Александр Николаевич Маханько
Пламенеющие храмы
Кальвин неторопливо, оценивая стоит ли продолжать, взял в руки бумаги, к которым в любом другом случае даже не прикоснулся бы. Того, что он надеялся в них найти, там точно не было. Однако просто взять и швырнуть их в камин он не мог. Он уже почувствовал, что в них кроется что-то удивительное и страшное. И сейчас нужно было понять, что же это.
«… если вернуться к тому же театральному представлению. Зритель хочет видеть то, о чём мечтает. Зная, что он этого вряд ли когда достигнет, ему хочется унизить того, кто этой мечты уже достиг. И лицедеи разыгрывают перед ним пышные сюжеты беззаботной и сытой жизни ну хотя бы короля Франции. Обычно за пределами самой Франции короля изображают длинноносым, рыжим дураком. И сами актёры, и особенно зрители охотно в это верят, хотя ни те, ни другие доподлинно не знают каков король на самом деле. Они его никогда не видели и не имели с ним дела. Им всем достаточно той простенькой иллюзии, которую для них приготовили. Это – иллюзия для ох-лоса. Те же немногие, кому посчастливилось хоть мгновение побывать подле короля, знают каков он на самом деле. Возможно, король пожаловал их за что-то или где-то на рауте просто посмеялся над их шуткой. Эти немногие знают, что король никакой не дурак, а монарх мудрый и щедрый. Впрочем, кому как повезло. Так вот эти немногие презирают уличные театры, поскольку, как им кажется, они знают истинное лицо короля. На самом деле ничего они не знают. Они лишь создали себе иллюзию, которая им удобна. Почему это иллюзия? Находясь от человека на расстоянии и зная его отрывочно, по редким поступкам нельзя быть уверенным, что созданный образ его полностью соответствует образу истинному. Выражаясь словами живописцев, как бы ни была хороша копия портрета она никогда не будет подлинником. Однако, эта иллюзия выгодно отделяет своих приверженцев от черни и приближает к более высоким сферам. Назовём её «Иллюзия для избранных». Итак, на один объект у нас уже есть две иллюзии, две лжи, различных между собой. А где же истина? Каков он настоящий король? Это знают не более десятка человек. Мать короля, его венценосная супруга, его братья, сестры. Хотя постой, если говорить о короле Франции, то и эти мало что знают. Няньки, гувернёры, фавориты, содержанки – вот те люди кто знают истину каков есть король. Но они не спешат ею делиться, да их всё равно никто не будет слушать. Всем остальным интересны только свои иллюзии, к которым они привыкли и которым легко находят подтверждения. Что остаётся в итоге? Как таковая истина остаётся известной очень малому кругу посвящённых лиц. Большей же части людей эта истина неизвестна, да и вовсе не нужна. В их богатом наборе иллюзий, из которых соткана картина мира, истины вообще может не быть. Справедливости ради скажу, что в случае с королём она всё же есть, пусть и никому неизвестная.
К чему я всё это пишу, ты хочешь спросить? Лучше бы мне озаботиться своей защитой в суде, не так ли? С каждым судебным заседанием, как и с каждой ночью, проведённой в замке мсье Жозефа, вердикт суда для меня становится всё яснее. Я не хочу об этом думать так же, как и тратить на бесполезные апелляции последние капли чернил. Однако, полагаю, что суд меня оправдает. Почему? Узнаешь позже. Ничем из того, что ты сейчас прочёл (я надеюсь!) я вообще не хотел ни с кем делиться и тем более дискутировать. Но понимаю, что должен успеть сделать это. Ты последний, с кем я бы хотел это обсуждать. Но и единственный. Потому прошу простить мне вольность делиться с тобой своими мыслями.
Я много времени потратил на исследование лжи как объекта, свойственному человеку и социуму, препарировал её причинные и следственные связи, вычислял структурные построения. Однажды (случайно или нет, на всё воля Божья!) я бросил взгляд через стекло новых полученных знаний на … Нет, не на свою прожитую жизнь, не на жизнь рыжего длинноносого короля, и даже не на историю государства франков. Если бы это было так, то тогда я просто посетовал бы на свою мелкую никчёмность и продолжил бы копаться в учёных дефинициях. Но нет. Я взглянул уже по-новому на предмет, который мне всегда был очень интересен, а ты так и вовсе посвятил ему жизнь, не говоря об остальных достойных. Предмет этот -вера, что выстроили наши предки на Слове Христовом, точнее её история, начиная с тёмных веков и до сего дня. Не подумай, я отнюдь не подвергаю сомнению Священную историю от сотворения мира до Вознесения Господня и до того времени, когда апостолы донесли до мира Евангелие. Этого греха за мной нет и никакое следствие его не отыщет. И не потому, что я такой хороший, а потому, что любому дураку, даже учёному понятно, что без Благой вести жизнь на земле пошла бы вспять и человек вернулся бы в состояние зверя. Но речь не об этом.
Со времени оглашения Благой вести, дух человеческий, до того тёмный, вдруг воспрянул и возвысился. Взбудораженные умы людей стали рождать множество самых разных иллюзий. В основе их лежали, конечно, надежды на лучшее. Какие-то из этих надежд именем Христа свершились и превратились в веру. Но с тем же именем Христа каждое новое поколение людей рождало и новые иллюзии. Одна безумней и чудовищней другой. В итоге их стало так много, что дух и буква Слова Христова стали обесцениваться быстрее, чем профили цезарей на монетах. Слава Богу, Константинов собор32
32 Константинов собор – собор, созванный римским императором Константином I; состоялся в июне 325 года в городе Никее и стал первым Вселенским собором в истории христианства.
дал миру Символ веры и тем самым покончил со множеством опасных заблуждений. Со множеством, но не со всеми. Более того, он дал почву для иллюзий новых. Так же поступали и все последующие соборы. Запрещали одни иллюзии и поощряли другие. Во все времена святые отцы полагали, что только они знают истинное Слово, а потому могут судить, что верно соотносится с Ним, а что лживо. Уверенные в своей святости они сами стали отдаляться от Слова истинного, изобретать всё новые иллюзии. И даже объявлять их канонами, обязательными к следованию всеми верующими. Каждый епископ, не говоря уже о папе, считал своим долгом отметиться в толковании Слова и добавить в Него что-то своё, забывая неосознанно или намеренно одну простую вещь. Всё, что сказано человеком может быть истиной в одном случае и ложью в другом. И только Слово Божье истинно всегда. Как бы там не было, а через тысячу лет после Константинова собора всё остаётся, как и до него. Годы, прошедшие со дня смерти последнего апостола, совершенно не изменили ни самого человека, ни социум. Что тысячу лет, что сто, что год тому назад, а картина мне видится одна и та же. Лукулловы пиры, где подают не жареных павлинов и соловьиные язычки под соусом нантюа или айоли, а искусно приготовленные лжи. Большие, мелкие, цветистые, правдивые, чудовищные, безобидные, мимолётные и навечные – на любой ум и потребу. Готовят их лучшие повара – короли и придворные, священники курии и свободные проповедники, университетские профессоры и умники без лицензий. Готовят на заказ и просто так, чтоб оправдать собственную значимость, новые налоги, будущие войны, крестовые походы, виселицы и плахи. И все эти разнузданные вакханалии, где одни готовят, а другие пожирают все эти иллюзии и лжи, творятся за столами, сколоченными из стихов Заветов, Евангелия, Деяний и прочих книг Священного Писания.
Мне эта картина не по душе. Единственным оправданием её может быть факт, что все эти лжи создавались и создаются не из страха и не из движения страстей, а по велению веры.
И всё же я не хочу питаться с этой кухни и уж тем более быть на ней поваром. Я даже готов отречься от своего «Christianismi Restitutio», поскольку вижу теперь, что оно насыщено невольными моими заблуждениями, рождёнными доверием к чужим иллюзиям. Готов отречься для того, чтобы очиститься от всех этих лжей и не распространять их на неискушённый люд. Я напишу новый труд и называться он будет «Restitutio veritatis in Christianismo» – восстановление истины в христианстве. В этом труде я проведу анализ всего, что появилось в вере христовой после Константинова собора и насколько всё оно согласно с истинным Словом. Я выявлю всё ложное, как бы хорошо оно не укрывалось под личиной истинного. Я хочу, чтобы мир, давно заблудший в дебрях ложных идей и теорий, вернулся на путь истины. Ибо истина – это Бог, Слово Христово – указатель, как к Нему прийти, а вера человеческая -дорога. Будет верный указатель и эта дорога приведёт к Богу. Ложный же указатель уведёт в никуда, заставит человека вечно блуждать тайными тропами, где он в итоге растеряет свою веру. Ну вот, последняя капля чернил не оставляет мне ничего, кроме как закончить это моё послание к тебе. Надеюсь, изложение моё было не слишком сумбурно, не запутало и не утомило тебя. Честно говоря, мне хотелось бы узнать, что ты обо всём этом думаешь, тем более что …»
Здесь письмо обрывалось. Кальвину оставалось лишь догадываться, чем могла закончиться последняя фраза. Но догадываться не хотелось. Всё и так было предельно ясно до последней запятой. Кальвин бросил серветовы листы на стол. Прикасаться к ним более не хотелось. «Чушь умалишённого! Он хочет правды? Правды во всём, правды абсолютной и никак не запятнанной? Какую-то правду он, конечно, найдёт, а дальше? Станет размахивать ею, как дубиной, разоблачать ложь и сокрушать лжецов? Не спорю, он их сокрушит, а после? После он поставит под сомнение труды апостольских мужей, апологетов, отцов Церкви и всех богословов. В безумном угаре борьбы за правду он разожжёт пожар новой мюнстерской коммуны. И этот пожар выжжет всё и праведное, и неправедное. Пожалуй, для церкви римской это будет полезно, она давно нуждается в очищении и покаянии. Но Рим по большому счёту всего лишь частность. Пожрав его, этот пожар перекинется и сметёт всё то, на чём держится вера Христова и монолит Церкви апостольской. Он хочет посягнуть на святое. Но ни у одного человека, живущего на Земле, нет на это права. Ты сам не оставил себе выбора, Мишель Сервэ. Нос spectaculum est supra28»
Кальвин звякнул колокольчиком, призывая своего секретаря. Пока Морель входил в кабинет, Кальвин надписал несколько строк на обращении Совета Женевы.
– Вот что, дорогой Люсьен, немедленно доставьте это обратно в Совет. Думаю, мой ответ для них будет более чем понятен.
– Как вам угодно, мэтр! Что-нибудь ещё?
– Да, – Кальвин открыл ящик своего стола и, порывшись, извлёк из него какой-то документ, – Вот вам список лиц, составленный мсье Жозефом. Здесь указано с кем был близок подсудимый Сервэ и кто мог бы стать его идейным сторонником. Там есть имя и вашего помощника Анатоля. Однако уверен, вас это никак не должно смутить. Передайте список в Консисторию, пусть наши друзья присмотрят за каждым. Любой, кто хоть вскользь упомянет богопротивные идеи, высказанные Сервэ, должен быть немедленно арестован и отправиться следом за своим учителем. Думаю, это будет справедливо и логично. Только так, действуя решительно и неотвратимо, мы сохраним нашу Церковь, нашу веру и саму Женеву. Спешите. Да поможет нам Бог!
* * *
26 октября 1553г суд свободного города Женевы и окрестностей, приняв во внимание мнения Совета, главы Церкви, а также мнения капитулов городов Цюриха Шафхаузена, Базеля и Берна, признал подсудимого Мишеля Сервэ Виллано-ва виновным по всем статьям обвинения и приговорил его к смертной казни – сожжению на костре. Приговор был приведён в исполнение на следующий день. Казнь продолжалась несколько часов прежде, чем душа приговорённого покинула его тело. На том же костре были сожжены и все найденные экземпляры книги «Christianismi Restitutio», как и все прочие записи приговорённого. Судьба невольных последователей Сервэ осталась неизвестной.
Эпилог
Октябрь 1986 г.
Автодорога Лозанна – Женева, Швейцарская конфедерация
Лимузин нёсся по дороге стремительно, словно выпущенная из лука стрела. Большой и солидный, он не мог себе позволить ехать медленнее и наслаждаться такими мелочами, как гладкий, отличного качества асфальт и прекрасные, словно с рекламного постера, виды вокруг. Это удел малолитражек для небогатых и седанов, чьи владельцы числят себя средним классом. Парящие кабриолеты и ревущие родстеры не в счёт. Хотя их водителей и пассажиров также вовсе не волнует окружающее, но также не заботит ничего, кроме собственного самомнения. Лимузин же своим сиятельным видом сообщает всем вокруг, что его совершенно не влекут заботы обывательские: мелкие и приземлённые. Он создан под стать своим пассажирам, персонам одиноким, серьёзным и весьма важным, масштаб дел которых далеко превосходит границы провинций, кантонов, а может даже и государств.
Как раз один такой пассажир ехал сейчас в своём лимузине по берегу Женевского озера. Водитель и офицер-адъютант сидели впереди, там, где им было положено, чтобы никоим образом не тревожить своего шефа. Тот, в свою очередь, по праву расположился в салоне, всё внутреннее пространство которого было продумано и организовано так, чтобы обитатель его мог работать и отдыхать, не теряя времени, прямо в дороге. Здесь был и кожаный диван, и пара кресел, и бар с напитками и закусками, что подчас бывали очень кстати. Но большая часть салона была оборудована для офисной работы. Удобный стол с канцелярией, органайзеры для документов, копировальная машина, телефонные аппараты и ещё масса всего. Как раз сейчас, когда за тонированными окнами лимузина
мимо проносились милые шале и оставались почти неподвижными горные кряжи, единственный пассажир и он же единственный босс и клерк своего офиса на колесах сидел за столом, склонившись над бумагами. На многих из них красовался гриф «Секретно». Мужчина солидных лет, в безупречном костюме. Движения его были уверенны и спокойны. На лице его серьёзном и волевом легко читалась вечная напряжённость и нескончаемая усталость. Он брал в руки то один документ, то другой, быстро прочитывал и делал себе какие-то пометки, выписки. Сопоставлял, оценивал, думал. И торопился. Время как всегда не ждало, а требовало решений задач, которых было множество и которые никогда не кончались. От своих занятий пассажира отвлёк раздавшийся звонок и замигавшая красная лампочка одного из аппаратов связи. Не ответить на этот вызов было невозможно. Пассажир оторвался от своих бумаг и снял трубку.
– Шарль Паскуа слушает!
– Господин Паскуа, с вами будет говорить президент. Соединяю.
В трубке пару раз щёлкнуло прежде, чем послышался знакомый голос.
– Добрый день, Шарль! Я знаю, что ты сейчас в дороге и всё же. Как проходит наша миссия в Альпах? Продвинулась? Насколько? Как там наши вечно нейтральные партнёры? Не слишком задирают нос?
– Пока всё идёт, как и было задумано, господин президент. Первая часть плана выполнена волне успешно. За выполнением других пунктов я как раз сейчас направляюсь в Женеву. Пока всё проходит без сюрпризов. Думаю закончить наше дело в ближайшие три дня. По выполнении всех пунктов плана я направлю вам развёрнутый отчёт по дипломатическому каналу. О подробностях доложу вам лично по возвращении в Париж.
– Один день, Шарль. Ты должен всё выполнить за один день. Завтра, в крайнем случае послезавтра тебе нужно быть в Лионе. Последние события там весьма нас всех настораживают. Не разгореться бы пожару. Поручаю тебе как министру внутренних дел взять ситуацию под контроль.
– Вы имеете в виду студенческие волнения? Мне уже доложили об этом. Я прочитал аналитические отчёты за последние три месяца о настроениях среди молодёжной массы Лиона и провинции. На мой взгляд там всё не настолько серьёзно. У этих бузотёров нет главного – идеи, которая могла бы их объединить. Нет у них и единой сплачивающей всех организации, которая могла бы сформулировать требования и предъявить их нам. Тем не менее я дал указание шефу лионской полиции привести в готовность все силы правопорядка. Также я дал команду установить всех возможных зачинщиков и подстрекателей. В случае обострения ситуации мы их мгновенно арестуем. Всех и разом. В любом случае закон будет на нашей стороне. Уверен, всё закончится, даже не начавшись. Конечно, мэр Лиона должен будет что-то пообещать населению и выразить готовность пойти на какие-нибудь уступки.
– Что ж, Шарль, я уважаю тебя и как политика, и как профессионала. Однако жду твоего доклада из Лиона. Повторение парижской весны шестьдесят восьмого года сейчас не нужно никому, ни Франции, ни мне. Уверен, ты меня понял.
– Так точно, господин президент. Будет сделано всё, что нужно.
– Что ж, да поможет нам Бог!
О, этот вечный, нескончаемый круг…
Сентябрь 2022 г.
Источники:
Порозовская Берта Давыдовна «Жан Кальвин. Его жизни и реформаторская деятельность»
Филип Шафф «История христианской церкви. Том VIII.
Современное христианство. Реформация»
Алистер Макграт «Жизнь Жана Кальвина», Минск 2016 г.
Содержание
Маханько Александр Николаевич
Пламенеющие храмы
Роман
Редактор -Корректор -Верстка, дизайн-макет – Д. Королев
Подписано в печать 00.10.2022.
Формат А5. Бумага ВХИ. Печать офсетная.
Гарнитура Minion Pro. Усл. п. л. 4.2. Тираж 000 экз. Заказ № 000.
Отпечатано в АО «Тюменский дом печати» 625002, г. Тюмень, ул. Осипенко, 81. Тел./факс (3452) 56-56-50.