Молодые люди, особенно из обеспеченных слоев населения, начинали, в отличие от своих отцов, чувствовать себя гораздо более значимой силой. Некое притягательно магическое влияние на них оказывала романтика героев политических и военных баталий в Европе конца прошлого и начала текущего столетия, и прежде всего личность Наполеона Бонапарта. Легенда об императоре французов, активно поддержанная ветеранами Великой армии, начинала все больше входить в массовое сознание общества. Каждый человек, проявив усилия, может достичь самых высоких вершин и повлиять на ход событий – эта мысль прочно вошла во внутренний мир молодежи.
В условиях, когда монархи и высшие дворянские круги пытались обратить процесс общественного развития вспять, а церковь – отвоевать свои позиции после ударов революционной стихии, молодые люди считали себя обманутыми. Они не желали с этим мириться. Индивидуальная свобода оказалась под прессом режимов, которые боролись против лозунгов Великой революции – «Свобода. Равенство. Братство». Казалось, что отцы и деды жили неправильно и их пример не имел притягательной силы для нового поколения.
Душевные метания молодых людей совпали с общеполитическими и экономическими процессами в Европе. Решения Венского конгресса во многих регионах были восприняты с негодованием. Там, где французы всколыхнули надежды на улучшение, обновление, очищение от старых порядков, вернулись старые правители, церковники, цензоры, которые установили свои правила жизни. Это было особенно заметно в раздробленной Германии, Италии, Испании, Польше и других регионах. Проникновенно об этом сказал итальянский политик и революционер Джузеппе Мадзини: «Для всей Италии одним росчерком пера были стерты все наши свободы, вся наша реформа, все наши надежды… мы, итальянцы, не имеем ни парламента, ни трибун для политических выступлений, ни свободы прессы, ни свободы слова, ни возможности законных общественных собраний, ни хоть какого-нибудь средства выражения мнений, бурлящих в нас»[212]. В Италии, западной части Германии, Польше широко было распространенно мнение, что новые (по сути, старые) правители были навязаны силой и держались на иноземных штыках. В этих регионах набирала силу национально-освободительная борьба и стремление к объединению.
Передовое европейское сознание всколыхнули новости о событиях в Испании, Португалии, Италии и борьбе за национальное освобождение в Греции. В начале 1820-х годов в Испании началась борьба против короля Фердинанда VII из династии Бурбонов. Сохранить власть короля удалось только после вмешательства в испанские дела Священного союза и интервенции в 1823 году французских войск. В Португалии волнения завершились установлением конституционной монархии.
Летом 1820 года в Неаполе и Сицилии (Королевство обеих Сицилий) и весной 1821 года в Пьемонте (Сардинское королевство) произошли революции. Требования восставших: конституция, самоуправление, либеральные реформы. Революции удалось подавить только при помощи австрийских войск, которые по согласованию с другими монархическими державами Европы играли роль жандарма на всем итальянском полуострове.
В 1821 году всю Грецию охватило восстание против османского господства. В начале 1822 года греческое Национальное собрание провозгласило независимость страны. В ответ турецкое правительство всеми силами постаралось подавить восстание и вернуть Грецию в состав Османской империи. Греческое освободительное движение нашло горячий отклик на всем континенте. Был организован сбор средств для восставших, переправлялось оружие. Многие молодые люди желали отправиться в Грецию и принять непосредственное участие в борьбе с турками. Примером стал английский поэт Байрон, который на свои средства вооружил добровольческий отряд и возглавил его.
Быть романтичным и бескорыстным героем стало модно. Военная карьера издревле была в чести, и если общественное положение семьи к тому же было достаточно высоко, то перед молодым человеком открывался путь к славе, признанию и быстрому продвижению по карьерной лестнице. Часть молодых офицеров полагали, что своим примером они должны увлечь других – гражданских служащих и чиновников, студентов, торговцев, рабочих, крестьян и т. д. Так, в Испании и Португалии главными проводниками революционных идей и преобразований стала армия. Все эти обстоятельства благоприятствовали национально-освободительной и революционной борьбе.
В 1828 и 1829 годах Наполеон Луи и Луи Наполеон выказали горячее желание присоединиться к русской армии и участвовать в войне против Османской империи за освобождение Греции. Однако против этого выступили отец и, после некоторого раздумья, мать. Родители были едины в своем мнении, что если и бороться, то исключительно за Францию, а события в Греции – это война неизвестно за какие интересы[213].
В июне 1830 года Луи Наполеон поступил в военную школу в Туне (кантон Берн). Реализовать желание молодого человека обучаться в военной школе оказалось непростым шагом для швейцарских властей. Он был родственником Наполеона Бонапарта и сыном бывшей королевы Голландии, а также не имел швейцарского гражданства. Однако власти после некоторых колебаний позволили ему пройти курс обучения[214].
Школа специализировалась на подготовке кадров для артиллерии. Однако курс предполагал также и физическую подготовку будущих офицеров. Нагрузки оказались тяжелыми. Так, ежедневно подъем осуществлялся в 5.45, и за день кадеты с полной боевой выкладкой должны были пробегать более сорока километров по гористой местности. Часто они ночевали на земле под открытым небом. Луи Наполеон выдерживал физическую нагрузку, что с удовлетворением отмечало начальство.
Не прошло и месяца обучения в школе, как Тун достигла ошеломляющая новость о революции во Франции и падении Бурбонов. Примерно за год до этого оттуда уже приходили известия об ухудшении политической и экономической ситуации. В августе 1829 года было сформировано новое правительство во главе с графом Полиньяком. Правительство взяло курс на ужесточение политики по отношению к оппозиции. 2 марта 1830 года открылась совместная сессия палаты пэров и палаты депутатов. Карл X в своей тронной речи обрушился на либеральную оппозицию, обвинив ее в «преступных замыслах» против правительства. В ответ палата депутатов 16 марта приняла адрес, в котором высказала свое недовольство деятельностью министерства Полиньяка. В результате заседания палаты были прерваны до 1 сентября.
Под давлением крайне правых монархистов король 16 мая 1830 года распустил палату депутатов и назначил новые выборы на 23 июня и 3 июля. Однако выборы принесли победу оппозиции: либералы и конституционалисты получили 274 места из 428, а сторонники правительства – только 143. Понимая, чем это грозит, в правительстве лихорадочно пытались найти способы дезавуировать результаты выборов и ограничить оппозиционную печать.
26 июля 1830 года были опубликованы шесть королевских указов (июльские ордонансы), строго ограничивавшие издание газет и журналов. Вновь избранная палата депутатов распускалась. Новые выборы назначались на 6 и 13 сентября. Они должны были проходить на основе новой избирательной системы, в соответствии с которой право голоса предоставлялось почти исключительно крупным землевладельцам. Число членов палаты депутатов уменьшалось с 428 до 258, а ее права были урезаны.
Эффект, какой произвели ордонансы на население, был ошеломляющим. Уже через несколько часов Париж покрылся баррикадами, и народ взялся за оружие. Власть оказалась в растерянности, несколько полков регулярной армии перешли на сторону восставших. Попытки правительственных войск разогнать повстанцев окончились неудачей. 29 июля 1830 года вооруженная толпа завладела королевской резиденцией, дворцом Тюильри, и подняла над ней трехцветное знамя. Верные королю части начали покидать столицу.
Обескураженный Карл X в это время находился в Сен-Клу. Получая донесения о потере контроля над городом, он попытался разрядить ситуацию, сменив правительство и отменив ордонансы. Однако время было упущено, и в Париже начала формироваться новая власть.
30 июля 1830 года депутаты распущенной палаты объявили герцога Луи Филиппа Орлеанского «наместником королевства» (временным правителем, лейтенант-генералом королевства). 2 августа Карл X отрекся от престола в пользу своего внука, герцога Бордоского, до совершеннолетия которого назначил Луи Филиппа регентом. Через несколько дней Карл X вместе со своей семьей бежал в Англию. Палата депутатов предложила Луи Филиппу корону, которую он принял 9 августа 1830 года.
В конце августа начались волнения в Брюсселе, которые вскоре охватили всю Бельгию и были направлены против владычества Нидерландов. Поздней осенью началось восстание в Царстве Польском, основной его целью стала борьба за независимость и объединение польских земель. День ото дня можно было ожидать начало волнений в Италии. Недовольство правящими режимами ощущалось повсеместно – с севера полуострова, находившегося под контролем Австрийской империи, до юга, Королевства обеих Сицилий, вотчиной Бурбонов. Даже поговаривали, что в бурные революционные июльские дни на площадях и улицах столицы были слышны крики «Vive Napoléon III!»[215]. Народных надежд на сына Наполеона I, превратившегося в австрийского принца Франца, герцога Рейхштадтского, и жившего постоянно в Вене под наблюдением дедушки, австрийского императора Франца I, становилось все меньше и меньше.
Можно только представить, с каким вниманием ловил каждое слово с родины молодой Луи Наполеон. «Мы очень спокойны в нашем маленьком уголке в тот момент, когда все больше людей борются за наши самые дорогие интересы», – писал он с жаром матери[216]. Скорее всего и сердце самой Гортензии стало биться гораздо учащенней. Жозеф и Люсьен Бонапарты особой тяги к власти в последние годы не выказывали, а муж или сыновья вполне могли украсить собой трон Франции. Однако их чаяниям не суждено было сбыться. В сентябре 1830 года новая королевская власть подтвердила, что продолжает действовать запрет на возвращение Бонапартов в страну под страхом смертной казни[217].
Осенью 1830 года Луи Наполеон испросил в военной школе Туна отпуск и отправился в Арененберг, откуда с матерью в октябре того же года по давно заведенному порядку поехал в Италию. По дороге они заехали во Флоренцию, где находился Луи Бонапарт со старшим сыном. Именно эта встреча в столице Тосканы изменила судьбу будущего императора французов. Можно только предположить, как это произошло.
Наполеону Луи было уже двадцать шесть лет, и большую часть своей сознательной жизни он прожил в Италии. У него были замечательные задатки, которые в свое время мать пыталась развить. Однако последующая жизнь с отцом повлияла на его характер. По мнению некоторых историков, он стал «болезненным, неразговорчивым лицемером, боявшимся высказать свое мнение»[218]. Попросту говоря, стал скрытным человеком. Правда, как только он оказывался наедине с матерью и братом, к нему возвращались прежние качества, и люди отзывались о нем положительно.
Представляется, что это все же чересчур негативная оценка. Жизнь рядом с таким неординарным отцом (к тому же ставшим рьяным церковником), несомненно, должна была наложить свой отпечаток, но не до такой степени. Иначе трудно объяснить, почему молодой человек из высшего общества в конечном итоге примкнул к революционному движению (или стал революционером?) в Италии. Наполеон Луи осознанно проникся духом национально-освободительной борьбы итальянского народа и полагал, что все это отголоски республиканских веяний еще со времен, когда Бонапарты были хозяевами Апеннинского полуострова.
Сомнений нет в одном: революция во Франции и падение Бурбонов, революционное движение в других европейских государствах, а также волнения, охватившие Италию, стали предметом разговоров между братьями и во всем семействе Бонапартов. Поэтому, скорее всего, именно Наполеон Луи увлек младшего брата в революционные события в Италии в начале 1830-х годов. Насколько глубоким было их участие, стали они членами революционных организаций? Точного ответа на этот вопрос до сих пор не имеется. Вот что по этому поводу говорит Ридли: «В 30-е годы XIX века ходили слухи, что Наполеон Луи и Луи Наполеон были членами организации карбонариев (члены тайного, строго законспирированного общества, ставившие своей целью изгнание иноземных войск и объединение Италии. – Прим. авт.), и историки с тех пор спорят об истинности этих слухов. Нет ничего удивительного, принимая во внимание секретность организации, что невозможно точно доказать или опровергнуть их членство. В своей деятельности карбонарии полагались на симпатию и помощь сторонников и тех, кого сегодня называют “попутчиками”, и неважно, были ли Наполеон Луи и Луи Наполеон на самом деле членами организации или только ее попутчиками. Много лет спустя, в Чизлхерсте, когда уже не было причин скрывать правду, Луи Наполеон рассказал другу, что он некогда был карбонарием. В 1908 году его вдова Евгения повторила то же самое в своем письме, отправленном итальянскому историку Луцио. Возможно, Наполеон Луи, постоянно проживавший в Италии, был членом организации, а Луи Наполеон, проводивший половину года в Швейцарии, только попутчиком»[219]. Другой историк, Бреслер, полагает, что Наполеон Луи «в ноябре 1830 года рассказал своему младшему брату Луи Наполеону о том, что он дал тайную клятву члена карбонариев»[220].
Наполеон Луи был человеком действия и предпочитал совершать решительные шаги, как в личной, так и в общественной жизни. Он полагал, что придет время, и династия Бонапартов не просто вернется во Францию, но будет на вершине власти. Принимая во внимание, что старший брат пользовался непререкаемым авторитетом у младшего, а Луи Наполеон имел склонность к романтике и богатому воображению, участие обоих братьев в революционном движении Италии представляется вполне реальной вещью.
Луи Наполеон вместе с матерью приехал в Рим в конце ноября 1830 года. Через несколько дней неожиданно умер папа Пий VIII, а выборы следующего понтифика сильно затянулись. Наступило безвластие. При этом ситуация в Папском государстве и так была чрезвычайно накалена. За последние годы в Риме значительно укрепились позиции реакционного духовенства, которое всеми силами сопротивлялось либерализму и гражданским свободам. Папская власть прокляла терпимость, усилила цензуру, увеличила пошлины, вновь загнала евреев в гетто и обязала триста из них, проживавших в Риме, еженедельно посещать христианскую проповедь. В Папской области восстанавливалась старая аристократия и, как в прежние времена, вводились церковные суды. Папа взял образование под жесткий контроль, в поддержку морали вводились тысячи установлений, регулировавших различные мелочи. Играть в азартные игры по воскресеньям и в постные дни запрещалось под страхом тюремного заключения. Свободная продажа алкоголя оказалась под запретом. На месте просвещенного современного государства возник полицейский режим со шпионами и доносителями.
Всеми этими обстоятельствами попытались воспользоваться разномастные группы недовольных. В городе расцвела атмосфера заговоров. В эту борьбу включился и Луи Наполеон. Молодой и горячий парень всячески пытался показывать свое участие в поддержке итальянских патриотов. Луи Наполеон открыто ездил по улицам города на лошади, седло которой было украшено в красные, белые и зеленые цвета флага единой Италии[221].
11 декабря 1830 года он оказался вовлеченным в перестрелку между повстанцами и полицией. Луи Наполеону удалось сбежать невредимым[222]. В той же перестрелке получил ранения двадцатисемилетний доктор из Милана Анри Конно, сын француза и итальянки. Именно там, в Риме, завязалась дружба этих двух людей, которая продолжалась всю жизнь.
Похождения Луи Наполеона не остались незамеченными тайной полицией. В тот же вечер палаццо Располи, которое снимала Гортензия, было окружено папскими гвардейцами, и ей объявили, что Луи Наполеон должен под их присмотром немедленно покинуть Папскую область. Гортензии пришлось подчиниться, но при прощании с матерью он успел шепнуть ей, что в соседней комнате он укрыл одного из заговорщиков, и попросил позаботиться о нем[223]. Гортензия выполнила его просьбу. При этом она все же была довольна, что сын будет в безопасности за пределами Папской области и сможет отправиться к отцу.
Приехав во Флоренцию, Луи Наполеон рассказал все брату, и они, вопреки настойчивому требованию отца прекратить опасные затеи, открыто заявили о поддержке революционеров. В эти же дни Луи Наполеон не без удовлетворения написал одному из друзей: «Вы, наверно, слышали, что меня заставили покинуть Рим. Видимо, кардиналы боялись меня. Некоторые люди говорят, что я очень обижен этим оскорблением, но они ошибаются. Есть правительства, преследование которых для меня большая честь»[224].
Революционный романтизм и необдуманные порывы братьев не одобряла и мать. Ей, пережившей много на своем веку, ситуация в Италии представлялась в несколько ином свете. «Итальянцы могут не сомневаться в минуты возбуждения, что избавятся от бремени, которое угнетает их, – писала Гортензия 8 января 1831 года сыновьям, – но я не думаю, что у них есть средства и возможности длительной борьбы в одиночку против мощи, которая противостоит им»[225]. Далее она говорила, что итальянцы не смогли по достоинству оценить время, когда они были объединены под властью французской империи, страна разобщена и нет единства в действиях, против повстанцев уже выступает Австрийская империя. Восстание в какой-то одной части Италии (она имела в виду конкретно область Романья) не принесет успеха и приведет только к неудаче. «Италия ничего не может сделать без Франции, и она должна терпеливо ждать, пока Франция не приведет свои дела в порядок»[226], – подчеркнула бывшая королева. Ее слова оказались во многом пророческими.
В середине января вспыхнуло восстание в герцогстве Модена, перекинувшееся впоследствии на северную часть Папской области, в региональном центре, городе Болонье, было провозглашено создание временного правительства и свержение папы.
Наполеон Луи и Луи Наполеон покинули Флоренцию и присоединились к восставшим. Луи Бонапарт был вне себя: его сыновья ослушались и не подчинились его запрету. Братья получили письмо от матери, и ее доводы показались им разумными. Они действительно хотели последовать ее совету, но брат одного из вождей мятежников, Менотти, вместе с товарищами уговорил Наполеона Луи и Луи Наполеона вступить в ряды восставших[227].
Менотти предполагал, что братья, наследники великого Наполеона, станут хорошей афишей для простых итальянцев, к тому же во Франции сменилась власть и на троне новый король, который избран по воле народа, и по революционной традиции французы окажут поддержку итальянцам. Все эти обстоятельства, по мнению Менотти, давали большие шансы на успех[228]. Правда, в тех условиях это было больше похоже на то, что Наполеон Луи и Луи Наполеон оказались заложниками авантюристов.
В этот момент в Риме был наконец избран новый папа. Им стал кардинал Бартоломео Капеллари, принявший имя Григория XVI. Восстание в Модене и на севере Папского государства грозило смести власть папы и привести к установлению республики. Григорию XVI было уже шестьдесят пять лет; он имел богатый жизненный опыт. Новый папа был сторонником абсолютизма и поддерживал тесные отношения с австрийским канцлером Меттернихом. Он твердо решил воспользоваться помощью Австрии.
Тем временем восстание, словно искры пожара при порывах ветра, быстро распространялось по северу Папской области: 4 февраля оно уже бушевало в Болонье, 6 февраля – в Феррари, 8 февраля – в Анконе, 14 февраля – в Перудже и 16 февраля – в Пезаро. 12 февраля 1831 года произошло выступление в Риме, но оно было подавлено папскими войсками. Однако власти продолжали испытывать чувство неуверенности в своих силах.
Гортензия была в Риме, когда узнала о событиях в Модене и на севере Папской области. В столице все были возбуждены. Поскольку в городе было много французов, то многие обращались к бывшей королеве за советом и помощью. Однако все ее мысли были заняты сыновьями. Она спешно покинула город и направилась во Флоренцию, но сыновья, по обыкновению, не встретили ее по дороге. Во Флоренции ей доставили письмо от Луи Наполеона, в котором он, в частности, писал следующее: «Ваша любовь поймет нас. Мы взяли на себя обязательство и не можем отказаться от него. Имя, что мы носим, обязывает нас помогать страдающим людям, которые обращаются к нам»[229].
Позднее Гортензия получила еще одно письмо от младшего сына, там были такие строчки: «Впервые я знаю, что значит жить! Прежде я ничего не делал, подобно растению. Нельзя себе и представить более справедливое или почетное положение, нежели наше»[230]. Эти письма потрясли ее. Горю не было предела. Сыновья ввязались в бессмысленную авантюру. Она срочно написала ответное письмо, в котором умоляла их вернуться[231]. На следующий день приехал взволнованный муж и попросил Гортензию предпринять все усилия для поиска сыновей.
От одного знакомого пришло сообщение, что Наполеона Луи и Луи Наполеона видели недалеко от Фолиньо, где они в составе революционных отрядов организуют оборону[232]. Поговаривали, что они руководят восставшими и даже собираются напасть на тюрьму в городке Чивита Кастеллана. Убитый горем, Луи Бонапарт отправился к австрийскому послу во Флоренции с просьбой помочь в поиске и возвращении сыновей, а Гортензия согласилась поехать на границу Тосканы и оттуда организовать их спасение.
Революционная армия насчитывала около 6–6,5 тысячи бойцов. Основная группа, около 4 тысяч добровольцев, под командованием бывшего полковника наполеоновской армии Пьера Арманди действовала против австрийцев на севере Романьи, а другая – около 2–2,5 тысячи – под командованием генерала Джузеппе Серконьяни продвигалась на юг, к Риму. Эти группы были разбиты на небольшие отряды. Проблемой революционных войск была их плохая выучка, нехватка вооружения, кадровых офицеров и отсутствие координации между ними.
После того как братья покинули Флоренцию, они присоединились к отрядам Серконьяни в Сполето, где, как утверждает Ридли, «их тепло приняли и каждый получил под свою команду небольшой отряд»[233]. Через несколько дней бойцы Серконьяни достигли городка Терни в семидесяти километрах от Рима. Здесь они разделились: Наполеон Луи пошел на юго-восток, а отряд Луи Наполеона – прямо на Рим и достиг городка Отриколи, в шестидесяти километрах от столицы. В Отриколи революционные бойцы столкнулись с регулярными частями папской армии. Произошла перестрелка, которая перешла в рукопашный бой. Луи Наполеон принял самое активное участие в этом сражении. Он несколько раз подвергался смертельной опасности и только благодаря удаче и мужеству своих товарищей смог избежать неприятностей[234].
Сообщение о том, что братья в рядах повстанцев сражаются против правительственных войск, потрясла членов клана Бонапартов. Их отец продолжал обращаться то к австрийцам, то к папским властям с просьбой помочь вызволить сыновей из революционных рядов. Жером Бонапарт, кардинал Феш и жена Наполеона Луи, дочь Жозефа Бонапарта, Шарлотта обратились к папе Григорию XVI с просьбой даровать прощение братьям. Жером Бонапарт послал в Терни своего человека с письмом, в котором требовал от племянников покинуть повстанческие войска. Однако Наполеон Луи ответил, что папа незамедлительно должен ввести в государстве конституцию, отменить цензуру и даровать гражданам личные свободы[235]. Тогда Жером Бонапарт и кардинал Феш обратились к Арманди (ранее этот офицер был некоторое время близок к семейству Бонапартов и был учителем Луи Наполеона) с просьбой отослать братьев из повстанческой армии.
Дело приняло международный оборот. Французские дипломатические представители в Риме и Флоренции заявили, что Франция не собирается вмешиваться в дела итальянских государств и участие членов семейства Бонапартов в восстании считает незаконным. Австрийские дипломаты заняли еще более жесткую позицию. По их мнению, Наполеон Луи и Луи Наполеон были просто преступниками, которых следовало казнить[236].
Руководители восстания в Герцогстве Модена и Романьи были раздосадованы: они рассчитывали, что новое французское правительство окажет помощь итальянским революционерам. Арманди попросил генерала Серконьяни отослать братьев в Анкону, а потом в Болонью. Здесь они оказались без дела. Идиллические порывы были напрасны. Их юношескому разочарованию не было предела.
17 февраля 1831 года границу Папской области перешли австрийские войска и стали быстро продвигаться к Романье. В то же время с юга наступали папские войска. Соотношение сил было неравным, и поэтому повстанцы повсеместно терпели поражения. Австрийцы объявили амнистию тем, кто добровольно сложит оружие, но зачинщики и руководители мятежа не могли рассчитывать на снисхождение. Они подлежали суду и казни.
5 марта 1831 года Луи Наполеон с печалью писал своей матери: «Интриги дяди Жерома и папы настолько успешны, что мы были обязаны покинуть армию»[237]. Теперь они стали беглецами и вынуждены скрываться. О возвращении в Тоскану не было и речи. Австрийцы предупредили местные власти о запрете на их пребывание на территории герцогства.
Под влиянием всех этих событий и новостей Гортензия просто обезумела. Она не знала, где ее сыновья и живы ли они. Это был главный вопрос, но даже если она их найдет – куда ехать дальше? Австрийская империя объявила их в розыск. Где найти убежище? О возвращении в Швейцарию также уже не могло быть и речи. Единственной страной в Европе, которая, по мнению Гортензии, могла дать им хотя бы временное убежище, была Великобритания. Там издавна находили кров политические эмигранты из других стран, в том числе из Италии.
Британским послом в Тоскане был лорд Сеймур. Гортензия была с ним в хороших отношениях и обратилась к нему за помощью. Англичанин откликнулся на просьбу бывшей королевы. Он обеспечил ее тремя британскими паспортами на имя «госпожи Гамильтон и ее двух сыновей»[238] и пообещал проинформировать правительство своей страны, что она прибудет на территорию Великобритании.
Тем временем Наполеон Луи и Луи Наполеон задумали вернуться в Анкону и сражаться там с австрийцами. В случае поражения были даже планы отправиться в Польшу и бороться на стороне восставших против российских императорских войск. 6 марта 1830 года они покинули Болонью и вечером 10 марта достигли Форли. Однако здоровье Наполеона Луи с каждым днем становилось все хуже. Он ослабел настолько, что не смог продолжить путь дальше, и остался лежать в постели. Все товарищи, которые были вместе с братьями, ушли на соединение с отрядами Арманди.
Луи Наполеон все это время ухаживал за братом. Послали за местным доктором, но он не смог вначале поставить диагноз, правда, лекарства выписал. Когда 15 марта доктор определил, что это корь, шансов на спасение уже не было. Наполеон Луи умер в три часа дня 17 марта 1831 года. Луи Наполеон, не дожидаясь погребения брата, покинул Форли, куда через несколько дней вступили австрийские части. Он был очень болен и с трудом мог передвигаться.
Тем временем Гортензия, получив британские паспорта, покинула Флоренцию 12 марта, а 19 марта около Фолиньо получила записку от Луи Наполеона, в которой сообщалось, что Наполеон Луи сильно болен в Форли и просил поспешить к нему[239]. На следующий день она встретила Луи Наполеона в небольшом городке Пезаро на Адриатическом побережье. Со слезами на глазах, она услышала, что два дня назад ее старший сын, Наполеон Луи, умер от кори на руках брата в Форли. Материнскому горю не было предела, но самое ужасное было еще впереди.
Австрийцы быстро оккупировали Романью и приближались к Пезаро. Не теряя времени, Гортензия взялась за дело. Она повезла сына в Анкону, где находился дом, принадлежавший семейству ее брата, Евгения Богарне. В это время в городе скопилось множество повстанцев, которые, скрываясь от австрийцев, хотели перебраться на британскую территорию, остров Корфу. Это было сопряжено с огромной опасностью, поскольку воды Адриатики патрулировали австрийские корабли. Бывшая королева не отважилась отправиться в Британию морским путем, а решила укрыться в Анконе, вылечить сына и по подложным британским паспортам через Францию достигнуть берегов Англии.
Хотя во Франции действовал запрет на въезд Бонапартов, Гортензия здраво рассудила, что вряд ли король и его правительство в случае их раскрытия пойдут на крайнюю меру наказания[240]. Чтобы запутать преследователей, она распорядилась погрузить вещи сына на корабль, отходивший на Корфу, и рассказала знакомым, что сын отправился на другой берег Адриатики. Она велела Луи Наполеону написать письмо отцу и рассказать о своем бегстве на этот британский остров.
29 марта 1831 года в Анкону вошли австрийцы и немедленно реквизировали дом Богарне для проживания своего командующего, генерала фон Гепперта, со штабными офицерами. На все просьбы Гортензии не выселять ее из дома австрийцы ответили категорическим отказом. К счастью, бывшая королева случайно узнала, что в Анконе находится полковник фон Война, кто сопровождал ее в поездке из Франции в 1815 году. Она обратилась к нему за помощью[241], и австрийцы позволили Гортензии и домочадцам остаться на несколько дней в доме. Гортензия заняла несколько комнат на втором этаже, в одной из которых лежал больной Луи Наполеон. Ей и близким стоило огромных усилий скрывать Луи Наполеона от посторонних глаз: приглушать кашель и хрипы больного, чтобы они не были слышны в доме, незаметно ухаживать за ним и т. п. Гортензия под видом лечения своей простуды договорилась с местным врачом-итальянцем, который каждый день приходил осматривать сына. Все усилия оказались ненапрасными. Через несколько дней доктор заявил, что Луи Наполеон может отправиться в путь.
Гортензия обратилась к генералу фон Гепперту с просьбой помочь получить документы для проезда через территорию, контролируемую австрийцами. Она объяснила генералу, что хочет посетить пасхальное богослужение в Лорето, в тридцати километрах к юго-западу от Анконы. Австрийский генерал оказался любезен, и вскоре французы имели проездные документы[242].
В пасхальное воскресенье, 3 апреля, рано утром французы тихо спустились на первый этаж, прошли мимо спящих австрийцев и вышли из дома, рядом с которым их уже поджидали несколько карет. Бывшая королева решила во время поездки использовать паспорт «герцогини Сен-Лё» с двумя слугами или британский паспорт «госпожи Гамильтон» с сыновьями. В зависимости от обстоятельств роль слуги или сына играл Луи Наполеон, а второго слуги или сына – беглый итальянский повстанец маркиз Заппи, примерно одного возраста с Наполеоном Луи.