Александр Харламов
Планета Тивит
Все события и герои вымышлены.
От начала и до конца это все лишь плод авторского
воображения.
Пролог
1999 год
Небритый мужчина сидел на корточках у стены, сжав свою голову, заросшую длинным кучерявым волосами, ладонями. Он непрестанно раскачивался и что-то шептал. Медсестра прислушалась, с опаской посматривая за ним из-за решеченного окошка.
– Век. Вак…Господи, прости меня! Век…Это просто век…Как…Ленин…Идти вперед… Счастье…
Набор фраз и ничего больше…Все, как обычно. Только теперь еще больше в голосе пациента первой психиатрической больницы города Харькова слышалось надрыва, почти паники. Крупные слезы текли по его лицу. Он продолжал бормотать. Упал на холодный пол.
– Век! Вак! Почему?
Полина только недавно устроилась работать в это отделение для буйно помешанных. Ей говорили, что этот пациент особенный, но такого она предположить не могла. Все стены его палаты были расписаны непонятными фразами, не связанными между собой. Буквы прыгали, иногда путались, перескакивали одна на другую.
– Век. Вак! – прокричал мужчина. Боль скрутила его пополам. Глаза полезли из орбит, и его вырвало.
– Вот, черт! – ругнулась Полина, нажимая тревожную кнопку вызова санитаров.
Из соседней комнаты появились два дюжих молодца, по выражению лиц, которых можно было и их уверенно определять в пациенты клиники, но никак не в медицинский персонал. Один из них Василий, даже пытался за ней приударить, дарил чахлые букетики ромашек, сорванных на клумбе в обширном парке, где прогуливались по хорошей погоде небуйные больные, помогал провести уборку поста перед сдачей смены, да жадно глядел на туго обтянутый халатом зад. Никаких шансов она ему, конечно, не давала, но цветочки стояли в вазе, а сама она старалась не то, чтобы поощрить санитара, но немного попользоваться таким вниманием.
– Что случилось? – уточнил напарник Василия костолом Гриша, засучивая рукава явно маленького ему халата.
– Вон, посмотрите! – кивнула Полина на камеру, где сидел больной. – Кричит что-то непонятное. Воет, как зверь раненный! Сейчас упал, калачиком свернулся. Жуть берет, когда слышишь эту белиберду!
– А…– почти радостно протянул, потирая руки Григорий. – Это Олежек наш! Ты его не бойся! Он совсем того… Как только краски кончаются, он истерить начинает! Сейчас мы ему красок дадим, он и успокоится, – Гриша вернулся к санитарам, оставив их с Василием одних.
– Полин…– начал неловко мужчина, попытавшись взять медсестру за руку, но та ловко вывернулась, сделав вид, что не заметила этого движения. Схватила какой-то журнал и стала там быстро что-то писать ручкой, бросив короткий взгляд на часы.
– Это зачем? – не понял Василий.
– Все резкие ухудшения состояния пациентов мы заносим в этот журнал, чтобы утренняя смена врачей, которая придет на работу, смогла точнее поставить диагноз, – медсестра включила лампу, и в этот момент появился в конце коридора Гриша. В его могучих руках были обычные самые дешевые акварельные краски и вода в пластиковой бутылке.
–Сейчас мы ему их отдадим…– проговорил санитар, отпирая тяжелый навесной замок палаты. – Олежек и успокоится…
– А краски у вас, откуда? – нахмурилась Полина.
– Так мать его, нам каждую субботу приносит! Говорит, что без этой фигни, – Гриша кивнул на разукрашенные разными надписями стены, – совсем ее буйный сынок загнется. Да и Матвей Данилович, главврач наш разрешает…Эй, Олежек! – громко позвал пациента санитар. – Смотри, что тебе дядя Гриша принес!
Он, явно дразня, покрутил в руках набор акварельных красок и бутылку с водой. Сумасшедший мгновенно затих, заморгал глазами из-под густо наросших бровей. Протянул руку вперед, шевеля губами еле слышно.
– Чего? – рассмеялся Гриша. – Ничего не слышу!
– Век. Вак! – более отчетливо пробормотал пациент.
– Нее…– протянул недовольно санитар, делая вид, что прячет краски обратно. – Я твоего попугайского языка не понимаю. Ты мне по-человечески скажи…Гриша, дай краски!
– Любовь…Вера…Уже…Конец…Мир…Ложь…– из глаз расстроенного сумасшедшего снова полились слезы. Он тянул вперед руку, умоляя помочь на единственном ему понятном языке. Полине стало, его жаль.
– Отдай краски! – рявкнула она, пытаясь вырвать их из лап Григория.
– Пусть попросит хорошенько! – улыбнулся зло санитар. – Мы с Васькой его и ползать иногда на коленях заставляем…И песни петь на своем языке. То-то смеху…
– Отдай, я сказала! – почти прокричала Полина, чувствуя, как в ней закипает злость.
– Олежек, а ну-ка собачку нам покажи? – Григорий покрутил перед глазами сумасшедшего красками. – Гав-гав! Не ленись! Ты же хочешь рисовать дальше свои каракули на стенах?
– Отдай! Иначе, я расскажу все главврачу! – применила последний аргумент Полина.
– Ладно, Гринь…Чего ты, в самом деле? – потупил глаза Василий, решивший проявить себя джентльменом. Хотя Полина сомневалась в том, что это мордатый санитар вообще знаком с этим словом. – Отдай придурку краски, пусть дальше малюет Малевич!
Вася забрал акварель у своего напарника и отдал психу, лицо которого неожиданно озарилось такой счастливой улыбкой, что Полине на миг он показался и не сумасшедшим вовсе, а вполне себе милым мужчиной, который просто перестал за собой ухаживать, будучи в командировке или на необитаемом острове. Она радостно улыбнулась, запирая дверь обратно, а напоследок предупредила его, что если кончится вода, то пусть постучится ей в дверь, и она ему наберет еще.
– Век. Вак! – важно согласился с ней псих, устремив все свое внимание на акварели.
– Зря ты так с ними…– покачал укоризненно головой Васек. – Гришу, вот, обидела… Он же тебя развлечь хотел! Шоу показать! – второй санитар, как только краски оказались у больного, тут же скрылся в своей подсобке.
– Издеваясь над больными людьми? – возмутилась Полина. – Нет уж…увольте!
– Да люди ли они?! – округлил глаза Василий. – Ты посмотри на них! Хотя бы на этого! Что это за человек, если он слова ясного произнести не может, только по-своему квакает что-то…Век. Вак! – передразнил пациента санитар. – Чего их жалеть? Лучше меня пожалела бы, а? Сохну ведь по тебе…– его руки скользнули по спине Полины и опустились ниже поясницы, крепко сжали ягодицы.– Может мы это…– вторая рука его быстро метнулась к ее груди и больно сдавила сосок.
– Да пошел ты! – медсестра от всей души влепила санитару пощечину. Ладонь мгновенно обожгло, а на скуле Василия моментально запылала алая полоса от удара. Кулаки его несколько раз рефлекторно сжались, но он удержался.
– Зря ты так…– покачал он головой, потирая ушибленную скулу. – Видать не сработаемся мы с тобой, Поляночка…Зря…
– Да пошел ты! – повторила медсестра. – А будешь еще лезть, так вообще главврачу пожалуюсь! Уволит тебя с работы и вся недолга.
Санитар медленно развернулся и двинулся по коридору. Девушка потрогала грудь. Крепкие мужские пальцы чуть не раздавили предмет ее тайной гордости. Сосок болел. Она поморщилась и решила посмотреть на пациента, из-за которого и произошел весь этот конфликт.
Больной сидел у стены что-то увлеченно писал указательным пальцем. Рядом с ним стояли разведенные краски. Бородатое лицо озаряла счастливая улыбка. Полина пригляделась внимательнее к буквам.
– Счастье мое. Я здесь. И я тебя жду.
Странно…Он оказывается еще и романтик. Буквы были корявыми, наползали одни на другие, а псих увлеченно их выводил, будто на уроке по чистописанию. Как мало человеку нужно для счастья? Ухмыльнулась медсестра, закрывая зарешеченное оконце, через которое буйным пациентам подавали пищу и необходимые для постоянного приема лекарства. Тусклый свет лампы скупо освещал узкий побеленный до половины коридор. Синие больничные стены скрывались где-то в полумраке ночи.
– Век. Вак! – донеслось из-за двери совершенно удовлетворенное.
Полина села за свое рабочее место. Открыла журнал, но тут же его вернула на место. Заниматься работой совершенно не хотелось. Девушка косо поглядела на лежащую рядом книжку какого-то бульварного писателя, купленную по случаю на Балке. На обложке разворачивались поистине мексиканские страсти, роковые красотки, дорогие иномарки и даже блестел вороненым стволом настоящий пистолет. Она лениво пролистала начало: «Один бандитов достал из-за пояса наган и выстрелил в Марианну. Девушка пошатнулась. На ее губах выступила кровь. Сквозь боль она прошептал своему любимому…»
Бред! Полина захлопнула книгу обратно и посмотрела на часы. Почти полночь. Большинство обитателей психиатрической больницы номер один города Харькова уже видят десятый сон. Одна она почему-то не спит! Может вздремнуть? Полина положила голову на скрещенные на столе руки и почти мгновенно уснула, проваливаясь в какую-то непонятную глубокую черноту. Настолько глубокую, что совсем не расслышала, как скрипнула дверь палаты, где находился художник Олег. На пороге появилась его изможденная фигура в полосатой пижаме, измазанной красной краской. Бородатый мужчина взглянул на девушку. Та, мирно спала, даже не пытаясь поднять тревогу, бросил короткий взгляд по сторонам и двинулся к подсобке, где отдыхали санитары. Он не знал, куда следует идти, его что-то вело. В конце коридора он замер, прислушиваясь к ночной тишине психиатрической больницы. Откуда-то доносился храп, кто-то бормотал что-то невнятное совсем рядом.
– Век! Вак! – худая ладонь с длинными не мужскими пальцами коснулась холодной бронзовой ручки. В замке скрипнуло, щелкнуло. Повеяло холодом. Дверь медленно открылась. В подсобке было темно. На узких кушетках спали Василий и Григорий. Оба громогласно и надрывно храпели, со свистом втягивая в себя воздух. На столе в их изголовье пристроилась початая бутылка водки и нарезанная крупными кусками варенка. Олег тяжело вздохнул и сделал шаг вперед. Никто из санитаров не пошевелился. Только Василий причмокнул губами во сне. Ему снилась Полина в одном халатике, без нижнего белья. Прозрачная белая ткань ничего не скрывала, а лишь подчеркивала соблазнительную фигурку новенькой медицинской сестры. Олег порылся в карманах своей пижамы. Выудил оттуда закрытый футляр из-под акварели. Красная краска была начата. Он с удовольствием мазнул по ней большим пальцем, измазывая его почти до основания.
– Вак! – ухмыльнулся он беззубой улыбкой. За долгие годы, проведенные в клинике, он успел их почти все потерять. Теперь алые десны, выглядывавшие из-под полных розовых губ, выглядели отвратно, если не ужасно.
Гриша у соседней стены пошевелился, застонав, и Олег понял, что надо спешить. Время текло неумолимо быстро, а ему еще надо было вернуться обратно в палату и постараться уснуть, чтобы не вызвать никаких подозрений.
– Вак! – прошептал он, касаясь измазанным в краске пальцем лба Василия. Корявые буквы одна за другой складывались в слово. Сумасшедший не знал, что он пишет, что-то внутри него подсказывало, как необходимо правильно все сделать. Какое слово написать, какого размера буквы нарисовать…Через пару минут все было кончено. Олег удовлетворенно кивнул и потер руки. Улыбка снова озарило его совсем не похожее на сумасшедшее лицо. Аккуратно ступая, он вернулся в свою палату. Замок в двери тихо щелкнул обратно, и ничто не могло выдать того, что особо опасный псих может беспрепятственно разгуливать по коридору больницы, когда все вокруг ложатся спать. Ничего…Кроме надписей, написанных красной краской, на лбу санитаров Василия и Григория, но и они почти моментально испарились, словно их кто-то стер мокрой тряпкой.
1
Харьков 2019
Я стоял у окна, в пол уха слушая вяло текущий спор Мишки и Эльвиры Олеговны на кухне. Сигарета медленно тлела, а я, грешным делом, совершенно про нее забыл, наблюдая как по двору, меряет лужи моя Дашенька под чутким присмотром Светки. Все-таки хорошо, что мы завели себе второго ребенка…, Мишка совсем уже вырос. Никто ему не указ. Характер явно не мой, и даже не мамин…Да и откуда же ему быть моим, если папка у него совершенно другой. Правда, молва гласит, что кто воспитал, тот и отец, но не в моем случае. Мишаня полная копия своего биологического родителя от кончиков волос до самого скверного характера, который когда-то мне встречался на моем пути. А повидал я много…От Ковена ведьм, которые мало напоминали тех самых добрых фей из мультиков, до Капитула Инквизиции, тоже мало похожих на мальчиков-с-пальчиков. А если вспомнить моих отцов-командиров в учебно-военном центре, да начальника технического отдела на Турбо атоме, разваливающегося прямо на моих глазах индустриального гиганта Украины…Тоже мне агнцы Божии!
Я хмыкнул, прислушивавшись к предмету спора. Эльвира Олеговна в свойственной ей ультимативной манере требовала Мишку в чем-то ей помочь, тот отказывался, собираясь на какие-то посиделки с друзьями. Бабушка обвиняла его в бессердечности, неблагодарности, ну и еще во всех смертных грехах сразу! Подростку было глубоко плевать на такие пространственные рассуждения, и где-то через пару минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Все! Фини та ля комедия…Первый акт закончен, но зная свою тещу, могу предположить, что вечером, по приходу блудного внука домой, нас ждет увлекательное продолжение. Уж, такая она у меня…Никогда не может остановиться, особенно, когда ей так нахально перечат и игнорируют. Помню, в первые годы нашей совместной жизни со Светкой мне тоже доставалось, теперь же все дальнобойные орудия артиллерии воспитателя со стажем обратились на неразумного внука.
– Хам! Просто неблагодарный хам! – рявкнула Эльвира Олеговна так, что услышали соседи на первом этаже нашего многоквартирного дома. Рявкнула просто для того, чтобы оставить последнее слово за собой. А не ради продолжения спора. Тем более спорить…
– Дашуля, нельзя! – я резко обернулся на крик жены, чувствуя, как сердце обрывается в пятки. Моя маленькая, совсем крошечная дочурка, на всех порах ринулась навстречу огромному бульдогу, брызжущему липкой слюной в разные стороны. Метрах в десяти от пса бежал его хозяин, кажется, Мишкин ровесник, с оборванным поводком в руках.
– Фредди! – кричал он, испуганно кривя рот. – Фредди, ко мне!
Что за дурацкая кличка? Мелькнуло в голове. Я бы своей собаки такую никогда в жизни не дал. Дашка, шлепая коротенькими ножками и переваливаясь, как медвежонок, оказалась почти у самой раскрытой пасти бульдога. Тот заинтересованно ее обнюхал и оскалился, коротко зарычав.
– А ну, пошел вон! – топнула добежавшая, запыхавшаяся Светлана, но пса этим было не испугать. Он присел на задние лапы. Его короткая шерсть на загривке встала дыбом под строгим ошейником.
– Фредди! – орал паренек, поспешавший следом.
И тут Дашенька, проявила всю свою могучую волю Срединного мага – единственного и неповторимого во всей Вселенной. Она улыбнулась готовому к броску псу и неловко взмахнула ручкой, отчего сама едва не загремела в лужу, но пес вдруг заскулил, поджал купированный хвост и опустился перед дочкой на лапы. Девочка счастливо взвизгнула и погладил его прямо по влажному носу.
– Доченька моя…– Светка подхватила нашего бесстрашного ребенка на руки и крепко прижала к себе. – Ты цела! Ты моя хорошая! Ну зачем же ты полезла к этому страшилищу, а? Он же может укусить! Ай!
Явно перепуганный паренек, виновато опустивший голову, подошел следом.
– А вы, молодой человек, могли бы и получше следить за свой псиной! – укоризненно покачала жена головой, все еще крепко прижимая Дашку к своей груди, которая не понимала, судя по взгляду, ничего. Ну подошла, ну погладила…
– Я извиняюсь! Простите, но поводок порвался, а Фредди такой игривый…– юный собаковод покосился на свою собаку, замершую в одной позе подле их ног, преданно разглядывая дочку.
– Крепче поводки надо покупать. Раз таких опасных собак заводите. Вот напишу в милицию заявление на твоих родителей…
– Света! – позвал я не на шутку разошедшуюся жену.
– А, вон мой муж! Между прочим, знаменитый писатель…– паренек поднял глаза и удивленно открыл рот.
– Сам Дворкин?
– Да, нет…– отмахнулась Светка. – Дворкин – это придуманный персонаж, а он…
– Света! – снова позвал я. Еще не хватало мне с утра до ночи раздавать юным почитателям моего таланта автографы. Помню я, как пришел на родительское собрание к Мишке в школу…Педсовет превратился в балаган с совместными фотосессиями и подписанными книжками. Это было давно, а похвастаться после выхода «Дитя раздора» мне было и нечем…Жизнь устаканилась, текла своим чередом. После всех приключений мне не хотелось ничего другого, но и книг не было…Елена Эрнестовна не настаивала, но по ее красноречивым вздохам в телефонной трубке, я был уверен, что в редакции мой новый бестселлер определенно заждались.
– Да, мы уже идем! – обернулась жена на меня, стоящего на открытом балконе. Дашка уже что-то улюлюкала на своем пока малопонятном языке на ее руках. – И все же будьте, аккуратны с вашим псом…– обратилась она уже к молодому человеку, которой счастливый, что все так хорошо обошлось, уже тащил бульдога куда-то вверх к общагам на Батицкого.
Сигарета дотлела, теща вроде бы утихомирилась, занявшись просмотром очередного сериала. И нет бы, как все нормальные бабушки, любовалась чем-то типа «Санта-Барбары» или «Просто Марией», нет, ей подавай приключения, охоту на вампиров и прочую ерунду, которой нам и в обычной жизни хватает с головой.
Я зашел в квартиру. Впустив с собой облако дыма и свежего утреннего морозца. Эльвира Олеговна на диване недовольно поморщилась, но промолчала, щелкая клавишами в ноутбуке. Светка вернулась с прогулки и пошла раздевать Дашку, а я плюхнулся на кровать, чтобы хотя бы начать писать что-то новенькое…О чем? Про вампиров? Пошло…После Стефании Майер этих вампиров развелось на книжном рынке больше, чем остальной продукции. Так…Зазвонил телефон, брошенный куда-то на огромном кроватном пространстве под одеяло. Я пошарил рукой в его поисках и выудил его откуда-то из-под подушки. Как вы думаете кто мне звонил? Ну естественно…Куда же без моей лучшей подруги Красовской, которая немного остепенилась с рождением малыша и уже не носилась по Харькову, сломя голову, в поисках очередного остренького сюжета, за который ей периодически угрожали это самую буйную голову и оторвать.
– Привет! – поздоровалась она, когда я принял звонок.
– Привет, Ян, неужели соскучилась? – улыбнулся я, искренне радуясь звонку старой подруги, помня где-то в душе, что именно с ее звонка и начинались все мои основные приключения.
– Я к тебе с предложением…– начала подруга. – Точнее к вам всем! А если еще точнее, то не с предложением, а приглашением!
– Звучит загадочно! – рассмеялся я.– По-моему, ты теряешь навык русской разговорной речи и стремительно догоняешь своего маленького ребенка!
– Ой, не паясничай! – отмахнулась Красовская. – Сам-то далеко от Дашкиного «агу» ушел? Что-то последнее время нет у нас демонстрации чего-то умного, доброго, вечного, вышедшего из-под пера самого гениального писателя всех времен и народов!
– Ладно, не язви! – закончил я нашу традиционную перепалку. – Что за предложение?
В комнату зашла Света. Вопросительно посмотрела на меня с немым укором. Одними губами я пояснил, что разговариваю с Красовской.
– Привет ей от меня передай! – бросила жена, становясь гладить вещи.
– Привет тебе от Светланы! – сообщил я, включая на громкую связь телефон. – Так что у тебя к нам за предложение?
– Что вы делаете сегодня вечером? – выпалила журналистка.
– Все, как обычно…– ответил я, уже начиная догадываться, что моя неугомонная подруга что-то задумала. – Торжественный ужин с тещей, укладываемся спать…
– Тогда я хочу предложить вам немного другую программу! Как вы смотрите на то, чтобы сегодня вечером отметить наше новоселье?
– Красовская, ты уже давным-давно живешь в своей квартире! Или у тебя настолько сильно алкогольное голодание, что надо придумать повод?
– Нет, дорогой мой! Мы с моим Максиком купили обалденную квартирку в центре города по сходной цене! И готовы уже сегодня вас сегодня туда пригласить! Чтобы отметить это событие торжественным ужином.
Я скосил взгляд на свету, которая укладывала на гладильной доске огромные штабеля пеленок. Поймал ее соглашающийся взгляд и тут же проговорил в трубку:
– Думаю, что Эльвира Олеговна будет не против занять свой вечер Дарьей!
– Боюсь, что выбора-то у него особого и нет! – рассмеялась рядом жена.
2
Харьков
1999 год
Полина проснулась, когда по коридору замерцали солнечные зайчики, пробивающиеся в полумрак коридора через неплотно прикрытые желтые шторы. Говорят, что желтый цвет успокаивает. Ерунда! За почти восемь смен, которые она отработала в психиатрической больнице номер один, ее эти цветочки с розочками на ярко желтом фоне стали нешуточно раздражать. Легко представить, что творится с психикой пациентов, которые на всю жизнь заключены в эти сине-белые стены.
В коридоре было пусто…Смена еще не пришла. Старые настенные часы с кукушкой, доставшиеся клинике, бог знает с каких времен, показывали половину седьмого. Теперь все осмотреть, умыться, дописать журнал приема-сдачи дежурств и домой, спать! Девушка зевнула, сделав глоток остывшего чая, стоявшего рядом в потертой кружке. Сразу стало немного легче. Затуманенный сном мозг слегка прояснился, и медсестра решила осмотреть палаты.
В первых двух все было спокойно. Больные сладко посапывали на старых панцирных кроватях, видя последние перед пробуждением розовые сны. Контингент тут был самый разный. От полных кретинов, воображающих себя чуть ли не Наполеоном, до просто слегка подвинутых от постоянного стресса личностей. Один, правда, закоренелый коммунист, из шестой палаты, почему-то представлялся всем академиком Сахаровым, но и он дремал в уголке, зажав под щекой какой-то монументальный труд из больничной библиотеки.
Пришла очередь палаты со странным художником. Полина легко отворила тяжелую решетку, заглянула внутрь. За ночь новых надписей появилось целых три. Теперь они украшали подоконник и часть стены напротив постели психа. Девушка пригляделась, пытаясь разобрать в этом кавардаке, хотя бы что-то похожее на буквы:
–Мир. Есть. Мы. Верьте в людей. Олег. Мама, – прочитала она. Большие буквы мешались с маленькими, прописные с заглавными. Краска кое-где потекла, но художника это не смутило. Счастливый и полностью удовлетворенный, он лежал на полу рядом с окном, зажав в руках банку с акварелью. Правая рука его была измазана красной красой почти по локоть. Полосатая пижама изобиловала кляксами, но Полина будить его не стала. Пусть дневная смена разбирается и переодевает.
– Василий! Гриша! – громко позвала она коридорных санитаров, когда закончила осмотр. – Идите пить чай!
Ей не хотелось портить отношения с людьми, с которыми в последствии придется работать, тем более из-за какого-то сумасшедшего. Она быстро соорудила на столе завтрак на скорую руку. Нарезала ломтями салтовский батон, рядом уложила на круглую тарелочку немного сыра и колбасы. Времена нынче в Украине были непростые, все тотально дорожало. Мировой кризис широкой поступью шагал не только по миру, но и своими липкими щупальцами добрался до Харькова. Зарплаты остались на прежнем уровне, а вот цены взлетели почти в два раза. Хорошо жили только те, кто умел вертеться, да связи кое-какие остались, а вот Полина вертеться не умела. Да и откуда взяться у круглой отличницы медицинского училища такое умение, когда она несколько лет изучала латынь, да ставила уколы? Вот и пошла по распределению в психушку работать. Благо, платят тут достойно, уход за сумасшедшими, оценивая намного дороже, чем в остальных поликлиниках за вполне себе здоровыми людьми.
– Вась! «Ну, где же вы?» —прокричала она снова. Электрический чайник с носиком-свистком выпустил вверх облако пара, надрывно подав сигнал о своем кипении. – Чай уже готов! Просыпайтесь скорее, а то скоро будет обход!
Ответом ей так и оставалась тишина. Только в первой палате кто-то недовольно что-то уронил. Послышался раздраженный голос. Наполеон…Вспомнила Полина. Как же…Его Величество разбудили. Ухмыльнулась она.
Санитары по-прежнему так в коридоре и не появились. Обиделись…Подумала девушка, направляясь в их каптерку. Постучала. Из-за плотно прикрытой двери не доносилось не звука, если бы два закадычных друга спали, то оттуда бы доносился бы могучий храп. Затаились…Ждут, пока извиняться буду! Со вздохом медсестра нажала на ручку, особо не надеясь, что дверь откроется, но к ее немалому удивлению та поехала в сторону, открывая ей небольшую узкую каморку, выполняющую в обычные дневные часы приема роль процедурки. В углах комнаты стояли узкие кушетки, на которых прикрыв глаза, бессовестно дрыхли два санитара.
– Вот гады! – ругнулась Полина, направляясь к Василию. – Я их зову чай пить. А они тут разлеглись! Давай подниматься, а то главврач придет всем троим выпишет…– девушка дернула за край простыни, которым был укрыт ее санитар, но тот даже не подумал пошевелиться. В полумраке комнаты его крупное лицо выглядело каким-то синим и одутловатым. – Вася…Вася…– медсестра дернула парня за руку, но только тут поняла, что случилось что-то неладное. Волосатая крепкая мускулистая кисть безвольно скатилась вниз, повиснув с кушетки плетью. – Вася…– осторожно проговорила он, догадываясь, что произошло. – Гришка, Вася наш, кажется…
Полина обернулась на своего второго напарника и завизжала от нахлынувшей на нее волны ужаса. Григорий лежал напротив, бессмысленно уставившись в потолок. Лицо его исказила предсмертная судорога, пальцы были крепко сжаты в кулаки. Как и Василий, он был мертв…
– Аааа! – закричала девушка, выбегая из подсобки. – На помощь!
Силы покинули ее на середине коридора. Сердце вдруг прихватило. Стянуло железным жгутом всю левую сторону груди. Она захрипела и стала оседать на грязный, плохо вымытый с ночи пол. Воздуха стало не хватать.
– Только без паники. – прошептала она сама себе. – Нужен телефон…
Кое-как, держась за побеленные стены, ей удалось добраться до своего поста, где заваленный отложенными в сторону бумагами стоял дисковый телефон. Одним движением Полина смахнула ненужную ей макулатуру на пол. Быстро, по памяти набрала номер дежурного врача на третьем этаже клиники. Трубку взяли не с первого раза. Она уже начала сомневаться, что в больнице остался кто-то кроме нее живой. Но с пятого гудка, заспанный голос Тамары Николаевны возвестил ей о том, что медсестра все же ошибается.
– Тамара Николаевна, срочно сюда! Тут ЧП!
Заспанная дежурная еще плохо спросонья соображала. Ей пришлось задать еще несколько уточняющих вопросов, чтобы до конца оценить обстановку.
– Кто говорит? Какое ЧП? – спросила она, борясь с желанием положить трубку.
– Это Полина Василенко с пятого этажа! – выдавила из себя девушка, ища параллельно на своем рабочем столе какие-нибудь успокоительные, которых, следуя специфики больницы, должно было быть здесь в достатке.
– Кто говорит?
– У меня два трупа…– прошептала тихим голосом медсестра, глотая какую-то настойку из пустырника, прямо из пузырька.
– Какого…
Через три минуты снизу послышался тревожный топот каблучков дежурного врача. К тому времени весь этаж психически больных гудел, как встревоженный улей. Многие из них уже знали о случившемся с санитарами, которых мало кто любил и уважал. Полина сидела за своим столом, положив голову на скрещенные руки, тихо плакала. Пустырник подействовал, принеся с собой апатию ко всему окружающему.
– Где? «В какой палате?» —спросила полноватая Тамара Николаевна, всклокоченная, словно ворона на ветке, с криво подведенными глазами. Наверное, девушка оторвала ее от утреннего макияжа. Ходили слухи, что с главврачом у них были не просто рабочие и деловые отношения, но Полина старалась в это не вникать. – Ты им что-то колола на ночь? Симптомы? Почему сразу не вызвала? – быстро допрашивала молоденькую медсестру врач.
– Нет…– покачала она головой, показывая дрожащей рукой в сторону каптерки.
– Что нет? – разозлилась Гриценко. – Вася с Гришей их уже отнесли в процедурку?
– Вася…я....
– Говори же толком! – от всей души Тамара Николаевна отвесила Полине пощечину, мгновенно прекратив поток рыданий.
– Санитары наши…Они там…
Недолго думая, Гриценко побежала по коридору в сторону каптерки. Громкий цокот ее каблучков громом среди ясного неба разносился по коридору. Вошла в распахнутую дверь. Мертвые санитары лежали точно так же, как их оставила Полина.
– Твою ж мать…-громко ругнулась врач, бросаясь к Василию. Ловко прощупала на шее пульс. Пусто…Здоровенный мужик был уже холодным, как лед, начиная застывать. Григорий то же не подавал признаков жизни. Смахнув падающую на глаза прядь покрашенных хной рыжих волос, Тамара Николаевна вышла в коридор.
– Звони Начмеду и главврачу! Только потом вызывай милицию. Похоже, что у наших санитаров произошел обширный инфаркт…При чем у обоих сразу!
Полина, путаясь в цифрах, слабо попадая пальцем в диск, еле набрала номер. У начмеда было занято, а вот главврач и вовсе не отвечал. Он появился минут через пятнадцать в начале больничного коридора, видимо, отчаявшись найти Гриценко на ее рабочем месте. Вдвоем с Тамарой Николаевной медсестра отвела его в каптерку, где лежали два мертвых, абсолютно здоровых мужика.
– И что теперь будет? – дрожащим голосом спросила Полина, прижимая к красным от слез глазам фиолетовый носовой платок в полосочку.
– Не знаю…– коротко бросил главврач, осматривая трупы. – Физического воздействия на этих людей я не вижу. Такое ощущение, что они умерли прямо во сне. Как говорят в старых летописях «испустили дух».
– Что это значит? – нахмурилась Гриценко.
– Это значит, что нет какой-то причины их смерти. Они просто умерли.
– Так не бывает!
– Оказывается, что бывает…– главврач отошел от кушетки обратился уже к заплаканной Полине, стоявшей чуть поодаль в уголке.
– Что происходило вчера у тебя на этаже? – нахмурился он, пытаясь посмотреть молодой девушке в глаза. Он почему-то был уверен, что молодая медсестра знала больше, чем говорила. И лучше было бы, если она рассказала бы это все ему, а не прибывающей милиции.
– Я…
– Говори! Иначе, я буду думать, что они пытались изнасиловать тебя, а ты их отравила, – безапелляционно заявил главврач. Рядом сверлила ее злым взглядом Гриценко.
– Они, точнее Вася…они хотели пристать ко мне, но все испортил этот псих…– начала, снова рыдая, Полина.
– Какой! Точнее! Они все тут у нас психи! – дернул ее невежливо за плечи доктор. Девушка нелепо трепыхнулась в его руках, но именно это движение и сломало ее окончательно.
– Они издевались над ним! Над художником, который слова и фразы разные на стенах пишет. Краски ему не отдавали. Заставляли собаку показывать. Особенно Гришка…Его это сильно забавляло. Ну, я и вступилась за убогого. Они краски отдали и пошли к себе в каптерку. Утром я их нашла уже мертвыми.
