Александр Станиславович Малиновский
Под старыми клёнами
Глава 6. Старый да малый
Несмотря на теперешнее Симино положение, она была активна. Так много вокруг того, что она видела впервые.
…Совсем рядом с домом, за огородом, раскинулось круглое с песчаными берегами озеро. По берегам стоят высокие дубы. В дубраве всегда особый воздух. Свежий и острый.
Шуршание дубовой листвы под ногами и дробные постукивания дятла в кронах старых деревьев завораживают Симу. Она считает эту территорию своей и особо ревностно следит за теми, кто нарушает определённые ею границы.
* * *
На ежей, постоянно попадающихся тут, она не сердилась. Они такие забавные и деловитые! Впервые она увидела здесь насекомых с двумя парами сильных перепончатых крыльев, при помощи которых они летали. Да так быстро! Она видела, как они ловко ловили на лету добычу. Ей было интересно и завидно. У стрекоз большущие глаза. Это её тоже удивило.
Не могла она равнодушно смотреть на бабочек. Её завораживали и дневные, и ночные красавицы. Эти лёгкие создания почти одинаковые, только у ночных, в отличие от дневных, тела более толстые. Она гонялась за ними. Но безуспешно.
Более всего ей нравилась рыбалка на озере. Едва Сергей Сергеевич вечером начинал собираться удить рыбу, она с широко открытыми глазами и вертикально поставленными ушами начинала ходить за ним. Хвост её в это время был непременно поднят вверх. Радовалась тому, что предстояло.
Сергей Сергеевич и сам любил рыбалку. Он каждый раз садился на одно и то же место, там, где камыш примят и в песчаный берег воткнута ивовая рогулька, обросшая зелёными веточками. Карасики, сорожка, краснопёрка здесь прикормлены заранее, поэтому рыбалка почти всегда удачная.
Но ей вскоре оказалось мало быть просто наблюдающей. Там, где не было камыша, на небольшой песчаной косе, она стала охотиться на рыбок сама. И весьма успешно. Её терпеливое ожидание заканчивалось молниеносным броском. Сима ловко прижимала на мелководье зазевавшегося карасика или краснопёрку.
Урча, притаскивала добычу к хозяину, и он, растроганный тем, что она отдаёт ему пойманную рыбу, гладил её по спине. Показывал свою добычу в ведёрке с водой, приговаривая:
– Выбирай, какая на тебя глядит, кормись сама…
Она не торопилась выбирать, знала, что хозяин о ней никогда не забудет.
Часто можно было видеть весёлую картину: объединённые общей удачей на рыбалке, они дружно вышагивали от озера к дому. Оба довольные! В такие моменты над головой Сергея Сергеевича торчали бамбуковые удочки, над головой Симы – её весёлый рыжий хвост.
– Кажется, вас водой не разольёшь, – смеялся сосед Дмитрий, попавшийся им в дубняке со свежесрезанным банным веником. – Старый да малый.
– Такие вот мы! – за обоих отвечал Сергей Сергеевич. И его голубые, совсем не старые глаза за толстыми линзами очков, светились ясно, под стать июньскому небу.
* * *
Чуть правее колодца, над изгородью на длинной жердине возвышалась потемневшая старая скворечница с сучковатой рогулькой над крышей. Сима заметила, как хлопочут там скворцы со своим семейством. Вскоре наблюдать за скворцами ей стало скучно. Они летали, как заводные, в дальний конец огорода, добывали червей. Их трудно подкараулить, они порывистые.
Воробьи – другое дело. Они сидят обычно рядышком на земле, на ветках, на ограде.
…Всё-таки в этот день Сима настигла добычу.
Стоя у окна, Сергей Сергеевич хорошо видел, как это произошло. Утром он наблюдал, как она потешно охотилась за кузнечиками, а потом…
Он увидел Симу около амбара. Она скользнула вдоль стены, прижимаясь животом к земле. Мелкими перебежками кошка добралась до ближайшего от цели укрытия – старой кошёлки. Цели её он не видел, но догадывался, что она, скорее всего, у корневища разросшегося винограда.
За своим укрытием Сима готовилась к атаке. Перебирая задними лапами и шевеля нетерпеливо кончиком хвоста, она ждала момента. Затем, прижав тело к земле, заскользила ближе к винограду. Когда расстояние сократилось до одного прыжка, поджав передние лапы, она прыгнула. В её лапах оказалась мышь.
То ли так случайно получилось или таков кошкин приём, но мышь оказалась вновь на свободе. Серой тенью бедняжка метнулась в сторону, Сима в броске успела, играючи, легко схватить её. Почти тигровая окраска Симы, уверенность движений – всё напоминало грозного хищника, на какой-то момент оказавшегося миниатюрной кошечкой.
Сергей Сергеевич был изумлён. Оказывается, у Симы двойной образ жизни. В доме она внимательная, ласковая и отзывчивая, а на воле – опытный независимый хищник. Осторожный и уверенный. И ведёт себя, будто у неё нет никакого хозяина…
Чуть позже с удовлетворением подумал: «Вот так, если оставить её одну, когда необходимо будет куда-то уехать – не пропадёт! Молодчина!».
Глава 7. Разговоры о жизни
Разговоры с Симой стали для Сергея Сергеевича ежедневной потребностью.
– Что, Сима, так смотришь на меня? Много сижу за столом? Не могу без чтения.
Он начинал поглаживать Симу по спине. Она мурлыкала под его чуткими пальцами. В такие минуты между ними возникала особая связь, для которой слов не подобрать.
Сима сидела на левом краю письменного стола и внимательно слушала. Она испытывала состояние полного душевного комфорта, о чём свидетельствовал её послушный хвост, обёрнутый вокруг тела.
– Знаешь ли ты, моя дорогая, отчего у нас, у людей, беды? – хозяин покрутил в руках очки и в упор посмотрел на Симу.
Глаза её тут же округлились. Она внимательно слушала.
Он не выдержал её взгляда. Ему показалось, что вся живая и неживая природа смотрит на него золотисто-зеленоватыми Симиными глазами и ждёт.
– От того, что нет у нас порядка в общем доме. Мы вышли из чьего-то повиновения и, как малые дети, многое натворили своим незрелым умом. Это я теперь начинаю понимать.
Сима грациозно зевнула.
Он положил ладонь на газету.
– Наш чрезвычайный министр Сергей Шойгу – молодец. В своём докладе на год заранее сказал, что с нами будет. Какие аварии ждут. Хотя бы так нас образумить. Всё то, что может случиться – дело наших рук.
Он потянул из-под Симы газету, кошка передвинулась. Потом и вовсе спрыгнула на пол, нехотя пошла к креслу. Ей нравилось сидеть на газетах. Эта её привязанность была непонятна Сергею Сергеевичу. Он всё полагал, что когда-нибудь дознается, в чём причина.
Сима будто чувствовала важность того, что говорил хозяин. Она не ушла, а улеглась на кресло и стала смотреть на Сергея Сергеевича. Не зевала.
Он продолжал:
– Мы все больше и больше отрываемся от природы. Но мы же часть её?!
Сергей Сергеевич в последнее время много думал о том, что сейчас говорил, поэтому повторялся. Он и без Симы разговаривал вслух. Сам с собой. Это помогало думать.
Теперь, монотонно говоря с Симой, споткнулся о мысль: «Как Рубцов пронзительно чувствовал, откуда мы все вышли!».
Он дотянулся рукой до книжной полки. Достал небольшой красный томик стихов, который приобрёл перед отъездом из города. Быстро нашёл запомнившиеся строки. Негромко задумчиво прочитал:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую кровную связь.
– Поэт не просто так сказал. Он, как и Есенин, – Божья дудка!
Кошка молча наблюдала за хозяином. Сергей Сергеевич уже привык к её изучающему взгляду.
– Странно тебе, почему я раньше об этом не думал? Не знаю. Дела вершил! Как белка в колесе… Стихи читал только в юности… Да вот теперь – на пенсии.
Он поднял вверх над головой очки. Взгляд Симы последовал за рукой с очками. Сергей Сергеевич встал. Кошка спрыгнула с кресла и потянулась.
– Пора спать, – сказал он и пошёл открывать ей дверь.
Видно было, что Сергей Сергеевич хотел сказать что-то другое, но передумал.
Сима последовала за ним.
Не в первый раз ему показалось, будто общается он не с животным, а с человеком.
Глава 8. Обида
Не всегда между Симой и Сергей Сергеевичем устанавливалось единодушие.
Утром, когда он готовил себе завтрак, она появилась на пороге с мёртвой синицей. Такого он не ожидал.
– Ах, ты, проказница. Что же ты делаешь? Тебе не хватает еды?
Он не знал, что ещё говорить.
Сима положила синицу на пол и выжидательно смотрела на хозяина. Ей непонятно, почему он недоволен.
– Чтобы это было в последний раз! Ты же мышиный лев! Вот и громи серых!
Сергей Сергеевич ладошкой слегка пошлёпал кошку по мордочке, так, для порядка. И строго посмотрел ей в глаза. Сима не понимала его и не чувствовала за собой никакой вины.
Она так любила подолгу подкрадываться, наблюдать за добычей. В ней жил охотничий инстинкт. Была она совсем ещё молодая, ей нравилось играть. И охота для неё – часть игры.
Симе было не понятно, почему её хозяин, Сергей Сергеевич, сам не ловит синиц? Она принесла пойманную птицу, чтобы он оценил её подарок.
– Если не прекратишь ловить птиц, – говорил между тем Сергей Сергеевич, – то повешу тебе на шею колокольчик. Не сможешь тогда охотиться даже на мышей, поняла?
Ничего Сима не поняла. Потопталась на месте, села и, как ему показалось, высокомерно отвернулась.
– А вот этого делать не надо бы. Ты же не глупая, я знаю, – говорил с лёгкой насмешкой хозяин.
Голос Сергея Сергеевича стал ещё строже:
– Больно ранимая. Так нельзя!
Сима, ощущая уже угрозу, насторожилась. Её пугал пристальный взгляд Сергея Сергеевича. Возникало желание укрыться от этого взгляда, не видеть его. Она потому и отвернулась, что не могла смотреть в не дружелюбное сейчас лицо. А он воспринял это по-своему. Кошка вышла в сени. Мёртвая синица осталась лежать у порога.
Сима легла на свою подстилку. Широко раскрытыми глазами смотрела прямо перед собой. Ударив пару раз лапой с выпущенными когтями о пол, наконец, успокоилась. Закрыла глаза.
«Что же мне с тобой делать? – раздумывал тем временем Сергей Сергеевич, доедая яичницу. – Охотилась бы только на мышей, и все дела…»
Дверь в сени оставалась открытой и он говорил, зная, что она его слышит:
– Вы, сударыня, существо независимое, конечно… Что вам мои замечания?..
Он ещё что-то говорил. Но она уже не слушала его. Не понимала его иронии. Она не умела возражать, устраивать сцены. Сима – кошка. Если ей не по нутру что-то, то она просто отворачивалась, как сейчас. Лгать не в её характере.
…Ворчать-то Сергей Сергеевич ворчал, но помнил: с того момента, как появилась Сима в его жизни, ему стало легче жить. Его сердце, не раз основательно дававшее о себе знать, теперь болело реже.
…Если бы он ведал, как непросто было Симе.
…Оказавшись совсем маленькой на улице и начав жить самостоятельно по подвалам, Сима многого лишилась из того, что могло быть в её характере изначально, что устанавливается в общении между людьми и котёнком.
Но она была теперь взрослая. И постигала многое заново, вдогонку. Словно училась в вечерней школе, как это бывает у людей.
Глава 9. Очаровательные глазки
Симе нравился этот человек. Когда он приходил к Сергею Сергеевичу, ей становилось веселее.
Хозяина он звал, как все местные, коротко, Сергеичем. Будем и мы его так называть.
Ожидая от гостя ласки, Сима опрокидывалась на спину, откидывала передние лапы, оставляя их повисшими в воздухе. Это – приглашение погладить ей брюшко. Очаровательные глазки, так чаще всего звали гостя, безоговорочно отзывался на это.
Своё прозвище он получил давным-давно. Наградили его им, похоже, с усмешкой. Каким он был в молодости, теперь уже мало кто помнил. Сейчас он старик. Брови у него косматые, а глаза усталые и серые. Но какие песни за ним тянутся…
Между гостем и кошкой быстро возникало радостное взаимопонимание. В эти моменты глаза её обычно полуприкрыты. Такими они становились и у гостя.
В первый же свой приход он галантно рассыпался перед Си-мой в комплиментах и спел для неё свою любимую песенку. Подобного в Симиной жизни ещё не было.
Очаровательные глазки,
Очаровали вы меня…
Голос у него, когда он пел, становился совсем молодым. Негромкий, выразительный, обволакивающий…
Теперь, при появлении в их доме такого гостя, она ждала, когда он снимет со стены старенькую гитару и запоёт. Гитара, когда не было гостя, висела на стене около голландки и тоже скучала. Очаровательные глазки, в отличие от хозяина, курил. Особенно неприятно пахли его пальцы, но Сима прощала ему это.
Хозяин дома и гость – одноклассники. Их родители жили раньше в этой деревушке по соседству. Это иногда так много для людей значит. К тому же, Фадеич долгое время преподавал, учил ребят истории в школе. Было о чём этим двум хорошим людям поговорить, Сима им не мешала. Притом, ещё давным-давно, в молодости, Фадеич был ветеринаром. Он любил животных.
Она всегда перед его приходом теперь умывалась и приглаживалась.
Но вот беда: старинные приятели часто говорили о чём-то серьёзном и тогда Симе становилось скучновато.
– Нет, Серая Шейка, – держа чашку чая в ладони, говорил гость, – ничего уже не вернёшь. Никакой слитности с природой у человека теперь быть не может. Жили мы в младенчестве язычниками, теперь выросли.
– Но не поумнели, – вставил тихо, но внятно Сергеич.
– Это, скорее всего, верно.
Его большие и чёрные брови шевелились. Сима стала за ними наблюдать. Ей было забавно. Брови полезли вверх, на лоб. И их хозяин почти выкрикнул.
– Человека надо ниспровергнуть с пьедестала, на который он забрался, возомнив себя царём природы.
Сима даже вздрогнула при последних звуках. Так они были произнесены, жёстко и громко.
Сергеич молчал. Сима смотрела на него, будто спрашивала: что же ты не отвечаешь, не можешь?..
– Приглашают в школу вновь начать преподавать, – говорил тем временем Фадеич. – Я должен детям нести разумное и доброе. А я этого уже не могу. Мне хочется кричать! – брови у Фадеича легли туда, где им положено быть.
Он замолчал, но ненадолго. Сказал, как пожаловался:
– А разумно ли кричать детям? И такое? Ведь им жить надо! Как и мне! После моего инсульта года не прошло…
Похоже, в его окружении мало кто мог слушать старика долго и он приходил выговориться к своему приятелю Мамину.
Не дождавшись ответа, вновь спросил:
– А если детишки не будут знать с ранних лет об этом, какими они вырастут?
Сима вышла в сени.
– Поостынь, – спокойно сказал Сергеич, провожая взглядом Симу. – В тебе большое нетерпение. Не зря мы тебя в школе Утюгом звали.
– Меня за другое так звали, – по-мальчишески запальчиво проговорил Фадеич.
– Ну… Николай, не сердись, – улыбнулся Мамин. И продолжил: – Всё человечество копило то, о чём ты говоришь. А ты хочешь в одночасье, один всё разом решить, всех образумить? Я думаю, человек повернётся лицом к природе, настанет такое время.
– Настанет ли? – покачал головой Фадеич.
Вошла Сима и села на пороге.
Гитара по-прежнему висела на стене. Сима зевнула. Она спокойно смотрела, как гость, задев на столе локтем чашку, опрокинул её и намочил рукав фланелевой рубашки.
Очевидно, он вспомнил свою первую профессию. Спросил неожиданно:
– Ведомо ли тебе, умная твоя голова, как крепко можно приручить кошку к себе?
– Я и так о ней забочусь.
– А она? – переспросил гость.
– То целыми днями около меня, в глаза заглядывает. А то вдруг надолго пропадает. Где носит её?
– А ты попробуй одно средство.
– Что за средство такое?
– Испытанное. Возьми кусочек мяса, подержи его у себя под мышкой и пусть потом она его съест. Всё! Кошка как присохнет к тебе.
– Ну, вот, буду я ещё ворожить. На старости лет-то, – буркнул Сергеич, ставя Симину миску на порог.
Наблюдая за Симой, его приятель удивился:
– Послушай, в первый раз вижу, чтобы кошка ела чеснок!
– Она ещё и горчицу ест.
– Что?
– А вот то! Мы такие, да, Сима?
– А знаешь ли ты, дружище, учёные установили, что на подушечках лап твоя кошка, как и все, имеет потовые железы. Есть они у неё ещё на щеках, губах, вокруг сосков. И через лапы кошки получают нужную им информацию. Грязь и вода на лапах воспринимаются ими как помеха. Кошка очищает постоянно свои лапки, отряхивает их или облизывает…
Николай Фадеевеич говорил так, а Сима в это время, оставив миску, тёрлась о ногу гостя и старалась заглянуть в лицо.
– Ну, достаточно пометила? – довольно спросил он.
– Что ты у неё спрашиваешь?
– Так она же нанесла на меня свои метки. У неё специальные железы расположены по обе стороны лба, между ушами и глазами. Есть такие же вокруг губ, на хвосте. Я ей понравился. Она потёрлась и отметила меня. Не в первый раз. Это знак привязанности. Теперь я – часть её территории!
Он одобрительно смотрел на Симу:
– Вот ведь, практической пользы от кошек никакой. Но правы англичане, считая, что Бог создал кошку, чтобы человек мог наблюдать красоту в чистом виде. И заметь: кошки не обманывают. Дурных примеров с людей не берут!
Он так говорил, а Сима всё тёрлась около его ног и ждала, когда же он снимет со стены гитару и запоёт. Ей так нравилась песня про очаровательные глазки…
Глава 10. Пополнение семейства
Наступила середина июля. Многие птицы в хлопотах, надо поднимать на крыло своих птенцов. У Симы свои заботы. Последние три дня она отказывалась от еды. Живот её за неделю заметно увеличился.
Очаровательные глазки легко прощупал у неё три головки котят.
Сима, не обращая никакого внимания на своих помощников, искала место, где можно устроить гнездо.
– Это обычные всё дела, – успокаивал Очаровательные глазки и Симу, и приятеля. – Не надо волноваться. И гнездо мы определим, не суетитесь.
Сергеич отыскал деревянный ящичек на чердаке и, довольный, водрузил его в сенях под широкую лавку. На дно его положил подстилку.
Бывший ветеринар одобрил его действия.
– Некоторые кошки «стесняются» присутствия человека, – пояснял он, – а некоторые, наоборот, в таких случаях рады тому, чтобы кто-то был рядом. Посмотрим, как Сима поведёт себя.
Гнездо получилось уютное и безопасное. Ящик отгораживал Симу своими прочными деревянными боковинами со всех сторон. Сверху – широченная лавка. На неё Сергеич набросил старенькую ватную куртку. Свисая, она скрывала от посторонних глаз и Симу, и ящик.
Симе понравилось гнездо.
Она перестала бегать по комнате в поисках нового места.
* * *
Через неделю Сима сделалась отрешённой и притихла… Забралась в ящик и будто пропала, забыла про всех.
…Утром Сергеич обнаружил около Симы в ящике трёх котят.
Всё прошло пока, как авторитетно заверил пришедший Николай Фадеевич, без каких-либо осложнений.
Спокойное поведение Симы подтверждало это. Она деловито заканчивала вылизывать последнего – серого, с белыми мордочкой и лапами котёнка. У появившихся ранее и отчаянно рыжих шёрстка была уже сухой.
* * *
И начался у Симы и её хозяина новый, особый порядок отсчёта времени, который связан был теперь с ростом котят.
…Уже через две недели у них раскрылись уши. Открылись и глаза, но пока незрячие. Прошла ещё неделя и котята стали видеть. У всех новорождённых глаза были до своего срока одинакового цвета – голубые. Когда наступила третья неделя, котята начали пробовать коровье молоко.
Теперь Сергеич называл свои неказистые сени «рыжим общежитием». Примерно через месяц после рождения у котят прорезались зубки. Ему нравились все котята, но особенно последний, тот, который был не похож на всех, не рыжий. Трогательная белоснежная окраска мордочки ниже глаз, передней части туловища и всех четырёх лап сильно выделяла его из остальных.
И сама Сима, как заметил он, чаще всего занималась именно им. Он был менее, чем остальные, подвижен. Но его манера поведения была особенно трогательна и забавна… С первого же утра он получил от Сергеича имя Малыш.
Остальным хозяин пока имена не придумал. Звал временно Рыжиками.
У Малыша он отметил своеобразные чёрточки характера: тот каждый раз припадал только к одному материнскому соску. Он реже нападал в общих играх на собрата с укусами. Чаще набрасывался на хвост своей матери, которым она, слегка подёргивая, возбуждала любопытство своих детёнышей. Сима заботилась о закреплении охотничьего инстинкта любимых чад… Все трое оказались большими любителями приключений. Просыпаясь поутру полными сил и веселья, они готовы были потрогать всё, что окружало их.
* * *
Вскоре они уже затевали игры, вовлекая в них и мать. Сима охотно откликалась на шумные затеи. Как маленькие дети, котята не могли оставаться без активного внимания Сергеича. Наблюдая, порой, при игре с ними за непрерывной сменой выражения их мордашек, он радовался, как ребёнок.
«Мудрость жизни состоит в наблюдении того, как растут дети», – вспомнил теперь Сергеич когда-то услышанную фразу.
Раньше он не очень задумывался над ней. Воспитание его приёмного сына проходило с такими зигзагами, что он мало что из этого вынес. Теперь же в кошачьем окружении он видел всё будто другими глазами.
Радостно было не только от факта владения этим шумным жизнелюбивым сообществом. Тихая радость теперь исходила от ощущения непобедимости и нескончаемости жизни, невзирая на все болячки, старость, неверие, заумные рассуждения и прорицания…
…Отныне у него в специальном ящичке образовался целый арсенал приспособлений для игры с котятами. Появились там клубок пряжи и теннисный мяч, и привязанная на длинную нитку варежка…
Едва он входил в сени, сразу оказывался в окружении своих питомцев с высоко поднятыми хвостами.
Он баловал котят. Вносил разлад в педагогический процесс Симы. Если котята позволяли себе излишнюю назойливость, Сима могла запросто дать им оплеуху. Надо знать своё место! У Сергеича на подобное рука не поднималась. Он оставлял за ней такое право. Она – мать!
Когда он видел, как Сима убегает на озеро и приносит для котят добытую крохотную плотичку или сорожку, он восхищался её материнской самоотверженностью. Поражался тому, сколько у неё забот, а она ищет себе новые.
* * *
Было одно обстоятельство, которое вначале сильно беспокоило Симу. В широкой половой доске, прямо около ящика, темнело небольшое, с мышиную головку, отверстие.
…В первый раз, когда из этого отверстия послышался лёгкий шелест, она подумала, что это ёжик, который куда-то пропал и давно не появлялся.
…Сима не поняла, как это случилось. Не видела, как он оказался рядом. Не почувствовала, как вместе с её котятами, приложившись к соску, начал сосать молоко. Это был большой, уверенный и спокойный в движениях уж. Ужей она никогда не видела. Сима оцепенела от страха. А гость спокойно продолжал своё дело. Когда насытился, не спеша удалился. Так повторилось несколько раз. В последующие появления ночного гостя её уже так не трясло.
Потихоньку она, кажется, начала привыкать к его посещениям…
