Александр Станиславович Малиновский
Под старыми клёнами
Неразлучницы
– В конце огорода стояли две красивые берёзы. Где они? – спохватился вечером Алёшка.
И я заметил, что чего-то не хватает, но не догадался. Алёшка опередил.
– У одной на белой коре было пятнышко такое особенное, как глаз, – говорит он, – мне всегда казалось, что она на меня смотрит, когда бабушка за луком посылала. Берёзе было интересно, что делаю на грядках.
– А я уж отпечалилась о них, – вздыхает Настя, по-взрослому подперев кулачком подбородок. – Теперь почти забыла.
– Деда, расскажи, что с ними? – просит Алёшка.
И Сергей Иванович рассказал.
Прошлым летом застала его на реке непогода. Заметив, как быстро с севера надвигаются тучи, он собрал рыбацкие снасти и поплыл к берегу.
– Дождика большого не случилось – ураган прошёл сильный, – говорит Сергей Иванович. – Я не видел, чтобы ломало деревья. А тут, утром пошёл в огород: лежит берёзка на земле, одна. Вывернуло её с корнем. Метрах в пяти от неё такая же берёзка – целёхонькая. И ветельник кругом целёхонький. Будто ей одной только и судьба такая. С неделю я её не трогал. Рука не поднималась. Так она и лежала поперёк огорода. Зелёная и нарядная. Будто споткнулась девица. Сейчас подымется, подберет сарафан…
Вера Михайловна, увидев, какие грустные стали лица Насти и Алёшки, проронила:
– У каждого своя судьба, что ж теперь?.. Сам говоришь…
Я слушаю, не решаясь вставить слово. Такой разговор…
– И куда она делась? – спрашивает Алёша.
– Сучки обрубил и отнёс за сарай, где оглобельник. В углу теперь стоит. Без дела.
– А вторая?
– Около неё.
– А почему и вторая там? Как получилось? – растерянно спрашивает Алёша.
– Сам не знаю, что произошло! Никогда такого не видел. И не слыхал, чтоб случалось… Такая же стройная. Около семи метров высотой, вся обычно в золотистых серёжках… А тут, смотрю, когда её сестренки-подружки не стало, пожелтела в один день. Стоит, будто старушка. Я сам заболел, глядя на такое. Не трогал её. Думал, обойдётся. Может, она осень рано почувствовала и пожухла. Простояла зиму. На эту весну не зазеленела. Потемнела вся. Как и её сестричку, убрал в оглобельник. Неразлучницы…
– На них сороки любили сидеть и наблюдать, чтоб вовремя застрекотать своим всем, – шмыгнув носом, глухо сказал Алёша.
– А один раз я видела, птичка чечевица сидела, – говорит Настя.
– Может, скворец? – спросил я.
– Нет, это была чечевичка, – уверенно ответила Настя. – Вы же мне говорили, какая она. Как скворец, но головка и грудь красные-красные, остальное бурое.
– Это чечевица, – согласился Сергей Иванович, – Витю искала? Пела?
– Витю-тю видел? Витю-тю? – подхватила Настя.
Она, повеселев, взглянула на меня. Вспомнила нашу встречу с чечевицей в лесу летом. По этой песенке её ни с кем не спутаешь!
Алёшка сидит хмурый. У него, видно, свои воспоминания.
Зимние дары
Эту лощину с суховерхими осокорями в зимнем лесу я обнаружил ещё до приезда ребят. Осенние вёшенки – вот что я увидел на осокорях. Зимние грибы! Редкое дерево стояло здесь без неожиданных волнующих подарков.
Я рассказал о них ребятам. Денис и Алёшка загорелись. Стали просить показать грибное место. Особенно настойчив Денис. Кажется, он из тех людей, которым постоянно необходимы приключения.
Что же! Охота пуще неволи!
Мне самому не терпелось поделиться с ребятами чудом. Вёшенки в таком количестве сам впервые видел.
Мы решили идти на лыжах. Так легче в лесу. Известно, каким у нас в Среднем Поволжье бывает иногда декабрь. То колючая изморозь, то липкий снег идёт. Продувной ветер тоже не лучший попутчик в таких походах.
Нам повезло. Выдался безветренный с лёгким морозцем день. Будто специально для нас приготовленный. Мы отправились на грибную охоту втроём. Настю уговорили остаться дома.
Что может быть красивее зимнего леса, покрытого свежим снегом и инеем! И пускай он не светит летним теплом. Не звенит от птичьих голосов, как летом. Но сколько в нем прелести! И как хороша лыжная прогулка!
После меня в лощине, похоже, никто не был. Я намеренно не торопился показывать грибы. Когда мы спустились в середину лощины, я попросил посмотреть вверх на деревья. Оба моих усердных спутника были поражены:
– Их так много! Грибное нашествие! Неужели они съедобные? – восторгается Денис.
Грибы нависали, как толстые козырьки кепок. По нескольку штук на каждом дереве.
Мы сняли лыжи. Достали припасённые ножи и стали резать чудо-грибы.
– Они не могут быть червивыми, верно, – весело кричит Денис, – зима же?
Высунув кончик языка от усердия, он отделяет жестковатую нарость от дерева.
– Червяки все разбежались от мороза, – не унимается он.
– А как такие грибы варить? – интересуется обстоятельный Алёшка.
– Очень просто, – отвечаю, – часа два надо покипятить, потом покрошить их на сковородку. Нарезать туда лучку, добавить подсолнечного масла и – на огонь!
– Получится блюдо под названием «Зимняя радость», – кричит Алёшка, забравшись на дерево. Он срезает грибы и оттуда сверху бросает их в раскрытый рюкзак.
Скоро рюкзак становится полным. А грибов на деревьях будто не убавилось.
Не спеша тронулись в обратный путь. Рюкзак несли по очереди. Дорогой мы изрядно устали. Когда вышли к дому, на ребят напала весёлость.
– Надо такие осокори посадить около дома, – начал фантазировать Денис. – Чтобы прямо с веранды резать грибы. Никуда не ходить.
– И посадить прямо над погребом, – добавляет Алёша. – Открыл крышку у погреба, залез на дерево и срезай грибы. Они сами летят прямо в погреб. Только банки успевай подставлять.
Во дворе нас встретили Сергей Иванович и Андрей Иванович. Мы ушли за грибами без них. Они были по своим делам в райцентре.
– Что это у тебя в рюкзаке такое тяжёлое? – спросил Андрей Иванович внука.
– Грибы, – с готовностью ответил Алёша, – зимние!
– У нас в погребе и маслята, и опята, и валуи. Солёные. Готовые! – сказал Сергей Иванович. – Если хотите, достану. Пальчики оближете. Чудо!
– Там в погребе – грибы обыкновенные, – ответил солидно Алёша, – а здесь у нас – дары зимы! Правда, дядя Саша?
– Да, – соглашаюсь я, глядя на довольного Алёшу.
А он, снимая рюкзак с плеч, поскользнулся на лыжах и упал под тяжестью грибов. Лёжа на рюкзаке, произнёс звонко:
– Жадность подвела. Много набрали.
Мы поспешили ему на помощь.
Настин подарок
Я подарил каждому из ребят по новой моей книжке «Под старыми клёнами». Написал в ней про наши летние каникулы у Чураевых. Книжка получилась красочной. Отдельные рассказы были напечатаны в газетах ещё до выхода книги. Ребята, прочитав, начали рисовать к ним картинки. Присылали их мне. Набралось более пятидесяти рисунков. Я передал их в издательство. Осенью книжка вышла.
Всем у Чураевых понравились яркие ромашки на обложке книжки. Может, оттого, что теперь зима. Говорили, что корова Жданка и телёночек Ветерок в книжке, как живые. А козочка Мариша и Настя в красном платье всех рассмешили.
– И я хочу написать такую книжку, – загорелась Настя, – но не знаю, как!
– А просто, – подсказала Вера Михайловна, – пиши всем, кого любишь, письма, а потом собери их вместе – вот тебе и книга.
Она не выдержала, рассмеялась:
– Букву «о» ты, слава Богу, писать научилась.
Настя не обиделась на последние слова про букву «о». Ей не до этого.
– А можно так? – она посмотрела вопросительно на меня.
– Конечно, – согласился я.
– Тогда я буду писать всем: козе Марише, Арише, корове Жданке! И… вам, конечно… Я всех люблю.
Через год получится подарок.
– Денис будет отвечать за поросенка Борьку в письмах, а я – за Маришу, и картинки будем рисовать за них и за себя, – сказал весело Алёшка.
Насте показалось, что над ней шутят, и она было нахмурилась. Но все приветливо улыбались и кивали головами.
Она радостно объявила:
– Тогда я буду думать, как назвать мою книжку. Надо что-то особенное.
Сибич
Вчера вечером Вера Михайловна принесла новость. Оказывается, у Пети Лобачёва живёт с осени в избе чибис. Позавтракав, мы отправились смотреть птицу.
Нас подзадоривает Настя:
– Живём и ничего не знаем, а тут такое!..
Она шагает впереди нас с Алёшкой. Мы у неё будто на верёвочке. Когда пришли, чибис был в самодельной большой клетке, которая стояла у окна на лавке. Тонконогий, в белой манишке и чёрном передничке, величиной с небольшого голубя, он вышагивал в клетке, будто журавль.
– Прямо как начальник, – говорит Петя и смеётся, довольный. – Смотрите, – шепчет он и начинает слегка дуть на чёрную тонкоклювую головку птицы. Чибис прикрывает крупные карие глазки в колечках светлых пёрышек и горделиво поворачивает головой.
– Правда, начальник, – радуется Настя, – хотя и с косичкой на затылке. А ты его как-нибудь зовёшь? – спрашивает она.
– Сибич, – произносит Петя и птаха поворачивает к нему голову.
– Я не поняла, – говорит Настя.
– Что ж тут не понимать? – поясняет, чуть важничая, Петя. – Слово «чибис» надо прочитать наоборот.
Настя немного молчит, шевеля губами. Потом радуется:
– И правда! Получается, если наоборот: сибич! Какой ты молодец, придумал!
– Это не я, – весело говорит хозяин такой необычной птицы, – мой папа так назвал.
– А почему? – не унимается Настя.
– Посмотри на птицу! Вроде красивая, а хочется назвать пигалицей. Важная такая, ходит как! А от этого только смешно. Вот и Сибич поэтому, – рассуждает Петя, – всё наоборот.
– А как ты его поймал? – интересуется Алёша.
– Подобрал на лугу в сентябре. Его сородичи уже улетели на юг. Он один жил. У него крыло было раненое. Я летом видел, как часто ястреб налетал на чибисов. Наверное, Сибич в бою пострадал. Чибисы храбрые. Сначала один, который обнаруживает врага, бросается на ястреба. А потом все вместе. Вороны всегда помогают чибисам отбиться от ястреба. Я часто наблюдал это. Под ольхой спрячусь… У чибисов много врагов: собаки, кошки, сороки. И поэтому, когда человек подойдёт близко к его гнезду, он кричит: «Чьии-вы, чьи-ви?». Хочет узнать: свои или чужие? Чего ожидать?
Сибич, будто догадываясь, что его хвалят, важно так переступил полусогнутыми красноватыми ножками. Потом прошёлся из угла в угол в клетке. С ленцой плеснул чёрными, неожиданно большими крыльями.
– Видите? – обрадованно сказал Петя. – Крыло работает, зажило. Он по комнате уже летал немного.
– А кормишь чем? – допытывается Алёша.
– Он любит жучков всяких, личинки. Но теперь зима. Я навозных и дождевых червей запас. В погребе держу в большом тазике с землёй.
– А можно, я чего-нибудь вкусненького ему буду приносить, – загорелась Настя, – например, семечки? Или сушеную рябину, у нас есть.
– У нас тоже всё это есть, – сказал Петя. Подумав, добавил: – Если хочется, приноси.
– Как хорошо! – обрадовалась Настя. – Мы с Алёшкой будем приходить, ладно?
– Ладно, – согласился Петя.
Свиристели
Мы с Алёшкой заметили Дениса, когда поднялись от реки и направились домой вдоль огородов.
– Он, кажется, с воздушкой, – сказал мой спутник, – ворон пугает. Они хитрые. Не подпустят близко.
Когда мы подошли к Денису, он стоял неподвижно около рябины. Той самой, около которой недавно мы любовались с Алёшкой необыкновенными птицами – свиристелями. Этих серо-дымчатых доверчивых красавиц с бурыми хохолками мы с ним обнаружили два дня назад.
Они дружной стайкой два раза прилетали к рябине. И каждый раз после шумной кормёжки рассаживались на ветвях, уже медлительные и спокойные. У птиц начинались спевки. Как у девчат в хоре или у ворот на лавочке. Нам с Алёшкой казались забавными в морозный солнечный денёк их «три-ли-ли-ли», «три-ли-ли-ли».
Сейчас певучих хохлаток на рябине не было. А Денис молча смотрел на неживую, величиной со скворца, птицу, которая лежала возле его ног. Птица и мёртвая была красивой. Малиновые пёрышки на крыльях её словно горели в снегу.
– Хотел попробовать, возьмёт воздушка или нет, – не поднимая головы, сказал Денис.
Он сам не ожидал того, что случилось.
– Ружьё есть, ума не надо, – Алёшка остановился около него, – обалдел, да? Это же безобидная свиристель!
– Ладно тебе, – вскинулся нервно Денис, – сам, умник, говорил, что ружьё не возьмёт, слабое. Завидуешь! У тебя такого нет.
– Я говорил, когда ты хотел стрелять в ворону, а тут – свиристель. Большая разница.
– Какая разница? – возбуждённо произнёс Денис. – Я даже не знал, как она называется. Такая красивая!
– К вороне подкрадываться надо. И всё равно не получится. А эти доверчивые совсем…
– Верно, – возбуждённо согласился Денис, – сели прямо перед моим носом. Не знаю сам, как на курок нажал. Сначала только прицелиться хотел…
Я смотрел на Дениса и мне вспомнилось, как всего два дня назад Денис приходил к Чураевым с подарком деда. Воздушное ружьё всем понравилось. Все, кроме Насти, из него по очереди стреляли. То в спичечный коробок, то в бумажную мишень, которую принёс Денис. В тот день и договорились, что в птиц стрелять нельзя. Денис согласился с нами. Но потом несколько раз пытался подобраться к стайке ворон.
А вот сегодня…
Я поднял птицу.
– Что теперь с ней делать? – досадуя и переживая за Дениса, спросил я.
– Не знаю, – чуть слышно ответил стрелок. – Может, деду отнести, чучело сделает. Не пропадать же просто так?..
Я провёл пальцем по оперенью на груди птицы. Ранка от выстрела была еле заметна.
– На, – протянул свиристель Денису.
Он неловко, едва не уронив в снег, взял птицу. Мы с Алёшкой молча повернулись и направились домой.
– Алёшка! – прозвучал за спиной неуверенный голос Дениса.
Мы остановились.
– Чего тебе? – спросил коротко, по-взрослому мой спутник.
– Не говори Насте о том, что я наделал.
– Ладно, – буркнул Алёша.
Я вспомнил, что мы собирались показать свиристелей Насте. Прилетят ли теперь?
Рыбачка Настя
На рыбалке часто происходит что-нибудь необычное. Потому и интересна она. Сегодня мы ловили окуней на речке.
Хорошо! Только спустился от дома под косогор, и ты на льду. Наконец-то холод превозмог надоевшую оттепель. Воздух сухой. Не стало сырого снега. Легко и свежо дышится. Речка залубенела накрепко.
Особая прелесть быть на природе в солнечный морозный денёк! Выпавший снег отражает небесный свет, оттого все вокруг отдаёт лёгкой искромётной голубизной. В такой день и Насте не сидится дома. Как ни отговаривали её, пошла с нами.
Когда бурили лунки и готовили снасть, пришла Вера Михайловна.
– Вот, принесла палатку для Насти.
Она погрозила с напускной строгостью внучке пальцем:
– А ты, как только почувствуешь, что мёрзнешь, беги домой. Анчутка! Отогреешься – вернёшься. Поняла?
– Да, поняла! Только я не Анчутка, я – Настя…
Полиэтиленовую палатку мы установили быстро. В неё заставили забраться Алёшку и Настю. У них на двоих там одна удочка и одна лунка. Хотя ветра нет, но всё-таки около десяти градусов холода. Под плёнкой теплее.
Вскоре услышали, как Алёшка поймал небольшого окунька, и Настя стала просить у него удочку. Ей хотелось самой порыбачить. Но Алёшка не уступал удочку и они начали сердито переговариваться. Обоим не терпелось рыбачить самостоятельно.
Мы с Сергеем Ивановичем насадили на крючки маленьких красных червячков-мотылей и у нас пошёл хороший клёв. Уже вытащили больше десятка окунишек.
У Алёшки привязана на леске небольшая жёлтенькая блесна. На блесну у него не клюёт. Было слышно, что он, уступив удочку Насте, поясняет, как рыбачить, и немного нервничает.
И вдруг в палатке началась возня. Загремело ведро, на котором сидел Алёшка. Потом закричала Настя:
– У нас в лунке китёныш!
Она выскочила наружу, оступилась и упала в рыхлый снег. Сергей Иванович шагнул к палатке и, высоко приподняв её, убрал в сторону.
Алёшка маялся с рыбиной. Мы потом, вспоминая этот момент, подивились его хладнокровию. Если бы он действовал упрямо и резко, потянул леску на себя, она бы, верно, порвалась. Голова рыбы была размером почти с лунку и никак с ходу не попадала в неё.
Когда опытный Сергей Иванович всё-таки извлёк добычу и она забилась в пухлом снегу, Алёшка восторженно определил:
– Сом! Мы поймали сома! С мою руку!
В искрящемся снегу лежало ленивое существо с тёмной спиной, большой продолговатой головой и длинным светлым снизу животом.
– Чумазый какой, – отряхиваясь от снега, удивилась Настя. – Китёныш!
– Не чумазый, – поправил Сергей Иванович, – это налим. Он такой. Сейчас сом, карась, карп – в зимней спячке, их не разбудить. Зарылись в ил и недвижимы. А налима холод бодрит – он выходит на охоту. Речная хрюшка.
– Почему? – наклонившись над добычей, спросила Настя.
– Сама говоришь, что он чумазый. И питается чем попало. Лишь бы проглотить. Такого большого я ещё не ловил!
– Мировой рекорд! Да, дедуля? – воскликнула Настя.
– Не мировой, а мировецкий, – поправил по-своему Алёшка.
А Насте интересно своё:
– Деда, а киты, когда спят, зарываются в ил? Им надо целую траншею тогда копать! Они же огромные! У них трактора нет.
– Что это ты всё про китов, Настя? – не удержался я.
Настя горячо пояснила:
– Мне их так хочется увидеть! Такая моя мечта! Дельфины и киты – самые красивые животные в мире!
– А что же ты так закричала и вывалилась из палатки, когда увидела своего китёныша? – рассмеялся дед.
– Я не ожидала такой встречи!
Случай на речке
Река всегда живая. Даже в лютые морозы она иногда вырывается из ледового плена.
Чуть ниже от того места, где мы вчера поймали налима, на перекате поблескивает тонкой извилистой полоской тёмная вода. Мы знаем про эту промоину и не подходим близко. А вот Денис оплошал. Он потом рассказывал, что съехал с крутого обрыва на лыжах и не понял, как враз оказался в воде. Обнаружил его Петя и поспешил на помощь. Мы с Алёшкой увидели возню в промоине издалека, с высокого берега. Алёшка бросился к ним, а я метнулся к сараю за шестом.
Когда я подбежал, шест уже не понадобился. Денису удалось снять лыжи. И с помощью одной из них Алёшка и Петя тащили бедолагу из полыньи.
Они лежали на толстом льду, покрытом белыми шишаками. Денис полз к ним по тонкому прозрачному льду, под которым разбегались в разные стороны белые пузыри.
На глазах лёд проломился и опять Денис оказался в ледяном крошеве. Но было уже неглубоко. Он по пояс в воде пошёл нам навстречу. Мы подхватили его и, быстро взяв палки и лыжу, трусцой побежали домой. Вторая лыжа ушла под лёд.
Денис молодец, нисколько не испугался. Жалел только, что пропала лыжа. Пока мы бежали, одежда на нём стала от мороза, как жестяная. Я слышал, как он дрожащим от холода голосом, обращаясь к Алёшке, сказал:
– Ты сильно огорчился, что я свиристель застрелил? Извини.
Алёшка промолчал.
Дома Дениса быстро раздели и бабушка стала натирать его снегом. Все вокруг него, всполошившись, хлопотали. Он молча повиновался.
Когда мы вышли на улицу и направились по своим домам, Алёшка сказал Пете:
– Передавай привет Сибичу!
– Ладно, – отозвался уныло Петя.
Деловой и шустрый Петя выглядел вялым.
– Почему такой кислый? – не удержался я. – Ты же сегодня герой. Вовремя подоспел к Денису, мы только помогали.
– Сибич болеет, – отозвался Петя.
– А что с ним?
– Не знаем. Сидит в клетке, не двигается. Ни на кого не смотрит. Я его выпускал. Даже не летает, как раньше, по комнате. Всё ему неинтересно, нерадостно. Отец говорит, что надо в еду попробовать добавлять соль, мел. Никто чибисов не держит дома, не знают, что с ним…
– Я вчера набрал в огороде ягод черноплодной рябины. Такие крупнющие! Они теперь в избе отогрелись. И тыквенных семечек начистил. Всё для него готовил, – волновался Алёшка, – надо попробовать дать, вдруг понравятся!
– Приходите, – согласился Петя.
Сибич умер
Мы с Алешей понесли Сибичу ягоды черноплодной рябины и тыквенные семечки. Интересно: будет он их клевать или нет?
Но случилась беда.
– Проснулась я рано. Прошла на кухню. Чувствую, что-то не так, – рассказывает мать Пети Анна Ивановна. – Гляжу, а он не-живёхонький. Начальничек наш. А, батюшки! Первая мысль, что кошка придушила. Но клетка цела. Не может быть, чтобы кошка.
Мы подошли к клетке. Сибич сидел, будто живой, как в гнезде, подобрав под себя ноги. Головка его с чубатым затылком уткнута в самый угол клетки. Казалось, он своим клювиком сейчас найдёт то, что ему нужно там, а потом, почуяв нас, спохватится. И как обычно это делают чибисы, сорвётся заполошно с места. Вихляя, взлетит! При чём тут клетка! Зачем она ему?
Анна Михайловна просунула черенок деревянного половника через прутики. Подтолкнула Сибича снизу. Он завалился набок. Красные его ножки, так недавно важно и потешно ступавшие по деревянному полу клетки, повисли нелепо над животом. Тонкий клюв, застряв в проволочках, потянул за собой головку на белой шейке. Шейка неловко вытянулась. Ярко-палевое подхвостье и отороченный чёрной полосою белоснежный хвост – всё было и теперь франтовато. Не верилось, что Сибич неживой.
Ведь он родился, чтобы в луговом раздолье в июле, когда подрастут бойкие чибисята, вместе с ними гомонить весёлыми стайками. Недалеко от своего гнездовья, делая нарядным и пёстрым всё в луговой округе. А уже в августе, сбившись в стаи покрупнее, высоко подняться в синее небо и полететь в дальние тёплые страны…
– В неволе жизнь коротка – известное дело, – вздохнула мать Пети, – отгоревал своё. С тоски, видать, и помер. Последние два дня невесёлый был. Голову под крылышко прятал.
Она хотела было положить Сибича в ведро и отнести за огород на гать. Алёша с Настей в один голос запротестовали. Петя молчал. Он не мог говорить. Лицо его было бледным. Молча, держа на коленях, гладил присмиревшего дворняжку Жульку.
* * *
Мы похоронили Сибича в палисаднике под кустом сирени. Земля была мёрзлая. Петя и Алёшка молча разгребли снег и ломом сделали небольшую ямку. Настя сбегала домой и принесла коробку из-под торта. В неё и положили Сибича.
Домой возвращались молча. Настя уже не плакала вслух. Только варежкой прикрывала глаза.
