Александр Харников
Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!
Император приказал полковнику Саблукову находиться с нашими ребятами. Вместе с ним осталось десятка полтора конногвардейцев. Они должны были беспрекословно слушаться подполковника Михайлова, и никого более.
– Все, что он скажет, можешь считать сказанным мною лично! – строго произнес Павел. Саблуков вытянулся во фрунт перед императором, и с той поры начал уважительно поглядывать не только на подполковника, но и на всех его ребят из «Града».
На улице было довольно темно. Один из часовых, охранявших вход в Манеж, подсвечивая нам дорогу фонарем, подошел к двум зданиям Кордегардий. Дверь в одной из них распахнулась, и оттуда выскочил в сопровождении караульного высокий и стройный поручик в форме офицера Семеновского полка с флигель-адъютантскими аксельбантами. Ему было лет двадцать, не больше. Этот поручик сразу же показался мне смутно знакомым, вот только я никак не мог вспомнить – где именно я видел его портрет.
И когда Павел представил его нам: «Поручик и флигель-адъютант барон Бенкендорф», – я сразу узнал в этом бравом семеновце будущего главу Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, считавшегося главным душителем свободы во времена царствования императора Николая I.
– Эти люди, – Павел указал на нашу компанию, – мои друзья и гости. Прошу к ним относиться со всем почтением и уважением. Вы будете сопровождать их и покажете им в моем дворце все, что они пожелают увидеть. Повторяю – все, без какого-либо изъятия.
Бенкендорф вытянулся перед императором и заверил самодержца, что он в точности исполнит его повеление. Я же с любопытством разглядывал будущего графа и шефа жандармов. Он был сыном генерала Христофора Бенкендорфа, который считался другом цесаревича Павла Петровича, за что заслужил нелюбовь императрицы Екатерины II. Еще больше царица невзлюбила мать юного поручика – Анну Юлиану, урожденную баронессу Шиллинг фон Канштадт. Баронесса была подругой супруги Павла – Марии Федоровны. Обе они родились в Вюртемберге и дружили еще с детства.
Матушка-царица Екатерина Алексеевна – личность весьма злопамятная и по-женски вредная – настроила цесаревича против Анны Юлианы, которая, защищая подругу, резко отзывалась о фаворитке Павла Екатерине Нелидовой. Императрица добилась, чтобы Анна Юлиана покинула столицу и уехала вместе с семьей в Дерпт. А генерал Христофор Бенкендорф отправился в действующую армию, которая под командованием князя Потемкина воевала в Молдавии с турками.
В 1796 году, после смерти императрицы Екатерины и восшествия на престол Павла Петровича, Бенкендорфу с семейством было разрешено вернуться в Санкт-Петербург. Они присутствовали во время проведения, мягко говоря, странной процедуры похорон покойной императрицы Екатерины II. Павел приказал, чтобы вместе с матерью перезахоронили и останки отца – императора Петра III, свергнутого с престола супругой и убитого гвардейскими офицерами в Ропше. В лютый мороз похоронная процессия на катафалке перевезла гроб со скелетом убиенного императора из Александро-Невской лавры в собор Петропавловской крепости, где Павел лично короновал труп своего отца императорской короной. Потом Екатерину и ее мужа похоронили вместе, рядом с другими российскими самодержцами.
Во время это траурного действа Анна Юлиана простудилась и вскоре умерла. Заботу об осиротевших детях подруги взяла на себя императрица Мария Федоровна. Все они – а у Анны Юлианы было два сына и две дочери – получили хорошее образование и в дальнейшем верно служили России. Поэтому, когда Павел заявил мне, что мы можем полностью доверять поручику Бенкендорфу, я кивнул в знак согласия.
Потом мы перешли облицованный гранитом ров по полосатому подъемному мостику и, миновав конный памятник императору Петру Великому, подошли к парадным воротам Михайловского замка, освещенные горящими факелами. Раздалась команда начальника караула, и тяжелые створки ворот распахнулись перед нами…
* * *
Ночь с 1 на 2 (13 на 14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
Те, кому следовало, отправились в Михайловский замок, и я мог теперь без особых помех обсудить все, что произошло с нами за последние несколько часов, с подполковником Бариновым. Коля был моим старым другом, и пока я вместе с Васильичем улаживал текущие дела с императором Павлом, он скромно помалкивал и не лез в разговор. Хотя по большому счету именно он и должен был отдавать приказания своим бойцам. Ведь я был назначен старшим над ним лишь на период проведения учений. В связи с нашим переносом в прошлое учения, естественно, накрылись медным тазом. Так что формально я для него теперь уже никакой не начальник.
Возможно, что подобные рассуждения для людей штатских покажутся смешными, но для тех, кто носит погоны, важно знать субординацию. Знать, кому он подчинен, и кто у него в подчинении. Иначе любая воинская часть превратится в некое подобие басни Крылова «Лебедь, рак и щука». А это не есть хорошо.
– Слушай, Микола, – спросил я у Баринова, – какие у тебя мысли по поводу ситуации, в которую мы влипли? Что делать-то будем?
– Не знаю, Игорек, – ответил Баринов. – У меня от всего случившегося голова идет кругом. Можно лишь констатировать – налицо провал во времени. Угодили мы в 1801 год, в Санкт-Петербург, где со дня на день должно произойти убийство императора Павла I. Кстати, как я помню, не самого худшего из русских царей.
– Все именно так, и потому нам надо с тобой определиться – будем ли мы спасать императора, или пусть все будет, как должно быть?
– Да ты же, Игорек, уже все решил, не так ли? – Николай с хитрой улыбкой посмотрел на меня. – Скажу прямо, я тоже хочу спасти «русского Гамлета» – так, кажется, называли Павла Петровича? Негоже, когда за британские гинеи убивают русского царя. Да и от его наследника я не в восторге. Как там про его старшенького, Александра Павловича, писал «наше всё»? «Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге».
– Хорошо, главный вопрос мы вроде с тобой решили, – ответил я. – Теперь давай прикинем – как к этому решению отнесутся твои подчиненные? Я понимаю, что люди они военные, но ситуация, в которую они попали, не предусмотрена ни одним из армейских уставов.
– А какие у них есть варианты? – пожал плечами Николай. – Если не служить России, то тогда кому? Ее врагам? Нет, это отпадает. Конечно, мои орлы далеко не ангелы, но предателей среди них нет – в этом я ручаюсь.
– Ну, можно спасти императора, получить за это ордена и две-три сотни крестьянских душ, после чего, согласно Указу о вольности дворянства, удалиться на покой в свое имение и портить там крепостных девок. Чем не вариант?
– Эх, Игорек, – вздохнул Баринов. – Скажи, а что, мои парни в наше время не могли уйти на гражданку, открыть какую-нибудь охранную фирму – связи и навыки у них остались, их не забирают вместе с удостоверением, – неплохо зарабатывать и жить – кум королю, сват министру? Да и что тебе об этом говорить – сам же все знаешь не хуже меня. Только бойцы моего отделения на гражданку почему-то не рвутся. Может быть, они уже стали адреналиновыми наркоманами, а может, есть что-то иное… Как ты думаешь?
– Так же, как и ты, Микола. Только ты тогда проведи с ними соответствующую беседу. Ведь ты их командир. А кто лучше тебя знает каждого из них? Если они решат служить императору Павлу, то так тому и быть. А я постараюсь, чтобы царь дал слово не ставить вас под начало какого-нибудь здешнего любителя фрунта и маршировки. Пусть все твои люди подчиняются лично царю. Я же с Васильичем буду кем-то вроде «особы, приближенной к императору», ну, скажем, что-то вроде советника по военным и общим вопросам.
– А что, если тебе и Васильичу попросить у Павла какие-нибудь звания или титулы Мальтийского ордена? Он как великий гроссмейстер вправе их давать по своему усмотрению. Как тебе такая мысль?
– Интересная мысль. Надо будут обговорить все это с Васильичем. Может, и он свои двадцать копеек добавит. И еще, Игорек, вот какое дело. Надо провести тотальную ревизию всего, что у нас есть. Ну, БК, горючку, оружие – это само собой. Не забывай, что в здешнем мире нет электрических розеток и бензоколонок. Придется исходить из того, что есть. Пока же следует объявить режим жесткой экономии.
Далее… Пусть все – и мы с тобой тоже – вывернут свои карманы и загашники. Книги, флэшки, диски – словом, все, несущее какую-либо информацию, надо собрать в одном месте. Информация – вещь не менее ценная, чем оружие. Кстати, надо поговорить с нашим коммерсантом, когда он вернется из замка, и узнать, что у него есть полезного. Думаю, что грузовичок у него далеко не порожний. И у медиков тоже много чего имеется.
– Слушай, а не лучше ли будет нам с гражданскими тоже провести отдельную беседу? Ведь всем нам, попавшим из будущего в прошлое, надо держаться вместе. Так оно будет лучше и безопасней.
– Правильно. С медиками я обговорю этот вопрос прямо сейчас, а с коммерсантом, его дочкой и приятелем побеседую чуть позже. Я возьму это, Игорек, на себя.
Пока же наша основная задача – повязать всех заговорщиков. И в первую очередь – Палена, который еще та сволочь. Впрочем, и остальные тоже далеко не подарки. Наши ребята при этом будут заниматься своим делом – силовым задержанием. Даст бог, все обойдется без пальбы.
– А потом, Микола, что у нас на очереди?
– А потом – визит однорукой британской сволочи, именуемой адмиралом Нельсоном, в славный град Ревель. Думаю, что в этот раз все будет по-серьезному. Но об этом говорить еще рано…
– Товарищ подполковник, – в салон «Тигра» заглянул заместитель Баринова майор Никитин. – Тут на связи Скат. Он и Алан прихватили на Мойке подозрительного субъекта, который отирался у замка. С ним покалякали и выяснили, что сей тип иностранец. И вроде даже не британец, а чистокровный пендос…
– Ого, – воскликнул я, – вездесущая рука ЦРУ пробралась и в прошлое! Передайте Скату, чтобы он пойманного янки вел прямо сюда. Надо поспрошать его, какого хрена ему понадобилось в столь позднее время болтаться вокруг императорского замка. И главное, на кого он работает – на британцев или на президента САСШ – не помню, кто у них там сейчас, Джон Адамс или Томас Джефферсон[17]…
* * *
Ночь с 1 на 2 (13 на 14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк
Мы прошли под сводами могучих ворот и вошли во двор замка. Он был совсем не похож на тот двор, который я видел совсем недавно – недели две назад, в начале сентября 2018-го. Я тогда решил заглянуть в Михайловский замок, дабы освежить свою память и вспомнить, как выглядит место, где разыгралась одна из трагедий русской истории.
Тогда вовсю светило солнце, а в глубине двора на бронзовом троне, украшенном мальтийским крестом, восседал бронзовый же император Павел в мантии и короне. А вокруг, выкрикивая что-то на своем языке, крутились многочисленные китайцы с «кочергами» в руках и делали бесконечные селфи.
Сейчас же Павел, живой во плоти, а не бронзовый, шагал рядом со мной и о чем-то сосредоточенно размышлял. А Алексей, человек, о существовании которого я узнал всего пару часов назад, как ни в чем не бывало беседовал с поручиком Бенкендорфом, держа в руках поводок. Молодчага Джексон бодро шагал рядом с хозяином. Вот кого прошлое и будущее мало волновало. Был бы хозяин рядом…
Во дворе к императору с рапортом подскочил комендант Михайловского замка генерал-лейтенант Николай Котлубинский. Он был из «гатчинцев» – служил в свое время адъютантом у Аракчеева. Я усмехнулся, вспомнив скандал, случившийся с этим человеком. За пять лет сделав головокружительную карьеру – от штабс-капитана до генерал-майора – Котлубинский ужасно возгордился и, как это обычно бывает, стал считать себя пупом земли. Как-то раз, поссорившись с одним питерским купцом, он, недолго думая, отстегал того плетью. Но купец оказался не промах и пригрозил Котлубинскому сообщить обо всем произошедшим царю. Генерал не на шутку испугался. При матушке Екатерине ему все бы сошло с рук – подумаешь, военный, да еще генерал, проучил какого-то там купчишку. Но Павел Петрович был строг и наказывал нарушителей закона по всей строгости, невзирая на лица.
Неслыханное дело – генералу пришлось просить прощения у купца! А тот, не будь дураком, потребовал у Котлубицкого еще и возмещения морального ущерба. Пришлось генералу выплатить потерпевшему шесть тысяч рублей. Случай сей наделал немало шуму в Санкт-Петербурге…
Мы подошли к широкой лестнице, ведущей в покои императора. Я понял, что Павел решил не показывать нам все великолепие парадных залов замка, а через Зал антиков сразу провести нас в свои покои. Впрочем, не всех нас. Павел остановился, взглянул на сопровождающие нас лица, а потом велел нашим «градусникам» вместе с поручиком Бенкендорфом обойти все помещения замка и территорию вокруг него, чтобы прикинуть, где выставить усиленные посты, и где расположить наблюдателей. Я кивнул старшему, капитану Рыбину, чтобы он выделил нам трех бойцов, которые будут охранять непосредственно императора. Сам же он с одним своим подчиненным и поручиком Бенкендорфом проведет рекогносцировку – осмотрит территорию замка снаружи. Связь мы решили поддерживать по рации. На всякий случай мы их опробовали, чем вызвали огромное изумление у Бенкендорфа. Павел, уже видевший рации в работе, воспринял все вполне спокойно.
Потом мы проследовали в личные покои царя. Я обратил внимание на сырость, царившую в замке. По стенам стекала вода, развешанные на стенах шпалеры были влажные, словно кухонные тряпки. Алексея же заинтересовали буханки хлеба, разложенные на подоконниках. Я пояснил, что таким способом слуги пытаются уменьшить сырость. Павел, услышавший мои пояснения, кивнул.
– Именно так, Василий Васильевич. Конечно, сырость и сквозняки вредны для здоровья, но уж очень мне хотелось побыстрее покинуть Зимний дворец, где пришлось во времена правления моей матушки испытать столько обид и унижений…
В небольшой комнатке, прислонившись к теплой печке, кемарили два дежурных камер-гусара. Услышав наши шаги, они вскочили на ноги и, позевывая, доложили императору о том, что в его отсутствие в опочивальню никто не заходил.
– Ваше императорское величество, – сообщил пожилой камер-гусар, – приходила только ваша супруга, ее императорское величество Мария Федоровна. Она справлялась, не изволили вы приехать. А более никого не было.
– Хорошо, Китаев, можешь идти спать. Сегодня меня будут охранять другие люди, – сказал император и указал на «градусников». Китаев, который, как я вспомнил, был не только камер-гусаром, но и личным куафером царя, проворчал что-то под нос, но ослушаться не посмел и ушел вместе со своим напарником.
Потом мы прошли через библиотеку и вошли в царскую опочивальню. Стены ее были отделаны белыми деревянными панелями и завешаны голубыми с серебром занавесями. На полу лежал большой пушистый ковер, на стенах висели картины. Здесь же стоял рабочий стол, за которым, как я понял, работал Павел, несколько стульев и кресел. За ширмой я заметил походную железную кровать императора.
– Вот что, ребята, – сказал я бойцам «Града», – осмотрите библиотеку и прикиньте, как и что там надо сделать, чтобы заговорщики не смогли в нее проникнуть. Имейте в виду, там есть тайная дверь за фальшивой печкой, за которой лестница, ведущая вниз. А мы пока побеседуем с нашим гостеприимным хозяином.
«Градусники» были ребятами понятливыми. Кивнув, они вышли из царской опочивальни, и мы с Алексеем остались наедине с императором. Джексон обошел помещение, обнюхал все, а потом, выбрав уголок, улегся на ковер.
– Присаживайтесь, господа, – устало произнес Павел. – Кажется, что сегодня поспать мне не удастся.
Я лишь развел руками. Конечно, мне тоже не помешало бы придавить минуток так триста. Но необычные обстоятельства и ситуация, в которой мы оказались, не позволяли нам расслабиться.
– Государь, – ответил я, – давайте разберемся с заговором и тогда позволим себе перевести дух. В первую очередь необходимо обезвредить его верхушку: Палена, Беннигсена, братьев Зубовых и тех из генералов и офицеров, которые, примкнув к заговору, были готовы лично участвовать в цареубийстве.
– А мой сын? – спросил Павел. – Как мне поступить с ним? Мне совершенно не хочется лишать его жизни и свободы. Я не могу, как мой великий прадед, спокойно предать его в руки палача!
– Нет, государь, – возразил я. – Александр Павлович пусть и дальше живет на свободе и наслаждается семейной жизнью. Даст бог, у него, возможно, появятся дети, которые не умрут во младенчестве, как это было в нашей истории. Наши врачи окажут им необходимую медицинскую помощь. У вас же есть еще три сына, которые могут наследовать вам. Правда, Константин Павлович у нас сам отказался от престола из-за любви к красавице полячке. А вот Николай Павлович…
– А что Николай? – поинтересовался император. – Он очень забавный и живой мальчик. Тут недавно он спросил у меня: «Папа, а почему тебя называют Павлом Первым?» – «А потому, – ответил я, – что до меня Павлов на российском троне не было». – «Значит, я буду Николаем Первым?» – «Да, будешь, если будешь царствовать», – ответил я и рассмеялся.
– В нашей истории, государь, – я потер глаза и с трудом сдержал зевоту, – он действительно процарствовал тридцать лет под именем Николай I. И процарствовал, надо сказать, неплохо…
– Хорошо, господа, а как мне поступить с заговорщиками? Неужели всех казнить?
– Государь, если их простить, то кто гарантирует, что они какое-то время спустя снова не составят против вас заговор? Вспомните – ведь вы уже раз помиловали братьев Зубовых. И чем они вам за это отплатили?
– Хорошо, – кивнул Павел. – Пусть их судят, и если их вина будет доказана, то тогда они получат то, что заслужили. Действительно, я порой бываю излишне добрым и снисходительным…
– Необходимо срочно вызвать из своего имения графа Аракчеева. Этот человек, конечно, бывает иногда слишком грубым и жестоким, но он верен вам, государь. Ему можно поручить любое дело – он разобьется в лепешку, но сделает то, что ему прикажут.
– Верно, – сказал Павел. – Я с утра пошлю фельдъегеря с приказом моему графу, чтобы он срочно прибыл в Санкт-Петербург.
– Государь, не стоит забывать и о том, что скоро к нашим берегам подойдет британская эскадра адмирала Нельсона, который настроен весьма воинственно. В нашей истории все закончилось демонстрацией силы у Ревеля. В этот раз развитие событий может быть совсем другим.
– Я уверен, господа, что мои доблестные войска и флот дадут достойный отпор этому наглому британцу… Правда, море еще не очистилось ото льда, и кораблям будет затруднительно подойти к Ревелю.
– Я полагаю, – сказал я, – что Нельсон выждет, пока растает лед, и лишь тогда отправится в поход. Так что время у нас еще есть.
Тут неожиданно заработала рация. Капитан Рыбин (позывной «Скат») сообщил, что у разводного моста через Мойку они задержали праздношатающегося человека в цивильном. Выяснилось, что задержанный англоязычный иностранец, скорее всего, американец…
– Вот как, – удивился я, – ведите его к нам на базу. Надо будет как следует его допросить. Я сейчас подойду.
– Государь, – обратился я к Павлу, – прошу меня извинить, но мне необходимо отправиться к подполковнику Михайлову и допросить пойманного иностранца. А с вами останется господин Иванов. Он хорошо знает историю вашего царствования и сможет меня заменить…
– Хорошо, Василий Васильевич, – кивнул император. – Вижу, что дела требуют вашего присутствия. А мы с господином Ивановым сейчас попьем чаю – я распоряжусь, чтобы нам его нам сготовили, и чего-нибудь скушаем. Честно говоря, я немного проголодался…
* * *
2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург. Раннее утро.
Джулиан Керриган, сомневающийся
Допрашивали меня двое. Точнее, вопросы задавал один, а второй при этом записывал сказанное мною. Потом они поменялись. Странные они какие-то люди. Они спрашивали у меня одно и то же – кто я, откуда родом, как попал в Петербург, где живу, где работаю и почему шел по направлению к императорскому дворцу. И когда допрашивать меня начал второй, первый не только записывал мои слова чем-то вроде свинцового карандаша на листе бумаги, но и сверял сказанное мною с тем, что уже было записано.
Некоторое недоверие я почувствовал, когда не смог ответить на вопрос, кто сейчас в Америке президент. В английском флоте про Северную Америку нам не говорили ни слова, а в Петербурге можно было достать только русские и немецкие газеты. Русские я читать пока не мог, а язык немецких сильно отличался от данцигского диалекта, и я его тоже не всегда понимал.
Да и не очень-то меня все это интересовало. Моя родина – Южная Каролина, а не махина Соединенных Североамериканских Штатов. И если человека из Нового Берна в Северной Каролине либо Саванны в Джорджии я еще считаю соотечественником, то янки из Бостона или голландского бюргера из Нью-Йорка – вряд ли. Тем более Филадельфия или Коламбия[18] палец о палец не ударили, чтобы освободить меня и сотни других граждан от английской тирании.
А вот про то, что мне удалось услышать в Летнем саду, я этим людям ничего пока говорить не собирался. Откуда я знаю, вдруг они тоже заговорщики? Для меня же главное – сделать так, чтобы моя информация дошла до тех, кто сможет предотвратить убийство русского царя. И я попросту молчал – знаете ли, привык держать язык за зубами за время, проведенное на английском корабле. Да и пыток, которые, несомненно, последуют, я не боялся – вряд ли они окажутся хуже плетки-девятихвостки в руках боцмана Брауна.
Но пытать меня эти люди не стали. Вместо этого они отвели меня в небольшое трехэтажное здание рядом с дворцом императора. К моему удивлению, там меня накормили и напоили чаем. Вскоре ко мне пришли двое – человек в пятнистой форме, похожей на ту, которая была на тех, кто меня задержал, и седобородый человек в странной одежде, явно не похожей на военную. Но такую одежду я еще ни разу не видел, хотя мне довелось побывать во многих европейских (да и не только европейских) странах.
– Меня зовут Василий Патрикеев, – произнес на довольно неплохом английском седобородый. – Я советник его величества императора Павла. А вы, если я правильно понял, Джулиан Керриган?
– Именно так, господин Патрик… – я попытался произнести фамилию моего собеседника, и понял, что не смогу это сделать даже под угрозой виселицы.
– Судя по вашему акценту, вы с Юга, причем дом ваш находится южнее Виргинии. Одна из Каролин или Джорджия?
– Южная Каролина, сэр. Чарльстон.
– А как вы оказались в России?
Немного подумав, я решил, что в данном случае будет лучше, если я расскажу всю правду. Если эти люди поймают меня на лжи, то они потом не поверят ни одному моему слову.
– Я был моряком, сэр. В Плимуте, куда прибыл мой корабль, меня напоили в трактире, и очнулся я лишь утром на палубе британского фрегата «Бланш». Мне сказали, что при свидетелях мною был подписан контракт, согласно которому я обязан отслужить пять лет на королевском флоте и получил задаток – и это несмотря на то, что в моем кармане не было ни фартинга. Потом, когда мы зашли в Мемель, мне посчастливилось бежать. Я добрался до Санкт-Петербурга и сейчас работаю плотником на Адмиралтейской верфи.
Седобородый задумчиво посмотрел на меня, затем взглянул на стоявшего рядом офицера и что-то сказал ему по-русски. Они стали о чем-то оживленно беседовать. Из их разговора я ровным счетом ничего не понял, кроме слова «американец». Потом седобородый еще раз перевел взгляд на меня и спросил:
– Так что же, мистер Керриган, привело вас к Михайловскому замку? Ведь в нем живет русский царь. Знаете, что с вами сделали бы британские бифитеры, если бы попытались проникнуть в Тауэр?
Я уже сообразил, что так просто уйти мне от этих людей не получится. Впрочем, этот седобородый был мне почему-то симпатичен. Знаете ли, есть люди, которым ты сразу доверяешь. Конечно, со мной это один раз уже сыграло дурную шутку – тогда, в Плимуте. Но он был совсем не похож на того краснорожего и наглого «охотника за головами» из трактира. Ну что ж, подумал я, надо рискнуть…
– Я случайно услышал очень интересный разговор на английском языке в Летнем саду. Разговаривали немец в военном мундире и человек с аристократическим английским произношением. Второго я не разглядел – было темно, и лицо свое он пытался держать в тени. А вот первого мне удалось немного рассмотреть при свете луны. Он высокого роста, худощавый. У него орлиный нос и острый подбородок.
– Орлиный нос, говорите? – задумчиво поглаживая бороду, произнес мистер Патри… в общем, Василий. Минуты две он сидел и молчал, о чем-то думая. Затем достал книгу, отпечатанную неизвестным для меня способом, и начал ее листать, показывая портреты каких-то людей. На одной из страниц я увидел изображение человека, похожего на «генерала». Внимательно присмотревшись к рисунку, я решил, что не ошибся, и, показав на него пальцем, сказал:
– Вот этот!
– Хорошо, – кивнул Василий и, перелистав книгу, показал мне еще одну цветную гравюру. – Скажите, есть ли он на этой картинке?
Я внимательно пересмотрел все лица.
– Нет, здесь его нет.
Василий перелистнул пару страниц и показал мне еще одну гравюру:
– А здесь он есть?
Я показал на третьего слева.
– Занятно. Значит, вам, скорее всего, не почудилось. И о чем же был разговор, который так вас удивил?
– О торжестве свободы. И о мартовских идах. А еще англичанин цитировал Шекспира. Те строки, где говорилось об убийстве Цезаря. Он сказал «генералу», что после смерти тирана тот должен послать весточку некому минхеру Корстанье в контору торгового дома де Конинк.
– Благодарю вас. – Седобородый захлопнул книгу, положил ее на стол и прикрыл большим полотенцем. – Ну что ж, мистер Керриган, придется вам какое-то время побыть нашим гостем. Это в ваших же собственных интересах. Вы, кстати, умеете читать и писать?
– До смерти батюшки мне посчастливилось учиться в школе, мистер Василий.
– Тогда, будьте добры, запишите все, что вы смогли запомнить. Вам сейчас принесут перо, чернильницу и бумагу.
* * *
2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
Когда американец закончил свою писанину, отдал мне листок со своими показаниями и вышел из комнаты, мы с Васильевичем переглянулись.
– Вообще-то я догадывался, что помимо Палена были и другие руководители заговора, которые, в отличие от этого потомка крестоносцев, предпочитали держаться в тени, – задумчиво произнес Патрикеев. – Да, Уитворт был выслан из России, но ведь кто-то из британцев должен был остаться в Петербурге вместо него и наблюдать за действиями заговорщиков. И этот кто-то напрямую связан с теми, кто стоял за Питтом-младшим. Я подозревал, что это Беннигсен, человек довольно мутный и, ко всему прочему, старый масон с большими связями с зарубежными «вольными каменщиками». Видимо, именно эти его друзья помогли Беннигсену, единственному из главарей заговора, остаться на плаву во времена царствования Александра I. Его не отправили в ссылку или в отставку, а позволили продолжить военную карьеру.
Далее, барон – уроженец Ганновера, то есть подданный нынешнего британского короля Георга III[19]. Кстати, когда ему было десять лет, он был назначен пажом к британскому королю Георгу II. Так что связи с Сент-Джеймским двором у него должны остаться.
В молодости, во время Семилетней войны, Беннигсен сражался на стороне короля Пруссии Фридриха II против России в составе ганноверской пехоты. Потом он перешел на сторону Российской империи и вроде бы неплохо послужил ей. Во время Персидского похода, находясь при главнокомандующем – одноногом генерале Валериане Зубове, Беннигсен близко сошелся с ним, а через него познакомился и с двумя остальными братьями Зубовыми. А вы помните, кем был при матушке Екатерине Платон Зубов… Ну, а в убийстве императора Павла Беннигсен стал одним из главных действующих лиц. Недаром ему дали прозвище Длинный Кассий. А там, где Кассий, должен быть и Брут.
– Понятно… – кивнул я. – Значит, Пален и Беннигсен… И британец, который прогуливался с Беннигсеном ночью в Летнем саду. Конечно, Длинный Кассий – типичный ландскнехт, но, если мне память не изменяет, в свое время ландскнехты не раз вторгались в политику и своими длинными мечами кардинально меняли судьбы государств и династий.
– Да, такая вот «сладкая парочка». Надо бы, конечно, немедленно приземлить их, но с Беннигсенем все же придется чуток повременить. Уж очень беспокоит меня таинственный британец из Летнего сада. Скверно, что наш американец не сумел разглядеть его физиономию. Придется проследить за Длинным Кассием, хотя не факт, что они снова встретятся.
Как жаль, что Павел отправил в отставку петербургского генерал-губернатора Николая Архарова. Да-да, того самого, у которого были «архаровцы». Конечно, работал господин Архаров грубо, что называется, на грани фола, нарушая то, что в наше время называли «социалистической законностью». Однако дело свое он знал неплохо. Он бы в два счета нашел нам этого самого «минхеера Корстанье». Надо будет через Тайную экспедицию попробовать поискать торговый дом «Конинк». Думаю, что в первую очередь следует начать поиск в районе Английской набережной. Ведь не случайно там обосновалась и Ольга Жеребцова – сестричка братьев Зубовых и любовница британского посла Уитворта. Ну и, по совместительству, одна из главарей заговора.
– Хорошо, Васильич, – я поднялся со стула и прошелся по комнате, желая размять затекшие ноги. – Давай прикинем, что мы доложим императору и какой план действий наметим на сегодняшний день. О том, чтобы нам удалось сегодня хоть немного поспать, я и не мечтаю. Придется изгонять сон крепким кофе.
– Да куда ж мы с тобой денемся, Игорь, – развел руками Патрикеев. – Насчет доклада Павлу – лучше рассказывать ему всю правду. Почти всю правду… Тут главное не завраться – император очень болезненно реагирует на ложь. Его уже столько раз обманывали, что теперь он уже никому до конца не верит. Поэтому – правда, только правда и ничего кроме правды…
Что же касается первоочередных действий, то я бы полагал сразу, как только в замке появится Пален, арестовать его и отправить под надежной охраной в Петропавловку. Этого человека просто опасно оставлять на свободе.
А Беннигсена неплохо бы взять под наблюдение. Лучше было бы, Игорь, прикрепить к его одежде «жучок». Узнав об аресте Палена, он наверняка помчится к своему куратору. С помощью «жучка» можно было бы узнать, о чем он будет говорить с британцем, что потом нам позволит прижать вражеских агентов при допросе, прокрутив им запись их разговора. У твоих ребят, Игорь, найдется «жучок»?
