Александр Станиславович Малиновский
Под старыми клёнами
Дикушка
Какая это радость: оказаться на лыжной прогулке в зимнем лесу! Да ещё вместе с Сергеем Ивановичем, который так много знает и умеет.
На этот раз день выдался замечательный. Прибавка света и январский морозец по-своему оживили всё вокруг. Тусклые и серые дни декабря остались позади. Коренная зима потеснила глухозимье. За речкой Ветлянкой на широкой ослепительной равнине под нарастающим солнечным потоком вовсю заискрились снега. И хотя вокруг стоит тишина, чувствуешь во всём потаённую жизнь. Стоит только внимательнее взглянуть.
На лесной поляне этому помогают белоснежные её страницы. Они, как протоколы. Строчки различных следов разбегаются вкривь и вкось.
Неутомимый Сергей Иванович поясняет:
– Глядите, – он показывает на т-образные знаки – четвёрки заячьих следов, – в сторону дикой яблони пошёл. Я его однажды около неё заставал. Корой питался, косой. Пойдёмте по его следу. Покажу вам красавицу дикушку. – Глубоко проваливаясь в снег, он первый прокладывает лыжню. Мы с Алёшкой следуем за ним.
А слева в лесу уже отчётливо слышна работа дятла. Где-то совсем рядом выводит свои трели синица-лазоревка. И начинает казаться, что до весны рукой подать.
По рыхлому снегу и мелким зарослям непросто спуститься в тихую низину, поросшую ветельником. Когда спустились – обомлели. Как сказать об увиденном?! Разве же словами Гоголя:
«И одним цветом белым рисует зима. Бедный цвет, но… Какая изобретательность… Эти роскошные завесы, снеговые глыбы, покрывающие от корней до верха большие и малые дерева; это множество жемчугу и брильянтов, сверкающих при свете солнца, как будто выточенных из слоновой кости, это многозначительное безмолвие и тишина, этот полумрак днём и полусвет ночью».
Много раз останавливаясь, очарованные увиденным, мы насилу пересекли низину со сказочными деревами и выбрались на край её. И тут на выходе прямо перед нами взлетели куцехвостые куропатки. Целая стайка!
Не успели мы прийти в себя, как увидели яблоню. Она стояла в сторонке от лесной чащи, из которой только что выбрались.
– Вот оно как! – обронил Сергей Иванович, – ни одного яблочка не осталось. Всё подчистую склевали.
И верно, яблоня стояла совершенно голая: ни листика, ни яблока.
– Дед! Голод не тётка! – озорно сказал Алёшка. – Всем есть хочется!
– Ты прав, конечно, – тоже весело отозвался дед, – вон, гляди! Зайчишка кору гладал.
– Тот самый, по следу которого мы на поляне шли?
– Возможно, – отозвался Сергей Иванович, – спроси!
– Кого? – удивился внук.
– Зайца, коль догонишь… Ты у нас шустрый…
– А-а-а… – отозвался Алёшка и, смеясь, нарочно упал в снег.
Ему стало весело. То ли от дедовых слов, то ли от обилия света на этой солнечной полянке, лицо его сияло. Когда встал, тронул лыжной палкой сосновую дремучую ветвь и враз обрушилась сверху снежная лавина.
– Не балуй, – сдержанно осадил его Сергей Иванович, – намокнет одежда, а до дома далеко…
Взглянув на меня, Алёшка провозглашает:
– А в январе солнце поворачивает на лето! Так дядя Саша мне сказал.
– Поворачивает, – соглашается Сергей Иванович, – да не сразу это будет. Январь – самый зимний месяц. Лютень!
Отряхиваясь от снега, Алёшка удивляется:
– Кто же такую стройную яблоню посадил здесь?
– Может, дятел, а может, снегири.
– Как так?
– А очень просто. Поедают птицы плоды, а потом семечки разносят с помётом. Где какое укоренится, там и вырастает дерево. Семена, которые заносят птицы, лучше всходят. Так птицы становятся лесоводами.
– Ничего себе, – удивляется Алёша, – никогда не знал, что такое бывает.
– А сейчас кто съел яблоки?
– Те же снегири, а может, свиристели налетели. Они стаями кочуют.
– Понесли в другие места семечки? – уточняет Алёшка.
– Выходит, так.
…Домой мы возвращались, уставшие. Этого не скрывал и Сергей Иванович. Быстро наступивший вечер подарил нам, когда мы вышли из леса, багровое солнце, готовое вот-вот исчезнуть за горизонтом. Сугробы стали отдавать синевой и сделалось намного холоднее.
…Во дворе Чураевых нас радостно встречала Настя. Снимая лыжи, Алёша тут же начал сбивчиво рассказывать ей о нашем походе и, самое главное – о яблоне.
Настя быстро сделала свои выводы:
– Значит, деда, если бы ты летом не убил коршуна, который нёс цыплёнка в когтях, он мог вырваться от него в лесу и вырасти во взрослую курицу. А потом снести яички и получились бы дикие куры, да? Как с яблоней было бы?
– Придумщица ты, Настя! Да ещё какая! – Бабушка Вера шутя потянула Настю к себе.
Она, ойкнув, оступилась и черпанула в валенок снег. Дед тут же помог ей снять валенок. Вытряхнул сыпучий снег и скомандовал идти в дом. Настя стала возражать, но мы с Алёшкой поддержали такую команду.
Сначала она насупилась, потом спохватилась:
– А что же вы не набрали домой диких яблок? Вот здорово было бы! Как тогда грибов зимних насобирали…
– Я набрал, – посмеиваясь, ответил дед, – а баба Вера вареньев наварила. Стоят в погребе с осени.
– Какой ты, деда! – Настя, кажется, немного обиделась. – Знал про яблоню. Всё сделал и молчал? А Алёшка приехал – и сразу рассказал?!
* * *
Уже вечером я записывал в свою потёртую записную книжечку впечатления прожитого дня. И невольно отметил для себя, что какие бы события ни случались здесь со мной, всё же самые близкие сердцу из них те, которые связаны с Настенькой. Всегда интересно, что она сказала, как засмеялась…
И ничего тут не поделаешь…
И зима бывает красной
Встреча Нового года получилась у нас необычной. Сергей Иванович открыл нам свой секрет. Оказывается, осенью, после того, как мы уехали, он принёс из дальнего леса небольшую сосенку и посадил её за огородом, в низинке недалеко от берёзок.
– Не лучше ли поближе к дому? – засомневался я.
– Среди деревьев ей веселее будет, – авторитетно заявил Чураев.
Все загорелись встречать Новый год у пушистой маленькой красавицы.
– Правильно, – улыбался в усы Сергей Иванович, – зачем превращать ёлки в палки. Около живого деревца праздник веселее.
И начались наши предновогодние хлопоты. Сначала мы хотели протянуть провод и зажечь на новогодней ёлочке, так мы стали называть нашу стройную сосенку, электрические лампочки. Алёшка запротестовал:
– Я знаю, как сделать бумажные цилиндры, внутри их поставить свечки – получатся фонарики!
– Не загорятся бумажные-то? – засомневался Сергей Иванович.
– Бумагу надо пропитать воском. Мы такие клеили в школе, – убеждал Алёшка так деловито, что становился похож на Сергея Ивановича.
Нам пришлось согласиться. И закипела работа.
Мы изготовили десять фонариков. Работали дружно: Алёшка клеил из альбомных листов небольшие бумажные цилиндрики с донышком. Мы с Настей пропитывали их воском, растапливая свечи, которые принесла нам Вера Михайловна. Потом Насте захотелось повесить на ёлку орешки, конфеты, печенье. Всё это надо было завернуть в цветную бумагу. Но зато как сосенка преобразилась!
Нам помогали приехавшие Ромка и Альберт Львович. Ромка выздоровел и выглядел сейчас молодцом. Они привезли петарды и установили их со всех четырёх сторон от сосенки.
Сергей Иванович и Андрей Иванович взялись переделывать снежную горку. Она теперь стала намного круче. Чтобы заледенела, мы полили её на ночь водой.
Маслянка, сработанная заранее, как конь, стояла во дворе под навесом. Дожидалась, когда на ней будут кататься.
На речке Ветлянке гулко ухал трескавшийся лёд. Мороз набирал силушку, а нам было нипочём. Совсем неожиданно порадовали нас в предновогодний день снегири. Первой их увидела Настя.
– Смотрите! Фонарики к нам прилетели. Сами!
Мы украсили сосенку, а они – берёзы. Степенные птицы сидели недалеко на берёзах. Под лучами солнца они выглядели празднично.
– Давно их тут не было, – удивился Сергей Иванович, – не иначе как тебе подарок.
– Это подарок для всех! – воскликнула Настя.
Она хотела было побежать к берёзкам с красными и дымчатыми фонариками на ветках, но Алёшка ухватил её за рукав:
– Куда?! Улетят твои фонарики! Давай за ними наблюдение устроим! Деда, помнишь, летом за жаворонками наблюдали. Теперь – за снегирями!
Мы стали во все глаза смотреть на важных чудо-птиц. Будто кто-то развесил ярко-розовые и дымчато-серые роскошные бутоны. И эти бутоны были живые.
Вера Михайловна забеспокоилась:
– Вот непутёвые, без ушей останетесь! Морозище такой! Бегайте почаще в избу греться. Не хватало мне больных на Новый год!
– Они разные! И тихие такие! – продолжала удивляться Настя.
– Розовые – это самцы, а дымчатые – самочки, – негромко пояснял Сергей Иванович, – степенные. Это тебе не сорока-болтушка.
– Самчики, как матрёшки, румяные, – определила Настя.
Не успела она так сказать, как в морозном синем воздухе еле уловимо зазвучал мягкий и нежный напев. Пели и розовые, и дымчатые птахи. И стало так нежно на душе.
– Откуда они такие прилетают? – зашептал Алёшка. – И когда? Летом их не было.
– Снегири – северяне, – отвечал Андрей Иванович. – Прилетают к нам, я заметил, либо вот-вот перед самым снегом, либо с первой порошей. Кормятся рябиной, серёжками ясеня. Сейчас, гляди, перебирают берёзовые серёжки. Их вон сколько! Не пропадут, кругом сорная трава с семечками.
А у Насти своё на уме, об этом и сказала:
– Лето красное жаворонки приносят, а зиму, получается, – снегири. Они красные, значит и зима красная?!
– Ага, – откликнулась баба Вера, – красная! Как твои щёки. Я когда за свечками ходила в магазин, снегири на дороге кучкой сидели, в двух-трёх шагах. В другой раз пойдёшь со мной, налюбуешься. А сейчас: марш в избу!
До птиц было совсем недалеко. Видны были их пышное оперение, толстые коротенькие ножки. Чёрный хвост у снегирей длинный, а крылья – небольшие и тоже чёрные.
Когда птицы враз поднялись и улетели, Насте стало скучно. Денис предложил вместо птиц развесить на берёзе гирлянды с большими красными шарами. Стало повеселее.
Вечером мы дружно собрались все вместе и под огромным куполом бархатного иссиня-чёрного завораживающего неба начали зажигать наши самодельные бумажные фонарики. И тут удивил нас Альберт Львович. Он тайно нарядился Дедом Морозом и неожиданно лихо спустился к нам с самой верхотуры заледенелой горки, прямо к разнаряженной сосенке.
Настя стала у нас Снегурочкой. Дед Мороз положил большой мешок на снег и объявил начало праздника. Забавно было видеть Деда Мороза в больших валенках и красном халате, надетом поверх полушубка. Белая ватная борода у него сбивалась постоянно набок, но он успевал поправлять её рукой. Альберт Львович устроил такую викторину, что мы много смеялись. И много узнали!
Оказывается, стихи про ёлочку, которые начинаются словами «В лесу родилась ёлочка», написала школьная учительницы Раиса Кудашова ещё в 1903 году, более ста лет назад, когда нас никого не было. А агроном Леонид Бекман потом написал мелодию песни.
И ещё мы узнали, что есть самая-самая высокая ель в мире. Она растёт в горах, недалеко от иранского города Абаде. Этому дереву-гиганту будто более четырёх тысяч лет. Услышав такое, мы начали сомневаться. Но учёный дед Дениса и Ромки стал нас убеждать. Мы поверили.
Когда водили хоровод, пришёл Петя со своим неразлучным Жулькой. Петя зовёт так своего четвероногого друга за его привычку всё, что понравится, тащить к себе в конуру. Чёрным лохматым комочком мелькая на снегу, пёс начал весело и неугомонно лаять. А потом проявил свой характер: сорвал с ветки висевшую на длинной нитке пачку печенья в цветной упаковке и убежал с ней. Рассмешил нас.
В половине двенадцатого по московскому времени мы были все в доме Чураевых за праздничным столом. Взрослые ждали новогоднее поздравление Президента, а дети – пирог с яблоками. С теми самыми дикушками, которые так давно хотела попробовать Настя.
…Настя после чая с пирогами уснула на диване. Я перенёс её туда, где она обычно спит, в маленькую спальню за голландкой.
Проснулась она уже в новом году.
Звёздочка родилась
– Отец, кажется, Жданка нас вот-вот обрадует! – сказала Вера Михайловна, вернувшись со двора в избу.
– А по моим подсчётам, ей ещё дней десять ходить, – Сергей Иванович сказал так и пошёл уточнять свои заметки в записной книжке. Она лежит у него в старенькой тумбочке в спальне.
В этой книжке чего только нет! Не только все наши дни рождения записаны, но и дни рождения коровы Жданки, козы Мариши и Ариши. Я видел в ней запись о смерти его любимой собаки Цыгана.
А рядом даты рождения писателя Даниэля Дефо, написавшего о Робинзоне Крузо, и Алексея Толстого, который рассказал о детстве Никиты. Забавная записная книжка.
– Ну, вот, – говорит он, вернувшись на кухню, – сегодня только 279-й день. Ещё, наверное, недельку подождём.
– Недельку? Сходи-ка в хлев, посмотри на неё. Не прозевать бы с твоей бухгалтерией!
Сергей Иванович, не спеша надев полушубок, выходит на морозный воздух.
Алёшка продолжает вслух читать книжку про Робинзона Крузо. Мы с Настей слушаем:
«…Наступил декабрь, когда должны были взойти ячмень и рис. Возделанный мною участок был невелик…»
– Ничего себе: в декабре растут ячмень и рис? – недоумевает Настя.
– Робинзон живёт недалеко от Гвинеи, почти на экваторе. Там всегда тепло! – поясняет Алёша.
– И там никогда не бывает снега? – спрашивает Настя.
– Конечно.
– Как скучно, – заключает она, – не повезло ему.
Дверь открылась и крепко дохнуло холодом. Снимая большие рукавицы, Сергей Иванович сообщил:
– Жданка обнюхивает постель и мычит. Похоже, сегодня ночью отелится. Будет всем новогодний подарок. Хорошо год начинается! Надо дежурить теперь.
Мы дружно заявили о своей готовности нести ночную вахту.
– Да куда вам? Ложитесь спать. Мы сами с дедом управимся, – успокаивает Вера Михайловна.
* * *
Как можно спать, когда вот-вот должно случиться такое!
– Бабушка, – спрашивает внук, – вы хотели поменять Жданку на молоденькую корову? Не получилось?
– Уж больно привыкла я к ней. И деда уговорила не менять. Да и не очень Жданка старая. Ей девять лет. Вон, у Гришаевых, Зорьке двенадцатый исполнился, а она такого крепенького бычка принесла. Правда, телилась с трудом…
– Пойду посмотрю ещё. Неспокойно что-то, – сказав так, Сергей Иванович вышел.
* * *
Настя, не выдержав, уснула в полночь. И хорошо. Ибо мы с Алёшкой дочитали до того места, где на остров приплывают дикари. Робинзон приходит в ужас от того, что людоеды съели у костра своих пленников.
До двух часов ночи мы с Алёшкой ещё держались. Потом и он заснул. Я потихоньку вызволил из-под него книжку и пошел одеваться. Решил посмотреть, что творится в хлеву.
* * *
Самое главное случилось утром, когда Алёшка и Настя были уже на ногах. Вера Михайловна широко распахнула входную дверь и из сеней с новорождённым на руках в избу шагнул Сергей Иванович. Лицо его по-детски сияло. Он бережно опустил на пол около печки мокрого телёнка. Не убирая из-под него мешковину, отошёл к вешалке. Телёнок был ещё слабенький. Он даже не пытался встать на ноги.
– Как ты, мать, желала, так и случилось, тёлочка родилась, – раздеваясь, объявил хозяин.
– Вы тут посмотрите, а мне к Жданке надо, – отозвалась Вера Михайловна, – корову подоить надо. А то вымя огрубеет и Жданка не будет давать молоко.
Мы стали рассматривать тёлочку. Она была коричневая, а на боках, ногах и на лбу красовались белые отметины.
– Будто её кто сметаной облил, – подивился Алёшка.
– Звать-то как будем Жданкину дочку, а? – произнёс, убирая мешковину, Сергей Иванович.
– На лбу у неё белая звёздочка. Давайте тогда Звёздочкой и назовём, – предложила Настя.
– А ты что думаешь? – спросил дед внука.
– Я сначала подумал назвать Пестравкой, но Звёздочкой лучше!
– Так тому и быть, – согласился Сергей Иванович, – бабушке понравится.
А Звёздочке не терпелось. Она начала вставать. Ноги у неё, как на льду, разъезжались в разные стороны. Наконец ей удалось подняться. Пошатываясь, стояла и смотрела на нас. Изучала, кто мы такие.
– Мы ей тоже понравились, – определила Настя, – не убегает от нас.
Алёшке стало смешно:
– Куда ей бежать-то? Во двор, на мороз? Ноги, смотри, как спички, вот-вот поломаются.
* * *
Сергей Иванович извлёк из чулана лёгкое дверце и отгородил им от кухни закуток между стеной и печкой. Теперь эта территория принадлежала Звёздочке.
Вера Михайловна собралась доить Жданку ровно через каждые два часа.
А Звёздочку положено кормить три раза в день. Сначала тёлочка не умела сама пить молоко из посуды. Вера Михайловна начала её учить. Клала ей в рот палец и Звёздочка принималась, смешно чмокая, сосать его. Потихоньку Вера Михайловна, не убирая изо рта Звёздочки пальца, приближала его к миске с молоком. Звёздочка тянулась за пальцем.
Когда хозяйка убирала палец, тёлочка делала хватательное движение губами, чтобы поймать его и… попадала мордочкой в молоко. После таких занятий на третий день Звёздочка научилась пить молоко самостоятельно.
– Отец, помни: Жданке утром, в полдень и вечером пока только по одному ведру воды давай, не больше! А то как бы мастит не случился. Загрубеет вымя – намучимся.
– Помню, не волнуйся. Она уже хочет больше. Языком мне лицо лижет – просит. Я не поддаюсь.
– И хлебного пока не давай, только сено…
– Ладно, ладно…
– А ты, Алёшка, – важно говорит Настя, становясь похожей на свою бабушку, – не разбрасывай, как в летние каникулы, свои майки. Звёздочка может сжевать их и умереть. Или плохо будет расти, как козочка Мариша.
У Насти свой опыт. Она помнит, как летом телёнок Ветерок зажевал Алёшкину майку. Еле отобрали. А козочка Мариша проглотила поролон.
Алёшка хотел что-то сказать в ответ Насте, недовольно глянув на неё, но не решился. Наверное, побоялся помешать ей. Настя несла для Звёздочки миску с молоком и та, смешно чмокая большими губами, от нетерпения стукалась головой в загородку.
Необычный урок
Хорошо на уроки Сергея Ивановича собираться летом под развесистыми клёнами во дворе. А зимой – отлично в доме. В горнице и светло, и натоплено. Дождавшись, когда все рассядутся, Сергей Иванович начал свой урок.
– В прошлый раз мы читали про то, как Робинзон Крузо на необитаемом острове выращивал ячмень и рис. И возник вопрос: а если не окажется семян, что делать? Где и как добывать провизию? Допустим, кто-то из вас оказался один в лесу без запасов еды?
– В лесу можно кору есть, – быстро нашёлся Алёшка.
– Верно, – похвалил учитель, – мой дед рассказывал, что в голодные годы в нашей деревне ели заболонь.
– Заболонь – это лыко? – спросил Денис.
– Заболонь – наружные молодые слои древесины, – уточнил учитель.
И добавил:
– Известно, что в блокадном Ленинграде люди ели древесные опилки. Бросали их в воду, потом эту перебродившую кашеобразную массу ели. Заболонь можно есть в сыром виде, а если подольше поварить её, то высушивают потом кашицу на камнях, раскалённых на костре. Из такой муки можно печь лепёшки. Высушив и свернув в трубочки, заболонь заготавливают впрок.
Деревья дают разнообразную пищу. Сосна, например, имеет пять годных в пищу частей: нераспустившиеся цветочные почки, молодые побеги, заболонь, шишки и хвою для чая.
– Это деревья, а травы? – не терпится Насте.
– Вот всем известный лопух! Чем при случае не спасение?! – ответил учитель. – Его корни можно есть в сыром виде. Лопухи пекут вместо картошки. Молодые листья и стебли, пожалуйста, можете использовать в винегретах, борщах, бульонах… Если пожарить, пойдёт для приготовления напитка, подобного кофейному. Мелко изрубленные корни лопуха и щавель выдерживают два часа в небольшом количестве воды и получается кисло-сладкое повидло. Хороший салат получится, если листья сырой крапивы помоете и опустите минут на пять в кипяток. Потом её надо измельчить и смешать с нарезанными листочками щавеля, лесного лука.
Крапива по питательности не уступает бобам и гороху. Она вполне заменяет морковь, зелёный лук, щавель, смородину, вместе взятые. У неё много замечательных свойств.
– Деда, мама говорит, что вы с ней одуванчики ели, правда?
– Мы пробовали варить суп. Нам понравилось. Одуванчик считается жизненным эликсиром Из его поджаренных корней можно готовить кофейный напиток. А из листьев – хорошие салаты.
– У нас весь двор в одуванчиках. Мы такие богатые, да? – удивился громко Ромка.
– Не бедные, – согласился Сергей Иванович. – Очень вкусный кисель получается из плодов боярышника, черёмухи. А сколько в лесу камыша, Иван-чая, борщевика! Всё это съедобное. Только надо уметь пользоваться лесными дарами. Ещё можно употреблять в пищу подорожник, жёлуди, листья берёз…
– А мне жалко бедненьких одуванчиков. Они весёлые всегда. Так солнце любят! – вздохнув, пожаловалась Настя.
Её перебил Ромка:
– А животные? – вспомнил он. – Тоже?!
– Во всём мире около четырёх тысяч видов млекопитающих. Всё, что бегает, ползает, летает и плавает, за редким исключением может служить пищей, – ответил учитель.
Настя не выдержала, грустно спросила:
– Деда, человек живёт, чтобы только есть? Ему кто разрешил это? Когда-нибудь вокруг всё кончится. Что делать?
Учитель явно не ожидал такого вопроса. Он даже закашлялся.
– Человек ест, чтобы жить, – ответил он раздумчиво. – И трудом оправдывать свою жизнь. Вот таков мой ответ.
Сказал и молча, внимательно посмотрел на всех.
– Получил, голова? – спросил негромко Альберт Львович. – Внучка-то твоя грандиозно мыслит…
– Да уж… – неопределённо произнёс Сергей Иванович.
И уже в следующую минуту уверенным голосом произнёс:
– Эту тему мы продолжим в следующий раз. А сейчас речь про чай. Заваривать в чай можно душицу, землянику, крапиву, цветки и листья липы, малину, мать-и-мачеху, медуницу, рябину, чёрную смородину, шиповник, зверобой, мяту, ежевику, жасмин… Это всё растёт вокруг нас!
– А что же мы такой заварки не пробовали? – спохватился Алёшка, водя пальцем по оконному стеклу с морозными узорами. – Такое лето было у нас ароматное…
– Вернётся лето и попробуем, – пообещал Сергей Иванович.
Его поддержала деловитая Настя:
– Лето чайное придёт и… почаёвничаем тогда!..
