Александр Сергеевич Долгирев
Сокрытое в листве
13
Стрельников подошел к мертвому телу и прищурился. Через несколько мгновений у него на лице появилась усмешка:
– Ха, да это же господин Овчинников собственной неповторимой персоной!
Дмитрий глубоко зевнул, а после этого произнес:
– Ваш знакомый, Виктор Павлович?
– Точно так, Митя! Андрей Степанович Овчинников, он же Чина – мелкая сволочь с Лефортово. А я так надеялся, что никогда с ним больше не увижусь.
Вопреки собственным словам, Виктор Павлович не мог перестать улыбаться, глядя на труп Овчинникова.
Было раннее утро среды, и Белкин чувствовал себя совершенно не выспавшимся. Странный вчерашний вечер и неожиданное предложение Александры Вольновой вызвали в нем сильное волнение, из-за которого вечером он промаялся без сна до полуночи. Дмитрий согласился на это предложение, не вполне понимая самого себя. Вольнова его пугала сама по себе, своей непредсказуемой резкостью, а то, что эта женщина еще и интерес к нему какой-то имела, было для Дмитрия вдвойне страшно. И все же он согласился. Ему даже не пришлось убеждать себя – он просто кивнул. Теперь в следующую субботу его ждала новая встреча с Александрой.
Стрельников, который, казалось, никогда не уходит с работы, заехал за Дмитрием в половину седьмого утра. В старенькой покосившейся хибарке, затерянной среди дворов неподалеку от Спасопесковской площади нашли труп. В действительности Белкин был благодарен Виктору Павловичу за то, что тот с самого утра вовлек его в работу – так времени на размышления о вчерашнем будет меньше.
В отличие от старшего коллеги Дмитрий видел убитого впервые. Он мельком глянул на его лицо, но большее внимание уделил тому, что обнаженный мертвец был связан по рукам и ногам и перед тем, как убить, его, очевидно, долго избивали. Лицо, то ли по совпадению, то ли по умыслу почти не пострадало, неся на себе следы лишь нескольких ударов, а вот все туловище превратилось в большой синяк. Впрочем, умер Овчинников не от побоев – его застрелили единственным выстрелом в сердце. Белкина охватило странное чувство, как будто что-то подобное он уже видел недавно. Дмитрий оглянулся вокруг, и ветхие стены стали превращаться в очертания грязной квартиры Родионова, а затем переливаться в черты спальни Осипенко. Дмитрий приказал себе не спешить – он узнавал работу человека со странным оружием, но выстрел в грудь не был чем-то совершенно уникальным и персональным…
– Митя, посмотрите у его левой ноги – что это?
Виктор Павлович отвлек Белкина от размышлений. Дмитрий перевел взгляд на ноги Овчинникова и увидел на полу маленький предмет, выглядывавший из-под левой голени мертвеца. Он присел на корточки и аккуратно подцепил предмет карандашом, уже догадываясь, что перед ним.
Стрельников посмотрел на гильзу, бывшую сестрой-близняшкой тех гильз, которые остались рядом с трупами Осипенко и Родионова, потом перевел взгляд на лицо мертвеца и задумчиво протянул:
– Чина-Чина, кому же ты ухитрился перейти дорогу?
– Виктор Павлович, что-то здесь не так. Не может быть, чтобы это был тот же убийца.
– Почему не может?
– Потому что слишком странно это все! Как эти трое связаны друг с другом? Где хоть что-то, что их объединяет?
– Если мы не видим черную кошку в темной комнате, это не значит, что ее там нет. Я верю месту – место никогда не врет. У нас снова труп с пулей в сердце. Убийцу снова тянуло поболтать перед выстрелом. Он как будто с каждым разом хочет знать все больше и больше. У нас снова странное оружие, которое больше никак себя не проявляет, кроме как в делах этих троих. Если в прошлый раз я допускал, что эти убийства могут быть связаны, то теперь я в этом почти уверен. Нужно найти связь, Митя.
Белкин понуро кивнул, все еще держа в руке карандаш с надетой на острие гильзой. Стрельников снова посмотрел на лицо мертвеца, а затем произнес:
– Сегодня буду лезть на рожон и навязываться к Владимирову. Нам нужно знать, как продвигается его расследование. Осипенко был первым – искать нужно в его окружении.
– А если он не был первым?
– Давайте не будем отвечать на вопросы, которых нам пока не задавали – у нас есть три трупа, сделанных сходными средствами в сходных обстоятельствах – от этого и отталкиваемся.
Следующие три часа следователи потратили на то, чтобы разговорить сонных местных жителей. Дом, в котором Овчинников закончил свою жизнь, стоял заброшенный с 1925-го года. И в старые и в новые времена там были съемные комнаты. Шесть лет назад умерла последняя старуха, жившая там, и дом остался стоять, забытый и людьми, и городскими властями. Забирались окрестные ребятишки иногда, но пару лет назад в доме уже находили труп, поэтому даже дети совались нечасто. В этот раз тело нашел дворник, увидевший, что дверь подъезда открыта настежь, и решивший проверить.
Шума из дома никто не слышал, света в мертвых окнах тоже не было. Новые лица не мелькали, а если и мелькали, то их никто не запомнил. Пока что все это напоминало убийство Родионова – никто ничего не увидел, никто ничего не услышал. Правда, Родионов погиб в своей комнате, а вот Овчинникова сюда явно доставили откуда-то еще.
Наконец на исходе третьего часа бесконечных однотипных расспросов следователям повезло. Жизнь потрепанной и уставшей гражданки Карауловой скрашивали четыре кошки, портрет мужа с черным кантом и явственные признаки легкого помешательства. От крайней скуки память ее чрезвычайно обострилась, как и желание интересоваться всем, что происходит в ее маленьком дворовом мирке. Беседу, разумеется, вел Стрельников. Дмитрий стоял, прислонившись к стене, и успешно игнорировал сильный запах кошачьего туалета.
– …Екатерина Михайловна, а как выглядел тот автомобиль?
– Который?
– Тот, что вы видели вчера вечером.
– Это во дворе что ли, который? Караулов всегда говорил, что авто нельзя пускать во дворы!
С этими словами Караулова показала пальцем на фотокарточку своего мужа.
– Да, совершенно верно, Екатерина Михайловна, мы и хотим объяснить водителю, что не стоит ему беспокоить покой людей, особенно в вечер будней.
– Да не надо ничего никому объяснять! Караулов всегда говорил, что объяснять бесполезно – нужно расстрелять парочку, и только тогда поймут!
У Виктора Павловича дернулись плечи от этих слов, но по счастью заметил это только Белкин. Голос Стрельникова оставался спокойным и вкрадчивым:
– Так что это было за авто?
На колени Карауловой прыгнула одна из ее кошек и стала тереться о ладони хозяйки. Это будто бы вернуло Екатерине Михайловне разум, по крайней мере, она оторвала взгляд от фотографии и ответила вполне нормальным голосом:
– Я не могу сказать точно. Я в них совсем не разбираюсь.
– Понимаю, Екатерина Михайловна, но скажите хотя бы – это был грузовик или легковое авто?
– Кажется, легковое…
Женщина вдруг поманила Виктора Павловича к себе и сама наклонилась вперед. Дмитрию пришлось напрячься, чтобы расслышать ее шепот:
– Вы знаете, я всегда хотела такое авто, но Караулов говорил, что это вздор.
Стрельников ответил ей так же шепотом:
– Отчего же вздор? А вы именно такое авто хотели, какое вчера видели?
– Вздор! Вздор! Мне нельзя в авто – я больная, нервы у меня расшатанные. Мне даже Караулов всегда об этом говорил.
– Ну отчего же нельзя? Вы ведь нормальный адекватный человек, никому не причините вреда. Что бы они понимали – эти врачи?! Вы бы хотели такое авто, какое видели вчера?
Екатерина Михайловна бросила опасливый взгляд на фотокарточку, грозно озиравшую комнату, а после этого затараторила:
– Да! Да! Да! Хотела бы! Именно такую! Чтобы уехать! Уехать! Уехать! Чтобы была только я и мое авто. И никого больше!
– А что в том авто было необычного, Екатерина Михайловна? Почему именно на нем?
– То было лучшее авто из всех! На нем можно ехать, даже если никогда не учился, даже если у тебя нет рук, даже если самого тебя нет.
– А почему на нем не обязательно учиться?
– Потому, что меня все равно не пустят за руль.
– Отчего же не пустят?
– Не пустят! Не пустят! Я их знаю! Я только подойду, чтобы сесть за руль, а он мне скажет назад садиться, да еще посмотрит так… Это он потому такой смелый, что со мной Караулова нет! А если бы был, то он бы поплясал, этот шофер!
Дмитрия осенило:
– Таксомотор? Вы говорите про таксомотор?
Екатерина Михайловна не ответила ничего, вместо этого уставившись на фотокарточку. Виктор Павлович посмотрел на молодого коллегу с такой укоризной, что Дмитрию захотелось провалиться сквозь землю. Стрельников вновь повернулся к своей собеседнице:
– Это был таксомотор, Екатерина Михайловна?
Ответа не последовало. Спустя еще три неудачные попытки Виктор Павлович взял руки женщины в свои. Она тут же высвободила их, отвлеклась от фотографии и посмотрела на Стрельникова. Белкину показалось, что она сейчас же зарыдает, но пока что слез не было. Виктор Павлович вновь спросил:
– Это был таксомотор?
– Да, наверное. Простите меня, я никогда ни в чем не уверена, никогда ничего не знаю. Даже Караулов говорил, что…
– Он ошибался.
То ли Виктору Павловичу надоел товарищ Караулов персонально, то ли надоела сама эта игра. Теперь его тон был жестким:
– Вы уверены в том, что видели. Вы знаете, что видели. Нам очень, очень нужна ваша помощь. Вчера вечером вы видели таксомотор рядом с заброшенным домом?
Екатерина Михайловна вновь смотрела на фотографию. Дмитрию уже начало казаться, что они вообще от нее больше ни слова не услышат, однако спустя минуту она произнесла вдруг:
– Да, это был таксомотор. Там желтая полоса была на кузове – такие на таксо делают.
– Вам удалось увидеть номер?
– Да, конечно.
Белкин даже подскочил от ее слов – от «поста наблюдения» Екатерины Михайловны до подъезда заброшенного дома было приличное расстояние, не говоря уже о том, что на улице в тот момент уже вовсю властвовала ночная тьма.
Виктор Павлович тоже был поражен, судя по паузе, последовавшей за словами Карауловой. Наконец Стрельников произнес:
– Это же очень хорошо, Екатерина Михайловна. Вы молодец! Что это был за номер?
– Очень странный – там кроме цифр буквы были. Неужели опять все поменялось?
– Совсем недавно. А что там было написано?
– Сверху «Такси», а снизу Г-26-19.
Виктор Павлович откинулся на спинку старого кресла. Дмитрий не видел выражения его лица, впрочем, лицо Стрельникова, скорее всего, не выражало его настоящих чувств – они наконец-то имели ниточку! У них наконец-то было что-то еще, кроме гильз и догадок.
– А вы видели лица тех, кто сидел внутри, Екатерина Михайловна?
– Только шофера.
– Сможете узнать его?
– Не знаю.
– Знаете. Все у вас получится.
Женщина отвлеклась, наконец, от фотографии – одна из кошек запрыгнула на спинку ее кресла, и Екатерина Михайловна умиротворенно откинула на свою питомицу голову, как на подушку. Как ни странно, кошка никак не отреагировала на подобное вторжение в свою приватность.
– А сколько всего человек было в авто?
– Трое. Вернее, я не уверена… Трое.
– Шофер и двое пассажиров?
– Да.
– Он высадил пассажиров и уехал?
– Нет, он высадил пассажиров и остался. Он ждал. Долго. Потом из подъезда вышел только один. Он сел в таксо, и они уехали.
– А вы смогли рассмотреть того пассажира, который вышел из дома?
– Только спину, когда он заводил того, кого потом убил.
– Но кто вам…
– Спина большая, ровная, я уверена, что на ней почти нет волос. И в то же время она какая-то женская, мягкая. И вздымается. Он сделал дела и отвернулся к стене, а я вижу только эту спину. Спина того, кто убивает.
Екатерина Михайловна долго говорила про спину. Перечисляла все ее черты. Она была спокойна, лишь поднимала порой голову с кошки и бросала взгляд на фотографию. Поняв, что вырвать ее из этого состояния не удастся, Стрельников просто встал и направился к выходу.
– Может быть, позвать кого-нибудь?
– Позовем. Я попрошу соседку навестить ее вечером.
– Я имел в виду врача.
Стрельников оглянулся на Екатерину Михайловну, подумал и помотал головой:
– Не надо. Все с ней будет нормально.
– Нет, не будет.
Виктор Павлович посмотрел Дмитрию прямо в глаза:
– А чего именно вы хотите, Митя? Чтобы приехали «белые халаты», дюжие санитары скрутили эту несчастную женщину по рукам и ногам, засунули в белую комнату с малюсеньким окошком и напичкали снотворным? А вы уверены, что ей от этого станет легче? Нет, пускай остается здесь. Вреда она никому не причиняет, а безобидное безумие, это все же личное дело.
14
И настроение улучшилось. Дмитрий чувствовал настоящий подъем – наконец-то можно не топтаться на месте! Стрельников разделял воодушевление своего молодого коллеги. На губах Виктора Павловича заиграла какая-то хищная улыбка, когда они вышли из квартирки гражданки Карауловой.
– Как думаете, это было просто такси или у нас уже двое преступников?
– Думаю, что в данный конкретный момент это не важно – следующий шаг все равно один.
Дмитрий сошел в Георгиевском переулке, махнул рукой Виктору Павловичу и осмотрелся в поисках нужного заведения. Его интересовал Первый таксомоторный парк. Можно было бы, конечно, устроить поиски нужного авто на стоянках у вокзалов и гостиниц, но намного проще было сразу обратиться в Первый таксопарк. Нужная машина, впрочем, могла быть приписана и к другому таксопарку, так что Дмитрий уже морально готовил себя к тому, что придется побегать. Первый был выбран за то, что был Первым, а за одно и крупнейшим в Москве.
Дело было не самым простым, но не требовало усилий сразу двоих следователей – Виктор Павлович отправился на Петровку, где надеялся узнать о том, заявлял ли кто-нибудь об исчезновении Овчинникова.
Белкин перешел дорогу и направился к ряду разнообразных таксомоторов. Французские «Рено», которых, по слухам, каталось в Париже в роли такси целых шестнадцать тысяч, американские «Форд» с красными флажком с надписью «Свободен» и даже один итальянский «Фиат».
– Вам куда?
От группки перекуривавших шоферов отделился самый невысокий и обратился к Белкину.
– Пока никуда. Подскажите, товарищи, таксомотор с номерами Г-26-19 к вашему парку относится?
– А вам зачем?
Этот вопрос раздался от самого возрастного из таксистов. Дмитрий извлек документы и подошел к курившим.
– Московский уголовный розыск, оперуполномоченный Белкин. Так вы знаете это авто?
Возрастной, очевидно, пользовался авторитетом среди других шоферов, поэтому говорить стал он:
– Знаю, конечно – это наш мотор. А вы не особенно торопитесь, как я смотрю!
– Что вы имеете в виду?
– Так угнали двадцать шестую! Вчера днем еще.
– А почему не сообщили?
– Так мы сообщили. Я потому и говорю, что вы как-то не особенно торопитесь.
Дмитрий вспомнил, как ведет себя в такой ситуации Стрельников, и постарался улыбнуться максимально дружелюбно.
– Ваша правда – не быстро получилось приехать. А как случилось-то?
Возрастной, наткнувшись на вежливость, тут же смягчился и сам:
– Вы уж простите – оно понятно, что не спроста задержались. Просто средь бела дня ведь увели таксомотор от Казанского вокзала! Я, как вечером узнал, не поверил даже. Это же грабеж какой-то!
– Средь бела дня, говорите… А где шофер того авто?
Возрастной оглянулся на компанию таксистов и бросил:
– Братцы, а что Ибрагимов? На смене после вчерашнего?
Ответил тот самый невысокий:
– Ну да, только его сегодня Хвалынский на гараже оставил.
Возрастной усмехнулся чему-то, а после этого вновь обратился к Дмитрию:
– Вот что, товарищ милиционер, ступайте-ка вы к директору. Он вам и Ибрагимова позовет, если надо, и расскажет, как оно все было, а то вы сейчас от нас всяких басен наслушаетесь.
Белкин поблагодарил за помощь и вошел в прохладное помещение администрации таксопарка. Его удостоверения вполне хватило, чтобы оказаться в кабинете директора уже через пять минут. Ему Белкин не стал недоговаривать о цели своего визита:
– Дело в том, что я не по поводу угона, товарищ директор.
– А зачем же еще?
На слове «еще» голос директора странно пошел вверх, а глаза наоборот ушли вниз. Дмитрий отметил это, но не стал слишком заостряться – секреты директора таксопарка его пока что не интересовали.
– Вчера вечером этот таксомотор был замечен рядом с домом, где сегодня с утра нашли труп. И есть показания о том, что и убитый, и его убийца приехали к этому дому именно на этом авто.
Директор не без облегчения выдохнул, но тут же вновь собрался:
– Что от нас требуется?
– Мне сказали, что вы можете вызвать водителя этого авто – мне бы хотелось с ним переговорить как можно скорее. Кроме того, мне нужно подробное описание пропавшего мотора. Подробное, значит до мельчайших деталей – трещина на фаре, скол на бампере, пятно на заднем сиденье справа и все в таком духе. Кто может дать мне такое описание?
– Шофер, конечно. Он постоянно был на этом моторе, так что никто не знает это авто лучше него.
– Хорошо, зовите.
– А вы не знаете, наш мотор уже нашли?
– Не знаю, иначе не спрашивал бы о деталях. Надеюсь, что да. Однако, даже если так, до того, как его осмотрят наши специалисты, мы не сможем его вернуть.
– Понимаю.
По голосу директора было понятно, насколько он расстроен этой новостью, но Дмитрий ничем не мог ему помочь – когда машину найдут, Егорычев и Пиотровский ее по болтику разберут, чтобы найти хоть что-то, что может вести к убийце. Точнее, к убийцам – теперь сомнений в том, что водитель, которого видела Екатерина Михайловна Караулова, был соучастником убийства, не оставалось. Дмитрий спохватился и обратился к директору, как только тот вернулся в свой кабинет:
– У вас есть фотокарточка шофера?
Директор ответил утвердительно и погрузился в картотеку, стоявшую за его столом. Через несколько минут он выудил оттуда фотокарточку и передал ее Белкину. На Дмитрия исподлобья смотрел смуглый и темноволосый мужчина лет тридцати.
– Я бы хотел взять ее пока что – верну до конца недели.
– Забирайте-забир… вы думаете, что это он?!
Директор испуганно глянул на закрытую дверь своего кабинета, будто ожидая увидеть на ее месте шофера Ибрагимова с оружием в руках.
– Мы думаем, что нужно проверять все возможные варианты. Не беспокойтесь об этом раньше времени – вероятность того, что вечером за рулем вашего такси видели именно вашего водителя, крайне мала.
Дмитрий произнес эти слова для того, чтобы успокоить директора – в действительности он даже надеялся, что Караулова узнает человека на фотокарточке.
Шофер подошел спустя примерно десять минут. Он был спокоен и приветлив. Директор представил их с Белкиным друг другу, а после этого удалился. Дмитрий был этому рад – так шофер будет разговорчивее. После формальных вопросов Белкин, наконец, перешел к тому, что его интересовало:
– Расскажите о том, что вчера случилось на Казанском.
– Я стоял на вокзале с девяти утра. До обеда развез четверых.
– Кого? Куда? Примерное время?
Водитель поднял взгляд к потолку, вспоминая:
– Так. Около половины десятого служащий, судя по одежде. А отвез его… на Воздвиженку. Затем в одиннадцать или чуть позже двое – муж с женой или просто пара. Туристы с гарантией. На лицах написано. Попросили на Красную площадь – я довез до Ильинки. А потом ближе к часу на пересадке командир – должность не могу сказать – не разбираюсь. Довез на Октябрьский.
– Это же рядом.
– Я знаю. Он не знал.
– И долго возили?
– Ну, с полчаса где-то.
– Ладно. Что было дальше?
– Вернулся на свое место. Решил пообедать, но перед этим отлучился.
– Зачем?
Ибрагимов вдруг замялся:
– Ну… по нужде, товарищ милиционер.
– Ясно. Вы заперли руль?
Шофер покраснел и опустил голову. До Белкина донесся глухой ответ:
– Нет.
– А почему?
– Да я же… я всего-то на десять минут отошел, товарищ милиционер! Ну зачем кому-то красть таксомотор?! Что с ним делать? Это же перекрашивать его надо, номера менять, таксометр убирать. Нам даже не выдают ничего для запирания! Это что же нам…
– Подождите, товарищ Ибрагимов! Вы хотите сказать, что вам нечем было запереть руль авто?
– Ну да! Я про то и говорю! Это что же, вообще ее оставить нельзя что ли? Или до вечера терпеть, если прижало?
На водителя было жалко смотреть, хотя Белкин не очень понимал, чего именно ему стыдиться. У Ибрагимова не было нормального способа оставить машину, поэтому он просто ее бросил, вполне справедливо рассуждая, что она никому не понадобится.
– Говорите, вас не было только десять минут – когда вы вернулись, автомобиля уже не было?
– Да.
– Вы поспрашивали у прохожих, может, кто-то что-то заметил?
– Ну, я побегал, конечно, но он ведь просто дал зажигание, сел за руль и уехал. Ничего не взламывал, ничего не разбивал, по крайней мере, я так думаю. Вот все и решили, что раз делает, то значит можно, и никто не обратил на него внимания.
– Что было дальше?
– Я добрался до таксопарка и сообщил о пропаже.
– Что сделал директор?
– Ну, сперва, конечно, разнос мне учинил, а потом, делать нечего – сообщили в милицию.
– А после смены?
– Ну, я ведь сам не свой был – это же надо было так вляпаться, мотор потерять! Думал – все – попрут меня из таксопарка. А директор сказал приходить с утра, но за руль не пустил – сказал, чтобы я в гараже сидел.
Дмитрий заметил, что его вопрос оставили без ответа. Из этого можно было начать делать выводы, но Белкин остановил себя – это для его расследования ответ на этот вопрос был одним из главных, а для Ибрагимова он мог быть совершенно незначительным.
– Товарищ Ибрагимов, а вчера вечером после смены вы чем занимались?
Шофер ответил без паузы, даже с некоторой досадой:
– Как чем? Дома был. Не знал, что и думать, вроде и кошмар, а вроде и легко отделался, по крайней мере, пока.
– А кто-нибудь может подтвердить, что вы были дома?
– Конечно, жена моя. Но вам-то это зачем?
Дмитрий по-стрельниковски улыбнулся и легко соврал:
– Это обычный вопрос. Мы тоже должны выполнять много всяких странных прихотей начальства, вот и задаем подобные вопросы.
Ибрагимов понимающе усмехнулся, а потом спросил:
– Товарищ милиционер, а есть шансы мотор-то мой… то есть, не мой, конечно… найти, в общем?
– Есть. Будем искать. Вы нам в этом поможете, кстати. Остаток смены проведите за составлением описания вашего авто. Все от общего облика до последней гайки. Я ближе к вечеру заеду за ним. И еще – в ближайшие дни к вам придет еще один милиционер, расскажите ему то, что рассказали мне.
Через десять минут Белкин вышел на воздух и сощурился от яркого солнца, бьющего в глаза. После этого он приметил давешнего невысокого таксиста и направился к нему. Таксист снова курил, правда, теперь в одиночестве. Автомобилей перед таксопарком сильно убавилось – рабочий день был в самом разгаре. Невысокий заметил его, но теперь не проявил интереса, поэтому Дмитрий сам подошел к нему и бросил:
– Вот теперь поехали. Сначала на Спасопесковскую.
