Алексей Бабина
Наполеон III. Триумф и трагедия
В этой связи по инициативе короля в 1833 году была заново установлена статуя Наполеона I на Вандомской колонне, а в 1836-м завершено строительство Триумфальной арки, символизировавшей победы Великой армии. Были разрешены собрания бывших офицеров императорской гвардии, а в армию призваны солдаты гвардии, которые еще могли нести службу[400]. Пересмотрены пенсии военнослужащим Первой империи.
В недрах французского правительства зародилась мысль вернуть прах Наполеона I с острова Святой Елены во Францию. Это была достаточно здравая идея, это могло бы на некоторое время укрепить престиж власти. Одним из инициаторов этого плана был историк и премьер-министр Тьер. По его словам, возвращение тела императора должно было прекратить «величайшие муки Святой Елены, столь же смиренные, что и муки Христа, но более длительные»[401]. Предложение правительства нашло поддержку парламента, и весной 1840 года французы начали переговоры с британским правительством по данному вопросу.
Начало процесса по возвращению праха императора всколыхнуло французское общество. Стало модным говорить о своей службе при Первой империи. Поседевшие старики с гордостью вытащили свою старую военную форму и ордена, чтобы снова оказаться в центре внимания. Уже никто не прятал портреты и образы императора, которые можно было увидеть на каждом шагу. Казалось, что само слово «la gloire» («слава») вместе с телом Наполеона I снова возвращалось во Францию.
Однако не все в Европе были рады такому повороту дел. Австрийский канцлер Меттерних полагал, что правительство Луи Филиппа совершает огромную ошибку, создавая культ Наполеона I. Чем больше французы будут почитать императора, тем больше они захотят, чтобы их правителем стал его племянник[402].
Приходившие новости о действиях правительства Луи Филиппа и настроениях во французском обществе по отношению к Наполеону I не могли не радовать Луи Наполеона. Он твердо был убежден, что за последние годы значительно укрепил свои позиции. Ридли пишет, что «в 1840 году Луи Наполеон надеялся подбить французов свергнуть Луи Филиппа и восстановить династию Бонапартов. Он получил значительную поддержку. С одной стороны, от впечатлительного короля Жозефа, который в это время стал с ним дружен в Лондоне. С другой стороны, он приобрел симпатию у многих социалистов. В 1839 году лидер французских коммунистов Этьен Кабе посетил его в Лондоне, и они обстоятельно пообщались. И когда в том же году Барбес попытался поднять неудачное социалистическое восстание в Париже, именно Луи Наполеона ошибочно обвинили в том, что он был связан с повстанцами»[403].
12 мая 1840 года министр внутренних дел Франции граф Шарль де Ремюза под гром аплодисментов объявил в палате депутатов, что с правительством Великобритании достигнута договоренность о возвращении праха Наполеона I во Францию[404]. Эта новость быстро распространилась по Франции и Европе. Король поручил своему сыну, принцу де Жуанвилю, доставить прах императора во Францию. Одновременно началась подготовка к торжественной церемонии перезахоронения Наполеона I в Доме инвалидов в Париже. 7 июля 1840 года из Тулона в сторону острова Святой Елены отплыли фрегат La Belle Poule и корвет La Favorite.
Между тем летом 1840 года значительно ухудшились отношения между Францией и другими великими европейскими державами (Австрией, Великобританией, Пруссией и Россией) в связи с обстановкой на Восточном Средиземноморье. В 1839 году началась турецко-египетская война, в которой Франция решительно встала на сторону египетского правителя Мухаммеда Али, а остальные великие державы поддержали турецкого султана Махмуда II и его сына султана Абдул-Меджида I.
Французский кабинет во главе с Тьером считал необходимым сохранение безусловного влияния Франции в регионе даже ценой войны с другими европейскими странами и Турцией. В этих целях были начаты военные приготовления и перевод армии и флота на военное положение. В ответ на это правительства Австрии, Великобритании, Пруссии и России также начали военные приготовления в Европе, а австрийские и британские войска при участии прусских военных советников приняли активное участие в боевых действиях между Египтом и Турцией.
Общее напряжение в Европе нарастало. Французское общество затаив дыхание следило за всеми новостями, касающимися «восточного вопроса» и возвращения праха императора на родину. Именно этим моментом и решили воспользоваться Луи Наполеон и его сторонники. План заключался в том, чтобы высадиться на французском побережье в Булони, поднять местный гарнизон и, укрепившись там, начать военный поход на Париж. Предполагалось, что королевская армия встанет под наполеоновские знамена, которые будет нести племянник императора. В столице предполагалось провозгласить временное правительство и провести референдум о воссоздании империи во главе с братом Наполеона I, императором Жозефом Бонапартом (сам же Жозеф Бонапарт понятия не имел о планах своего племянника[405]). Именно император Жозеф Бонапарт и его правительство, по мнению Луи Наполеона, должны были встречать тело Наполеона I во Франции.
Началась подготовка операции по высадке на континент. Тайно связались с некоторыми офицерами гарнизона в Булони, и даже поговаривали, что переворот готов поддержать маршал Бертран Клозель[406]. Луи Наполеон отобрал около шестидесяти человек. В их числе значились Конно, Персиньи, генерал Монтолон, Паркен, Орси, Телен. Среди участников намечавшегося похода были несколько итальянцев и поляков.
За военную часть операции отвечал генерал де Монтолон. Он был самым опытным и авторитетным среди всех участников. После падения Наполеона I в 1815 году последовал за ним на остров Святой Елены и был со своим государем до самой его кончины. Бывший император назначил его своим душеприказчиком и завещал часть своих бумаг. Генерал вернулся с острова Святой Елены в 1821 году. Вместе с генералом Гаспаром Гурго в Париже издал мемуары «Mémoires pour server à l’histoire de France, sous le règne de Napoléon, écrits à Sainte-Hélène, sous sa dictée». В 1840 году он примкнул к Луи Наполеону.
Тайно в Бирмингеме было закуплено оружие и французская военная форма[407]. Под видом туристической поездки в Гамбург для шестидесяти человек было зафрахтовано судно Edinburgh Castle (по другим сведениям, пароход носил название City ofEdinburgh[408]).
Большинство участников заговора «тайно собрались в большом доме рядом с Грейвсендом, что принадлежал таинственной даме, известной иногда как госпожа Мэри Эдвардс, а иногда как графиня д’Эспель, которая, по данным газеты The Times и других газет, была любовницей Луи Наполеона»[409]. Для большей секретности предприятия было решено разделиться на несколько групп и ждать парохода в разных местах вдоль Темзы (в Лондоне и Грейвсенде) и в Рамсгейте.
3 августа 1840 года в Лондоне весь закупленный груз был погружен на Edinburgh Castle, и судно курсировало вдоль реки, подбирая всех участников заговора. Паркен, пока ждал пароход, увидел у продавца птиц маленького орла, и ему в голову пришла блестящая идея – купить его, принести на борт, а потом символически выпустить императорского орла на волю на французской земле[410].
На следующий день в Грейвсенде на пароход поднялся Луи Наполеон, и Edinburgh Castle отправился в сторону французского побережья. Ночью Луи Наполеон в своей каюте провел совещание с наиболее доверенными людьми[411]. Их было двенадцать человек. На вопрос о дальнейших действиях трое посчитали необходимым отказаться от плана восстания и вернуться обратно в Лондон, а остальные девять – продолжить движение к побережью Франции и попытаться поднять гарнизон в Булони. В случае неудачи в Булони они предложили двинуться в Сент-Омер, где, по слухам, гарнизон был лоялен к бонапартистам.
Вскоре Луи Наполеон объявил капитану судна, что корабль не идет в Гамбург, а должен пришвартоваться у французского побережья в Вимерё, откуда они пойдут в Булонь и поднимут там восстание[412]. Разгневанный капитан не собирался участвовать в мятеже, но был силой принужден идти во Францию.
Луи Наполеон собрал всех в салоне парохода и сказал, что они плывут во Францию и поднимут гарнизон Булони. Если в Булони им будет сопутствовать удача, то «так же точно, как солнце на небе, мы будем в Париже в течение нескольких дней. Тогда история скажет, что только с горсткой таких храбрых людей, как вы, я совершил это великое и славное начинание»[413]. Тем временем Конно в одной из кают отпечатал обращения Луи Наполеона к жителям Булони, Франции и армии.
В три часа ночи 6 августа 1840 года Edinburgh Castle бросил якорь в Вимерё, неподалеку от Булони. Все участники заговора облачились в форму 42-го пехотного полка (по другим сведениям, заговорщики ошиблись, и на них была форма 40-го полка[414]) и на лодках добрались до берега. В момент высадки их заметили таможенники и поинтересовались, кто они и что они тут делают. Заговорщики ответили, что они солдаты 42-го полка и из Дюнкерка возвращаются обратно в свой полк в Булонь. Ночная суета неизвестных людей, их сбивчивые ответы вызвали у таможенников недоумение, и они послали за своим начальством.
Не дожидаясь дальнейших разборок с таможенниками, Луи Наполеон, Монтолон и их люди направились к городу и, проследовав через городские ворота, воспользовавшись паролем, который они получили от одного из своих сторонников в гарнизоне города, лейтенанта Аладениза, вошли в казармы 42-го полка. Некоторые заговорщики отделились от основного отряда и с прокламациями в руках пошли по улицам города, раздавая обращения Луи Наполеона всем, кто попадался на глаза.
Войдя в казармы полка, Луи Наполеон, Монтолон и другие заговорщики неожиданно столкнулись с командиром полка капитаном Коль-Пуйжелье, который, как предполагалось ранее, должен был в этот день отсутствовать. Капитан поинтересовался, кто они и что делают в расположении полка. В ответ генерал де Монтолон обратился к Коль-Пуйжелье со словами: «Здесь принц Луи Наполеон. Следуйте за нами, капитан!»[415]. Однако капитан не смутился и ответил: «Принц Луи или нет, но я вас не знаю»[416]. Следом командир полка добавил, что весьма абсурдно требовать власть, основываясь на наследственном праве. Затем он потребовал от Луи Наполеона, Монтолона и других немедленно покинуть казармы[417]. Разразился громкий шум, бонапартисты кричали на капитана, а Коль-Пуйжелье – на заговорщиков. Кое-кто из сотоварищей Луи Наполеона сделал попытку применить к капитану силу. Завязалась потасовка. В этот самый момент разгоряченный Луи Наполеон выхватил пистолет и попытался выстрелить в воздух, но пуля рикошетом ранила одного из солдат гарнизона. Этот выстрел стал своеобразным сигналом: солдаты полка, разобрав свое оружие, изготовились стрелять в заговорщиков. Луи Наполеон начал истошно кричать, что выстрел был случайным и он не желает пролития французской крови[418]. Заговорщики начали быстро проталкиваться к выходу из казарм.
Тем временем на улицах стали собираться жители Булони и солдаты местной Национальной гвардии. Они рассматривали и оживленно обсуждали прокламации Луи Наполеона. Кое-где прозвучали крики «Vive l’Empereur!». Однако основная масса не поддержала эти начинания, а гвардейцы с криками «Vive le Roi!» заявили, что готовы сражаться за Луи Филиппа[419].
Возбужденные заговорщики не увидели поддержки на улицах Булони и, не зная, что предпринять, спешно направились к выходу из города. Одни предлагали идти к колонне, посвященной Великой армии, и там сражаться до конца, а другие – немедленно двигаться в Вимёр и там грузиться на Edinburgh Castle. Они еще не знали, что корабль уже был арестован французской таможней, а капитан и члены команды начали давать показания.
Сначала Луи Наполеон отказался идти, он прижался к железным перилам памятника и сказал, что умрет здесь[420]. Но спутники принца оттащили своего вожака от постамента и, найдя на берегу лодку, погрузились в нее.
В это время к берегу подбежали бойцы Национальной гвардии и таможенники и открыли по лодке огонь. Лодка перевернулась, и все оказались в воде. Гвардейцы продолжали стрелять по плавающим людям. Два человека были застрелены, несколько ранены. Две пули пробили одежду Луи Наполеона. Через несколько минут гвардейцы и таможенники вытащили из воды Луи Наполеона и его товарищей. Только одному заговорщику удалось скрыться[421]. Под усиленной охраной все были отправлены в местную тюрьму Vieux Château.
Началось расследование. Капитан и члены команды Edinburgh Castle убедили французские власти в том, что они и понятия не имели о преступных намерениях пассажиров парохода, а все их действия были вынужденными. Через несколько дней судно было освобождено и со всей командой отбыло в Англию.
Ночью 8 августа 1840 года Луи Наполеон был переведен в крепость Ам около Сен-Квентина для того, чтобы предотвратить его контакты с остальными заключенными, оставшимися в Булони. Четыре дня спустя его этапировали в Париж и разместили в знаменитой тюрьме Conciergerie.
В пятницу, 7 августа 1840 года, в бюллетене французского военного министерства появилось следующее сообщение: «Французская территория подверглась нападению банды авантюристов, которые были сброшены обратно в море, откуда их еле выловили. Луи Бонапарт и все его последователи были схвачены, убиты или утонули»[422].
Более того, Луи Филипп и его министры единодушно заявили, что были очень удивлены этим «смехотворным делом»[423]. Саркастический тон правительства и военного ведомства подхватила французская и иностранная пресса.
«Господин Луи Бонапарт поставил себя в такое невозможное положение, к которому никто сегодня во Франции не может иметь ни малейшего сочувствия или жалости», – заявила La Presse. «Его действия “одиозны”, поскольку они “смешны”. Он даже не был главой политической партии, просто “искаженная карикатура” одной из них», – продолжала газета[424].
«Эта попытка в Булони вызвала у нас чувство возмущения, перемешанное с жалостью», – писал Le Journal des Débats. «Все эти орлы, все эти драматические прокламации, эти абсурдные имперские притязания господина Луи Бонапарта… – это последствия безумия. Эти дела вышли далеко за пределы смешного, это сумасшествие даже больше, чем… перестрелка 1836 года [в Страсбурге]. Это перестало быть просто комедией, потому, что на этот раз “текла кровь” и были трупы»[425].
«Его [Луи Наполеона] одержимость как претендента [на престол Бонапарта] действительно вызывает удивление», – рассуждала умеренная Le Constitutionnel. Издание удивлялось, что была предпринята «попытка покорить Францию с некоторыми» представителями давно ушедшей империи и «отрядом слуг, замаскированных под солдат»[426].
Газеты издевались над Луи Наполеоном, его сторонниками, слугами и камердинерами, переодетыми в солдатскую форму, они и понятия не имели об обращении с оружием, живо расписывали картины фальшивого орла, который перелетает «от шпилей соборов к шпилю Нотр-Дам»[427], в то время как настоящий орел, забытый Паркеном, мучается в закрытом трюме корабля. На карикатурах Луи Наполеона и других испуганных заговорщиков весело и со смехом крюками достают из воды солдаты Национальной гвардии[428].
Родственники Луи Наполеона попытались сразу же откреститься от него и единодушно заявили, что его действия – чистейшей воды авантюра. Услышав известие о попытке переворота сына, Луи Бонапарт в свойственной ему манере спокойно зашторил ставни и отправился спать[429]. Однако через несколько дней он заявил, что Луи Наполеон стал «жертвой постыдного заговора, соблазненный льстецами, лживыми друзьями и, возможно, коварного совета». «Сын попал в “ужасающую ловушку”, – продолжал бывший король, – поскольку совершенно невозможно, чтобы человек, который не испытывает недостатка в [финансовых] средства и в здравом уме, с широко открытыми глазами охотно бросился бы в такую [политическую] пропасть»[430].
Иллюзии, которые были у Луи Наполеона и его сторонников в Лондоне, быстро рассеялись. Попытка восстания в Булони оказалась еще менее удачной, чем в Страсбурге. Если в Эльзасе бонапартистов поддержали многие солдаты и офицеры, а на улицах слышались слова поддержки от местных жителей, то в Па-де-Кале солдаты и офицеры в своей массе не пошли за Луи Наполеоном, а горожане даже помогали вылавливать заговорщиков. Как оказалось, Луи Наполеону и его сторонникам ситуация во Франции виделась из Лондона в несколько искаженном виде, который не соответствовал истинному положению дел и запасу прочности правительства Луи Филиппа.
Еще одним результатом провала в Булони стало то, что Луи Наполеон понес огромные финансовые потери. Какие именно? Об этом уже достаточно долго дискутируют историки и исследователи жизни Наполеона III. Историк Страус-Шом приводит выдержку из письма Луи Наполеона своему другу Нарциссу Вийяру, в котором сообщает, что «булонское предприятие стоило ему 400 000 франков золотом (или 5 160 000 долларов США в современных ценах (по состоянию на 2017 год. – Прим. авт.), захваченных в порту и, по крайней мере, еще 100 000 франков (1 290 000 долларов США), изъятых при аресте»[431]. Кроме того, флорентийский банкир Джузеппе Орси профинансировал выступление в Булони на общую сумму в 20 000 фунтов стерлингов (2 200 000 долларов США).
Другой историк, Уолтер Джир, повествует о том, что Луи Наполеон отдал распоряжение продать все его ценные бумаги, чтобы покрыть расходы на экспедицию в Булонь. Накануне отъезда во Францию Орси заготовил сумму в 20 000 фунтов стерлингов в золоте и британские банкноты. Часть этих средств была потеряна в море во время попытки бегства. Кроме того, во время ареста власти отобрали у Луи Наполеона 160 000 франков, впоследствии возвращенные[432].
По подсчетам Бреслера, Луи Наполеон, «чтобы профинансировать государственный переворот, продал драгоценностей и произведений искусства на 100 000 франков, землю в Италии за 300 000 франков и на 1 400 000 франков ценных бумаг Венского банка. Таким образом, всего 1 800 000 франков (около 4 194 000 фунтов стерлингов в современных ценах) (здесь и далее по состоянию на 1999 год. – Прим. авт.). Кроме того, он занял 20 000 фунтов (более чем 1 миллион фунтов стерлингов) в Лондоне у итальянского банкира графа Джузеппе Орси, которого знал с тех времен, когда они вместе сражались против Папы в 1831 году»[433].
Британский биограф императора Ридли добавляет, что на борт Edinburgh Castle 4 августа в Лондоне была загружена карета, девять лошадей, ящики с оружием, амуниция, комплекты военной формы на шестьдесят человек, а также золота на сумму в 20 000 фунтов стерлингов и британские банкноты[434].
На этот раз Луи Наполеону и другим заговорщикам рассчитывать на особое снисхождение правительства не приходилось. Вопрос стоял о смертной казни. Хотя некоторые обнадеживавшие предпосылки, что они все же смогут сохранить жизнь, были. Например, с 1822 года во Франции за политические преступления никто не был казнен[435], а авторитетное издание Le Journal des Débats вынесло свой вердикт: поскольку все, что было в Булони, даже не комедия, а просто выходка сумасшедших, то «никто не убивает сумасшедших людей, а просто изолирует их»[436].
Луи Наполеон и еще пятьдесят два заговорщика предстали перед судом палаты пэров за государственную измену. Судебный процесс не доверили обычному суду присяжных. Предварительное расследование, которое как правило при уголовных делах проводилось королевской прокуратурой, на этот раз было поручено специальной комиссии из семи членов палаты пэров, возглавляемой канцлером королевства и председателем палаты пэров, бароном Этьеном-Дени Паскье. В эту комиссию вошел также герцог Деказ, кого общественная молва когда-то приписала в любовники королевы Гортензии и сделала отцом Луи Наполеона.
Во время предварительного расследования Луи Наполеон проявил завидную стойкость и самообладание, очень мало говорил, однако сразу же заявил, что ответственность за попытку государственного переворота должен нести единолично, поскольку никто из его товарищей заранее не знал о его плане восстания.
Судебный процесс начался 28 сентября 1840 года в Люксембургском дворце и продлился шесть дней. Это был странный суд. Ирония этого дела заключалась в том, что в суде над Луи Наполеоном принимали участие лица, некогда облеченные доверием Наполеона I: четыре бывших министра, шесть маршалов, 56 генералов, 14 государственных советников, 19 префектов, семь посланников и 21 камергер[437]. Даже председатель палаты пэров Паскье был префектом полиции Парижа при императоре французов[438]. Из 312 пэров 160 некогда были на службе у Наполеона I, а тех, кто действительно не был связан с временами Первой империи, было меньшинство – 152 человека[439].
Общественным обвинителем выступал Франсуа Эмиль Франк-Карре, а защиту Луи Наполеона осуществляли три адвоката: Пьер-Антуан Беррье, Тома Мари и Фердинанд Барро (брат известного в последующем политика времен Второй республики Одилона Барро).
По установленной процедуре обвиняемые могли свободно говорить в суде или доверить это право своим адвокатам. В первый же день процесса после оглашения обвинения и выступления Франка-Карре слово взял Луи Наполеон и сказал следующее: «Впервые в моей жизни мне наконец-то позволено говорить во Франции и свободно общаться с французами. Несмотря на то что меня окружают охранники, несмотря на обвинения, которые я только что слышал, я стою здесь, в стенах Сената, о чем так много воспоминаний из моего раннего детства… Я не могу поверить, что должен оправдывать себя здесь и что вы можете быть моими судьями»[440].
Далее он отметил, что народ Франции никогда не голосовал за отмену референдума 1804 года и что Жозеф Бонапарт был единственным законным правителем Франции. Луи Наполеон подчеркнул: не следует думать, будто он «хотел попытаться реставрировать империю во Франции» без одобрения народа на плебисците. «Относительно моего предприятия в Булони, – продолжал Луи Наполеон, – у меня не было сообщников. Я один несу ответственность… Сейчас перед вами я символизирую следующее – принцип, причину и поражение. Принцип – суверенитет народа, причина – наша Империя, поражение – Ватерлоо. Принцип – вы знаете. Причина – вы же сами служили, а поражение – вы сами желаете отомстить (Англии. – Прим. авт.). Поэтому ясно, что нет разногласий между вами и мною. Как представитель политического дела, я не могу принять вашей политической юрисдикции судить о моих желаниях и действиях… И если вы являетесь победителем народа, то я не могу ожидать от вас справедливости и не прошу вашего снисхождения»[441].
Произнося свою речь, Луи Наполеон в элегантном темном сюртуке с орденом Почетного легиона на груди, выглядел хорошо. На следующий день газеты отметили уверенность и убежденность, с какой говорил обвиняемый. Хотя от публики не скрылось, что в речи подсудимого слышался заметный иностранный акцент[442].
После выступления Луи Наполеона последовали вопросы от пэров и обвинения:
– Какова ваша профессия? – спросил Паскье.
– Французский принц в изгнании, – ответил Луи Наполеон.
– По какому праву вы носите орден Почетного легиона?
– Я нашел его в своей колыбели[443].
Смысл последовавших ответов Луи Наполеона сводился к тому, что он один задумал план восстания в Булони и его товарищи не знали о его намерениях. Если кого и обвинять, то только его одного. «Мотивы чести и предусмотрительности не позволяют мне раскрывать, – сказал гордо Луи Наполеон, – насколько далекоидущими и обоснованными были мои основания рассчитывать на успех»[444]. Он даже не стал произносить фамилий людей, которые были с ним в Булони или помогали в Англии. Все, кто был арестован в Булони, по мнению Луи Наполеона, должны быть отпущены на свободу, поскольку они невиновны, а их мысли и идеи созвучны с мыслями и идеями большинства французов. А в целом этот судебный процесс над ним и его товарищами неправедный.
Судебное разбирательство продолжалось в последующие дни. Пламенную обличительную речь произнес общественный обвинитель Франк-Карре, в ходе которой особо подчеркнул, что Луи Наполеон был совершенно неспособной личностью: «Шпага Аустерлица слишком тяжела для ваших слабеньких рук… И позвольте мне просто указать вам, что Франция имеет больше прав произносить имя императора, чем вы!»[445]
Не менее страстным было выступление адвоката Беррье, кто полностью отметал обвинения в «государственной измене» от своих подзащитных.
В конечном итоге 6 октября 1840 года суд признал, что 6 августа 1840 года Луи Наполеон сознательно и преднамеренно «вторгся во Францию» и вошел в Булонь, чтобы силой оружия свергнуть законное правительство. В этой связи суд постановил осудить Луи Наполеона Бонапарта к «бессрочному тюремному заключению в крепости, расположенной на континентальной территории королевства»[446]. Пьер Буре был оправдан за отсутствием доказательств его вины. Лейтенант Аладениз был приговорен к каторжным работам в колониях. Генерал Монтолон, Паркен, Ломбард и Персиньи получили по двадцать лет тюремного заключения, Дафф де Месано – пятнадцать лет, а Орси и Конно – по пять лет[447].
Приговоры зачитали заключенным в их камерах. Когда Луи Наполеону огласили, что он приговорен к «вечному заключению», то он с улыбкой переспросил: «Сколько длится вечность во Франции?»[448]. Естественно, ответа на такой вопрос не последовало, но настроение Луи Наполеона было не самым лучшим.
«Я не хочу покидать свою тюрьму здесь, в Париже, не поблагодарив Вас еще раз за все Ваши благородные услуги. Понятия не имею, что теперь меня ждет», – писал Луи Наполеон своему адвокату Беррье[449]. На следующий день, 7 октября 1840 года, Луи Наполеона перевезли в крепость Ам.
По иронии судьбы, в тот же день у острова Святой Елены бросили якорь La Belle Poule и La Favorite, а 15 октября на борт фрегата La Belle Poule подняли прах Наполеона I. 30 ноября корабли пришвартовались в порту Шербура. Далее «груз государственного значения» через Гавр по Сене отправился в столицу.
Поздно вечером 14 декабря 1840 года останки императора прибыли в Курбевуа. Более полугода король и правительство[450] готовились к торжественной церемонии перезахоронения императора в столице. И этот день настал. Вторник, 15 декабря 1840 года. Несмотря на холодную погоду (четырнадцать градусов ниже нуля), на улицах собралась огромная масса парижан, жителей других регионов Франции, иностранцев. По разным данным, от 400 до 500 тысяч человек[451].
Гроб с останками Наполеона I поставили на катафалк, накрыли толстой золотисто-пурпурной материей с императорским гербом и на огромной четырехколесной повозке повезли по Елисейским Полям и через мост к Дому инвалидов. По всему маршруту движения колесницы выстроились войска. Процессией командовал семидесятитрехлетний маршал Николя Удино. За повозкой, в своей овеянной боями и славой униформе, шли оставшиеся в живых солдаты императорской гвардии и вели белого скакуна, он был украшен малиновым бархатным седлом, декорированным золотом. Это было седло Наполеона, в котором он сидел в битве при Маренго.
В Доме инвалидов установили трибуну.
– Сир, – доложил принц де Жуанвиль, – передаю вам тело Наполеона.
– Принимаю его от имени Франции, – ответил Луи Филипп[452].
Прогремел артиллерийский залп, и гроб опустили в саркофаг, стоявший в крипте собора. В кристально чистом морозном воздухе столицы непрерывно разносилось многоголосое «Vive l’Empereur!».
Не все в Европе восприняли перезахоронение Наполеона I как восстановление «исторической справедливости». Австрийский канцлер Меттерних только сокрушенно покачивал головой, когда читал сообщения своих дипломатов из Парижа и газетные репортажи. Ни к чему хорошему, по его мнению, все эти наполеоновские почести не приведут.
В эти же дни Луи Наполеон в крепости Ам, мысленно обращаясь к духу императора, написал следующее: «Сир, Вы возвращаетесь в свою столицу, и народ приветствует Ваше возвращение. Но я, из глубины своей тюрьмы, не вижу ничего, кроме проблеска солнечного света, который освещает Ваши похороны… Из Вашего роскошного кортежа, презирающего почтение некоторых людей, Вы на мгновенье бросили взгляд на мое темное жилище и, вспомнив ласки, какие расточали мне в детстве, сказали: “Ты страдаешь за меня, друг, я доволен тобой!”»[453].
