Александр Николаевич Лекомцев
Эскулап Лопатов вне закона
Водитель «Форда», который чуть позже попал в поле её зрения, неровной походкой направился к оврагу, спустился вниз, к своей машине. Из глубокой ямы естественного, природного происхождения торчал только нос «Форда».
А по сельской дороге уже без поклажи в сторону Сиговки брели Лопатов, Мурашов и Алевтина. Старались передвигаться более бесшумно, не привлекая к себе внимания.
В личном особняке, в своём шикарном кабинете, перед мониторами компьютера сидел Буньков. На столе, перед ним, лежала фотография Лопатова, которую он внимательно разглядывал. Тяжело вздохнув, отложил её в сторону., Но придвинул к себе объёмистую папку. На ней написано: «Совершенно секретно. Дело № 2937. Лопатов Игнат Аркадьевич». Буньков открыл её и принялся читать материалы государственной важности.
Тут было, чем полюбоваться. Имелись фотографии Лопатова, начиная с младенческих лет и по сегодняшний день. Множество копий самых разных документов, даже свидетельства об окончании средней школы и квитанции о сдаче костюма в химчистку.
В горнице дома Мурашовых стрелки настенных часах показывали три часа ночи. Филипп, Алевтина и Лопатов сидели за столом, пили горячий чай с вареньем, конфетами и пряниками. На столе стоял самовар.
– За четыре раза всё перенесли и спустили в подполье, в погреб, – подвёл итоги их ночного хождения Мурашов. – У нас там сухо и просторно. Имеется даже электричество. Да и места много, просторно.
– Неплохо. Я почти спокоен и уверен, – сказал Лопатов, – что вы, мои почти юные медики, продолжите важное для всего человечества дело.
– Продолжим! – заверил профессора Мурашов. – Обязательно продолжим.
– Всё добрые люди параллельной Земли скажут вам за это спасибо, – Лопатов был уверен в том, что говорил. – Мы ведь стараемся только во благо людей, их здоровья и долголетия.
– А вы, Игнат Аркадьевич, – задала вопрос Алевтина, – дальше продолжите это нужное дело ?
– Я уже сообщал Филиппу. Я тоже, разумеется, продолжу, – заверил её профессор. – Всегда я лечил людей и буду этим заниматься… до конца дней своих. Но разного рода и вида буржуйская мерзость давно уже идёт по моему следу. Они заинтересованы людей лечить всякой мурой, чтобы они никогда и ни при каких обстоятельствах не выздоравливали.
– Об из проделках и махинациях уже давно известно мыслящим людям, – сказал Мурашов. – Бандитам, компрадорам и чинушам разным кажется, что на Земле слишком много людей. Злыдни всеми способами намереваются в десять раз сократить численность населения планеты.
– Что там скрывать, – сказал Лопатов, – существующие лекарственные препараты, в основном, не просто плацебо, от которого нет никакого толку, но и, по сути, яды. Им всё равно, что объявлять лекарствами.
– Как всё запущено! – выразила свои эмоции Алевтина. – Полное безобразие.
– Ничего у них не получиться, представителей кошмарного интернационала, – профессор допивал третью кружку чая. – Не смогут они отменить долголетия, естественного желания людей долго и счастливо жить. А я буду держаться подальше от вас. Вам ни к чему находиться в зоне всяких подозрений.
– Мы с Алевтиной посвятим всю свою жизнь борьбе с человеческими недугами, – Мурашов сжал пальцы правой пуки в кулак. – Это наша святая обязанность.
– Кроме брендовируса существует великое множество болезней, – напомнил сельским врачам Лопатов, – от которых раньше времени умирают люди. Брендовирус – не только великая возможность стать богачам и бандитам Земли ещё богаче, но и сделать жителей планеты безмолвными рабами. Под предлогом пандемии можно запереть их в клетках и лишить самых элементарных человеческих прав.
– Страшные вещи творятся в нашей славной параллельной России, – согласился с ним Мурашов. – Ни в каких самых страшных сказках такого просто не может быть.
– Пока подобное кондитерское изделие лежит в вазе, – профессор взял в руку пряник, надкусил его, запил чаем, – оно чувствует себя свободной и даже успешной личностью. Но потом его безжалостно… съедают
– Я про пряники такого не знала,– Алевтина впала в крайнее удивление. -. Надо же!
Взяла в пуки пряник, со всех сторон внимательно его рассмотрела, даже понюхала.
Почти никак не среагировал профессор на удивление своей бывшей студентки. Наверное, даже порадовался тому, что она способна мыслить абстрактно, в данном случае, через возможные или предполагаемые, но конкретные явления.
– Пряник не допускает малейшей мысли о том, что его кто-то может сожрать, – продолжил развивать свою мысль доктор медицинских наук. – Потому он и погибает а неведении, с непоколебимой верой в светлое будущее и свою личную нерушимую свободу. Такая вот продуманная кулинария.
– Всё так и есть, Игнат Аркадьевич, – сказал Мурашов. – Поддерживаю!
– Но наша с вами живительная жидкость, – сделал окончательный и неоспоримый вывод Лопатов, – изменит в этом мире всё, причём, в самую лучшую сторону.
Задумчиво доел пряник, тщательно пережёвывая его.
Наступало утро, и на огромной поляне догорали костры. Блаженно спали нищие в самых разных позах и местах, некоторые были укрыты рваной одежонкой. Над ними летали летучие мыши. А сон огромного табора негласно охраняли несколько сменяемых часовых с суковатыми дубинами. Без часовых даже нищим никак нельзя.
У одного из костров сидел старец, погружённый в свои мысли. Неподалеку от него на старом пальто, укрытая большой рваной тряпкой, спала девочка Сима. В её руках – старая пластмассовая кукла, без рук и без ног. Символическая картина.
За окном уже вовсю светало. Но Лопатов, Мурашов и Алевтина пока продолжали беседу.
– Наше могучее лекарство, – в который раз утверждал Лопатов, – позволит даже самому последнему бродяге ощутить себя человеком.
– Каждый из нас должен осознать, в конце концов,– сказал Мурашов, – что он ни чем не хуже какого-нибудь падишаха или зажравшегося президента, который уже считает себя царём. Каждый должен измениться в лучшую сторону.
– Правильно, Филипп! – поддержала мужа Алевтина. – Мне радостно, что ты уже стал совсем другим. Раньше ты собирал в лесу мухоморы. А теперь выразил протест и обратил своё пристальное внимание на другие грибы.
– Ты, Алевтина, привела пример совсем не из той оперы, – урезонил супругу Мурашов. – Теперь нам обоим почти не до боровиков и маслят. Но иногда, конечно, можно пробежаться с корзиной в руках по дубовой роще.
– Ваши рассуждения схоластичны и сумбурны, – заметил Лопатов. – У вас, как в той пословице получается: «В огороде – бузина, а в пекле – батька».
– Но такой пословицы не существует в природе, – констатировала неопровержимый факт Алевтина. – Её просто нет.
– Не важно, – многозначительно сказал профессор. – Дело в другом. Мне кажется, что вы пока не понимаете, не осознаёте важность той исторической миссии, которая на вас возложено, возможно, Высшими Силами. Ваша жизнь теперь принадлежит всему человечеству. Вы хоть это понимаете?
– Понимаем, но пока не до конца, – уточнил Мурашов. – Мне кажется, что очень скоро к нам придёт нужное озарение и понимание. Но пока ничего человеческое нам не чуждо.
Он встал из-за стола и слил воду из кастрюль с грибами в ведро. Поставил их в холодильник. Снова сел за стол.
Лопатов всё чаще и чаще поглядывал на часы и в окно. Надо было уходить. Но он позволил ещё несколько минут побыть в компании молодых сельских врачей.
– Вместе с нашим лечебным раствором к людям явится истинная свобода! – Лопатов в очередной раз выразил уверенность в том, что добрые перемены не за горами. – Хочешь – собирай мухоморы, а не желаешь, то можешь срезать белые грибы! Если реальная панацея станет достоянием народов всей Земли, то мгновенно отпадёт острая необходимость в медицине, вообще. Кому она будет нужна?
– Кого тогда надо будет лечить и зачем,– задала риторический вопрос Алевтина, – если все станут здоровыми?
– Прекрасно с одной стороны, но с другой – не совсем, – заметил Мурашов. – Медики останутся без работы.
– Разве некуда идти медикам? – сказал профессор. – Да за теми же грибами или можно выращивать на своём огороде укроп! Без дела никто сидеть не будет.
Он встал из-за стола. Заложив руки за спину, начинал ходить по комнате.
Профессор Лопатов принялся рисовать дальнейшую перспективу развития добрых перемен в параллельной России:
– Представьте себе, сколько освободится рабочих рук, зданий, полезных площадей, средств! Фармацевтическая промышленность планеты, вообще, исчезнет, как рудимент и средство наживы и глобального обмана! Придёт полный крах заводам и фабрикам, которые производили не ясно, что и с какой целью.
– Но, в принципе, цель всех компрадоров и бандитов понятна и чётко определена, – Мурашов был уверен в истинности своих рассуждений. – Это их личное обогащение.
– Перемены, конечно, ожидаются революционные, – серьёзно заметила Алевтина, – но к ним каждому придётся привыкать.
– К свободе, равенству, братству, к всеобщему народному благосостоянию, – убеждённо сказал Лопатов, – нам всем необходимо привыкать, мои юные врачи!
За окном во всю мощь своих лёгких кричал петух. Активно наступало раннее утро.
Лопатов посмотрел на циферблат своих ручных часов, потом и на те, которые висели на стене. Уже было больше четырёх утра. Но пока время терпело, можно было и пообщаться. Профессор встал на табуретку.
– Сомнительные фармацевтические предприятия явных палачей и разбойников обанкротятся,– утверждал профессор, – и злодеи вольются в ряды люмпен-пролетариата! Это ждёт и владельцев частных кладбищ и крематориев! Начнёт стремительно происходить разрушение частных «лавочек», но только во имя созидания! Разве люди не заслужили того, чтобы нормально и долго жить, не болеть? Да здравствует справедливость и долголетие!
Он резво спрыгнул с табуретки и разу сел на неё.
Мурашов с Алевтина с упоением и восторгом слушали своего учителя, коллегу и старшего товарища. Но их, всё-таки, клонило в сон.
– Грандиозно! – крикнула Алевтина. – Вы – настоящий борец за истинную свободу народа.
– Система оголтелого и абсолютно никому не нужного капитализма станет разрушаться по цепочке и основательно, – сказал Лопатов. – Всё будет происходить, как истинный Бог повелел, а не его смешные, многочисленные и сумбурные копии!
С грохотом, вместе со стулом, на пол упал Мурашов. Он заснул. Его осторожно за ноги и за руки взяли Лопатов и Алевтина и почти бережно унесли в соседнюю комнату.
Вернулись в горницу, Лопатов и Алевтина сели за стол. Профессор налил в свою кружку немного чаю. Почти залпом выпил его, закусив пряником. Внимательно посмотрел на дверь и окончательно понял, что пора уходить.
На частной территории, принадлежащей Аральской, в большом чердачном помещении, обитало великое множество кур. Своеобразная птицеферма. От кормушки к кормушке с огромным тазом в руках по благоустроенному чердаку ходила Аральская, она наполняла их зерном, а уже вторым заходом – хлебом и комбикормами. Наливала в большие широкие алюминиевые чаши воду. Разноцветные и шумные обитатели чердака бежали перед началом кормёжки следом за своей хозяйкой Аральской.
Она присела на небольшую скамеечку, нежно и с любовью погладила по спине большого пёстрого петуха по кличке Весёлый.
Быстрым шагом по утренней сельской улице шёл в своих белых одеждах Лопатов. Борода лихо развевалась по ветру. Вслед ему со страхом смотрела Свидригайлова.
– А этот бородатый вурдалак и кровопийца так и не переселился на другое кладбище, прошептала Свидригайлова. – Никак успокоиться не может, негодник.
Прихрамывая, она догнала профессора, подняла с земли коровью «лепёшку» и швырнула в Лопатова. Бросок получился удачный. Своеобразный диск достиг цели, попадал ему в лоб. Свидригайлова, крестясь, вовремя упала в межу. Закрыла голову ладонями.
Оглянувшись, Лопатов, остановился. Его обуяло возмущение.
– Погодите! Придёт и наше время! Мизантропы! – пригрозил он метателю своеобразных дисков. – Мы ещё вам покажем, где раки зимуют!
Продолжил путь.
Свидригайлова с интересом и страхом посмотрела ему вслед.
– Чего врать-то? Ваше время, вампиры и кровососы всякие, давно уже пришло, – сказала она. – Видать, ещё хуже для нас будет. Но я-то ещё нормально живу… А вот людям-то каково?
За Лопатовым следовала стая собак. Он общался с ними. Отстали они от пешехода только тогда, когда поняли, что тот направился в сторону гор. Конечно же, профессор гордой походкой шагал к своему обжитому и частично благоустроенному дуплу.
Следующим утром в дубовом бору вместе с двумя офицерами Специальной Президентской Службы (СПС) с особыми полномочиями. по дубраве ходил грибник, не так давно ставший двуногим. Агенты, Первый и Второй, внешне были почти похожи друг на друга, лет сорока, в длинных серых плащах, шляпах и чёрных очках. В руках Первого – небольшой кейс.
– Вот в этом месте я встретил бородатого старика, – грибник оправдывался перед ними, как мог. – После этого минут через двадцать или тридцать у меня и выросла нога. Произошло незаконное, антигосударственное чудо, в котором лично я не принимал никакого участия.
Первый открыл кейс. Достал оттуда фотографию, на которой был запечатлён Лопатов.
Показал её грибнику.
– Посмотрите внимательно! – предупредительно и сурово распорядился Первый. – Не торопитесь делать поспешных выводов. Это он?
– Да, точно он, и борода его, – закивал головой грибник. – Я вспомнил, что он это место мне, ниже колена, где ноги ещё не наблюдалось, жидкостью какой-то облил. Вроде, как случайно. На этом бревне всё произошло.
Второй ползал по траве, держал в руках лупу, что-то внимательно рассматривал.
Встал на ноги, подошёл к грибнику.
– Теперь нет сомнения в том, что вас облил гадкой и незаконно произведённой, – пришёл к выводу Второй. – якобы, полезной для здоровья жидкостью злобный экстремист и бандит Лопатов. Это уже факт.
– Получается, что я мог и жизни лишиться, – предположил грибник. – Страшно!
– Да. Вам повезло, что вы остались живы, – поддержал точку зрения грибника Второй, – А ногу, незаконным путём выросшую, вам ампутирует, если вы пожелаете. По месту жительства заявление пишите окружным властям. Они помогут. В этом направлении и медики у нас действуют весьма успешно.
– Ой, спасибо! – возрадовался грибник. – Я готов, хоть сейчас.
– Похвально! – произнёс Второй. – Но только не сейчас, во время нашего словесного контакта с вами. Здесь не место для хирургических процедур.
– Уж и не знаю, как вас и благодарить за добрый совет или указание! – засуетился грибник. – Я патриот России! Мне не нужна нога, которая выросла незаконным путём.
– Напрягите память! – наконец-то, подал голос и Первый. – Что-нибудь ещё вспомнили?
– Вспомнил! – грибник всячески оказывал содействие следствию. – С ним был один мужик. Лет тридцати пяти, может, и сорока. Но как выглядит, хоть убейте, не вспомню. Серая и обычная личность. Таких тысячи. Одного муравья от другого никак не отличишь по физиономии или там, по походке. Ни усов, ни бороды у него не имелось.
– Что же вы, гражданин, раньше молчали? – укорил его Второй. – Ничего нам про него ни сообщили. Укрывательство получается.
– Может быть, вы заодно с ними? – заметил Первый. – Соучастие просматривается. Ведь такое, вполне, возможно.
– Никак не возможно! – возразил грибник. – Я только всей душой и телом за нашу родину и его величество президента.
Агенты отошли на короткое время в сторону от грибника. Советовались.
Из-за бугра за всем происходящим осторожно наблюдал Лопатов. Происходящее его не радовало и даже возмущало.
– Редкая же сволочь, этот грибник, – тихо, фактически сам себе сказал Лопатов. – Тварь неблагодарная!
Грибник поочерёдно подбегал к агентам. Он преданно, как пёс, смотрел в мутные глаза представителям Специальной Президентской Службы.
Они перед грибником делали вид, что очень и очень озабочены.
– Да что вы такое про меня говорите? – обижался и недоумевал грибник. – Как же я, российский патриот, могу быть с ними заодно, если я их первый раз в жизни своей жизни видел?
– По-разному случается, – предупредил его Первый. – Но имейте в виду, что этот бородатый старик – враг не только замечательной параллельной России, но и народов всех стран планеты нашей Земля.
– Ничего себе! – грибник задыхался от волнения. – Какие жуткие и невероятные кошмары на свете происходят!
– Он точно такой же враг, как и Гитлер, – уточни Второй. – Может быть, они и родственники.
От страха грибник зажмурил глаза.
Профессор все слышал и не в полный голос удивлялся и возмущался.
– Вот субчики! – пробормотал он. – Ещё не постарели, как следует, а уже такие тупые и наглые!
Отполз на безопасное расстояние. Встал и быстрым шагом направился в сторону Сиговки.
Перед главным входом с вывеской «Поликлиника. Село Синие Быки» стояла авто машина с красным крестом, старый «уазик».
Сельские медики Мурашов и Алевтина, взявшись за руки, шли на работу. Здороваются со многими встречными и коллегами.
В дубовом бору грибник и агенты СПС сидели на бревне, отдыхали.
– А мне на улицу стыдно выйти, и жена прекратила со мной всякие сексуальные связи, – сетовал грибник. – Хотел вот в ряды партии власти вступать, так мне сказали, что я ещё до конца не созрел. Недальновидный и неосторожный субъект.
– Странно устроен человек, – философски изрёк Первый. – Одной ноги ему мало, а две – много. Несуразица какая-то вырисовывается.
– Это зависит от жизненных обстоятельств, – поделился и своим мнением Второй. – Случаи в жизни происходят самые разные. .
– Вот-вот! – продолжал говорить о наболевшем грибник. – Моих сына и дочь в школе сверстники дразнят, всякие обидные клички им дают и называют детьми двуного беса.
– Но таким, как мы, особо рассуждать не полагается, откровенно сообщил грибнику Первый. – Мы только действуем, как нам приказывают или настоятельно рекомендуют. Тем не менее, хочу вам сделать приятное и поблагодарить за ваш патриотизм и преданность его величеству президенту.
Встал и начал торопливо собирать цветы.
Первый обнял за плечи грибника, глянул ему в глаз с участием и пониманием. Оба встали со своих мест. Второй вручил грибнику наспех собранный букет, состоящий не только из ромашек и васильков, но и всего того, что попало ему под руки.
В белом халате Мурашов и колпаке осмотрел левую руку пациента. Это работяга, здоровый мужчина лет пятидесяти. У него явный перелом кисти, открытая рана.
Задумываясь на некоторое время, Мурашов запер дверь кабинета на ключ.
Он достал их сумки бутылку с целительным раствором, открыл её, смочил им марлевую салфетку. Потом ей обработал ей, обтёр рану и место перелома. Налил в двадцатиграммовую мензурку немного бесцветной, слегка зеленоватой жидкости, предложил её выпить пациенту. Работяга так и поступил.
Потом врач закупорил бутылку, спрятал её в сумку. Открыл ключом дверь. Улыбнулся, пожал руку пациенту и указал ему жестом на дверь. Мурашов утвердительно махнул головой, таким образом уверяя пациента, что лечение завершено и, причём, успешно.
Переминаясь с ноги на ногу, работяга полез в карман пиджака, достал из него пару изрядно помятых пятисотенных купюр. Робко протянул их Мурашову. Но тот категорически отказался от… от благодарности в виде денег.. Похлопал пациента по плечу и проводил до двери.
Почти в это же время, в краевом центре, из автобуса в чёрном костюме, в тёмных очках, с большим портфелем вышел Лопатов. Озираясь по сторонам, направляется в ближайший городской сквер.
На одной из скамеек, его ожидала средних лет дама в берете красного цвета.
Лопатов присел рядом с ней, сдержанно поприветствовал. Конечно же, на нижних частях лиц обоих собеседников наблюдались специальные медицинские повязки – мощная защита от брендовируса. Осматриваясь, профессор открыл портфель, извлёк из него стограммовый пузырёк с особым лечебным раствором и подаёт ей.
Дама в берете поблагодарила Лопатова, протянула деньги. Но тот категорически отказался от них. Но, подумав немного, взял ровно половину. Надо же было ему на что-то существовать.
Раскланиваясь, она удалилась.
Доктор медицинских наук Лопатов приоткрыл сумку и пересчитал в ней бутылки с чудодейственной жидкостью.
В терапевтическом кабинете Алевтина, завершив осмотр пациентки, явно с очень ослабленным здоровьем молодой девушки, сидела за столом, выписывала ей лекарства сомнительного свойства.. Посмотрев на бледный вид пациентки, Мурашова порвала рецепты на мелки части. Встала, выбросила бумажки в урну, стоящую у двери.
Возвратилась к столу. Достала из-под него обычную хозяйственную сумку, из неё – бутылку с целительной жидкостью. Она смогла убедить девушку в том, что новое лекарство ей непременно поможет. Без всякого сомнения.
В небольшую стеклянную ёмкость Алевтина налила немного этого раствора в мензурку, протянула пациентке с больным сердцем. Немного, колеблясь, та неторопливо выпила предложенное ей лекарство.
К Лопатову подсел мужчина примерно такого же возраста, как и он. Вид у незнакомца нездоровый, седой, беззубый, лысый почти немощный. В обычном сером костюме. Профессор видел его первый раз в своей жизни, хотя в этом городе не только работал долгое время, но и родился. Но некоторые в городе хорошо знали и помнили, что это Еремей Терентьевич Тюленев.
Впрочем, обычное явление. Кто-то кого-то обязательно знает или категорически нет.
Пожилой незнакомый мужчина в солидном возрасте достал из брезентовой сумки сразу несколько литровых бутылок с пивом. Одну из них открыл и начал пить. Лопатов осуждающе смотрит на Тюленева.
– Напрасно вы так вот, уважаемый, поступаете, – мягко укорил его профессор. -.Ведь уже не очень-то и молодой человек.
– А ты что, юный что ли? – огрызнулся Тюленев. – Может, выглядишь чуть лучше, чем я, а так ведь тоже – не пацан.
Поставил бутылку рядом с собой, на скамейку.
– Я и не собираюсь спорить с вами, – объяснил Лопатов- и говорю по-существу.
Тюленев демонстративно продолжает пить пиво.
Он жестом предложил принять участие в распитии слабоалкогольного напитка и Лопатова, но тот отказался.
– Мне плевать на всякие брендовирусы – заявил Тюленев. – Ты возмущён, что я без повязки на морде? Или тебе не нравится, что я пью пиво в общественном месте? Так ты сначала купи мне медицинский намордник, а потом и штрафуй!
– Я совсем про другое собирался вам сказать, уважаемый, – пояснил Лопатов. – Желаю вам только добра!
– Все вы мне добра желаете. У меня за спиной четыре отсидки, точнее, пять. Мне и там, у хозяина, тоже все добра желали. Какие добрые фраера. А ты иди на другую скамейку и желай добра другим!
Допил пиво из бутылки, швырнул её в кусты.
Открыл следующую. Опять жестом предложил выпить и Лопатову, но тот снова отказался.
– Мне абсолютно всё равно, кто и где пьёт пиво, – сказал Лопатов. – Хоть на цветочной клумбе, пожалуйста! Я не ханжа и не член какой-либо, условной оппозиционной партии. Я не греюсь у царского трона.
– Так ты что, сектант, что ли, какой-то? – чистосердечно удивился Тюленев. – Какого беса тебе от меня надо? Чего ты ко мне привязался? Прицепился, как банный лист к заднице. Пересядь на другую скамейку! Это же не так и сложно сделать.
– Я, дорогой мой, порядочный и адекватный человек и нахожусь вне всяких кланов и группировок. Заявляю об этом ответственно и серьёзно.
– Так чего же ты тогда на меня вякаешь?
– Я вякаю потому, что вид у вас нездоровый. Я понимаю, что каждому отпущено прожить ровно столько лет, сколько… отпущено. Но лучше уходить в иной мир в бодром и здоровом настроении, чем в грусти и тоске..
– Если базар по делу, то говори. Я послушаю! Или пили своей дорогой! Не ищи на задницу приключений. Оно тебе надо?
– Не мне это надо, а вам.
– Но ты странный и нагловатый тип. Запросто за меня решил, что мне надо.
– У меня профессия такая, любезный. Вот когда вы окончательно вылечитесь, то можете пить не только пиво, но и водку. Даже верхом на заборе.
– Ты сказал, а услышал. Следующий раз буду пить верхом на заборе. Но что же у тебя за профессия такая, которая позволяет тебе в чужую душу лезть?
В упор посмотрел на Лопатова, который тоже не отвёл своих глаз в сторону.
В зале заседаний в удобных креслах расположилось большое количество главных депутатов страны. Разношёрстная компания. Самые разные лица: сонные, улыбчивые, серьёзные, озабоченные. Одни вполголоса беседуют друг с другом, другие – разгадывают кроссворды, третьи – спят. Каждый занят.
На сцене стоял большой стол, накрытый синей тканью, за ним – несколько самых важных и ответственных господ и дам. Бутылки с минеральной водой, инкрустированные стаканы.
Над столом, где сидели самые главные депутаты, точнее, на заднике, на стене, весел огромный портрет, на нём изображён Человек в противогазе.
Десятки тележурналистов и кинооператоров в медицинских масках на лицах. снимали на видеокамеры всё происходящее. Щёлкали и фотокамеры, сопровождаются яркими вспышками. Лица представителей прессы были сосредоточены и одухотворены. Ещё бы! Ведь начиналась активная борьба с врагами человечества.
– Допускаю, что на территории нашей параллельной России, – Буньков стоял за трибуной,– существует и уже действует руководимая гражданином Лопатовым преступная группа. Хочу заверить вас, что все незаконно изобретённые, созданные и приобретённые лекарства в нашей стране будут уничтожены, а преступники получат пожизненные сроки! Но что-то подсказывает мне, что их и всю контрафактную продукцию придётся ликвидировать при оказании преступниками сопротивления представителям наших доблестных специальных подразделений!
Звучали дружные аплодисменты.
Буньков самодовольно обозревал своим мудрым, осмысленным взглядом лица уважаемых, как бы, элитных людей, собравшихся в зале.
– Мы не позволим, – завершал он речь, – разного рода экстремистам и, я сказал бы, террористам уничтожить нашу экономику и поставить под сомнения достижения народного капитализма и старания уважаемых и процветающих представителей крупного отечественного, да и международного, бизнеса!
В зале снова зазвучали громкие аплодисменты, даже крики «браво» и «бис». Часть депутатов аплодировала стоя. Некоторые от возбуждения подпрыгивали на местах.
Через некоторое время начала игриво и торжественно звучать музыка в оркестровом исполнении. Как всегда, это была знаменитая «Мурка», до глубины души . Тут уже встают на ноги господа и дамы с закрытыми глазами, то есть, даже те, кто ещё не проснулся.
В городском сквере Тюленев и Лопатов пили прямо из горлышек бутылок пиво.
– Дорогой ты мой товарищ Еремей Терентьевич, – говорил своему новому знакомому Лопатов, – я. всё-таки, доктор медицинских наук. Я вижу то, о чём говорю. Если я не прав, то ты можешь опровергнуть мои слова. А что касается выпивки, то и я проявляю иногда к этому некоторый интерес. Можно иногда и выпить.
– Я слушаю и почти тебе верю, – сказал Тюленев. – Приятно покукарекать с нормальным пацаном. Такое ценю.
– Мне твой болезненный вид говорит о том, что у тебя и кровь не в порядке, и желудок.
– Всё так, Игнат Аркадьевич, даже ещё хуже. Моему желудку приходят полные кранты. Болезнь неизлечимая. Мне уже врачи сообщили. Да и плевать!
– Не стоит плевать на собственное здоровье. Я тебя вылечу за один день. Выздоровление гарантирую. Ты мне веришь?
– Не совсем? За один день? Пургу ты гонишь, Игнат. Но послушать тебя приятно.
– Я только потому сейчас пью с тобой пиво, что знаю, что скоро ты будешь здоров.
Они вдруг обратили внимание на двух серьёзных мужчин в плащах, которые стояли неподалеку от скамейки.
Это были агенты Специальной Президентской Службы (СПС) – Первый и Второй. Лопатов их узнал. Он сжал ладонью руку Тюленева, дал ему понять, что господа в длинных плащах ведут слежку, именно, за ним. Начали умело и конкретно пасти профессора.
– Чуть позже обо всём тебе подробно доложу, Еремей, – сказал Лопатов. – А пока мне следует затеряться, выйти из поля их зрения.
– Понял! – ответил Тюленев. – Оторвёмся!
На их счастье по широкой тропе с флагами и транспарантами проходила большая группа нищих. Они, как обычно, выкрикивали лозунги «Да здравствует пенсионная реформа!» и «Слава его величеству президенту!».
Не мешкая, Лопатов и Тюленев вклинились в толпу обездоленных, но внешне счастливых и жизнерадостных людей. Первый и Второй понимали, что упустили человека, даже не похожего на Лопатова, но, возможно, и его самого. Но они тоже втиснулись в ряды нищих, старались обнаружить беглецов. Действовали резво.
Но поздно. Тюленев и Лопатов быстрыми шагами перешли улицу и оказались вне зоны пристального внимания агентов СПС. Успешно сели в троллейбус.
Многочисленные посетители самых разных возрастов сидели в коридоре на длинных скамейках. Но, большей частью, стояли.
Изредка на этой нейтральной территории мимо друг друга проходили Мурашов и Алевтина. На короткое время останавливались. Перебрасывались парой фраз.. Долго беседовать некогда.
В простой обстановке, в однокомнатной квартире Тюленева профессор Лопатов освоился довольно быстро. Его не смущал старый шкаф, простой диван, несколько неустойчивых стульев, Не такое видел, да и сам никогда не шиковал.
За древним, явно, антикварным столом сидели Тюленев и Лопатов. На столе стояло несколько бутылок с пивом. Пили его из стеклянных кружек, закусывая сушёной плотвой.
– Так вот простецки и живу, – сказал Тюленев. – Звёзд с неба не хватаю.
– Нормально живёшь., – адекватно среагировал на это сообщение Лопатов. – Большего человеку и не надо.
– Ты много мне такого рассказал, Игнат, во что мне и поверить трудно.
– А верить ты мне должен, Еремей. Всё завязываем пить пиво, и прямо сейчас начинаем лечиться. Не будем ничего откладывать на потом.
– Если ты такой джин из сказок «Тысяча и одна ночь», то давай попробуем. Надеюсь, ты меня, Игнат, не отравишь.
Доктор медицинских Лопатов наук достал из портфеля бутылку с живительной жидкостью. Откупорил её.
Он сделал из бутылки глоток и передал её Тюленеву.
– Пей, Еремей, побольше. Для надёжности, – порекомендовал Тюленеву профессор. – Моё лекарство никому не повредит. От него только одна польза. Потом ещё выпьешь.
Тюленев взял бутылку, сделал несколько больших глотков. поставил её на стол.
– Не водка, конечно, но пить можно, – пошутил он. – И когда я буду здоров, как молодой бычок? Завтра или через год?
– Можешь громко смеяться, как жеребец,– сообщил ему Лопатов. – но через полчаса или час твоя болезнь исчезнет. Желудок придёт в полную норму. Потом ещё выпьешь, перестрахуемся.
– Если так, Игнат, то нормально. Значит, ещё немного покопчу небо. Но ещё я понял из всей этой истории, что здесь, в моей квартире, они нас вычислят. Тебя и меня заодно, как подельника, загребут. Линять нам надо.
– Перебёремся до лучших времён ко мне, в подполье-погреб, в Сиговке. А там видно будет.
