Алексей Цибин
Марганцовая луна

Глава 19. Безбилетник.

Маленький Никита держит руку матери и устало переминается с ноги на ногу. Он обут в новые коричневые сандалики, ему очень хочется похвалиться ими перед друзьями на детской площадке у дома. Они переехали в новый девятиэтажный многоквартирный дом совсем недавно, и он успел познакомиться только с двумя малышами. Никита с мамой стоят в невероятно длинной, вьющейся змейкой, очереди. Перед ними стоит высокий худой мужчина в черном плаще и с кожаным потертым портфелем, закрытым на блестящую бляшку, выполненную в виде красивой птицы с раскрытыми крыльями. К маме подходит невысокая женщина в испачканной краской спецовке, показывает рукой на выход из магазина, они о чем-то возбужденно говорят. Мама обращается к мужчине, стоящему перед ними, тот кивает головой, соглашаясь присмотреть за Никитой. Мягкая, теплая рука мамы отпускает его потную ладошку, его целуют в лоб, отчего он недовольно морщится. Мама успокаивает его и обещает очень быстро вернуться, затем они с невысокой женщиной растворяются в толпе жужжащих, как пчелы, людей. Никита переводит взгляд на ту самую блестящую застежку портфеля и пытается придумать название для этой красивой птицы. Очередь потихоньку двигается вперед, Никита послушно двигается за черным человеком с портфелем. Через какое-то время ему надоедает рассматривать бляшку, и он озирается по сторонам, ведь прошло уже очень много времени, а мамы все нет. Он выглядывает из-за спины незнакомого дяди и видит, что от прилавка его отделяет всего пара человек, и тогда он начинает немного нервничать. Что он будет делать, когда очередь дойдет до него? Он еще ни разу ничего не покупал, но знает, что для этого нужны какие-то деньги, которые всегда лежат в мамином кошельке. Позади него, в хвосте очереди, начинается какое-то движение, он поворачивается и видит ту самую женщину, с которой ушла его мама. Она не одна, с ней рядом милиционер в красивой синей форме. Они подходят к нему и начинают улыбаться, но эти улыбки кажутся Никите очень подозрительными, точно такое же выражение лица было вчера у медсестры, которая сделала ему больнючий укол. Милиционер присаживается рядом с ним и протягивает две «барбариски», которые очень плохо открываются из-за плотно прилипшей обертки. Он говорит, что Никита очень сильный и мужественный и что такие мальчики гордость страны. Толпа людей вокруг них что-то взволнованно обсуждает, все почему-то смотрят именно на него и от этого он нервничает еще больше. Никита начинает плакать, он спрашивает, где его мама, и ему говорят, что маме срочно пришлось уехать по важным делам, но это ненадолго. Невысокая женщина, от которой невыносимо пахнет краской, берет его за руку, и они выходят на улицу, где он зажмуривается от яркого, ослепляющего солнца. Он открывает глаза и видит, что снова оказался в пустом, заброшенном здании детского дома.

Его сновидения часто начинались с какой-то небольшой сценки, где присутствовала его мать, но момент, когда она трагично погибла снился ему первый раз в жизни. Он попытался вспомнить еще что-то из событий того дня, но видение ушло безвозвратно. Никита огорченно вздохнул и осмотрелся по сторонам. Длина коридоров в преследовавшим его на протяжении последних лет сне, не поддавалась никакой логике. В большинстве случаев он мог долго идти вдоль серых стен с обшарпанными дверями, и они монотонно сменяли бы другу друга до тех пор, пока он не очнется. Изредка ему попадались вариации сновидений, в которых помещения соответствовали действительности, заканчивались там, где надо, и поворачивали туда, куда должны. Второй вариант развития событий ему нравился больше, так как он чувствовал себя значительно увереннее, зная, что его ждет за углом. Специально проснуться и вырваться из плена воспоминаний о детдоме у него не получалось, и он давно бросил эти попытки, покорно отдавшись течению этих странных обстоятельств.

Он снова стоял в главном холле спиной к входным дверям, рассматривая центральную лестницу и думая о том, что же ему предстоит сегодня. Рассеянный предзакатный свет, косыми лучами бивший из запыленных окон, окрасил все помещение желтым цветом. Никуда не делся медленно текущий по своим делам полупрозрачный туман, обволакивающий его ноги в летних сандаликах, но теперь, при свете уходящего дня, он не выглядел таким зловещим. Справа от него стоял перекошенный пост охраны, на разбитом стекле которого виднелись остатки красной надписи «..дьявите доку…». Никита хорошо помнил, как часто от безделья они разыгрывали охранников. Особенно он запомнил двоих, старую глухую бабку, которую на эту должность устроила заведующая, и Федора Кузьмича, крепкого сбитого, доброго, но подверженному чарам зеленого змия, мужика. Бабку ненавидели все, включая учителей – за то, что она вечно «стучала» своей дочери, окрашивая в негативный цвет любые, даже обычные события. Именно из-за ее гнусных наветов и уволили Федора. Каждый новый год, после торжественного чаепития и когда все взрослые расходились по домам, ребята устраивали собственное продолжение праздника, хотя правилами это категорически запрещалось. Из детей внутри здания оставалось не больше половины; кого-то забирали родственники, некоторые учителя брали своих «любимчиков» к себе на каникулы, часть парней и девушек из старшаков жили уже самостоятельно, посещая приют лишь на время учебы. Оставшиеся делились на две части; мелкие гуляли до боя курантов, после которого их все же гнали спать, а вот более зрелая часть собиралась в холле третьего этажа, куда вносили столы и делали импровизированное торжество, наполняя стол всем тем, что ребята смогли найти, используя свои скудные возможности в конце 80-х. Всеми правдами и неправдами подстраивали дежурство Федора так, чтобы оно выпадало как раз на Новый год, он не особо и сопротивлялся, активно принимая участие в застолье.

Так продолжалось два года, но на третий, прямо перед его началом, заведующая каким-то образом проведала о подготовке к празднику, которую ребята держали в строжайшей тайне. За день до начала нового года по всем этажам здания был устроен грандиозный шмон, проверялись даже шкафчики учителей. Выгребли вообще все, включая различные вещи, которые никак не относились к новогоднему столу, но тем не менее, подлежали изъятию, типа сигарет и губных помад. Большая группа ребят получила взыскания и различные наказания, пострадала даже пара преподавателей и сотрудников учреждения. В свои девять лет Никите было, в принципе, пофигу на старших и на то, что они останутся без своего стола, алкоголя и музыки. Самое обидное было то, что сволочная директриса порезала ежегодное новогоднее празднование, оставив только официальную часть и чаепитие. Дети младших классов почти поголовно не верили в сказочное происхождение Деда Мороза, ведь советский детдом ускорял взросление, но с нетерпением ждали сладких подарков из большого красного мешка. Именно эта, самая долгожданная часть мероприятия, была отменена в связи найденными нарушениями. Хоровод вокруг елки быстро закончился, их всех собрали в столовой, где почти час директор и пара каких-то местных начальников в блестящих пиджаках рассказывали что-то, чего он не запомнил. До самого вечера все они были притихшими, и такими же подавленными разлеглись по своим кроватям. А затем случилось настоящее чудо, этот счастливый момент он запомнил отчетливо, ярко, на всю жизнь. В спальне включился свет, разбудив заспанных детей и в дверях появился самый настоящий Дед Мороз, слегка навеселе, но с тем самым, огромным красным мешком. Подарки выдавались по одной штуке на двоих, потом выяснилось, что часть коробок заведующая со своими приближенными просто забрала себе, поэтому на всех и не хватило. Не обошлось без потасовок во время дележки конфет, каждый хотел получить побольше трюфелей и сосачек, а вот помадки и ириски любили не все. Он долго перекладывал ту небольшую кучку разномастных конфет, лежащих на его постели, выбирая последовательность поглощения сладостей.

Через пару дней после начала нового года поднялся большой скандал, разборки директрисы с охраной шли несколько часов, и под крики вопящей директрисы Федор был уволен одним днем. Оказалось, что за пару часов до наступления нового года он взломал подсобку в спортзале, выполняющую роль склада, вытащил оттуда все коробки, и переодевшись в лежавший там же костюм Деда Мороза, устроил детям потерянный праздник. В наших глазах этот человек был настоящим героем, и мы еще долго мстили за него мелкими пакостями директрисе. Лишь позже, уже учась в старших классах, Никита осознал всю храбрость и смелость того поступка – начинались девяностые, и Федор понимал, что лишается хорошего, непыльного места и уходит в никуда.

В его сторону бесшумно бежали две девочки с книжками в руках, лица которых он не узнавал. Одна из них, с двумя короткими косичками, споткнувшись шлепнулась на пол, заставив туман взорваться брызгами серых волн. Одна из книг вылетела из упавшей стопки, заскользив к ногам наблюдавшего за этим Никиты. Он наклонился, разогнав рукой пелену мешающего тумана и поднял упавший предмет. «Тимур и его команда» – прочитал он название на потрепанной обложке. Это произведение было одним из его любимых, он всегда отождествлял себя с главным героем, стараясь походить на него. Бежавшая впереди девочка остановилась, помогла подняться упавшей и собрать рассыпанные книжки, а затем они обе уставились на него. Он ожидал, что сейчас, как это случалось ранее, они закричат в приступе ужаса, но вместо этого упавшая девочка улыбнулась и протянула к нему руку. Он замер, будучи озадаченным таким необычным поведением. Девочка беззвучно засмеялась, скорчила смешную рожицу, а затем вырвала из его рук свою книжку. Вернув потерю, две подружки вприпрыжку продолжили свой бег в другой конец коридора. На полпути девочка с косичками на мгновение обернулась к нему, показав ему высунутый язык. Он еще долго смотрел в сторону растаявших в глубине коридора детских фигур, собираясь с мыслями. Первый раз персонаж из его сновидений не испугался его образа. Может быть оттого, что он был в обличье шестилетнего мальчика?

Никита невольно вздрогнул, сверху, со второго этажа, послышался звенящий звук, как будто на пол уронили металлический предмет. В первый раз за все время, что он бывал здесь в своих снах, он слышал звук, исходящий не от него или результатов его действий. Он не испугался, нет, скорее заинтересовался такой странностью. Определенно, в механике его сновидений что-то изменилось. Он подошел к лестнице и стал подниматься по скрипящим ступенькам вверх. Перед его взором открылась картина, почти в точности копирующая первый этаж, за исключением одной вещи – в середине холла, спиной к нему, озираясь по сторонам, стояла та самая тварь из Болота. Последние лучи заходящего солнца, струящиеся сквозь побитые окна, освещали верхнюю часть туловища создания, отчего его кожа казалась болезненно желтой. Если бы не уродливая голова и чересчур вытянутое вверх тело, со стороны могло даже показаться, что это обычный человек в слегка странноватой одежде. Болотник медленно двинулся в сторону левого крыла здания, при походке его ноги неестественно выгибались назад. Никита, повинуясь порыву любознательности, двинулся за ним, тут же зацепив ботинком в подножной пелене громко хрустнувший мусор. Тварь, испугавшись, высоко выпрыгнула вверх и вперед, ловко перегруппировавшись и развернув тело в сторону Никиты. Приземлившись на ноги, болотник, словно кот, выгнулся дугой и зашипел, высунув длинный язык и обнажив ряд острых зубов.

– Так, дружище, стоп! – Никита вытянул вперед руки в успокаивающем жесте, с удивлением обнаружив, что сейчас он находится в обличье полицейского, а не шестилетнего мальчика. – Я пришел с миром!

– Эщкере, шперех, шпех, – тварь ответила ему громкими шипящими звуками, вперившись своими выпяченными глазами в Никиту и, вторя ему, вытянула вперед руки, раскрыв перепончатые пальцы.

– Все, понял, понял, – мужчина отступил на два шага назад, упершись спиной в лестничные перила. – Что-то я тебя раньше здесь не встречал.

– Эщейре шшеюхх, шпюю, – тварь явно пыталась что-то сказать полицейскому.

Никита хотел приветливо улыбнуться, показав свою дружелюбность, но вовремя остановился. Информация, всплывшая из глубин его памяти, подсказала ему, что животные реагируют на обнаженные зубы как на знак агрессии. Он еще не решил, как относиться к существу, стоящему перед ним, и решил не рисковать.

– Судя по твоему виду, ты явно не блещешь интеллектом, но мы цивилизованные люди, поэтому нужно попробовать пообщаться. Ты не против? Ты как сюда попала, в мой сон? – Никита постучал пальцем по своему виску висок. – Понимаешь меня?

Болотник опустил руки и выпрямил согнутую полукольцом спину. Звериный оскал пропал, язык уменьшился больше, чем наполовину, но все еще продолжал временами выскакивать из пухлых фиолетовых губ. По изменившемуся поведению оппонента полицейский с облегчением ощутил, что градус накала немного снизился. Тварь догадалась, что от человека, стоящего перед ним, не исходит агрессия.

– Не с того я начал, слишком сложно, да? – полицейский ткнул пальцем в себя, – я Ни-ки-та. А ты кто, бедолага? Как зовут?

Язык существа спрятался в глубине рта, и оно замерло, всем своим видом показывая недоумение.

– Ну ты там явно не самая умная, на своей родине, да? – Никита постучал себя ладонью по груди и снова медленно, по слогам, произнес свое имя.

Болотник наклонил голову вбок, его глаза внезапно несколько раз моргнули, но не так, как у людей – два века выскакивали из боковых щелей глаз.

– Щюк, шах, – тварь дважды похлопала себя по груди ладонью, повторяя ударами ритм слов. – Щюк, шах.

– Ага, интеллект все-таки детектед, – обрадовался увиденному Никита. – Приятно познакомиться, Щукшах. Если честно, сложновато выговаривать, давай ты будешь просто Щу-ка? Ты не против? Ни-ки-та – Щу-ка.

– Щу-ка, эшкере, шни-хи-тах, – болотник помотал головой и несколько раз выплюнул свой длинный язык. – Нщи-хи-хта.

– Пойдет, – Никита начал расплываться в улыбке, но вспомнив недавнюю мысль про поведение животных, быстро стер ее с лица. – Много ума не надо, чтобы догадаться, почему ты появилась здесь. Это твое сознание сидит в теле моей жены, так? Не отвечай, и так понятно. Мы не хотели тебя вызывать, поверь, случайно вышло. Ты извини, что так вышло.

Никита развел руками в сторону, приподняв плечи и громко вздохнув, показывая жестом, что сожалеет. Существо снова наклонило голову вбок и замерло, словно обдумывая увиденное.

– Я не понимаю, как ты попала в мой сон, но сейчас важнее другое. Ты место заняло не свое, а моей жены, понимаешь? Освободить сможешь? Ты ведь была уже мертвой до этого, обитала в своем земноводном раю, или аду, не знаю как там у вас устроено. Наверняка знаешь, как уйти, я по твоим глазам умным вижу, – полицейский сначала указал пальцем на Щу-ку, а затем со свистом махнул рукой вверх, показывая, как ему казалось, вылетающую из тела душу.

– Нщи-хи-хта эщпех пехтыш. Пхух тыш! – в конце тирады Щу-ка, на мгновение, резко оскалила рот, но не злобно, а в каком-то неведомом порыве эмоций.

– Как хочешь, но выгнать тебя придется. Ты заяц, понимаешь? Безбилетник. Села не в тот автобус, – мозг Никиты решительно отказывался думать о том, что в Настю мог вселиться болотник мужского рода и представлял стоявшую перед собой тварь исключительно самкой. – От тебя зависит только то, как ты спрыгнешь отсюда, с помощью пинка, или сама. Поняла меня?

– Кхутагех шмяснэ Нщи-хи-хта. Пхух, пхух! Тыщ! – Щу-ка выглядела так, будто поняла его слова и была категорически не согласна с ними. – Кхутагех Нщи-хи-хта. Пшыхщещ кхутагех.

– Можешь меня не пугать, пучеглазая, своими кхутагешами, и пострашнее видали. Это мое заднее слово, проснусь и попросим тебя.

В ходе беседы оппоненты не заметили, что солнце уже давно село, и весь холл старого здания погрузился в полумрак. Остались лишь силуэты двух фигур, разговаривающих между собой на разных языках. Из сгустившейся темноты бесшумно появилась взволнованная маленькая девочка, ее руки прижимали к груди стопку книг. Никита увидел бегущего ребенка боковым зрением в последний момент и неуклюже попытался поймать, расставив руки. Ребенок, с гримасой ужаса на лице, проскочил сквозь него и исчез, растворившись в воздухе. Мгновенно в голове появилось неосознанное, неприятное ощущение тревоги.

«Аня!» – чертыхнулся Никита. Она осталась в старом автобусе посреди Пустоши, с психически неуравновешенным наркоманом. По сути, они знакомы с Романом всего лишь сутки, а этого очень мало, для того чтобы хорошенько разобраться в человеке.

– Прости, лупоглазая. Но мне нужно бежать. Передавай привет Ктулху от меня, если встретишь, – Никита второй раз за сегодняшний сон показал Щу-ке извиняющийся жест. Он знал всего один способ, чтобы побыстрее проснуться, и для этого ему срочно нужно добраться до мужского туалета.

Глава 20. Их ищет милиция.

Кривцов неспеша шел по отремонтированному, невероятно длинному коридору здания УМВД по городу Дзержинску. Новенькие толстые двери, мягкий ковролин, красивые обои – все выглядело дорого и богато. В отделе, где он работал, тоже полгода назад сделали ремонт, но здесь все выглядело намного респектабельней, и он даже почувствовал легкий приступ ревности.

Каждое утро на протяжении последних четырех дней начиналось с усиленного совещания с собственным руководством, сегодня же его вызвали на самый верх, и он терялся в догадках, с чем это связано. Хотя, зачем он врет себе? Скорее всего, разговор сведется к Колечкину и его таинственному исчезновению из камеры. Вот только он уже составил детальный рапорт, был несколько раз допрошен по этому поводу и его начальство уже много раз доложило все прямому руководству в мельчайших подробностях. Почему же вызывают именно его? Все последние дни он спал не больше пяти часов, а в самые первые сутки начавшейся чехарды ни разу не сомкнул глаз. Вся эта канитель вокруг участкового вымотала его до состояния крайней степени усталости, он держался исключительно на крепком кофе и сигаретах. Вчера вечером жена закатила ему грандиозный скандал, потому что он не заметил ее новую прическу и другой, более насыщенный цвет волос. Но у Кривцова не было сил спорить с ней, он равнодушно выслушал оскорбления в свой адрес, а потом лег спать на кухонном диване, забыв раздеться и выключить свет. Как всего за десять лет семейной жизни хрупкая, застенчивая девушка смогла превратиться в засвиневшее хамоватое чудовище?

Кривцов остановился в легком замешательстве у единственной в коридоре двери без золотой таблички, свою должность новый начальник управления получил совсем недавно. Пока он раздумывал над тем, постучаться или войти в приемную без приглашения, дверь открылась и из нее вышел помощник прокурора, которого он видел много раз, но лично знаком с ним не был.

– Кривцов? Тебя ждут, – человек в темно-синем мундире с небритым лицом небрежно махнул рукой себе за спину, и прошел мимо капитана, не удосужившись поздороваться.

Из приемной тут же раздался приятный женский голос: «Антон Иванович, проходите, Игорь Александрович вас уже ждет». Капитан, повинуясь приглашению, вошел в помещение, бережно затворив за собой толстую деревянную дверь. Секретарь жестом указала ему на еще одну, не менее массивную дверь, справа от нее и тут же уткнулась в монитор, зацокав пальцами по клавиатуре. Капитан поправил пиджак, смахнул невидимую пыль с плеча, постучал по лакированному дереву, и не дожидаясь ответа, шагнул внутрь кабинета. В конце полукруглого стола, с задумчивым видом, склонившись над планшетом, сидел начальник управления, полковник Татарский.

– Здравия желаю, товарищ полковник… – начал Антон, но полковник отмахнулся от него, указывая на отодвинутый стул.

– Садись, времени мало, через двадцать минут у меня созвон с Москвой. Давай сразу к делу.

Антон присел на краешек стула, положив кожаную папку со всеми документами, которые были у него по делу участкового, на стол и немного осмотрелся. Он находился в большом, вытянутом в сторону окна, кабинете, заканчивающимся толстыми пунцовыми шторами. Там, на подоконнике, дымилась большая стеклянная пепельница, ароматный дым угасающей ароматизированной сигареты заполнил все помещение. Капитан тихонько втянул воздух, ощутив знакомый запах вишневого «Корсара».

– Ты лично знаком был до встречи с Никитой? – полковник отложил планшет в сторону и откинулся в кресле, отчего то противно заскрипело.

– С кем? – Антон удивленно вскинул брови.

– Просыпайся, капитан. Сейчас все заебанные, но времени тупить нет.

– С Никитой Дмитриевичем знаком не был лично, но слышал про него, скорее всего даже видел на массовых. Своими коллегами он характеризуется с положительной стороны, дисциплинарных… – капитан осекся, увидев, что полковник поднял раскрытую ладонь вверх в останавливающем жесте.

– Я Никиту с детства знаю, можешь мне его подноготную не пересказывать. Младший брат с ним дружил крепко, даже свидетелем у него на свадьбе был. А потом уже на службе пересеклись, по стечению обстоятельств я даже его начальником отдела был, какое-то время, – полковник взял пухлую золотую ручку из подставки и продемонстрировал ее капитану, – мне это перо лично министр вручил, в качестве награды, за пойманного серийника. А поймал его Никита, историю ты, конечно, знаешь?

Капитан молча кивнул. Историю про убийцу беременных знал весь город, но вот то, что вычислить его смог именно участковый, Антон узнал только после того, как тот, каким-то сказочным образом, смог сбежать из камеры, которая до сих пор находилась в опечатанном виде.

– Хороший мужик. Смекалистый. Правильный. И упертый, как осел. Сейчас таких в красную книгу можно заносить, вымирающий вид. У него черный период начался в жизни несколько лет назад. Дочь при странных обстоятельствах пропала, глухарь. А знаешь, как и где пропала?

Капитан снова кивнул.

– Молодец, хорошо подготовился. Жена у него, веселая баба с шилом в одном месте, душа компании про таких говорят, через месяц таблеток наглоталась, не откачали. Моя Машка ее лучшей подругой была, сама чуть в петлю не залезла, вину какую-то за дочь чувствовала, – Татарский убрал ручку обратно в настольную подставку. – Бухал он, конечно, по-черному тогда. Я его по-человечески понимал, но когда своим поведением подчиненный постоянно позорит честь мундира, то его рано или поздно приходиться увольнять. Несмотря ни на что. Потом, правда, за бывшие заслуги, взяли его участковым, на пенсию зарабатывать, а теперь разгребаем последствия. Мне по шапке прилетело так, что стул подо мной шататься начал, а я две недели всего в этой должности.

– Всем прилетело. У нас в отделе пятый день все на ушах.

– Вот за этим тебя и вызвал. Если бы Никита не исчез, он бы нам все вопросы разом закрыл. Я не верю, что он причастен к убийствам в клоповнике на Гагарина.

– А он и не причастен, судя по данным экспертизы. Четверых завалил… – капитан замешкался, перелистываю документы в папке, – Аллан, он был пятым членом этой приезжей компании. Шестой, дядя самого старшего из них, скончался от сердечного приступа. Максимум к одному привязать можно, как раз к этому Аллану, но ствол не нашли.

– А сам что думаешь?

– Я думаю, предварительно, что стрелял все-таки он, но исключительно в целях самозащиты. В крови всех, кроме дяди, нашли сильные психотропные. По мне, так было: он пришел их проверить, и наткнулся уже на окончательный замес, пристрелил напавшего на него Аллана, затем скрылся с места преступления, надеясь, что его не привяжут к делу, все таки неучтенное оружие на руках.

– Кстати, нашли, откуда ноги у ствола растут?

– Да, баллистическая рано утром пришла, вот, – Антон достал из папки лист бумаги и протянул его Татарскому, тот взял документ и склонился над ним, – серийный номер ОНО1776. Проеб… извиняюсь, утерян весной 95-го года, сержантом милиции, в поселке Проточное, это в Ленинградской области. Местные его набухали, пошли стрелять и в озере утопили оружие.

– Угу, а ствол потом вынырнул, и, судя по всему, кролем до Дзержинска доплыл, – полковник отодвинул документ в сторону. – Сейчас хрен узнаешь, откуда ноги с 95-го растут и как он у Никиты оказался. Но ты все-таки версию того, что стрелял кто-то другой, тоже рассмотри.

– Товарищ полковник, я понимаю, что он ваш старый знакомый, но версия, где стрелок Никита мне кажется более правдоподобной.

– Если кажется, крестится надо, – Татарский бросил тяжелый взгляд на Антона из-под нахмуренных бровей. – Версию оставить.

– Есть оставить версию.

– Что с камерой. Нашли, кто вывел?

– Никак нет, – капитан достал из папки прозрачный файл с десятком исписанных страниц. – Здесь рапорты всех, кто был на службе в тот день, включая мой, а также протокол допроса двух синяков из камеры. Один спал и ничего не видел, второй, у которого кисть руки отрезана, несет какую-то чушь про ворота в ад. Вы все знаете, ничего нового. Камеры не работали, после ремонта не успели подключить. Никто ничего не видел. Мистика какая-то.

– Давай личное мнение.

Антон сглотнул, а затем откашлялся, прочищая пересохшее горло, он внутренне готовился к такому, и все же вопрос застал его врасплох. Он попытался собраться с мыслями, понимая, что полковник заметил его замешательство, отчего занервничал ещё больше.

– Давай, не стесняйся, капитан. Ты же не бумагу подписываешь, а только версию выдвигаешь.

– Товарищ полковник, выйти сам он не мог, это невозможно. Однозначно, его кто-то выпустил, а затем провел мимо поста наружу. И все это за пять минут, что я отсутствовал. Мне кажется, это кто-то из наших. Сержант, который его отвел, единственный, кого я бы вычеркнул из круга подозреваемых, он его бы по дороге мог отпустить. Никита же мент, в прошлом довольно известный, многих знает, вот его кто-то и освободил. Версия почти нереальная, но другой у меня просто нет. Только вот рука эта, зачем он ее отрезал? И чем?

– А вы отдел освящали?

– Что? А. Нет. Не знаю, – лицо капитана выражало крайнюю степень растерянности.

– Смотри, какая деталь есть, возможно тебе поможет. Дочь его, Анна, точно также бесследно пропала, один в один. Вошла, но не вышла. Я чуть поболее тебя на этом свете живу и чуйке своей доверяю. Эти два случая между собой связаны. Как, не знаю, ответ на этот вопрос ты мне нарыть должен.

– Так точно, нароем.

– Что еще у вас есть нового по делу?

– Немного, но есть. Фоторобот составили парня, с которым Никита подрался у фонтана, – Антон достал новый лист из похудевшей папки и, перевернув, положил его перед полковником, – есть особая примета, волосы покрашены в ярко-белый цвет. Вряд-ли седой, слишком молодой для этого. По камерам отследили, точка появления на них – стадион «Салют». Как туда попали непонятно, камеры не показывают. Пришли, поели, подрались. Худой убежал, здоровяка задержали.

– Угу. Уже что-то. Портрет по базам не пробивается, иначе бы уже ты уже сказал, так?

– Не пробивается, но сами знаете, как у нас с этим. Ждем чуда.

– Чуда говоришь? Хм… А знаешь капитан, у меня есть для тебя чудо, – с этими словами полковник положил свой планшет на середину стола и включил остановленную запись. Несколько минут они молча смотрели на происходящее на экране. Первым молчание паузу прервал удивлённый голос Антона:

– Откуда это у вас? И когда?

– В шесть утра жена прислала. Она на этого мамкиного ютубера подписана, он в городе в каждую дырку лезет. Запись свежая, выложена вечером прошлого дня, судя по всему, снято в этот же день. Блогера уже ищут, как и таксиста. Ну что скажешь?

Капитан наклонился над планшетом и нажал на воспроизведение. С минуту он смотрел повтор, растирая костяшками пальцев виски и сосредоточенно размышляя. Полковник решил временно не вмешиваться в ход его мыслей, молча откинувшись в кресле. Закончив просмотр видеоролика, Антон откашлялся и начал излагать мысли от увиденного:

– Ну, во-первых, он переоделся. А во-вторых, человек, с которым они увезли женщину без сознания – это как раз и есть тот парень, чья морда на фотороботе. В-третьих, все происходит у стадиона «Салют».

– Молодец капитан. Если скажешь, что, в-четвертых, то, возможно, в ближайшем будущем три маленьких звезды на одну побольше поменяешь. Есть мысли?

– Ролик начинается с того, что нам показывают лежащую женщину, в легком платье, явно одетым не по погоде, причем изодранном, лежащую на асфальте рядом со строительной будкой. Женщина без сознания…

– Или мертва, – поправил Антона полковник.

– Или мертва, – на автомате подхватил капитан. – Женщину обследуют, а затем увозят на такси. Скорую они не дожидаются, а значит скорее всего увозят не в больницу. Значит, она им нужна. Нужно выяснить, кто она такая? Так?

– Да, так. И я знаю, что за женщина там лежала, это лучшая подруга моей жены. Была. Три года назад, – сказав это, Татарский тяжело вздохнул, будто вспомнив о чем-то печальном. – Ну давай капитан, все козыри тебе выложил.

Антон возбужденно заерзал на стуле. Он пытался рассуждать, выстраивая цепочку произошедших событий, но мысли путались в его голове, заставляя чувствовать себя беспомощным под тяжелым взглядом полковника.

– Ладно, не буду мучить тебя, у самого в голове кавардак. Это Анастасия Колечкина, жена Никиты. Она умерла три года назад, я на ее похоронах лично присутствовал, горсть песка вот этой рукой на ее гроб бросил, – Татарский показал Антону сжатый кулак. – И сейчас вижу, как она посередине города лежит, в том же платье, в котором ее вниз опускали.

– Ерунда какая-то получается, товарищ полковник, зачем им труп откапывать и в город привозить? – Антон вопросительно посмотрел на Татарского.

– Здесь я ответы выслушивать должен, – полковник резко повысил голос, но затем довольно быстро успокоился, – хорошо, случай особенный, пропустим. К тому же, ты не правильный вопрос задал, капитан.

– А какой же правильный, товарищ полковник? – капитан понимал, что рискует нарваться на неприятности, задавая вопросы начальнику, но его распирало от любопытства.

– А я скажу, какой. Почему Настя выглядит совсем не так, как должна выглядеть женщина, которую три года черви в земле грызли?

Полтора часа прошло с тех пор, как Кривцов вышел из кабинета полковника Татарского, но его до сих пор не покидала мысль о том, что его жестко и качественно разыгрывают. Вот прямо сейчас, из здания администрации городского кладбища, к которому его привез сержант Егоров, сейчас выйдет оператор и скажет: «Вас выбрали участником шоу про тупых ментов, которым подбрасывают нереальные улики, но нам вас так жалко, что мы решили его завершить пораньше». Но открыв дверь и войдя в старое одноэтажное здание Кривцов увидел лишь усталого, заплывшего жиром армянина, дремавшего за столом в кабинете с открытой дверью. Вокруг царила обстановка уставшего евроремонта, на стенах висели разномастные рамки с сюжетами из жизни, где большинство участников держали в руках либо шампур с шашлыком, либо бокалам вина, в углу коридора стояло несколько мраморных надгробий.