землю.

– Давай только без сюрпризов, а то наручники надену, – сержант жестом указал на черную дверь. – Туда двигай.

Никита послушно двинулся вперед, закинув куртку на плечо. Дверь перед ним открылась, ее придерживал еще один молодой полицейский. Дежурный, вяло поинтересовавшийся подробностями, через пару минут открыл шлагбаум турникета, пропустив их вглубь помещения. Они шли по длинному темному коридору до самого конца, пока не попали в просторное, хорошо освещенное помещение. Его усадили на стул напротив деревянного обшарпанного стола, на котором лежал стационарный телефон. В помещении явно недавно сделали евроремонт: на полу лежал новенький линолеум, на стенах блестела свежая краска, обновили даже решетку «обезьянника». На этом фоне потрепанный стол смотрелся явно не к месту.

– Капитан Кривцов, – представился вошедший худой сотрудник с уставшим выражением лица. – Карманы выворачиваем гражданин. Оружие и наркотики выкладываем слева. Деньги, документы и все остальное справа.

Никита оценил юмор сотрудника. Он сам любил схохмить, разрядив ситуацию, и частенько этим пользовался. Сунув руку в карман мокрой куртки, он выудил оттуда связку ключей, которую Никодим заботливо отдал ему, когда они свалились в Пустошь из квартиры на улице Гагарина. Связка была испачкана в засохшей крови. Ключи он положил слева, ведь их вполне можно было использовать как холодное оружие. Он ждал, что капитан задаст вопрос относительно крови на ключах, но тот молчал. Из другого кармана куртки Никита достал сырой смартфон и протер экран. Нажал на кнопку сбоку, дисплей загорелся, показав картинку какого-то тропического пляжа. Он повернул телефон обратной стороной, под прозрачным чехлом была спрятана банковская карточка. В куртке больше ничего не было. Он сунул руку в карман штанов и вытащил красный перцовый баллончик. Никита совсем забыл про него, а ведь он пригодился бы ему, тогда, в квартире с озверевшим амбалом. Баллончик занял свое место рядом с ключами. Из другого кармана штанов он достал маленький розовый ручной фонарик, в сердце тут же что-то екнуло. Он трижды нажал на ручку, раздалось жужжание и появился слабый свет.

– Интересный у вас набор, гражданин, – капитан заинтересованно взял из рук Никиты устройство и покрутил в руках. – Ключи все в крови. Перцовка и детский фонарик, судя по цвету – явно девчачий. Вырисовывается интересный расклад. Жень, у нас девочки не пропадали в последнее время?

Сержант, все это время стоявший позади Никиты отрицательно покачал головой.

– Жаль. А то мы сейчас дело бы раскрыли, – дежурный улыбнулся и положил фонарик в общую кучу. – Ну че там, рассказывай.

– Задержали у торгового центра, рядом с фонтаном, – начал говорить сержант. – Он там подрался с кем-то, прямо в фонтане, поэтому и сырой. Местные парни с тренировки шли, там тренажерка рядом, они его и поймали. Я парней знаю, соседи по дому. Тот, с которым он дрался, убежал, в одном кроссовке, кстати. После задержания вел себя спокойно, не пьян, вроде не под веществами. Заявление никто писать не стал, доставили под предлогом установки личности. Андрей Николаевич, если нужно, кроссовок принесу, он в машине остался.

– У дежурного оставишь, – капитан открыл ящик стола и достал коричневую папку. – Сейчас составим протокол и отпустим вас, если будете себя хорошо вести. У нас сегодня трудный день, всех на уши подняли.

Никита сдержанно кивнул, соглашаясь. Ему хотелось начать качать права, так как его задержали явно с нарушениями. Капитан явно действовал не по инструкции, он даже представился не полностью, сообщив лишь свою фамилию. Косяк на косяке. Но он знал, как не любят «умников» в таких местах, поэтому пересилил себя, решив, что пусть все идет своим ходом.

– Документы с собой имеются? – капитан вопросительно посмотрел на Никиту.

– Документов нет. Зовут Никита Дмитриевич Колечкин. На карте сбера, сзади телефона, мое фио напечатано.

Капитан взял со стола смартфон, перевернул и прочитал надпись на карточке.

– Значит, Колечкин. Интересная фамилия. Запоминающаяся. А вы, случаем, не из наших? – капитан положил смартфон обратно к вещам на столе.

– Можно и так сказать.

– Ага. Ясно. Тогда это все меняет, – капитан поднял трубку телефона и начал набирать номер. Потом передумал, положил трубку обратно, и поднялся со стула. – Женя, отведи гражданина Колечкина в камеру. Мне нужно позвонить. Это ненадолго, обещаю.

Сержант поднял брови от удивления, в его глазах читался немой вопрос, относительно решения капитана. Но задать его он побоялся, Андрей Николаевич выглядел уж слишком возбужденным.

Никита молча поднялся со стула, взял куртку и начал собирать со стола вещи.

– Так стоп, – капитан резко выдернул из его рук смартфон. – Пусть здесь полежит, под моим присмотром.

– Фонарик можно хотя бы взять? – Никита посмотрел капитану Кривцову в глаза. – Это личное. Память о жене.

Капитан немного подумал и кивком головы одобрил желание Никиты.

– Бери свой фонарик, надеюсь, им вены сложно перерезать, – капитан повернулся к сержанту. – Во вторую давай, к алкашам.

– Там тепло? – поинтересовался Никита у сержанта, когда они подошли к коричневой металлической двери. – Мокрый я, замерз.

– Относительно улицы тепло. Но не Карибы, – сержант отодвинул засов и открыл дверь. В нос сразу же ударил запах сырости и мочи. – Проходите, устраивайтесь, чувствуйте себя как дома.

Никита вошел внутрь. Небольшое помещение с двумя лавками, вделанными в стены по краям. На одной лавке лежал бородатый грязный мужик. Его рука была прикована наручниками к другому, такому же грязному мужчине, лежащему на бетонном полу. Оба храпели.

Позади Никиты скрипнул запираемый засов. Никита подошел к свободной лавке. Она была окрашена в ядовито-зеленый цвет. У человека, который выбирал такой оттенок, явно отказала модная железа. Он присел, ощутив прикосновение холода к своему телу.

Почему так изменилось поведение капитана, когда он выяснил, кто сидит перед ним? Неспроста все это. На уши их подняли из-за пяти жмуров, оставшихся на Гагарина, к гадалке не ходи. Пять трупов в одной квартире – это событие федерального масштаба. Он вспомнил жуткое количество крови и развешанные кишки. На такое слетятся все телеканалы, как мухи на говно. Наверняка даже из Москвы приедут. Такое на тормозах не спустишь, будут копать до самого дна. Если бы он тогда не забыл про баллончик. «Сука, ну как так-то» – выругался он про себя. Сейчас бы Аллан был бы жив, и взял бы все на себя. А теперь у здоровяка два пулевых, и оружие убийства последнего жмура отсутствует на месте преступления. Любой, даже самый тупой следак догадается, что был шестой участник вечеринки. Возьмут за жабры владельца жилплощади, он тут же расскажет и про Никиту, и про просьбы. Проведут баллистическую экспертизу и узнают, что стреляли из «Макарова». А кто у нас лучшие пользователи данного оружия? Правильно, садись, пятерка. Как ладно все склеивается в неприятную для него историю. И пальчики его в квартире наверняка есть, он хоть был осторожным, но во время борьбы с великаном наверняка до чего-то дотронулся. Он вспомнил про кровь на ключах и чертыхнулся. Он был даже рад тому, что испачкался в бассейне с фонтаном и бурые подтеки на его штанах и куртке стали не так заметны.

Положение его было довольно тяжелым, но не фатальным. Да, скрыть то, что он был в квартире, не получится. Это и не нужно. Всех жильцов порешил сам Аллан, он не сомневался, что это следователи смогут доказать без труда. А вот как объяснить смерть самого Аллана? Забрать бы ствол у Николая, и сказать, что нашел его в квартире. А почему Никита ушел и не сообщил? Последствия сотрясения.

– Ты кто бля? – прервал его размышления проснувшийся мужик с соседней лавки. Он сел и стал ошарашенно крутить головой по сторонам. – И где Витька?

– Видишь тело на полу? Смахивает на Витьку? – Никита кивком головы указал под ноги проснувшегося.

Алкаш недоуменно посмотрел на наручник, его взгляд проследовал дальше, пока наткнулся на храпящего собутыльника.

– Витька, козел! – он потряс рукой, пытаясь растормошить спящего, но то никак не отреагировал.

Мужчина повернулся к Никите.

– Мы с ним подрались из-за Юльки, баба это моя, – начал он объяснять. – Он ей присунуть хотел, козел. Бухали вместе, я часик лег пощемить, проснулся, а этот козел прямо на кухне ее ебать собрался, почти раздел. Вот козел. Ну я ему и втащил, а он в отмах пошел.

– Козел, – добавил Никита.

– Ага, – согласился мужик. – Выпить есть?

– Не пью, – соврал Никита. Ему совершенно не хотелось продолжать разговор с алкашом. Он собрал куртку в комок и улегся на нары, подложив ее под голову.

– ЗОЖ это пиздеж, – прокомментировал алкаш и тоже улегся на лавку и практически сразу заснул, засопев.

Никита попытался сосредоточиться в поисках решения с пистолетом. О чем бы он пытался думать, но все его умозаключение приводили к одному – нужно найти Никодима.

Дочь. Она жива. Эта мысль будоражила его воображение. Они забрали ее. А затем кто-то забрал ее у них. Сплошные вопросы, на которые нет ответов. Сейчас, если она действительно жива, ей должно быть девять лет. Только вот пропала она три года назад, а в Пустоши ты не стареешь, ведь Никодиму сто шестьдесят три года, а выглядит он на двадцать пять. То есть она сейчас должна выглядеть также, на шесть лет?

Образ дочери всплыл в его голове. Маленькая, звонкая, озорная. Вся в мать. Три года назад они отправились на празднование дня рождения к дочери его прямого начальника. С Игорем у него давно были дружеские отношения, они познакомились еще до того, как его поставили управлять отделом. Как-то так получилось, что начали дружить семьями. И в тот страшный день все поначалу шло хорошо. Для праздника Игорь снял большой просторный дом рядом с городом. Детские аниматоры отработали и уехали, но детям хотелось продолжения веселья. Взрослые предложили им сыграть в прятки. Всех нашли, кроме Ани. Сначала думали, что она просто очень хорошо спряталась. Через десять минут дети попросили помочь в поисках взрослых. Через полчаса Настя сорвала голос, выкрикивая имя дочери. Через час совместными усилиями перевернули весь дом, но найти не смогли. Думали, что она вышла на улицу, но приехавшие владельцы дома подняли запись с камеры – никто из детей не выходил. А в доме камер не было.

Примерно месяц после пропажи Настя еще держалась, верила, что вот-вот раздастся звонок по телефону, и ей скажут, что дочь найдена, с ней все хорошо. Резко ночью срывалась, вызывала такси и ехала к злополучному дому, ища дыру в заборе или роя руками под ним землю выискивая подкоп.

Выписанные лекарства не помогали, они лишь ненадолго стопорили ее. Она сильно похудела и перестала следить за собой. Никита приходилось насильно тащить ее в ванную, чтобы она почистила зубы или помылась. Он сам схуднул и осунулся. На работе предлагали взять ему отпуск, но он отказался. Не мог постоянно видеть Настю в таком виде, работа отвлекала его плохих мыслей.

Однажды придя домой, он нашел Настю в отключке, а рядом, на кровати, лежали вскрытые коробки из-под таблеток, была выпотрошена вся их домашняя аптечка. Ночь его жена пролежала в реанимации, а утром, ему, сидящему в холле больницы, сообщили страшную новость.

И вот теперь он узнает, что дочь жива. Но Настю уже не вернуть. Никита почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Он сглотнул, немного проморгался и поднялся с холодных нар. Стараясь не разбудить шагами спящих мужчин, он осторожно подошел к стене и прижал подушки указательных пальцев друг к другу. Закрыл глаза и прошептал: «Ради дочери, пожалуйста, пусть это сработает». Представил, как он когда-то обнимал свою Анечку, и тут что-то несильно кольнуло его в затылок. Он боялся открыть глаза, боялся увидеть, что ничего не произошло, но открыл. Кончики пальцев светились. Он осторожно, боясь спугнуть происходящее с ним, нарисовал в воздух круг. Когда концы сомкнулись, из получившегося отверстия на него полилось синее приятное свечение. Торопясь, он просунул руки в окно, пелена лопнула, свет стал намного интенсивнее. Высота была небольшой, до земли, усыпанной мелкими камнями, было не больше метра. Он вернулся к лавке, одел куртку, а затем спрыгнул в дыру.

В первый момент он практически ослеп, но потихоньку его глаза привыкли к необычному, синему свету. В таком освещении все вокруг казалось искусственным, будто пластиковым. Сидя на земле, он поддался внезапному радостному порыву и издал громкий победный рев. Прооравшись, он выпрямился и попытался понять, где должен находиться автобус.

– Нихуя себе пироги, – услышал Никита удивленный возглас позади себя. Он повернулся и увидел проснувшегося Витька. Тот просунул свободную от наручников руку в светившуюся дыру, удивленно пытаясь нащупать что-то в воздухе.

«Надо срочно закрыть окно» – подумал Никита. Вот только как? Что там говорил Никодим? Что-то про силу мысли. Он закрыл глаза и представил в голове, что портал исчезает, схлопываясь словно лопнувший шарик. Затем открыл глаза. Портал исчез. На земле, где он только что светился, лежала отрезанная в районе запястья рука Витька.