Александр Харламов
Планета Тивит
17
Планета Тивит 2094 год
Тивитского летоисчисления
– А сейчас, Яна Викторовна, мы займемся вами…– глаза правителя Тивита повернулись к ней, буравя непроницаемым взглядом. Красовская испуганно отшатнулась, вжавшись спиной в какой-то шкаф. Убийство Координатора и то, с каким наслаждением он его принял, стали для нее чем-то напоминающим фильм ужасов. За время дружбы с Дворкиным она успела многое повидать, многое испытать. На ее глазах рвали на куски живых людей оборотни, вставали из могил живые мертвецы, бродили призраки, но такого ей наблюдать еще не доводилось, чтобы от одного прикосновения человек падал замертво.
– Не бойтесь…– спокойно промолвил с легкой усмешкой правитель Тивита. – У меня нет цели вас убить, да и не убийство это было, а всего лишь награда.
Этот странный человек, носящий имя Сталина, будто читал ее мысли. Янка моргнула и перевела дыхание, вспомнив все же, что она самая бесстрашная журналистка не только Харькова и области, но и. наверное, всей Украины.
– Отличная награда! Достойная, я бы сказала…– скривила она губы в подобии улыбки. Получилось, если честно не очень. Да и кто бы мог храбриться и бравировать в такой ситуации? Похитили из собственной квартиры, увезли на другую планету, ставили какие-то опыты, а потом и вовсе у нее на глазах убили человека, сообщив радостно, что теперь настала ее очередь.
– Для того, чтобы понять моих людей. Надо знать историю появления Тивита, – пояснил мужчина, подойдя к столику с винами и набрав себе немного красного, густого, как кровь напитка. С наслаждением отхлебнул, причмокнув губами. – Видите ли, сударыня, – начал объяснять он, и в его устах это забытое нами обращение вовсе не выглядело нелепицей. Правитель этой непонятной планеты были не из нашего мира, слишком ухожен, подтянут, опытен и красив, будто сошедший с полотен живописцев герой романтических рассказов девятнадцатого века. Ленский? Нет, скорее всего Онегин – прекрасный, но злой гений коварства и обольщения, – мои подданные уже мертвы…
Это объяснение поразило Красовскую, как гром среди ясного неба. Она никак не ожидала такого поворота. От удивления забыв про страх, она внимательно слушала рассказа Сталина.
– Когда-то давным-давно им пришлось уже прожить одну жизни на земле…Грешную, безобразную, которой не стоит гордиться, но жизнь…– правитель Тивита отставил бокал в сторону и занял место за столом. – Хотя понятие греха придумали не здесь…Здесь такого слова нет!
От понимания, пришедшего к журналистке, куда она попала, стало немного не по себе. Противный холодок скользнул под тонкую ткань, пробудив своим появлением сотни мурашек.
– Что все это значит? – нахмурилась Яна.
– Вот представьте себе, Яна Викторовна, жил себе человек не тужил, воровал из казны, изменял жене, снимая в сауне десяток проституток, убивал конкурентов или, что чаще бывает в вашем мире, чтобы не опухнуть с голода похитил из магазина буханку хлеба…Это грех?
– Я…– замешкалась Красовская. – Если про чиновника, то да, а если про работягу…
– То нет? – с улыбкой опередил ее правитель Тивита. – У вас искаженное понятие греховности, сударыня. Воровство всегда грех! – зло бросил он. – Там! – мужчина указал куда-то на потолок, намекая на Бога. – Там не разбираются, убивал ли ты, чтобы не убили тебя, воровал ли, чтобы выжить или просто для собственного обогащения. Наверху считают, что заповеди надо исполнять неукоснительно. Ты воруешь, грешишь с чужой женой, жрешь в три пуза, а невидимый счетчик на небесах все записывает, взвешивая твои поступки на весах. И ему без разницы по какой причине ты нарушил одну из заповедей.
– У вас этого нет? – прервала его гневную речь Яна.
– У нас нет рая…Этого эфемерного пространств, куда попадают праведники, наслаждаясь, в сущности, скучной благообразной жизнью, точно такой же, как и на земле.
– А что у вас есть? – с дрожью в голосе спросила журналистка. В голове билась лишь одна мысль, что теперь уж она точно пропала.
– У нас есть альтернативная реальность, позволяющая человеку реализовать свои способности!– глаза мужчины полыхнули огненным пламенем, почти как у всех, кого она видела на Тивите прежде, но только теперь, после этого разговора Яна поняла, что это за огонь.– Допустим, что умер именно тот человек, который украл булку хлеба в магазине, чтобы выжить…Что ему грозит после смерти? Вечные муки у котла с чертями? Нет…Он попадает сюда, мы даем ему еще один шанс. Шанс прожить жизнь по-другому. Мы вдыхаем в него искру жизни. Он может точно так же жить, трудиться и растить детей, только в более логичном и справедливом мире.
– Искра жизни это то, что у вас горит в глазах? – догадалась Яна.
– Вы очень умная женщина, – похвалил ее с надменной улыбкой правитель Тивита.
– Значит все, кого я встретила на вашей планете…
– Грешники, – подхватил ее мысль Сталин.
– А как же вы поступаете с маньяками, педофилами, убийцами и насильниками? – уточнила Яна. – Им тоже дается шанс прожить заново свою мирскую жизнь?
– Для них у нас уготовлено несколько другое…Именно тот ад, который и предполагает вечные страдания.
– Кто вы? – осмелилась спросить вдруг Красовская в лоб.
Мужчина рассмеялся, отвернулся от нее, глядя задумчиво в окно. Возникла неловкая пауза, в ходе которой Яна уже сотню раз пожалела, что задала этот вопрос. Ожидание наказания было чудовищным чувством, но правитель Тивита всего лишь тяжело вздохнул.
– У меня много имен…Сталин – лишь одно из них. Мне понравилось, как оно звучит, потому я и выбрал себе этот псевдоним. Только стальной человек может управлять таким народом.
– Кто вы? – повторила более настойчиво Красовская.
– Я дьявол, – мужчина резко обернулся к ней и вперил в журналистку свой строгий демонический взгляд, – когда-то очень давно я не поверил в идею рая, что человечество достойно небесной жизни, и создал Тивит.
– Вы сумасшедший…– попятилась Яна. Она предполагала, что в этой истории все слишком непросто, но чтобы вот так вот мило болтать с самим Сатаной?! Это было выше ее сил.
Правитель Тивита улыбнулся. Его приятная улыбка неожиданно начала сползать с лица. Вместо ровного ряда идеально белых зубов появлялись огромные острые, как нож клыки. Кожа стала трескаться на голове, обнажая красную чешуйчатую лысину, украшенную двумя изогнутыми рогами. Руки вытянулись, с треском ломая кости, превращая прямо на глазах в уродливое подобие клешней. Костюм на спине разорвался, и позади мужчины захлопали широкие перепончатые крылья. Пасть изрыгнула пламя, а потом чудовище сделала неловкий шаг вперед к Яне, которая не могла двинуться от парализующего ужаса, сковавшего ее с ног до головы. В глазах мгновенно потемнело, пол с потолком вдруг поменялись местами. Ее обдало ледяным холодом, и она рухнула на пол, опрокидывая вслед за собой несколько стульев, потеряв сознание.
– Яна Викторовна, – ее кто-то хлопнул больно по щеке, приводя в чувство. На голову лилась прохладная вода, попадая в полуоткрытые губы. Журналистка закашлялась, надеясь, что это был всего лишь страшный кошмар. И сейчас над ней стоит Макс, а они вдвоем находятся в их новой квартире, перепив на новоселье с Дворкиным, но нет…
Рядом был уже вполне человеческого вида правитель Тивита, который с легкой улыбкой поливал ее из графина водой. На нем был новый идеально выглаженный костюм, светлые брюки в тон, на левом запястье блестел «Ролекс». Журналистка лежала на тахте, куда ее, видимо перенесли, когда она рухнула в обморок.
– Хватит! – буркнула она, отмахиваясь от тоненькой струйки воды, стекающей ей за шиворот. Мужчина убрал графин, поставив его на журнальный столик.
– Что вам от меня надо? – страх у Яны куда-то исчез. Понимание того, где она, у кого и чем это ей грозит, придало ей уверенности. – Душу?
Дьявол весело рассмеялся. Он долго хохотал, хлопая себя по коленям, будто Красовская сказала что-то очень веселое.
– Душу…Надо же…Душу…– отсмеявшись, выдавил он из себя. – Нет, душа мне ваша без надобности, Яна Викторовна. Мне нужна помощь…
– Дьяволу? – нахмурилась журналистка.
– Да…Душу…Да…– женщина не понимала, чем она так развеселила правителя Тивита. – Эту байку придумали там…– он указал снова на потолок. – Тысячу лет назад…И надо же, люди до сих пор в нее верят!
– Байку? То есть вы не подписываете договор с человеком кровью, исполняя его желания, чтобы потом получить бессмертную душу?
– А зачем она мне? – с улыбкой спросил дьявол. – Что я с ней буду делать?
– Ну…не знаю…– смешалась Красовская.
– Вот и я не знаю…Хотите узнать. Как появилась это вранье? – Яна кивнула, интереса это в ней не вызывало, но спорить с самим повелителем ада, она посчитала опасным. – Раз в восемьдесят пять лет Тивит появляется над Землей. Открывается портал и один из моих Координаторов может телепортироваться на вашу планету. Там он находит талантливого, но непризнанного человека и предлагает ему в обмен на славу и уважение после смерти добровольно отправиться на Тивит. Нам нужен приток новых мозгов, новых технологий, новых идей, как и любому государству. Но когда об этом узнали там…То все переврали, придумали историю про бессмертную душу и мое коварство.
– А это не одно и тоже? Душу вы не крадете?
– Души нет! – зло отрезал дьявол. – Человек, лишь пустая оболочка, набитая потрохами, которая, умирая, разлагается почти два месяца, воняя и смердя. Навоз – это то, что остается после его смерти! Я даю им право жить дальше…Разве это не благо?
– Я далека от религии…
– А зря! Вам годами вбивают в голову, что я плохой, что я сволочь, а я всего лишь хочу вам дать возможность прожить свою жизнь по-другому.
– Звучит заманчиво, но как-то слишком идеально, – заметила Яна, – что-то я не заметила, особой радости от вечной жизни на Тивите у ваших подданных. Некоторые так вообще мечтают о смерти, – она вспомнила Координатора.
– Он жил сотни лет. Ему надоело…– отрезал дьявол.
– Так что вы хотите от меня. Я не талантлива, не несу в себе каких-то необычных знаний. Зачем вы меня похитили? – сменила тему Красовская.
– Я хочу, чтобы на Земле установился новый порядок, такой, как на Тивите. Для этого мне нужны вы…
– Я? – удивилась подруга.
– Именно. Долгое время Координаторы искали психически устойчивого здорового человека, который сможет выполнить мое поручение. Вы тот человек, который нам нужен.
– Вы, наверное, ошибаетесь…– робко заметила Яна.
– Нет, все тесты показали вашу эмоциональную стабильность, хорошую мозговую активность и высокий интеллект. Вы тот человек, который откроет нам двери на Землю, вернув из вечного изгнания и подарив человечеству ту жизнь, которой они достойны, – правитель Тивита мечтательно закатил глаза.
– Боюсь, вы ошиблись…
– Я никогда не ошибаюсь! – бросил зло дьявол. – Вы откроете порталы, через которые мои подданные попадут в ваш мир.
– Е если я не стану этого делать? Вы сведете меня с ума, как Олега Митусова? – вспомнила она про сумасшедшего, квартира которого им досталась.
– Он был слишком слаб для этой миссии, вы сильны…
– Вы наобещали ему с три короба, написали докторскую диссертацию, за это он вам согласился помогать, а когда понял, что собирается совершить пошел на попятную, а вы отняли у него работу и разум, – поняла Красовская.
– Говорю же, он был слаб! – резко отрезал правитель Тивита. В его глазах снова заплясали огоньки. Яна попыталась дернуться в сторону, чтобы не видеть его взгляда, но не могла пошевелить ни одной частью своего тела. Женщину, словно парализовало. Дьявол коснулся ее руки. Журналистка скосила глаза вниз, почувствовав жжение на своем запястье. На внутренней стороне руки от локтя до пальцев расплывалась ярко-синяя татуировка, перевернутая пентаграмма. – Для начала вам проведут экскурсию по Тивиту, чтобы вы не считали нас чем-то ужасным, а потом вы отправитесь на землю и откроете порталы этой татуировкой.
– А если я не захочу этого делать? – боль в запястье утихла. Татуировка слабо пульсировала на покрасневшей коже.
– Тогда эта метка вас убьет! И вы снова попадете ко мне, потому что грешили в своей жизни много и часто, и такой милой беседы у нас уже не будет!– глаза правителя Тивита снова полыхнули огнем, погружая Яну в беспросветный мрак, окутавший ее со всех сторон и утянувший ее сознание на глубину.
18
Харьков 2019
Максим повернул с Академика Павлова в сторону Первой Психиатрической больницы города Харькова. Светофор приветливо мигнул зеленым, впуская его в кованые решетчатые ворота закрытого медучреждения. На входе его никто не встретил, и муж Красовской спокойно сумел добраться до серого невзрачного корпуса с высоким крыльцом и металлической дверью на входе, украшенную затемненным глазком. Слева от двери располагался звонок с потертой кнопкой. На старых деревянных рамах висели покосившиеся решетки, которые вряд ли стали бы сколь бы серьезной преградой для психов, которым вдруг взбрело бы в голову покинуть столь неприветливые стены.
Потоптавшись на крыльце, мысленно формулируя в голове собственную просьбу, Макс все-таки нажал на дверной звонок. По ту сторону раздалась заливистая трель, а через пару минут шаркающие неторопливые шаги.
– Я вас слушаю! – хриплый голос за стенкой был женским, но будто бы простуженным или прокуренным.
– Меня зовут Максим Переверзев – я полковник полиции, – муж Красовской сунул в дверной глазок свое красное служебное удостоверение, а потом, чтобы окончательно убрать любые сомнения и подставил свою небритую и уставшую физиономию. На той стороне двери наступила короткая минутка тишины, а потом тот же самый голос вполне себе вежливо уточнил.
– По какому вопросу, пан полковник желает посетить нашу больницу? Вы, наверное, в курсе, что мы закрытое медицинское учреждение и не имеем право впускать каждого встречного, пусть он и обладает всемогущими красными корочками нашего доблестного МВД.
– Я все понимаю… – кивнул побритой головой Максим. – Мне пришлось вести расследование одного дела, где скорее всего замешан ваш пациент, для уточнения некоторых деталей, необходимо посоветоваться с вашим главным врачом.
– Наши пациенты все находятся на своих местах, – голос по ту сторону двери резко посерьезнел, из него исчезли доброжелательные нотки, – если вы желаете что-либо узнать про содержащихся здесь граждан, то посылайте официальный запрос через прокуратуру. Мы вам обязательно ответим.
Шаги стали удаляться от двери, и Макс понял, что теряет время. От отчаяния он коротко взвыл и со всей силы ударил по двери кулаком. Раздался глухой стук, а шаги вернулись обратно.
– Будете хулиганить, вызову наряд вневедомственной охраны, и уже им будете объяснять, что вы за полковник такой, и каких внутренних дел начальник…– ехидно подметил голос. Охраной таких больниц в Харькове полиция не занималась. Ее функции тут исполняли частные охранные предприятия, ставшие в нашу безумную эпоху всемирного передела чем-то, вроде феодальных частных армий. С ними связываться, даже работники МВД было связываться противопоказанно. Его корочку могли успешно проигнорировать, хорошенько отколошматить, а лишь потом, разобравшись принести официальные извинения, от которых было ни горячо, ни холодно.
– Простите…Я не хотел вас беспокоить. И речь идет не о ваших нынешних пациентах. Это касается довольно старой истории двадцатилетней давности. Этот человек давно умер, и никак не повредит вашей репутации. Я вас очень прошу, впустите меня…
Несколько минут за дверью царила напряженная тишина. Строгая вахтерша обдумывала стоит или не стоит пускать незваного гостя. И слишком уж эта и ситуация напоминала комедию, потому что теперь судьба спасения Яны зависела от благосклонности обычной пенсионерки.
– С кем вы хотели бы побеседовать? – уточнила она спустя пару минут.
– С вашим главным врачом, если мне не изменяет память, то зовут его…– Макс скосил взгляд на листок бумаги, на котором его опера записали все , что сумели нарыть по этому запутанному делу. Марат Ахмеджанович Сарышев? Верно?
Замок в двери скрипнул, и Максим, наконец-то, увидел того самого Цербера, который его не пускал внутрь. Им оказалась женщина средних лет с короткой прической каре и отличной ладной фигурой, так контрастировавшей с хриплым прокуренным или простуженным голосом.
– Сарышев на месте, – кивнула она, указывая куда-то в длинный полутемный коридор, – сейчас направо, потом по лестнице налево, второй этаж, триста седьмой кабинет.
– Благодарю вас, – кивнул полковник, немедленно отправляясь по указанным координатам.
Коридоры больницы были пусты. То ли все психи были на обеде. То ли свободное посещение и хождение были разрешены в другом корпусе, громада которого виднелась чуть позади основного здания через зарешеченные окна.
Через пару минут брожения по психиатрической лечебнице, муж Яны Красовской остановился перед дверью главного врача и нерешительно постучал, чуть ниже латунной потемневшей от времени таблички, которая извещала посетителя, кому принадлежит сей кабинет.
– Прошу вас…– из-за широкого дореволюционного стола ему навстречу встал довольно крепкий высокий мужчина в коротком халате на распашку и строгими очками половинками на переносице, сдвинутыми так сильно, что Максим вообще не понимал, как они у него держаться. Кабинет главного врача психиатрической лечебницы был обставлен с помпой и роскошью, что совсем не подходило под имидж бюджетной организации. Во время сбора информации ему намекнули, что иногда доблестный доктор практикует частные сеансы, выводит сильных мира сего из алкогольных запоев, а их отпрысков из состояния наркотической ломки, за что вполне справедливо берет неплохую плату, а за молчание получает еще и поощрение.
Кроме антикварного столика из красного дерева, тут имелся неплохой бар, с дорогим подбором изысканных вин, антикварный шкаф и несколько стульев, явно созданных под старину. На один из них и указал Максиму Сарышев, приветливо махнув рукой.
– Меня зовут…– начал представляться полковник, но был прерван доктором, все так же мило улыбающимся в свою седовласую бороду.
– Мне доложили о вас! И что привело столь крупного сотрудника внутренних дел в нашу скромную обитель? Никаких правонарушений мы не совершали,– шутливо подмигнул он, бросив короткий взгляд на золотые часы, пудовой гирей висящие на тоненьком запястье, давая понять, что время его не бесконечно, и пользоваться им Максиму необходимо, как манной небесной.
– Мне необходимо поговорить об одном из ваших бывших пациентов,– начал муж Красовской, не зная, как рассказать о том, что его жена просто-напросто исчезла из собственной квартиры, не оставив никаких следов, а причиной тому стали странные надписи на стенах, которые оставил сумасшедший, давно умерший мужик. Заявив такое, он рисковал остаться в клинике не в качестве гостя, а самого, что ни на есть, настоящего постоянного обитателя клиники, – вы давно занимаете пост главного врача?
Сарышев поднял глаза в потолок, что-то подсчитывая, видимо, вспоминая, сколько командует этой организацией.
– Порядка тридцати лет, – пояснил он, – за это время никаких нареканий со стороны руководства в мой адрес или адрес моих сотрудников не было. Кого можем – лечим, кого не можем – изолируем, согласно букве закона.
– А вы помните всех своих пациентов? – насторожился Максим, вспомнив, что он все-таки начал службу в должности простого опера, и допросы были его насущным хлебом.
– В большинстве своем, – осторожно заметил доктор, – если случай достаточно интересный с точки зрения медицинской практики, то уж точно…
– А некоего господина Олега Митусова?
Главный врач недовольно стрельнул глазами в его сторону. Его острый взгляд пронизал полковника милиции насквозь, заставив на миг растеряться.
– Что-то не припомню…А в каком году он проходил у нас лечение? – протянул он.
– В девяносто девятом году он погиб от туберкулеза в стенах вашего заведения, – подсказал Максим.
– Не могу сказать, так сразу…Митусов…Митусов…
– Вы не могли его не запомнить! – подхватил муж Красовской. – Век…Вак…
Краем глаза Максим заметил, как после этих, вроде бессмысленных сочетаний, главный врач психиатрической больницы испуганно вздрогнул. Лицо его резко изменилось, а холеная надменная благодушная улыбка сползла с лица.
– Что вы сказали? – переспросил он.
– Век…Вак, – повторил полковник, – ваш пациент любил писать на стенах бессвязные слова. Эта фраза была его любимой.
– Олежка! Конечно же…Как я мог его забыть! – спохватился Сарышев. – Их столько через мои руки прошло, что голова кругом. Разве в них во всех сразу сориентируешься. Конечно, я помню этого парня! Милый, добродушный, открытый…Не проявлял никакой агрессии. Мы его заболевание определили, как шизофрению, но там…Там был полный букет! Мы приняли его на лечение за пять лет до смерти, сдала его в психиатрию его собственная мать, которая устала жить, словно в сумасшедшем доме…Вокруг были надписи, сделанные им, не имеющие никакого смысла или подтекста. Ужас…
– А как вы считаете, что могло…сподвигнуть его на эти письмена, – подобрал нужное слово Максим, внимательно слушая доктора.
– Сильная стрессовая ситуация, коей стала потеря его диссертации в трамвае. С тех пор в его голове, что-то повернулось, увы, безвозвратно, – пожал плечами Сарышев, старательно отводя взгляд.
– Это официально, а на самом деле?
– Мозг сложная штука, молодой человек…Его возможности до конца не изучены! Нам остается гадать и тыкаться, как слепым котятам в стену непонимания, подходить индивидуально в ходе лечения каждого из наших пациентов.
– А как вы считаете, какое-то сакральное значение имеют эти предложения?
– Сложно утверждать точно, но в ходе лечения мы пришли к выводу, что «Вак»– это краткая аббревиатура Всесоюзной аттестационной комиссии, а «век» … «Век» нам расшифровать, так и не удалось. Увы…Мы ведь тоже не Боги, а всего лишь доктора.
– Как он умер? – поинтересовался Максим, внимательно все запоминая. В спасении Яны могла сыграть роль каждая, даже самая незначительная деталь.
–Митусов был болен последней стадией туберкулеза. Это частая форма заболевания у наших пациентов, неправильное питание, неблагоприятная среда, все это играет особую роль…– начал пояснять Сарычев, но был тут же прерван полковником милиции, который за счет своего многолетнего опыта работы в органах и постоянных допросов понял, что психиатр пытается увести разговор в сторону. На какие-то доли секунды в глазах Сарышева промелькнуло подобие страха. Это могло быть просто неприятным воспоминанием, а могло и чем-то посерьезней.
– Это не тот ответ, который я хотел бы от вас получить, – резко вскрикнул Максим, грохнув со всего маху кулаком по столу, – как умер Олег Митусов?
– В одно утро, мне доложили, что он найден мертвым в своей собственной палате. Вскрытие показало, что причиной смерти стал оттек легких! – затараторил доктор, отодвигаясь подальше от нависшего от над ним милиционера, но тот и не думал останавливаться, почувствовав слабину собеседника. Допросы были его хлебом, и не таких отъявленных негодяев ему приходилось раскалывать, служа столько лет в полиции. Может Сарышев и говорил правду. Но для того, чтобы убедиться в этом…
– Где история его болезни? Быстро, не думая! Отвечай! – рявкнул он, угрожающе замахав кулаком напротив дорогих очков-половинок психиатра.
– И…история болезни хранится в учреждении не больше пяти лет…– затараторил торопливо врач. – Я вас уверяю…
– От его он умер? – снова задал свой вопрос Макс, у которого начала постепенно лопаться терпение.
– Туберкул…
– Правду, господин Сарышев. Мне нужна правда!
– Я…Что вы себе позволяете, молодой человек! – воскликнул главный врач психушки, наконец, справившись с первым оцепенением.
– Что я себе позволяю? – разозлился Макс.– А что вы себе позволяете? Имеет ли врач право принимать на дому? Или за это стоит у него отнять лицензию?
– О чем вы говорите?
– О наркоманах и алкашах, господин Сарышев, которых выводите из ломки, находясь вне этих стен! Или вы считаете, что милиция настолько глупа, что не замечает ваших милых шалостей? Повторяю, мне нужна правда о смерти Олега Митусова! От нее зависит жизнь моей жены, и если для этого мне придется вас посадить, то, будьте уверены, что я это непременно сделаю.
– Я не понимаю…
Сильный удар кулаком опрокинул доктора с его антикварного стула. Врач завалился назад, мгновенно заливая халат полившейся из носа кровью. Нелепо завыл, закрывая лицо руками. Максим мгновенно обогнул широкий стол, оказываясь прямо над психиатром.
– Говори, б…дь! – мощный удар в область ребер сотряс тело Сарышева. Оно подлетело и опустилось вниз, неприятно хрустнув.
– Прекратите…– прошептал тот, чуть не плача. – Он умер действительно от туберкулеза в своей постели.
– Уверены? – строго спросил полковник милиции, решив, что все-таки ошибся и пройдохе доктору действительно нечего скрывать. – А если я начну вырывать твои ногти плоскогубцами, тварь? – нахмурился он.
– Стойте! Прекратите! Я…я все скажу…– испуганно попятился назад, подальше от разъяренного правоохранителя Сарышев. – Только не бейте больше…
Лицо его стремительно начало опухать. И Макс был уверен, то уже к вечеру на холеной морде врача появится два фиолетовых фингала. Но, если быть до конца честным, ему было глубоко наплевать, главное спасти Яну.
– Говори!
– Он просто исчез из палаты…Простите меня, я не хотел огласки. У меня только-только карьера пошла в гору, я начал набивать себе постоянную клиентуру, и эта история с психом-художником мне была точно не к чему. Мы решили все скрыть, сообщив о его смерти и немедленной кремации…
– Кто это мы? – нахмурился Макс.
– Наш дежурный врач Гриценко и медсестра Полинка. Она после того случая вообще ушла из медицины.
– После пропажи Митусова?
– Да! Той ночью двое санитаров оскорбили его, публично унизили, а утром их нашли мертвыми в процедурке. А сам Митусов исчез. Что мне было делать? Я заявил, что санитары перепились некачественного алкоголя, от того и умерли, такое в то время было не в диковинку. А Митусов от туберкулеза…
– То есть, Олег может быть и жив до сих пор?
– Я его тело не видел! – шмыгнул разбитым носом доктор. – но и побег со строго отделения нашей клиники невозможен. У нас лечатся и принудительно, так что это исключено!
– Тогда как объяснить пропажу Митусова? – спросил Максим, начиная сомневаться уже в своей способности логически мыслить и принимать решения.
– Мистика…– пролепетал доктор.
– В том-то и дело, что мистика…– кивнул Максим, выходя в коридор, набирая знакомый номер Дворкина, чтобы поделиться результатами своих поисков.
