Александр Харламов
Планета Тивит
– Мило…Немного наивно, но привлекательно!– похвалила художника Светка, внимательно рассматривая нашу планету на этапе становления.
– Вы правы!– воскликнул Валентин.– Именно наивность я и хотел передать ею! Наивность создателя при сотворении мира, его идеализм…Все семь полотен пронизаны одним и тем же мотивом.
– Семь?– опять мне встречалась эта цифра семь. Уже третий раз за сегодняшний день. Сначала о ней в полубредовом состоянии сказала Яна, потом этот парень плел что-то про семь смертных грехов, а теперь он написал полотна, где изображено семь дней сотворения мира! Не слишком ли много "семерок" для одного дня? Стоп…Я побледнел от нахлынувшего на меня понимания. Немного пошатнулся, крепко уцепившись в ладонь жене. Она взволнованно взглянула на меня.
– Тебе плохо?
– Что случилось?– недоуменно переводил взгляд с меня на Светку Валентин.– Александр Сергеевич, что с вами? Может врача?
– Нет…– простая и ясная мысль поразила меня настолько сильно, что оставалось лишь сожалеть о том, что я не успел понять это раньше.
– Может воды?
– Если только стаканчик…– с вялой улыбкой попросил я.
Художник тут же сорвался искать официанта. Слава Богу, что хоть не побежал звонить в неотложку. Хотя видок у меня был, конечно, краше в гроб кладут.
– Светка, это просто гениально!
– Что?
– Вся эта выставка, Библия, все…
– Да, объясни толком, что тебе пришло в голову!– разозлилась Светлана.
– Сколько у человечества смертных грехов?
– Семь,– не задумываясь ответил супруга.
– За сколько дней Бог сотворил землю?
– Семь…– совсем растерялась жена.
– Что сказал Яна сегодня перед тем, как потеряла сознание?
– Семь…Ложь!
– Вот именно! Дьявол обманул ее! – воскликнул я и чуть приглушённо пояснил, потому что на нас остальные посетители выставки начали оглядываться.– Число тринадцать фигурирует в Библии только один раз. Иуда был тринадцатым апостолом у Христа! И все! Понимаешь? Главное число в религии это число семь! Остальное лишь наши выдумки и суеверия.
– И что?
– А то, что маяков всего семь? И Люцифер дал Земле лишь семь дней, а не тринадцать! Именно потому Яне плохо так, как будто мы распечатали уже одиннадцатый маяк! Потому что половину мы уже сделали!– даже у меня самого от моей догадки побежали по спине мурашки. Светлана тоже дернулась, словно пытаясь мне возразить.
– Но тогда…
– Да! Дьявол всегда лжет! Его цель доказать Богу, что человек не венец его творения, что он глуп, алчен и бестолков! Только поэтому он наплел Красовской про тринадцать маяков. Только вслушайся, насколько хорошо он все продумал, сколько символизма он вложил в эту ложь! Ничего не понимающие мы открываем маяк за маяком, надеясь найти выход и спасти Землю, а он тем временем на седьмой день является со своими тивитцами бездушными сюда и превращает нашу планету в свою колонию. И мы ничего уже не сможем предотвратить! Ничего! На седьмой день создание земли окончилось, на седьмой день Сатана ее и погубит! Вот так вот…
– Идея, конечно, интересная, но это всего лишь твои предположения,– заметила сухо и немного испуганно Светлана.
– Боюсь, что они верны…– угрюмо буркнул я.
– Тогда, что нам делать?– нахмурилась жена.
– Пока не знаю…Одно мне понятно нам нельзя терять ни минуты,– я потянул ее к выходу. Навстречу, сквозь толпу ценителей искусства к нам пробирался Валентин с бокалом минералки в руках.
– Александр Сергеевич…
– Потом!– я рывком отстранил его в сторону, продвигаясь к выходу. Левее нас откуда-то из толпы выскочила шеф-редактор.
– Дворкин! Куда это ты? Впереди у нас еще и пресс-конференция!
– Потом! Все потом, Елена Эрнестовна! Сейчас некогда совсем!– я отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, надеясь, что это загадочное потом все же случится.
– Дворкин!
Мы миновали длинное фойе. Одной рукой я вызывал такси, другой тянул за собой растерянную Светлану. В ушах грозным набатом бухал невидимый секундомер, с грохотом отсчитывающий последние деньки беззаботной жизни на земле.
– Мы разорвем с тобой контракт!– донеслось мне в след от редактора, но мне было уже все равно. Срочно созвать совет! Пригласить всех, кого можно…Может даже пожаловаться в Инквизицию…Возможно, она сможет это остановить. На ступеньках галереи было холодно. Мартовский ветер пронизывал лёгкое кашемировое пальтишко, но его я почти не чувствовал. Наоборот, меня бросило в жар. Что делать с Яной? Как поступить? Мне срочно нужно было подумать. Чувствуя мое состояние, Светка молчала, повинуясь моим порывистым командам. Только, когда приехало такси, она тихо спросила меня, усаживаясь рядом, вопреки своей привычки занимать место рядом с водителем:
– Что теперь будет с Яной?– в ее глаза застыл немой вопрос, на который я, увы, пока ее не знал ответа.
– Мне надо подумать…– коротко отрезал я, уставившись в окно, запотевшее от работающей печки. Машина, взревев двигателем везла нас обратно на нашу Автострадную набережную сквозь плотный поток машин спешащих домой людей, к семье, к родным, чтобы вместе спокойно поужинать, обсудить рабочий день и крепко уснуть в объятиях любимых. Почему со мной такого не случалось? Из-за чего? По какой причине я вынужден постоянно куда–то бежать, кого-то спасать, о чем-то думать? Господи, из-за чего именно на мои плечи легла эта тяжелая ноша?
От грустных мыслей настроение испортилось окончательно. Что делать с Яной? Я хожу по краю острого, как бритва лезвия, пытаясь найти выход из тупика, чтобы спасти и себя, и подругу, и всю землю с ее немаленьким населением? Никогда не думал, что передо мной когда-нибудь станет такой выбор…
Блики светофоров ночного Харькова играли на стеклах машины с капельками начинающегося дождя. Я смотрел в окно, наслаждаясь последними минутами покоя. дальше будет только сложнее…Дальше будет еще ужаснее. Как поступить? Что сделать? Господи, помоги мне…
Пересечение Халтурина и Краснодарской всегда отличался своей аварийностью. Очень часто здесь происходили ДТП по вине нерадивых водителей. Вот и сейчас, едва мы выехали на перекресток под зеленый сигнал светофора. откуда справа вылетел на полной скорости могучий внедорожник, направляясь к нам в лоб. Все это я наблюдал, как в замедленной съемке, не способный воспринимать адекватно окружающую реальность, погруженный в свои невеселые размышления. Рядом испуганно вскрикнула Светка, сжав до боли мою ладонь. Раздался визг тормозов, но столкновения было не избежать. если только не…
Таксист резко вывернул руль вправо, не туда, где по пешеходному переходу шли люди, мирно спешащие с работы, а в обочину, где, одиноко виляя хвостом лениво трусил пес. Глухой удар сотряс белый "ланос", заставив нас откинуться на заднее сиденье.
– Твою ж мать!– брызги крови от сбитой собаки брызнули на переднее стекло. машина перепрыгнула через бордюр и зависла на нем, ревя двигателем. Несколько секунд в салоне царила полная тишина. Мы с супругой никак не могли опомниться от случившегося, а таксист находился и вовсе в состоянии шока. Внедорожник, мигнув фарами, исчез где-то вдалеке проспекта Льва Ландау.– Все живы?– уточнил на всякий случай водитель, выключая зажигание.
– Почти…– буркнул я, выбираясь наружу под промозглый ветер и накрапывающий дождик. "Ланос" висел на бордюре, дымя чем-то под капотом. Левее нас в последних судорогах бился сбитый пес, хрипя и дергая переломанными лапами.
– Тут было два варианта…– виновато потупился мужчина, стараясь не смотреть на агонию животного, кивнув в сторону пешеходного перехода. Рядом с нами росла толпа зевак, горячо обсуждающих произошедшее.
– Понакупили прав!– ворчливо заметила какая-то пенсионерка. Ее горячо поддержала женщина, держащая на руках плачущую девчонку лет пяти.
– А вообще все это из-за коммунистов!
– Распустили народ!
– Да, где ваши либералы? Что они сделали для страны?
– Развалили…
Все это я слушал, словно сквозь плотную вату. Голоса зевак доносилось до моего сознания, будто издалека, а в голове оглушительным набатом бились слова таксиста, что у него было всего лишь два варианта, либо людей, либо пса. Он выбрал меньшее из зол. Так может и мне…
– Извините меня,– мужчина протягивал мне полную сумму поездки,– боюсь до дома я вас уже не довезу, да тут немного и осталось…Мне еще ментов ждать, разборки, протоколы, оформлять ДТП. Только не жалуйтесь начальству…
Я молча кивнул, забирая протянутые деньги, не сводя глаз с пса. Собака уже затихла. Под ней растекалась кровавая лужа.
– Пойдем…– потянул я Светку за руку. Жена расстроилась, побледнела, но все же держалась довольно бодро. Врач все-таки, хоть и женский…Движение по перекрестку восстановилось. Где-то вдалеке по Халтурина уже звенели полицейские сирены. Разборок тут еще часа на три. Я посмотрел на часы. Половина десятого…Еще торчать на ветру мне сегодня не хватало. попав в свидетели.
– Идем!– повторил я, потянув за руку жену. Она послушно пошла за мной, так и не проронив ни слова.
Снег в городе стаял, оставив после себя грязные лужи и прошлогоднюю листву, собранную трудолюбивыми дворниками кучками под деревья. Стыло…Поплотнее запахнувшись в пальто, я спустился на Батицкого, а потом через Рубежанский домой. Наш спальный район затихал, прячась от нелетной погоды в своих уютных мирках с маленькими кухоньками, непрерывными разговорами о политике, скучной телевизионной рекламе и развлекательных сериалах. Несколько местных алкашей медленно ползли за очередной дозой спиртного в наш круглосуточный ларек. И плевать всем было, что через какие-то четыре дня они превратятся в настоящих зомби! Не знают они об этом. Им хорошо в их уютном мирке! И самое удивительное, что для большинства из них ничего толком и не измениться, потому что они будут так же ходить на работу, готовить обеды, смотреть телевизор, общаться с друзьями…Разница лишь в том, что с этого момента они будут бездушными, без эмоциональными, лишаться того, самого главного, что и отличает нас от остального живого. Хотят ли они себе такой доли в обмен на вечную жизнь? Или им нет никакой разницы? Главное, что мне совсем не хочется, чтобы точно так же жили мои дети!
– Зайдем?– голос Светки вырвал меня из липкого тумана моих мыслей. Я с удивлением обнаружил, что мы стоим под нашим подъездом, а докуриваю сигарету.
– Да, конечно…
– Саш…
– Да, любимая?– встрепенулся я.
– Что теперь будет?
– Не знаю…– я легонько подтолкнул ее внутрь. пропуская вперед.– Не знаю…
Поднялись на второй этаж, открыв дверь своим ключом. Из кухни вышла хмурая Эльвира Олеговна. За эти несколько дней ей тоже основательно досталось. Хороши родители, повесили на шею старушке двоих детей и мир спасают!
– Дашку уложила. Сегодня немного капризничала, но потом успокоилась. Мишка вместе с Шушкиным Андрюхой отправился погулять. Максим ушел еще в семь, его срочно вызвали на работу. Красовская спит. Ей стало немного лучше к вечеру.
– Спасибо…– выдохнул я, рухнув на кресло, стоящее в прихожей.
– А у вас как?– поинтересовалась теща, вытирая мокрые руки о передник.
– Я расскажу сейчас. Пойдем на кухню,– Света, видя мое состояние потянула мать прочь, избавляя меня от ненужных вопросов.
Два варианта…Мертвый пес, искалеченный такси, стоял у меня перед глазами. Два варианта…либо пешеходы, либо безродная, непородистая собака. Выбор вроде бы прост…Таксист его сделал.
С трудом расшнуровал туфли и сбросил пальто. Тихонечко вошел в нашу со Светкой спальню, где в уголке стояла детская кроватка Дашки. Дочь сладко спала, улыбаясь чему-то своему во сне, причмокивая полненькими моими губками, раскидав ручки и ножки в сторону. Маленькое детское тельце пахло чем-то сладким, детством, нежностью…Стоит ли жизнь одной миллионов вот таких же, едва начавшихся?
Я аккуратно, стараясь не разбудить, вышел из спальни плотно притворив за собой дверь. В ванной шумела вода. Жена готовилась ко сну. Ей тоже было нелегко в эти дни. Она видела, как мучаюсь я и ничего не могла сделать. Стоит ли это все жизни одной? Два варианта…Либо пес, либо они…
Я вошел в полумрак комнаты Эльвиры Олеговны. Янка лежала на кровати, скупо освещаясь лунным светом, попадающим к нам через неплотно прикрытые шторы. такая же бледная, высохшая, как этот свет. Пес или они?
Дыхание подруги было болезненным и неровным. Темная сила, сосущая из нее жизнь, становилась все сильнее, ее аппетиты росли. Осталось четыре дня…Тивит или жизнь? Душа или вечное существование во тьме?
Я присел рядом, наблюдая за Красовской. Поникшие ее ресницы еле заметно дрогнули. Она открыла глаза и слегка улыбнулась, раздвинув с трудом пересохшие губы. Белки глаз ее потемнели, с ужасом я увидел в ее зрачках всепоглощающее адское пламя, еще только зарождающееся внутри подруги.
– Ты пришел меня убить?– спросила тихо она. Из ее глаз потекли слезы, но она держалась, как настоящий боец, прошедший со мной, рука об руку и огонь, и воду.
– Да…– промолвил я совершенно спокойно, поняв, что свой выбор сделал еще там, на перекрестке, увидев умирающего от переломов пса.
– Сделай это не больно, пожалуйста… – всхлипнула Янка, слабо шевельнувшись.– Я устала от этой боли, сидящей внутри меня.
– Конечно…Конечно, Яныч, тебе будет не больно…– я не смог сдержаться, тоже заплакал, проведя рукой по ее бледной впалой щеке, вытирая хрустальные слезинки, бегущие по некогда шелковистой коже.
– Прости меня, Дворкин…
– За что?
– За то, что заставила тебя выбирать,– улыбнулась горько Яна, отворачиваясь в сторону.
– Вся наша жизнь – это выбор! Между добром и злом! Между жизнью и смертью…
– Я не хочу быть злом!
– Ты не будешь, Яныч, обещаю…– я аккуратно вытянул из-под ее головы подушку, взяв ее двумя руками покрепче, опасаясь, что не смогу.– Прости…
Тихо звякнул телефон, заставив меня вздрогнуть. Я скосил глаза в сторону, увидев, что сообщение пришло от Максима.
– Посмотри,– кивнула на телефон Яна,– я не спешу на тот свет…
Настрой исчез полностью. Я отшвырнул в сторону подушку, со всего маху стукнув кулаком по бетонной стене. На костяшках лопнула кожа, оставляя кровяные следы на розовых обоях.
– С ума что ли сошел! Дашку разбудишь!– в дверь заглянула Эльвира Олеговна и строго погрозила мне пальцем.
– Извините…– я не мог, не хотел убивать Красовскую! Может быть был слаб, может быть был труслив, но не мог…Хотя и был в шаге от того, чтобы сотворить непоправимое. На экране моего смартфона красовалась красное, как у всех младенцев бывает, счастливое личико их с Максом ребенка.
"Проведал малыша…Покажи Яне, может это предаст ей немного сил! Мы обязательно победим!"
Обязательно победим…Какой же я идиот, если сдался и опустил руки! Конечно же мы победим! Или умрем, но в борьбе и все вместе…
– Это твой малыш…С ним все хорошо!– я протянул Красовской телефон с фото улыбающегося ребенка. Она взяла дрожащей рукой. Всхлипнула и разрыдалась, отвернувшись к стене, свернувшись калачиком. Ее ослабевшее тело вздрагивало в такт рыданиям, заставляя мое сердце рваться на части.
– Все будет хорошо…– я подобрал телефон, выпавший из ее ладоней, прочел сообщение дальше.
"Нашел четвертый маяк. Это без сомнений Салтовское водохранилище. С водой у нас тут больше ничего не связано! Утром выезжаем!"
Отлично! Хотя бы одну ночь я посплю, не ломая голову над тем, как найти место для следующего портала.
– Прости меня…– буркнул я, раздираемый эмоциями на части.– Прости, Яныч…
Подруга ничего не ответила. Она рыдала в подушку, чтобы не перебудить весь дом. А я хотел кричать от того ужаса, что чуть не натворил, убив человека.
– Прости…
Молча вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Рука саднила. На пути в ванную я наткнулся на внимательный взгляд Эльвиры Олеговны.
– Это что там сейчас было?– строго спросила она, кивая головой на разбитый кулак.
– Ничего…– отмахнулся я.– Просто нервы…
Теща понимающе покивала, удалившись на кухню. Ее режим дня с возрастом стал намного отличаться от нашего. Засыпала она в четыре, а просыпалась около десяти. Отчего было так, никто не знал, в том числе и Светка. Смыв кровь с рук, я отправился в спальню. Приглушенный ночник горел на тумбочке со стороны супруги. Я поймал ее испуганный взгляд на себе, но ничего не ответил, что-то объяснять и рассказывать не хотелось. Ни осталось сил что-то говорить. Я мог лишь только лечь рядом, ощутив ее ласковые объятия на своем теле и уснуть. мгновенно погрузившись в сон, словно выключили весь мир вокруг.
Ночь прошла спокойно и без сновидений. Кошмары мне не снились. Виной тому, наверное, была просто нечеловеческая усталость и напряжение последних нескольких дней. Только от звонка Максима я проснулся, когда рядом никого уже не было.
– Ты спишь что ли?– изумился муж Красовской на том конце провода.
– Уже нет…
– Собирайся, Дворкин! Сейчас погрузим Янку и на Салтов. Распечатывать четвертый маяк.
– Откуда такая уверенность, что он именно там?– пробурчал я, вставая с кровати. Посмотрел на себя в зеркало и не узнал. лицо отекло, под глазами круги. Я выглядел так, краше в гроб кладут.
– Я когда от вас уехал, двинулся на квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи малыша и отвезти матери Красовской. Ну, и решил, избавиться от этих надписей на стенах, купил растворителя, содрал все обои. И под ними обнаружил любопытную надпись "Мама. Люблю. Салтов". Учитывая, что последний маяк, который мы открыли был про воду. Что еще может быть известнее в Харькове этого водохранилища?
– Ты прав,– согласился я.– Логика в этом кое-какая присутствует. Ты далеко?
– Уже подъезжаю…Заранее позвонил твоей теще и попросил Яну собрать.
– Спасибо…
– Не за что! – короткие гудки известили меня о том, что максим бросил трубку.
Так…Значит все решили без меня. Почувствовав нешуточное облегчение, я вышел из комнаты. Света пила на кухне кофе с тещей. У жены на коленках сидела Дарья, мгновенно протянувшая мне какую-то свою погремушку, намекая на то, что было бы неплохо наконец-то исполнить свой отцовской долг.
– Не сегодня, моя милая!– я поцеловал дочурку щечку, потом жену.– Доброе утро Эльвира Олеговна.
– И тебе того же зятек!– кивнула теща, наливая мне кофе.– Яна одета. Ей немного лучше. Так что сможет идти сама.
– Спасибо вам,– кивнул я,– а где Мишка?
– Мишка еще дрыхнет!– ворчливо сообщила мне теща.– Вчера приперся в три! Говорит провожали с Андрюхой каких-то знакомых девчонок с танцев, ну и заболтались.
– Вырос парень!– рассмеялся я.
Под окнами посигналили. Значит явился Макс. Пора было выдвигаться.
– Поможете мне ее спустить?– обратился я к своим дамам.
– Конечно…
Втроем, взяв под руки обессиленную Красовскую, мы сошли к подъезду, где нас уже ждал внедорожник Максима. Сегодня он был без формы, на поясе висел не сданный послед дежурства пистолет.
– Это зачем?– кивнул я на кобуру. усаживая Янку на заднее сиденье.
– На всякий случай,– отмахнулся полковник полиции,– мало ли что или кто…
– Как раз, если появится кто, то эта штука его не возьмет,– неодобрительно покачала я головой,– а проблема с гаишниками может доставить очень много.
– Брось, Дворкин,– улыбнулся Максим,– я же мент в конце концов! Договоримся…
Счастливый он человек. Еще не знает, что дьявол, как исстари ему и полагается, обманул и меня, и его, и Красовскую. Счастливый, он даже не догадывался, что жить человечеству осталось всего каких-то три дня.
– Поехали,– не стал я его расстраивать, занимая место рядом с водителем.
Машина резко развернулась, выбросив из-под шипованных колес клочья дерна, чуть не задев моих девчонок, которые провожали нас у порога. Из всех окон на нас поглядывали соседи. Ни в открытую, нет…Но там у тети Светы, то у тети Вали дернулась как-то подозрительно шторка. Плевать! Скоро они превратятся в тивитцев и им будет абсолютно все равно, куда и с кем я отправился, кого загружал в машину в полумертвом состоянии, потому что настоящий тивитец не испытывает любопытства. Он, как робот выполняет свою функции в этом мире, лишний раз доказывая, что такое же бездушное существо на этой планете, как окружающие нас деревья или тучи.
Выехали на Батицкого, обогнув по широкой дуге Мусорку с раскиданными вокруг нее продуктами жизнедеятельности харьковчан. Ну, никак не приучить наш народ к порядку! Вот такая вот расхлябанность у нас не то, что в крови, в генотипе. Этим-то мы и отличаемся от цивилизованных европейцев и это-то становится для нас непреодолимой преградой, когда нас в очередной раз тянет к светлому европейскому будущему.
Движок взревел, поднимаясь на небольшой пригорок, выехал на свежий асфальт, положенный пару лет назад, а потому еще не успевший окончательно разрушиться. Несколько минут по колесили по району, выбираясь из узких проулков Немышли.
– Как дела на работе?– спросил я, глядя в окно, затем, как мимо нас проплывают знакомые издавна улочки заводских кварталов, где общаг больше, чем во всем Харькове вместе взятом. Первые этажи коммуналок наглухо заложены неровными рядами кирпича. Здесь день и ночь на благо рынка Барабашово – самого большого вещевого оптового рынка Европы трудятся украинцы под чутким и мудрым руководством продуманных вьетнамцев, за копейки скупающих нашу рабочую силу, с помощью которой за смену шьют фирменной одежды больше, чем "Адидас" выпускает за календарный год. Несколько местных пивнушек уже открыты. Вокруг них крутится непрезентабельная публика в надежде урвать хотя бы стаканчик на опохмелку. Лениво бродят бездомные собаки по тротуарам в поисках кусочка чего-нибудь съестного. Это часть города мало напоминает тот яркий и праздничный Харьков, который мы видим на открытках к Новому году и билбордах на въезде. Здесь люди не живут, выживают, все еще лелея надежду на то, что все когда-нибудь изменится к лучшему.
– О чем задумался?– после долгой паузы уточнил Максим. Мой вопрос про работу он проигнорировал. Видимо, у оперов не положено рассказывать об этом.
– Смотрю. куда катится наша страна и думаю…
– О чем, если не секрет?– на вчерашнем перекрестке Краснодарской и Халтурина уже не было и следа от вчерашнего ДТП. Мертвого пса убрали. кровь запылилась. а машину невезучего таксиста оттащили в ремонт.
– Что может оно и лучше…
– Что именно?
– Что все закончится именно так, а не иначе,– буркнул я, отворачиваясь.
– Как?
Я не стал отвечать, и так понятно было о чем я говорю. Наш мир несовершенен. Погряз в лжи, коварстве, даже братоубийстве…За деньги у нас можно все…А может дьявол и был прав, когда-то давно, не преклонив колено перед человеком? Какие мы к чертям венцы творения? Какие вершины искусства? Может и задумывались мы, как что-то лучшее, чистое, практически идеальное, но произошел какой-то сбой, какая-то программа слетела к чертям, и мы превратились в то, во что превратились…И вряд ли наш противник был в этом виноват. Все, что мы сотворили со своей жизнью плохого, мы сотворили сами, своими собственными руками, имея лишь привычку кивать на других, забывая о том, что в первую очередь, надо начинать с себя.
Машину слегка потряхивало на колдобинах, но, в целом, дорогая для Украины была неплоха. Мы радуемся и находящимся в более отвратительном состоянии трассам. А тут немного подлатали, непременно списав денег, как будто провели капитальный ремонт, разметку нанесли. так что мы могли свободно лететь под сто километров в час, наслаждаясь вступающей в свои законные права весной, с ее мутными лужами. грязным снегом и первым солнышком, робко выглядывающим из-за хмурых серых туч, затянувших небо до самого горизонта.
– То есть ты намерен открыть последний маяк?– уточнил Максим, стараясь не смотреть в мою сторону.
– А ты хочешь, чтобы я убил твою жену? Извини, пробовал, не вышло…– разозлился я, закуривая сигарету. Салон тут же наполнился ароматным дымом, клубами планирующим по всему авто.
– Пробовал?– глаза полковника полиции изумленно раскрылись. От удивления он чуть не въехал во встречную "девятку", еле успевшую свернуть в сторону. Позади нас раздался разозленный сигнал.
– А то нет…Буквально, вчера ночью. Так что выход у нас один!
– Ты больной, Дворкин!– воскликнул Макс.
– Может быть,– пожал я плечами,– но теперь у нас точно лишь один выход.
– Позволь узнать какой?– ехидно осведомился муж Красовской, которая сидела позади, кажется, задремав. Или, прикинувшись, что спит, дабы не мешать нашему горячему обсуждению.
– Впустить его в наш мир и.…храбро помереть в неравной схватке со злом,– объяснил я свое решение, принятое еще вчера вечером у кровати беспомощной подруги.
– Ты псих!
– Я знаю…– спокойно подтвердил я.– Следи лучше за дорогой. Где-то тут будет съезд на грунтовку.
Мы успели остановиться у магазина, когда-то приносившим хозяевам неплохую прибыль, но теперь с закрытием границы, ставшим в весенне-зимний сезон чуть ли не убыточным, выпили крепкого кофе, купили Яне полуторалитровую бутылку "моршинской". До дамбы оставалось еще с километр. Вон, виднелась она за поворотом! Поросшие камышом берега, с неизменными чайками, мечущимися над серо-стальной гладью поверхности воды в поисках хоть какого-то пропитания.
– Ты уверен, что маяк там?– кивнул я на берег, допивая кофе одним глотком. Обжигающий напиток придал мне чуть-чуть бодрости. Именно того, чего мне не хватало последние несколько дней.
– Почти на сто процентов…
– Тогда поехали!– сел я в машину.– Права на ошибку у нас уже нет…До часа икс осталось сорок минут.
Внедорожник Макса лихо вывернул с парковки, обдав стоящий рядом "лексус" грязно-мутной жижей по самое водительское зеркало. Я неодобрительно покачал головой. Если бы так сделал обычный обыватель, то его обязательно уже догнали, вытащили из машины и долго учили плавать с бетонным довеском в ногах прямо в Салтове, но хозяин "лексуса" еще в магазинчике успел срисовать кобуру Максима, потому погони ожидать не следовало.
Буквально, через пару минут мы вывернули на дамбу, по верху которой была проложена добротная асфальтовая трасса, соединяющая волчанский район с харьковским. Примерно метров через двести на дамбе были сделаны небольшие бетонные ответвления, похожие на мостовые ледорубы. На каждом из них были расположены метки, по которым контролировался подъем воды. Судя по нынешним, половодья в этом году не ожидалось. На одном из этих ледорубов мы и припарковались, включив аварийку.
– Ну и?– осмотрелся я по сторонам, выбираясь из прогретого салона под ледяной ветер, моментально забравшийся под куртку и пустивший в пляс всех моих мурашек. Левее нас, уткнувшись в удочку, с ног до головы закутавшись в теплые вещи, рыбачил какой-то мужик, мало обращающий на нас внимания. Где-то вдалеке дрейфовала утлая резиновая лодчонка. Не завидую, я этим смельчакам сейчас…Подумал я. Мне даже смотреть на их передвижения холодно.
– Что ну и?– хмыкнул Макс.– Если Митусов и оставил здесь знак, то только на этой бетонной штуке. Больше негде…
– И правда…– я легко перемахнул через перила, спрыгнув на каменные плиты, защищавшие дамбу. В кроссовках мгновенно захлюпало. Крякнув, следом перепрыгнул Максим.
– Клюет?– спросил он у рыболова, обернувшегося в нашу сторону. Тот пробурчал что-то неразборчивое, вернувшись к прерванному занятию. Мы были ему неинтересны.
– Значит клюет…– уверенно произнес полковник полиции.– если бы не клевало, то мы бы сейчас много чего выслушали…
Я нагнулся под перила, особо не вникая в болтовню полицейского, пролез по узкому мостику и все же нашел, то, что хотел. Трудолюбивые руки наших работников гидрологов, так и не добрались сюда, чтобы покрасить этот кусочек ледоруба. На верхней полочке красными, чуть кривоватыми буквами был написано ровно тот текст, который мы нашли у прошлого маяка: :" А зачем вы тогда воду пьете? Воду? Зачем?"
– Очень оригинально…
– Неси, сюда Яну,– приказал я, часы неумолимо отбивали последние минуты, отпущенные нам на поиски.
– А рыбак?
– С рыбаком я разберусь…
Вслед за Максом я вылез под накрапывающий дождик. Или это брызги с водохранилища? Хотя сегодня вроде не ветренный день…Значит все же дождь…
– День добрый…– окликнул я рыболова, увидев, что полковник был уже наверху, открыл двери и пытался вытащить оттуда Красовскую.
– Что-то не клюет…
Мужчина медленно повернул ко мне голову. Несмотря на пасмурную погоду он был в темных очках. Сердце напряженно и слегка испуганно екнуло. Чего это он посреди марта расселся в солнцезащитных линзах? Или вода бликует? Поплавка не видно? Посмотрел на серую гладь Салтова. Вода была матовая. никаких бликов, даже ряби обычной не было. Нехорошее предчувствие закололо под ложечкой.
– Так не клюет?– снова спросил я, вспоминая все чему меня когда-то учила Агриппина и Алаида – ведьмы харьковского Ковена, но, как назло, ничего в голову кроме огненных шаров не приходило.
– Я же сказал нет!– зло бросил мужик, приподнимаясь на стуле.
– Да ладно…Я же просто спросил…– пошел на попятную Яну, видя, что Макс уже помогает переправиться через перила супруге.
– А чего в очках? Очки сними! Солнце нет вроде…
– А чего мне у тебя надо разрешения спрашивать, что ли?– довольно грубо буркнул рыбак.
– Да нет…– пожал плечами я, уже предчувствуя неладное.– А снять не можешь?
– Я тебя сейчас сниму голову с плеч!– рявкнул довольно агрессивно рыболов.
– Очки сними, б…ть!– заорал я, бросаясь вперед, одним ударом кулака смахивая солнцезащитные очки в сторону. С треском они разлетелись на бетонных плитах, а вот мужик даже не пошатнулся. Крепкий был, зараза.
– Ну, снял…И что? Легче стало?– в его глазах плескалось то самое тивитское пламя, которое я раньше видел у прислужников дьявола. Не торопясь, явно чувствуя свое превосходство, он шагнул вперед, стремясь обхватить меня двумя руками, как соскучившаяся тетушка своего непутевого племянника. Я отшатнулся и бросил в него комок огня. Пламя вспыхнул возле него, так и не долетев до цели, а потом с легким шипеньем потухло.
– Зря ты так, Дворкин!– покачал головой рыболов, надвигаясь на меня.– Я же просто наблюдал, никому не мешал, а теперь, дай, я тебя обниму…
– Блииин…– мне пришлось отступать до того момента пока моя спина не уперлась в бетонную плиту дамбы.– Макс!– заорал я, растерявшись. Как защитить себя, мне даже в голову не приходило. Шаг…второй…третий…
Два выстрела из пистолета туго разорвали тишину утреннего озера. Рыболова откинуло в сторону. Пули попали ему прямо в яблочко, разорвав лоб почти пополам. Он несколько раз дернулся и затих.
– Спасибо!– поблагодарил я мужа Красовской. А то, я думал мне конец…
– Не за что! – полковник легко перевалил бесчувственное тело Яны через перила, поймав, с другой стороны.
– Его огонь не брал…– пробормотал я, подходя к тивитцу поближе.– А обычная пуля…
Тело рыболова начало мерзко стареть. Кожа одрябла, появились глубокие морщины на лице. Рука, торчащая из-под глубокого рукава, высохла, стремительно превращаясь в какую-то мумию. Зрелище было ужасным и отвратительным.
