Александр Николаевич Лекомцев
Эскулап Лопатов вне закона
Синие Быки
Конечно же, не у нас, а в так называемой параллельной России и, в целом, на тамошней планете Земля, время от времени, но чаще всего постоянно происходит большое количество невероятных и одновременно смешных событий. Они заслуживает и нашего внимания, ибо не дай нам бог начать активно подражать жителям обители, похожей на нашу, но, вместе с тем, совершенно иную и не совсем адекватную.
Стоит своевременно учиться на чужих ошибках, дабы не натворить своих, нелепых, но ярких и особенных. Заодно ведь можно и посмеяться над теми, кто весьма и весьма чудаковат.
В той дальней, запредельной России, но странным образом, граничащей с нашей счастливой и процветающей страной, в одном живописном месте, находящимся морем и сушей, расположено большое село Синие Быки.
Если кто-то никогда там не бывал, то пусть успокоится. Угомониться и в досаде и отчаянии не рвёт густые волосы на груди и прочих местах. Даже нашим отважным космонавтам и зарубежным астронавтам пока не выпало счастье побывать в существующих, но запредельных обителях. На Луну или Марс – всегда, пожалуйста. Милости просим! А вот туда, за пределы нашего устоявшегося и традиционного понимания и восприятия действительности, пока дороги нет.
Но по этой причине впадать в печаль и, тем более, в панику, не следует потому, что ничего особо примечательного и особо хорошего в Синих Быках нет. Всё почти так же, как и на планете Земля. В этом селе пока ещё стоит и не падает множество покосившихся, кривых деревянных изб. Правда, имеются там и, вполне, нормальные, даже добротные здания, причём, в несколько этажей. Но хорошего, как говорится, помаленьку.
В любом случае чувствовалось, а кое-где и ощущалось, что здесь обитают люди, а не какие-нибудь духи или бестелесные существа. На довольно большом участке земли прочно стояли и цвели подсолнухи. У самого его края резвилась и детвора. Правда, смертность, то есть естественная убыль населения в той стране в два с половиной раза превышала рождаемость, но дети даже и в этом селе время от времени появлялись на свет.
Но жизнь, как могла, так и бежала. Даже в Синих Быках каждый её отдельный фрагмент был, всё-таки, неповторим и оригинален. Но устоявшихся добрых традиций никто старался не нарушать. Например, в зарослях подсолнечника чего только ни делалось. Два мужичка под огромными жёлтыми цветами культурно пили водку, не из горлышка, а из пластмассовых стаканчиков. Даже чем-то закусывали.
Чуть подальше полуобнажённая, понятно, что. в традиционном и общепринятом смысле, разнополая пара успешно занималась практической эротикой. После короткого отдыха симпатичные, но потные, мужчина и женщина набрасывались друг на друга, подобно голодным лягушкам, не знавшим активной ласки или усиленного питания, как минимум, три-четыре года.
С большим рюкзаком за плечами и торчащим из него черенком сапёрной лопаты в чёрном костюме, кирзовых сапогах и большой кепке узколицый и усатый гражданин с помощью металлоискатели старательно и вдумчиво искал под подсолнухами клад. Почти никого и никогда во все времена не покидало острое желание внезапно разбогатеть. Понятно, что уши кладоискателями были закрыты специфическими наушниками.
Вероятно, в них слышался характерный писк, поэтому на лице относительно и внешне интеллигентного сельского джентльмена время от времени появлялась восторженная улыбка. Вот он сбросил с плеч рюкзак на землю, вытащил из него лопату и начал быстро и судорожно копать.
Лезвие его лопаты наткнулось на что-то твёрдое. Закусив губу и зажмурив глаза, он медленно и осторожно извлёк из земли довольно большой металлический предмет. Поднёс его к глазам. Но это предмет оказался не кладом, а самым обычным ржавым утюгом. Кладоискатель рукавом своего пиджака смахивает с него пыль. На его корпусе несмываемой синей краской написано: «Произведено в Китае».
В гневе и в отчаянье он швырнул свою находку в самую гущу зарослей подсолнечника. Не так далеко от неудачливого кладоискателя и, в данном случае, метателя утюгов раздался истошный крик. На свободное пространство, левой рукой придерживая штаны, упавшие ниже колен, а правой, потирая ушибленный лоб, из зарослей выскочил утомлённый гражданин в больших роговых очках. Вероятно, ему так и не удалось сходить в укромном месте по «большой нужде».
Но, возможно, он сделал это во время вынужденного движения.
Неудачливый кладоискатель грудью упал не перекопанную им землю и громко зарыдал. Он не просто лил слёзы, а судорожно длинными утомлёнными пальцами обеих рук с корнем вырывал разного рода и вида траву. Его отчаяние понять было можно. Опять ему не удалось найти клад. Но почему. Ведь должны же среди подсолнухов располагаться участки с подзёмными сокровищами, в сундуках и так… врассыпную.
Чуть подальше, на лугу паслись лошади, коровы, козы, овцы вперемешку с кроликами. Пожилой пастух в легком зелёном матерчатом костюме и такого же цвета в широкополой шляпе лежал на пригорке. Он босой. Рядом с ним валялся хлыст. А две белых лайки стерегли его сон.
Стадо рогатых и других животных было предоставлено само себе, разбрелось повсюду. Они поедали не только траву, но и успешно грызли старый штакетник и доски из заборов приусадебных участков окраинных домов, в основном, ветхих избушек.
Но любое село, тем более, такое великое по площади и численности населения, как Синие Быки, должно славиться и своими окрестностями. Ведь всё окружающее, море, тайга, горы, реки и т.д., одновременно является не только его продолжением, но и, как бы, обрамлением, этакой замысловатой фигурной или, как бы, золочённой рамкой.
Мимо этого довольно не малого таёжного села проходили и шоссейная дорога, лет десять тому назад даже и заасфальтированная. Вдоль её и даже прямо по ней проходили толпы нищих, бомжей, бичей, бродяг, которые являлись яркой достопримечательностью этих живописных мест.
Вот и сейчас мимо Синих Быков проходил довольно большой, но давно уже сплочённый коллектив нищих и, вообще, обездоленных и, значит, основательно ущемлённых в своих гражданских правах. Это были люди самых разных возрастов, с котомками, в рваных одеждах, большей частью, босые.
В руках они держали флаги и транспаранты светло-синего цвета, на которых было написано большими белыми буквами: «Слава параллельной России!», «Слава его величеству президенту!», «Да здравствует вечное правление самого мудрого и доброго господина!» и т.д.
Они подошли к высокой и широкой мраморной стеле в виде пятиметровой плиты. На ней огромными синими буквами много, чего написано.
Предводитель не совсем организованной, но патриотически настроенной группы нищих, древний, седобородый старец в длинном оранжевом халате и в простреленной ковбойской шляпе поднял вверх палку-посох. Этим он дал всем понять, что настало время короткого отдыха. Люди, кто садился, кто падал на обочину дороги. Все предельно ясно: люди утомились от дальнего и бессмысленного пути.
Возможно, кто-то мудрый философски заметил, что человек и дорога неразделимы и что становится таковым в дороге. Проще говоря, или по личной инициативе, или когда тебя отправили, то есть послали в путь, то ты, непременно, должен идти. Может быть, и справедливая рекомендация или совет со стороны мыслителя, но только не все ведь идут туда, куда их послали. А ведь многим надо было бы так и поступить, даже из самых уважаемых господ и дам.
Рядом со старцем стояла маленькая девочка лет шести, в рваном светло-красном платьице, по имени Сима. Вероятно, его внучка или даже правнучка. Они пока оба не присаживались.
– Прочитай-ка нам громко, Сима, что написано на этой прекрасной стеле! – дал распоряжение девочке старец. – Пусть все слышат и знают!
– Зона особого президентского внимания! – ответила Сима. – Такая вот зона, господа-товарищи! Замечательное и, скорей всего, государственное место.
Под влиянием важного сообщения нищие начали вскакивать на ноги, принялись махать пуками восторженно и дружно выражали свои эмоции. Надо же! Они сделали привал не в простом, а энергетически положительно заряженном месте.
Со стороны нищих и бродяг это были не просто крики, а лозунги: «Слава его величеству президенту! Ура!», « Слава пенсионной реформе!», «Да здравствуют наши благодетели олигархи и компрадоры!» и всё… таком же роде.
– Параллельная Россия! Приморский край! – продолжила читать Сима. – Село Синие Быки!
«Слава параллельной России! Слава селу Синие Быки! – продолжали истошно и громко вопить нищие.– Слава нашему мудрому президенту, его родственникам, друзьям, товарищам и хорошим знакомым! Ура!».
– Велика и необъятна наша славная параллельная Россия! – громко сказал старец. – Эта страна великого процветания и человеческого долголетия! В ней все здоровы и счастливы! Его величество президент обещал каждому из нас долгую и безбедную жизнь! Совсем скоро так и будет, братья и сёстры! Мы на пороге великого долголетия!
Бедолаги снова начали кричать, на сей раз гораздо активней и преданней прославлять главного чиновника страны. Слава его величеству президенту! Ура!
Видимо старцу изрядно надоело слушать крики своих коллег по нищенству самых разных возрастов. Он сурово своими бесцветными глазами стал, как бы, пронизывать толпу.
– Хватит орать! – урезонил он своих собратьев. – Президент, всё равно, нас не слышит. Так вот, я продолжу! Повторяю! Велика наша необъятная и замечательная параллельная Россия! Поэтому на нашем пути встретится немало замечательных свалок и самых разных стихийных помоек с пищевыми отходами!
– Да! Мы идём к новым свалкам и помойкам! Шагаем к новым свершениям в счастливый, завтрашний день! – поддержала деда Сима. – Бодрее будем шагать в светлое будущее, товарищи и господа нищие! Мы находимся в зоне великой радости!
– Мы с вами живём в прекрасной, пусть и параллельной, но в самой доброй и великой стране! – подчеркнул старик, руководитель, можно сказать, своеобразной туристической группы. – Голодными не останемся, друзья мои! Слава нашему вечному президенту! А теперь садимся и вдумчиво отдыхаем. Долгих вам лет жизни, господа нищие!
Наконец-то присели на бетонные плиты основания стелы старец и Сима. Со счастливыми лицами и восторженными улыбками устраивались на земле и нищие из тех, кто пока ещё не определился с местом отдыха, Они, большей частью, ложились вдоль обочины дороги, становясь своеобразным орнаментом отдельного участка автомобильной трассы.
В селе Синие Быки, на крыльце одного из небольших домов сидел в чёрных матерчатых брюках, белой рубахе с длинными рукавами и зелёных кроссовках хозяин избы, местный сельский тридцатипятилетний врач широкого профиля Филипп Сидорович Мурашов. Он дышал свежим воздухом, радовался утреннему воскресному солнцу.
Дверь открылась. Из дома вышла с мусором в ведрах его жена Алевтина, того же возраста, светловолосая, синеглазая. Она тоже сельский врач. В халате, в тапочках. Присела рядом с Мурашовым, поставила вёдра рядом, наполненные несъедобными грибами: мухоморы, сатанинские грибы и прочее. Обняла его. Понятно, что он ответил ей тем же.
Алевтина встала на ноги, взяла в руки ведра.
– Отдыхаешь, Филя? Вообще-то, вижу, что отдыхаешь. Воскресный день, – с укоризной сказала она. – Я понимаю. Но у нас с тобой куча дел.
– Нет, Алевтина, – ответил он. – Я не отдыхаю, я думаю.
– О чём?
– О смысле жизни.
– А зачем о нём думать, Филипп?
– Надо. Для чего-то о ведь все мы живём на этой Земле и в нашей несравненной и великой параллельной России.
– Не ломай голову и сделайся попроще, и тогда будет тебе счастье.
– Я тебе верю, Аля.
– Вот и молодец!
– Я вот никак не могу понять, сообразить, почему наша страна называется параллельной Россией. Получается, что где-то существует и другая и, может быть, ни одна.
– Нашёл, о чём думать. У нас ведь и планета Земля, и все страны называются параллельными. Учёные давно уже доказали, что наш мир, как бы, не основной, а параллельный.
– А я вот протестую! – Мурашов встал на ноги. – Я не хочу быть, каким-то там… параллельным! Пусть всё в Мироздании будет параллельным, но только не наша страна и планета!
– Какая тебе разница, Филипп Сидорович. Так решили политики, учёные и даже самые уважаемые люди нашего мира. Неважно, как страна и наша планета называются. Лишь ба нам, обычным людям, на этой параллельной Земле хорошо жилось. А мы с тобой, всего лишь, сельские врачи.
– Не всего лишь, а на все руки мастера, – возразил Мурашов. – Уже десять лет трудимся в местной поликлинике. Я не только хирург, но даже занимаюсь лечением зубов, пломбирую их, удаляю. Да и всем, чем можно занимаюсь. У меня ещё полставки сантехника.
– Что с тобой, Филипп? Зачем ты сейчас мне рассказываешь о том, что мне известно? Я знаю, что ты не просто сельский врач, а на все руки мастер.
– Да и ты, моя славная жена, Алевтина Михайловна Мурашова, не только терапевт.
– Что же поделать, приходится. Хоть и село у нас огромное, почти, как город, и поликлиника и больница имеются, но медики все на счету. С тех пор, как произошла оптимизация отечественной медицины, у нас есть возможность не только отличиться, но заработать лишнюю… копеечку.
– Она для нас не лишняя.
– Да понимаю. Просто образно выразилась.
– Мы всегда нужны людям, а не только во время повальных заболеваний народа страной болезнью, которая называется брендовирусом. Я не думаю, что в той России, которую считают основной, а не параллельной, в отличие от нашей, жизнь намного прекрасней, чем здесь. Но она у нас должна быть ещё лучше. Скажи мне, Аля, о чём ты мечтаешь.
– Я мечтаю о том, чтобы учёные изобрели такое лекарство, чтобы оно лечило все болезни.
– Я тоже был бы не против этого. Ведь прекрасно, когда все
здоровы, все смеются и живут долго и счастливо.
– Даже голод и холод здоровым людям не так страшен, как больным. Подожди! Вывалю на грядки мухоморы, которые ты принёс из леса, и тогда немного поговорим.
Алевтина собралась идти с вёдрами дальше.
Но Филипп взял их в свои руки. Решил помочь жене, поучаствовать в процессе освобождения дома от пищевых отходов и того, что, вполне, может стать удобрением на их огороде.
– У тебя хорошая, вернее, светлая мечта, Аля, – заметил Мурашов. – Но долголетие и панацея – это глупая наивная сказка всех времён и народов. Она абсолютно не реальна.
– Откуда нам знать, что реально, а что – нет.
– А кому же ещё знать, как ни нам? Такое невозможно.
Мурашов озвучил, то есть выразил словесно мудрую мысль и направился с вёдрами к дальним грядкам, аккуратно вывалил несъедобные грибы на землю. Он совсем недавно ходил в лес за боровиками и подосиновиками, но, как обычно, насобирал мухоморов. Уже традиционно он насупил на оставленные в меже грабли, которые чувствительно ударили его черенком в лоб.
Он бережно поднял этот коварный сельскохозяйственный инвентарь с земли, разровнял ими на грядке кучу только что вываленных грибов. Потом с силой швырнул грабли в сторону забора. Вернулся с опорожненными вёдрами к крыльцу.
– Но я не уверен, Алевтина, – продолжил Мурашов свою мысль, – что уровень медицинского обслуживания населения в тех Россиях и в самых разных странах, которые нагло, наивно и безответственно считают себя не параллельными, а основными, выше, чем у нас. Не верю!
– Можешь не сомневаться, Филя. – заметила Алевтина. – Оно, медицинское обслуживание, везде и всюду выше, чем в нашей параллельной России и такой же Земле.
– Почему? Странно ты рассуждаешь. Не чувствуется в твоих словах никакого патриотизма. Почему ты так считаешь?
– Да потому, мой родной, что люди у нас очень часто умирают от болезней не в преклонном, а в самом продуктивном возрасте. Высока и детская смертность. Так что, пока долголетие отменяется. Ничего с этим не поделаешь.
– Я в панацею не верю, но не желаю, чтобы долголетие отменялось! Я хочу, чтобы лекарства и медицинское обслуживание приносило людям ощутимую пользу. С больших трибун уважаемые господа и дамы говорят о завтрашнем долголетии нашего народа и людей всей Земли! Но я им, почему-то, не верю!
Он вложил одно пустое ведро в другое, не выпуская их из рук.
Больше Алевтина не стала спорить на эту тему с мужем.
– Я, всего лишь, мечтаю. Не больше. Наверное, чудес не бывает. Ты правильно делаешь, что не веришь, ни в какую панацею, – почти согласилась она с Мурашовым. – Какое к чёрту долголетие! Они, самые наглые и борзые господа и дамы, считают, что на планете надо оставить в живых около миллиарда людей! Или чуть больше.
– К большому сожалению, ты права, моя славная. С трибун они говорят одно, а делают совсем другое. Но почему так происходит? Почему?
– Вот этого, Филя, я не знаю. Через полчаса буду огород полоть. Всё сорняками заросло.
– Да и я тоже подключусь, но чуть попозже. Мне, Аля, хочется верить в то, что мы, в нашей России, самые лучшие и основные, и наша страна – никакая не параллельная. А нам, медикам и
фармацевтам, следует победить все болезни и дать возможность каждому человеку жить до ста лет и больше. Но панацея – абсурд и блеф!
Нежно и заботливо погладив Мурашова рукой по плечу, Алевтина вошла в дом. За ней с пустыми вёдрами направился и Мурашов.
А на грядку с мухоморами слетелись птицы.
На сей раз большая группа нищих под руководством старца перекочевала с шоссейной дороги на обычную, лесную. По её обочинам – деревья, кусты, высокие травы.
Колонну, как обычно, возглавляли старец и Сима. Но впереди них гордо шествовал знаменосец, бородатый, грязный в рваной одежде и босой человек неопределённого возраста, с котомкой через плечо. На полотнище знамени, которое он держит в руках, белыми буквами написано: «Слава компрадорам и олигархам параллельной России!».
Но над толпой нищих людей, больных, голодных и грязных, реяло большое количество флагов, транспаранты. Конечно же, граждане с костылями, ничего не держали в руках, даже обычных барабанов. Понятно, что они пользовались некоторыми привилегиями.
В доме сельских врачей Мурашовых была обычная, можно сказать, скромная обстановка. Русская печь. Шкаф для посуды, холодильник, стол, несколько кресел, стульев и табуреток, две скамейки. На одной из них стоял эмалированный бачок с водой. На его крышке лежал ковш.
На окне с синими шторками, на подоконнике – пара горшков с комнатными цветами.
За столом сидели Мурашов и Алевтина, пили чай с вареньем. Электрический самовар, фарфоровые чашки, ложечки, фаза с конфетами и печеньем.
На Мурашове – серые брезентовые брюки и такая же куртка, «энцефалитка». Он встал из-за стола, обнял Алевтину, и направился к двери. У порога уже стояли короткие резиновые сапоги. На скамейке – большая корзина, в которой пакет с продуктами и бутылка. Здесь же – матерчатая белая кепка.
– Ты куда-то собрался, Филя? – поинтересовалась Алевтина. – Или мне это померещилось?
– Да, Аля, собрался, – ответил он. – Ты же прекрасно знаешь, куда. Пока ещё утро, мне надо быстренько сбегать за грибами. У меня лицензия на сбор грибов давно приобретена и действительна до конца декабря.
– Надеюсь, что зимой ты не будешь ходить по грибы?
– Твое предположение верное. Не буду.
– Ты же вчера вечером ходил в лес.
– А что толку? – Мурашов присел на лавку.– Ты только что на моих глазах выбросила в вёдра из-под мусора все мои грибы. Я лично вывалил их на грядку. Я делал это с грустью и болью в сердце.
– Да. Я их выбросила. Всё именно так и случилось, – согласилась с ним Алевтина. – Не спорю. На сей раз это реальность.
– Что происходит? Почему ты постоянно выбрасываешь мои грибы? В чём дело, Аля? У тебя что, развивается… грибофобия?
– Это называется микофобией. Ты же знаешь, Филя.
– Я в курсе, Аля. Но почему ты так боишься грибов?
– Я их не боюсь. Но дело в том, Филя, что я не ем мухоморов, бледных поганок, сатанинских грибов, ложных опят и прочей ерунды! Я и тебе не советую так поступать. Очень хочу, чтобы ты жил долго и счастливо, до глубокой старости. Ты, Филя, самое дорогое, что у меня есть. Ну, ёщё шкаф для посуды.
– Это правда?
Он пристально, но нежно посмотрел жене в глаза.
Она тихо прошептала:
– Правда. Я ведь тебя люблю, Мурашов. Если ты умрёшь, к примеру, от отравления грибами, то я больше ни за кого и никогда не выйду замуж. Ты у меня единственный и неповторимый. Отличный человек и прекрасный врач. Красавец!
Поднесла к лицу Мурашова маленькое зеркальце с ручкой. Но он отвёл его ладонью в сторону:
– Я не о том тебя спрашиваю, Алевтина.
– О чём ты меня спрашиваешь?
– Правда, что среди всех грибов, которые я вчера принёс домой, не нашлось ни одного съедобного? Посмотри мне в глаза и скажи прямо и открыто. Это правда или нет?
– Это не правда, и я такого тебе не говорила. Из вчерашнего собранного тобой лесного урожая осталось два немного раздавленных маслёнка и по три подосиновика и подберёзовика. Можно сварить грибной супчик. Если туда добавить кусок свинины, то будет очень замечательно.
– Вот и вари суп! Но у меня душа болит оттого, что все остальные грибы ты прямо из корзины издевательски швыряла в вёдра. Ты, Аля, делала это с песней.
– С какой песней? Я ведь хочу со свининой…
– И какую-нибудь песню современную туда добавь… для витаминов.
– Не обижайся, но ты у меня молодец, Филя! Добытчик и кормилец. Уже взрослый, а в грибах ни черта не разбираешься. Кроме того, ты меня совсем не любишь.
– Если бы ни любил, то ни ходил бы даже после работы по грибы. Когда я вернусь, то сам лично буду их перебрать. Хочу приготовить для нас с тобой пирог со свежими белыми грибами.
– Ты уже и название придумал той самой гадости, от которой мы в жестоких и тяжких муках умрём с тобой поутру или даже ночью. А замечательное село Синие быки лишится сразу двух старательных и, в общем-то, опытных медиков с высшим образованием. Мы ведь с тобой не такие уж и плохие врачи.
– Я скоро вернусь, – Мурашов обнял жену. – Имей в виду, я приду не один!
– А с кем?
– Я вернусь с грибами!
– В эти минуты нашего семейного счастья, Филя, мне так хочется жить. Ведь мы ещё с тобой так молоды. Нам рано уходить в иной мир.
Очень решительно Мурашов направился к двери, надел на ноги сапоги, на голову – кепку, взял в руки корзину и, махнув Алевтине рукой, вышел за порог.
С нежной грустью Алевтина посмотрела на закрывшуюся входную дверь, почти что, своему прекрасному, но упрямому мужу вслед.
По сельской дороге быстрым и уверенным шагом шёл Мурашов с корзиной в руках. Направлялся в сторону невысоких гор. Вероятно, там и находилось его давнее грибное место.
Почти на выходе из села он наткнулся на местного Философа, сидящего на поваленном телеграфном столбе. Но это его прозвище или, как бы, сельский псевдоним, который фигурировал в обращении к нему не так и часто. На самом деле, он – уважаемый и очень говорливый пенсионер Артемий Парамонович Веткин. Лысый старик, с худым морщинистым лицом. На нём были серые штаны, пиджак без пуговиц, рубашке, на ногах – поношенные старые туфли.
Увидев его, Мурашов, упал на землю. Он очень старался проползти мимо не замеченным. Но не получилось.
– Дорогой Филипп Сидорович, ну зачем ты из себя очень усиленно изображаешь майского жука? – полюбопытствовал Веткин. – Ты же знаешь, я люблю общаться с людьми, а не с какими-нибудь кузнечиками.
– Мне это хорошо известно, – пробормотал Мурашов. – Я в курсе всех сельских событий и явлений. В Синих Быках даже от свежих новостей не спрячешься.
– Я могу людям долгими часами рассказывать о самых разных интересных вещах, событиях и явлениях. Я много читаю и в интернете интересуюсь информацией. В основном, по ночам.
– Ты же мне об этом не сто раз говорил, Артемий Парамонович, а гораздо больше. Все знают тебя, господин или товарищ Веткин, как интересного собеседника.
– Вот видишь, дорогой мой лекарь Мурашов. Всё ведь знаешь, а куда-то и зачем-то пополз. Не ко мне пополз, не в мою сторону, а мимо меня. Ну, где же твоя культура и воспитанность?
– Я пополз за грибами,– Мурашов встал на ноги. – Так мне захотелось. Мы живём в свободной стране. Если не желаю идти, то ползу.
– Но ты же знаешь, что мимо философа Веткина никто незамеченным не проползёт. Я только здесь больше тридцати лет лесником трудился. Все звериные и человеческие повадки изучил. Но это так давно было.
Действительно, Веткин говорил чистую правду. Он всё в селе и в округе тщательно изучил.
Ради приличия и уважения к старости Мурашов был вынужден присесть рядом с Веткиным. Пожал ему руку.
– Знаю! Это происходило тогда, когда в параллельной России ещё существовал относительный порядок. Ну, минут пятнадцать можно побеседовать. Не больше.
– Куда ты торопишься? Сегодня же воскресение.
– Надо быстро грибов насобирать – и домой. Завтра на работу. Необходимо подготовиться. Сам знаешь, Артемий Парамонович, у сельского врача дел по горло.
– До вечера ещё уйма времени. А мне обидно осознавать, Филипп Сидорович, что ты не уважаешь меня и даже пытаешься уползти.
– Но я не полз. У меня на обуви просто шнурки развязались. Вот я и наклонился, чтобы их завязать. Обувь должна находиться в таком порядке, чтобы в ней можно было не только ползать, но и ходить.
– На резиновых сапогах шнурки? Оригинально! У тебя, видать, американская обувь. Только у них подобное возможно.
– А ведь точно. На сапогах шнурков нет. Мне почему-то показалось, что я в кроссовках.
Старик Веткин укоризненно покачал головой.
Потом уважаемый пенсионер взял за руку Мурашова, проникновенно посмотрел сельскому врачу в глаза.
– Дорогой, Филипп Сидорович, – скорбным голосом произнёс старый философ. – хочу сообщить тебе неприятную и печальную новость.
– Кто-то умер в наших славных Синих Быках? – спросил Мурашов. – Кто это?
– Пока не знаю. Может быть, кто-нибудь и ушёл в мир иной. Но я хочу тебе сообщить о более страшных вещах, Филипп. Очень дикие и жуткие явления происходят в наших замечательных местах. Просто из рук вон неприятная ситуация.
– Я готов тебя выслушать, Артемий Парамонович, невзирая на нехватку моего личного свободного от работы времени.
– Какой-то вредитель все мухоморы в лесу, на ближних сопках, собрал. Это, выходит, диверсия, и она не районного масштаба. Происходит явный и отчётливый урон всей стране, нашей славной параллельной России. Может быть, и всей планете. Это надо понимать.
– Не вижу тут ничего страшного!
– Да это же глобальная трагедия по большому счёту! Беда великая, вселенская! Если ты гуманист настоящий, а не дешёвое телевизионное трепло, изображающее из себя политолога, то поймёшь меня.
– Вижу, Парамонович, что ты намереваешься плохой урожай мухоморов сравнить с ядерной войной. Или мне это показалось?
– Не показалось. Собираюсь сравнить одну вселенскую трагедию с другой. Но я размышляю о той, которая происходит в наших краях.
– По-твоему это вселенская трагедия? Не говори загадками, Парамонович, и плакатами!
– Хорошо. Терпеливо и коротко поясняю. Лоси мухоморами активно питаются. Эти грибы для них, как витамин «Ц» для людей или те же апельсины.
– Или мандарины.
– Не надо смеяться, Филипп. Мухомор от вирусов всяких сохатых защищает и всегда полезен для их звериного пищеварения и весёлого настроения.
– Мухоморы они едят. Я тоже об этом что-то слышал.
– Если слышал, то понимаешь, что диверсия налицо и явный урон живой природе происходит. А мы все и не протестуем, не выступаем за активную охрану нашей замечательной природы.
Между прочим, если мухоморы два-три раза сварить, промыть в холодной воде, а потом и пожарить, то это и для человека добрая и полезная еда. Травятся мухоморами только недоумки. А таковых у нас гораздо больше, чем в лесу грибов.
– Пожалуй, пойду! Засиделся. К тому же, я не намерен выслушивать в свой адрес какие-то непонятные и несуразные намёки.
Мурашов поднялся с телеграфного столба и торопливо ушёл.
Веткин с укоризной посмотрел вслед удаляющейся фигуре сельского медика. Тяжело в протяжно вздохнул.
– Неразговорчивый мужик. К тому же, ещё и мухоморы истребляет, – сообщил Веткин большому чёрному муравью. – Что ему лоси плохого сделали? А ведь лечащий врач. Должен иметь доброе и отзывчивое сердце. Но, получается, что жестокий…
Над Веткиным пролетела ворона. На какой-то момент она остановилась в полёте, подобно вертолёту Ми-8 . Птица посмотрела вниз и прицельно справила большую нужду прямо на лысину Философу. Это не случайная её хулиганская выходка. Просто так ей захотелось.
С большим удовлетворением ворона каркнула и полетела дальше. Она подняла себе настроение на весь текущий день. Наверное, научилась у людей определённого склада характера делать гадости ближним и дальним.
Мысленно проклиная самых разных птиц, заодно вместе с турецкими дронами, Веткин сорвал растущий рядом широкий лист лопуха, стёр им птичий помёт с лысины, но не очень качественно. Верхняя часть его головы сделалась бело-зелёной. Наверное, так выглядят марсиане. Впрочем, кто его знает. Сторонники теории палеоконтакта рисуют их по-разному. Нет у них единого мнения и согласованности в этом важном государственном вопросе.
Не прошло и двадцати минут, как Мурашов вошёл в небольшую дубраву на плоскогорье. Очень внимательно он начал осматривать землю, траву и кусты вокруг себя. Искал, понятное дело, съедобные грибы. Издали заметил небольшую полянку, на которой кучно росли красные мухоморы, которые в народе зовутся поплавками. С восторженными криками побежал в сторону своей реальной добычи. Он торопился, принялся очень поспешно их собирать.
Откуда-то, из-за деревьев, появился огромный лось, с укоризной посмотрел на Мурашова. Быстро и ловко рогатый зверь начал срывать губами шляпки мухоморов, спешно съедать их, Короче говоря, он умудрился почти опередить Филиппа Сидоровича.
С большой шваброй ходила по горнице своего дома Алевтина. Мыла полы. В дверь раздаётся робкий, но настойчивый стук.
– Да войдите же! – крикнула она. – Чего там царапаться? Открыто!
На пороге, надрывно кашляя, появился улыбчивый Веткин.
– Я, конечно, понимаю, Алевтина Михайловна, что сегодня воскресенье и даже врачи отдыхают, – сказал он. – Но у меня что-то внезапно начался жуткий кашель. Видать, страшный брендовирус внезапно во мне образовался.
Снял туфли, надел тапочки, прошёл в горницу.
– Вот видите, Артемий Парамонович, вы уже диагноз своему заболеванию поставили., заметила Алевтина. – Много знаете. В интернете прочитали?
Она унесла ведро с водой и швабру в сени.
Вернулась в комнату и подошла к умывальнику, тщательно моёт руки с мылом.
– Я многое знаю, Алевтина, – Веткин устроился в кресло. – Мне, например, известно, что русское слово «уханькать» произошло от названия славного китайского города Ухань. Здесь налицо даже исторические и этнологические корни.
