– Скажи, жирный осел, где справедливость в этом мире? – В ответ тишина, и в этот момент босс был похож на тупую скотину, не понимающую ничего. – Ты слышал меня или оглох? – злость снова накипала, и появилось желание пробить ручкой ему горло, пусть помучается на славу!
– Не… з… знаю, – через дрожь в голосе произнес он.
– Ах, конечно, – с улыбкой сказал Андрей, чмокнув губами перед его лицом. – Ты ведь не знаешь, потому что твоя задница в полном тепле, а вот моя нет. У меня все плохо, мягко говоря.
– Я… Я могу тебе дать столько денег, что никто не узнает, что было здесь…
– Мне насрать на твои деньги, – сделал небольшую паузу. – Они мне не очень интересны в моей жизни. Даже пусть будет так, у меня нет гарантии, что ты меня не сдашь полиции, а таким как ты верить нельзя ни в коем случае.
В голове всплыли образы прошлого, перед ним встала его болезненная жена. Рак с каждым новым днем все больше и больше забирал у нее красоту, силы, даже интеллект в каком-то роде. И желание вернуться к ней обратно в те деньки, где все было хорошо.
– Так что, как будем решать наш конфликт, босс? Ты ведь много сделок в своей жизни провел и знаешь, как надо разговаривать с людьми, или все уже, весь тот опыт в один миг пропал, как только ты оказался на волоске от смерти? Быть убитым ручкой не здорово, по секрету тебе скажу.
– Мирно разойдемся. Прошу, не убивай меня, не надо этого делать, – трусливо говорил он.
Андрей откатил кресло назад и посмотрела на его дорогие брюки за пять тысяч рублей. Появилось темное мокрое пятно, что заставило засмеяться во всю глотку. Это выглядело смешно, нелепо, но забавно.
– А ты напрудил себе в штаны, босс! – закричал через смех Андрей. – Напрудил! От страха! Обоссался! – хохот даже не собирался замолкать.
– Прошу, – снова произнес жирный осел в надежде, что все для него хорошо закончится, в надежде, что его жизнь продолжится дальше.
– Просить можно многое, но хочу я этого сам? Вот это уже другой вопрос, – другой рукой Андрей провел по мокрому противному лицу, гладя, как гладит любая мать своего ребенка. – Ты мерзок. Лучше бы ты сдох от рака, мучительно и медленно. Я над этим посмеялся бы очень здорово, понимаешь? Насрал тебе в гроб! – снова новый рассвет смеха.
Андрей не мог в этот раз остановиться, смеялся. Казалось, что он сходит с ума, возможно, оно было так, или он так давно не отрывался на полную катушку. Убрав прядь волос со лба, Андрей чмокнул своего босса в щеку.
– Какая же ты все-таки гадость, – произнес через смех, надрывая живот, словно Андрей так никогда в своей жизни не смеялся. Это было нечто хорошее, что-то новое в жизни, пришли новые ощущения, которых раньше не было. Ведь это можно считать новым началом или началом конца. – Ты думаешь, ты некий бог? Или кем ты там считаешь, а вот тебе скажу один маленький секрет, – он приблизился к его уху и стал шептать: – Ты вонючий дырявый носок, который уже давно, давно пора выкинуть в мусорное ведро, а лучше сжечь. – Это самое веселое, что происходило с ним после смерти жены – вот так надо на полную катушку уметь отрываться, не зная никаких границ.
В дверь постучали. Этот миг был коротким, но щекотливым, потому что никто не должен был видеть, а если это произойдет, пиши пропало, и тюрьма для Андрея в течение десяти лет станет родным домом. Андрей надавил ручкой еще сильнее в шею. Жирный осел уловил нужную мысль.
– Занят! – закричал он во всю глотку, это было похоже на то, когда люди кричат о помощи.
– Но, – раздался женский голос за дверью.
– Занят, что тебе непонятно? Потом!
Они оба услышали, как его дорогая любимая секретарша вздохнула и так же бесшумно ушла, как пришла.
– А ты молодец, дорогой мой. Быстро сообразил, что к чему тут у нас. Но надо заканчивать все это дело, потому что у меня своих дел полно, – Андрей замолчал, потом убрал ручку от его шеи и аккуратно, медленным движением положил обратно на стол. – Ты главное опять не намочи свои дорогие брючки, – с ехидной улыбкой сказал, стуча костяшками об голову жирного осла. – Можешь спокойно спать дальше. Ты меня уволил и все, и этого не было, – раздался в мозгу щелчок, и Андрею стало на миг страшно, что если он решит его отправить за решетку, но тут же этот страх пропал, словно его и не было.
– Да, – сухо ответил, смотря на дверь своего кабинета. – Да. Да, понял.
– Надеюсь.
Андрей ушел из кабинета как ни в чем не бывало, сунув руки в карманы и насвистывая себе мелодию.
Жирный осел еще долго сидел в кожаном кресле, приходя в себя. Для него все это было чем-то новым и не веселым, в отличие от Андрея.
В любой миг он мог пробить ему горло ручкой, и на этом все закончилось бы, но не произошло. И с каждой новой секундой ему становилось чуточку легче, что сейчас все хорошо и можно так же продолжать пить, есть, спать с женой, получать кучу денег, ничего практически не изменилось, наверное. Вот только не совсем был уверен в этом. Казалось, его мир треснул пополам.
Сидеть в мокрых брюках было не самое лучшее удовольствие, но встать он не смел, потому что боялся, вдруг он вернется обратно и забьет его насмерть каким-нибудь тупым предметом или чем-нибудь еще. Словно прирос к креслу, и осталось молиться богу, мысленно умоляя его, чтобы он больше не вернулся обратно. Никогда. После этого случая жирному ослу стало трудно уснуть. Ведь он боялся, что придет сумасшедший Андрей, как обещал.
– Твою же! – злобно, но в то же время испуганно произнес босс пустому кабинету, смотря на синюю ручку, лежавшую возле стопок документов. – Чертов псих! – жирный осел схватил ручку, которая чуть не стала предметом его смерти и со всей силы кинул в стену. Колпачок ручки вылетел, и стержень отскочил, полетел обратно в его сторону. Взгляд упал на картину, где были изображены черви. – Ты…
После этого события он поставил камеры в своем кабинете, и не одну, а целых десять штук, чтобы был виден каждый ракурс происходящего в этом месте, больше так рисковать он не мог, потому что во второй раз для него может все кончиться очень плохо. Но теперь он мог дрочить на свою секретаршу, которая так старательно у него сосала, словно это был леденец. Смотреть с разных ракурсов, как происходит и траханье в кабинете. В этом что-то было свое, уникальное.
Андрей поехал на кладбище. Снова и снова возвращался к той самой мысли, как его некогда живая жена теперь принадлежит этим мерзким противным червям, пожирающим ее плоть, копошащимся в ее органах, поедая глаза, язык, сердце, кишки, грудь, все, что от нее останется, это голый скелет. Не самое лучшее, но только об этом думал Андрей, стоя возле ее могилы. Ему хотелось увидеть, во что превратилась его жена за три с лишним месяца, но в то же время эта мысль его до самых костей пугала. На кладбище было спокойно. Нина хотела лежать здесь, быть здесь после смерти, на этом кладбище за территорией города, где нет машин, где поют свои песни птицы.
– Андрей, – тихо прохрипела она, сжав крепко его руку. Ее взгляд был усталым, вымученным, но в глазах еще горел тот огонек. – Перестань думать о хорошем. Я умираю и умру, мы оба это знаем, но ты не хочешь признавать, – она тяжело вздохнула и посмотрела в окно. Солнце медленно садилось за горизонт. Красивый закат. Они часто вместе встречали закат, выезжали в поле, где тихо, спокойно и кроме них нет больше людей, и говорили о всякой чепухе, наблюдая, как красиво уходит день, как наступает тьма. – Я смирилась с этим уже давно. Дура, вот кто я такая. Чертовы сигареты меня все-таки убили.
– Хватит, Нин. Я не хочу об этом говорить с тобой, – голос был спокойным, а лицо не выражало никаких эмоций. – Довольно.
– Может быть, а может нет, а может, пошел ты, – сказала она фразу героя Уолберга из фильма «Отступники», который они обожали. Нина тихо посмеялась, хоть ее смех был коротким, это было приятно слышать Андрею. – Красивый закат. Скучаю по тем дням, – она повернула голову в его сторону. – Как думаешь, Бог есть или это конец?
– Не знаю.
– Я тоже не знаю. Никто не видел и не слышал его. Страшно осознавать, что после смерти ничего, пустота, твой разум, сознание просто отключается, как будто вырубили электропитание, и все, на этом конец, – Нина тяжело задышала, а потом вырвался раздирающий слух кашель, казалось, что при таком кашле можно легко выхаркнуть собственные легкие, и на этом все кончится.
– Воды принести?
– Нет, – она сморщилась в отвращении, проглатывая мокроту. – Не надо, дорогой. Все нормально. Оставь меня одну.
Андрей понимал, что времени осталось совсем немного. Хотя до самого последнего молился Богу в надежде, что она выживет каким-то чудесным образом. Как? Это было не столь важно. Когда человек в отчаянии, он начинает верить во всякую чушь, потому что на этой чуши еще держится и мыслит трезво.
Нина пыталась не плакать при Андрее, она не хотела, чтобы он видел. И тогда, смотря в окно, наблюдая за уходящим солнцем, плакала. Сожаление, безысходность врезались в нее, и это было никак не остановить. Как можно жить, понимая, что твои дни уже сочтены, что близкие люди видят, как медленно угасаешь, превращаясь в ходячий труп, как собственный организм поедает тебя изнутри.
Нине сильно хотелось проснуться следующим ранним утром. Встать с кровати, поняв, что все это пропало, исчезло, что нет боли в груди, что больше не надо пить все эти таблетки, что снова можно жить, не страдая каждый час, каждый день, снова и снова.
Но просыпалась, и все эти надежды в один миг улетали. Нина понимала, что это может произойти в ее фантазии, а не в реальности, где все уходит, идет только в одну сторону. Понимая, что тот день не наступит, а наступит другой, который будет для нее концом всех этих мучений. Она думала покончить с собой, чтобы не мучить Андрея и саму себя, но не смогла сделать. Есть один выход – лежать и ждать того самого дня.
Она задавалась вопросом, что может сделать в такой ситуации, кроме как ждать или убить себя. От одного осознания, что выхода из этой ситуации нет, и кто бы там ни говорил, что выход есть всегда, можно сойти с ума. Безысходность, ничего уже нельзя было поменять, тот поезд давно уехал, когда можно что-то либо изменить, а догнать, увы, нельзя.
Нине осталось только плакать, смотря в окно, принимая, что Андрею будет очень тяжело после ее смерти и, возможно, он будет винить себя, но она надеялась, что он справится и будет жить дальше как ни в чем не бывало.
Она думала о червях. О тех существах, которые появятся в ее теле после смерти, где ее будут поедать. Ее начинало тошнить от этой мысли. Жизнь отворачивалась от Нины. Те хорошие теплые воспоминания канут в пустоту, она все забудет и забудет то, кем она когда-то была.
– Нина, – тихо произнес Андрей, падая на колени. Его руки дрожали. – Нина, я не могу, не могу жить вот так без тебя. Не могу. Мне трудно, мне трудно сдерживать себя. Мне кажется, я схожу с ума. Я чуть не убил своего босса, пробив ему шею ручкой. Ты это представляешь? Я не знаю, что на меня нашло, он… Он решил меня выкинуть, и я не смог сдержаться, столько лет проработал там, – по щекам текли слезы. – Помнишь, как мы с тобой мечтали, когда меня повысят и нам станет легче жить, то родим ребенка. Я не знаю, что со мной происходит, не знаю, – Андрей не стал рассказывать про женщину и ее сына, это было ни к чему. – Это не жизнь, это ад. Мне иногда кажется, что все это дурной сон, а когда проснусь, то снова увижу тебя молодой, здоровой и красивой, но просыпаясь, каждый раз я вижу, что я один в квартире, – помотав головой туда-сюда не в силах продолжить монолог, Андрей замолчал на пару минут. Перебирая в своей голове образы мертвой жены с червями на пару, где они монотонно, как вой, разговаривали между собой, общаясь, смеясь. О-о-о-о да!!! Какое вкусное сердце. Да ты посмотри, какие клевые кишки! Нет, глаза! Глаза прекрасны! – Я боюсь даже самого себя. Не знаю, что ожидать дальше. Мне надо найти работу, чтобы не забрали квартиру из-за неуплаты коммуналки и чтобы не сдохнуть с голоду, – печень, какая же она вкусная, вы только посмотрите на эту печень, только жрать, жрать, жрать!
МЫ СОЖРЕМ ЕЕ ПОЛНОСТЬЮ. ОБГЛОДАЕМ ДО САМЫХ КОСТЕЙ. СОЖРЕМ КАЖДУЮ КЛЕТКУ ЕЕ ТЕЛА, ПОКА ОТ НЕЕ НЕ ОСТАНЕТСЯ ОДИН БЕЛЫЙ СКЕЛЕТ!
– Я рад, что ты была моей женой. Рад, что мы когда-то были счастливы, – образ ее жены и пожирающих ее червей никуда не хотел пропадать. Все становилось хуже и хуже.
Было тихо. Тишина прекрасна. Всегда ее такой считал Андрей, он любил ее, как любила Нина. Они оба лежали на траве на лугу, смотря на закат, все было прекрасно, пока эти сигареты не сделали из нее скелет и кожу. Пока не сделали ее старухой, пока она не умерла. Он ненавидел ее из-за этих сигарет. Андрей говорил ей не один раз. И что теперь стало со всем этим? Одна мертва, другой страдает. Вот и счастливая сказка для любящих людей.
– Пусть все будет проклято, – тихо, злобно сказал Андрей, вставая с колен. Мелкая дрожь пробежала по телу. – Ничего не может быть по-другому? Пошло все в задницу! – он чуть не упал назад, но удержал равновесие. Его насиловал гнев. Подойдя к кресту, где была прикреплена фотография жены, он гаркнул прямо на нее: – Меня, меня надо было слушать! Думаю, ты не один раз жалела об этих сигаретках. Но зачем? Зачем мучить меня? Будь ты поумнее, я сейчас не страдал, а ты была бы жива, – он пнул крест слегка, а затем еще, еще пока не остановил самого себя. – Будь бы умнее ты! – слезы текли ручьями. – Всего этого можно было с легкостью избежать. Но нет! Ты ведь самая умная, черт тебя! А теперь где твой ум? Где он?! В твоей заднице. В твоей дырявой гнилой заднице!
Уходя с кладбища, Андрей кинул короткий взгляд на ее могилу и ничего не видел в ней кроме пустоты и печали. Сев в машину, он завел девятку, давая немного прогреться, включив радио.
Набирая скорость, все быстрее и быстрее стрелка спидометра быстро поднималась, 40… 60… 80… 100 километров в час. Машина летела. Мысли приходили и уходили одна за другой, но все это не имело никакого значения, потому что это лишь мысли одного человека, где прошлое стало настоящим, будущим и смыслом для существования.
Мальчику было приятно лежать на диване и слышать тиканье часов, почти как у себя дома в тепле и уюте. Он успел немного поспать, но этого было достаточно. Когда проснулся, он хотел взять свою любимую игрушку, но через пару минут после пробуждения он вспомнил, что находится не у себя дома, а у какого-то чужого злобного дяди. Его мать после того как поела, спала, храпя, как паровоз.
Делать было нечего мальчику, кроме того как лежать на диване, получая удовольствие, как казалось, от банальных вещей. Мир для него казался каким-то неизвестным и непонятным. Но иногда он предпочитал ничего не знать, что происходит вокруг него.
Зайдя в ванную комнату, Вася посмотрел на себя в зеркало. Он не узнавал прежнего себя. Он видел мальчика, у которого был тяжелый взгляд, худое лицо, покрывшееся прыщами. А сам был похож на скелет. Худой уродливый мальчик, не чистивший зубы уже много дней.
Дверь в прихожую открылась. Мальчик вздрогнул, злой дядя вернулся, успел подумать Вася, выскочив из ванной комнаты, лег на диван и притворился спящим.
Злой дядя что-то себе говорил под нос. Кинув обувь в стену, он зашел внутрь. Мальчик слышал его тяжелое дыхание, как у быка. И давалось ощущение того, что он сейчас кинется на него и сделает больно, но этого не происходило. Он просто стоял и смотрел на мальчика.
Андрей был еще немного зол, но вся эта дрянь почти отступила назад. Желание кого-то убить отпала, но хотелось выплеснуть всю злость на кого-то живого. На парнишку? Идея была весьма неплохой и даже заманчивой для него.
– Парень, я видел, ты не спишь, – сказал Андрей. – Так что не надо тут притворяться, что спишь. Вот твоя мамаша спит, а ты нет. Давай вставай, – в ответ тишина. – Неужели я такой страшный?
– Нет, – ответил он тут же ровным детским голоском.
– Ну, вот хорошо. А то подумал, что я такой страшный. Парень, хочу сказать по секрету, твоя мамаша – полная дура, – с улыбкой произнес Андрей, садясь рядом с мальчиком, положив свой телефон на прозрачный столик. От парнишки теперь не воняло, как будто он умер, а пахло его шампунем.
– Хочешь есть?
Мальчик ничего не сказал, но все было понятно.
Андрей дал ему вчерашний суп, разогрев в микроволновой печи. Он снова наблюдал, как мальчик жадно поедает пищу.
– Как тебя зовут?
– Вася, – сказал тихим голосом, продолжая свою трапезу.
– Моего отца тоже так звали. Но его уже давно нет в живых, – Андрей помолчал. – Ты забудешь своего отца со временем, как никак ты был совсем маленьким, когда он умер, а мне было уже шестнадцать лет. – Андрей только сейчас задумался над этим, какая же иногда выходит ирония, его отец умер от рака, мать от рака и его жена от рака. Это вообще можно назвать заговором целой вселенной, но все же лишь тупое неприятное совпадение. – Держу пари, он был хорошим.
– Да, – подтвердил он, доедая суп.
– Не то что твоя мать. Ты, Вася, понимаешь, что у тебя больше дома не будет? Ты не сможешь вернуться обратно домой? – Андрею хотелось узнать, мальчик понимал или нет.
Вася никогда об этом не задумывался в течение этого месяца, потому что детям свойственно мечтать даже тогда, когда уже все потеряно. Но конкретно он этим вопросом не задавался, он доверял своей матери полностью, как любой ребенок в его возрасте.
– Но скажу тебе, что ты не сможешь вернуться. И тогда скажи мне. Хочешь ты жить, как раньше спать в кровати, быть чистым и не вонять, есть нормальную еду каждый день? Или снова хочешь жить на улице?
– Нет. Не хочу. Дяденька, зачем вам это все? Я рад, что вы нас пустили, но остальное, как мама говорит, наши проблемы.
Просто ты мелкий, чтобы брать ответственность за других и тем более за тупую мамашу. И с другой стороны, я буду выглядеть как ублюдок, которому плевать на ребенка. Нина помогла тебе.
По какому-то волшебному щелчку Андрей на миг переместился в прошлое. Тогда, когда Нина была еще здорова и прекрасна. Когда жизнь не казалась серой и унылой.
Андрей вернулся поздно с работы. Снова сверхурочно работал, но в глубине души надеялся на повышение, и казалось, что оно вот наступит, осталось еще немного.
Зайдя на кухню, Андрей увидел маленького котенка, который лакал молоко. А Нина таращилась в ноутбук, откусывая кусок бутерброда, словно не замечая его.
Андрей постучал костяшкой по стене. Нина вздрогнула и на несколько секунд уставилась на мужа, а потом заулыбалась, словно прочитала его мысли.
– Опять?
Нина кивнула.
– Ты только посмотри на него. Они ведь такие прекрасные создания, от которых невозможно отвернуться. И тем более это наша обязанность – о них заботиться. Не будь как все эти придурки, которые затопчут даже ребенка.
Андрей тяжело вздохнул, подходя к котенку. Тот даже не обращал внимания, лакая молоко как самый голодный котенок мира.
Котенок был тощим. На первый взгляд в нем ничего милого не было, потому что вид у него был ужасный. Большинство людей прошли мимо и даже не взглянули на него, ведь многим людям нужна красота, породистая кошка. Как будто что-то изменится кроме цены. А этот котенок был самым обычным и ничем не примечательным. Андрей прошел бы мимо и даже не задумался о нем, а лишь подумал: тебе повезет, если ты под колеса попадешь. Так будет лучше.
– А потом ты будешь бездомных в наш дом таскать?
– Нет. Но это ведь котенок. Которого выкинули и походу мучили. У него нет глаза. И ухо порвано.
Андрей не сразу это заметил. Все внимание ушло на тощий скелет, обтянутый кожей. Андрей впервые видел, что котенок может так жадно лакать молоко. Маленький язык быстро высовывался изо рта, а затем тут же моментально пропадал. Создавалось ощущение, что котенок вообще не обращал внимания на Андрея.
– Я надеюсь, он у нас не останется. Терпеть не могу их.
– Да брось, Андрей. По твоим словам, ты злобный человек, не любящий никого.
Андрей плюхнулся за стол, устало вздыхая:
– И что ты делаешь?
– Размещаю объявление в интернете, как обычно. Так что, пожалуйста, не убей его, пока он будет у нас жить. – Андрей вздохнул. – Да, да, для тебя один геморрой.
– Но я правда не люблю домашних животных.
– Но признай, когда они маленькие, они прекрасны.
– Ну да. По нему не скажешь. Словом, уродец.
– Ему не повезло, – в этот момент Нина стала серьезной, словно говорила о ребенке, а не о животном. – Ты сам знаешь, не каждому жизнь делает подарки, – она откусила кусок от бутерброда. – И неправильно его было кидать, – Нина замолчала, пока не прожевала кусок. – Когда шла по улице, он мяукал так громко, что мое сердце чуть не порвалось на части от жалости к нему. Мне жалко стало. И есть люди, в конце концов, есть дети, которые нуждаются в друге. Тем более бесплатно.
– Ладно. Надеюсь, через неделю не будет здесь урода.
– Андрей! Прекрати или без ужина сегодня.
Нина закрыла ноутбук и кинула быстрый взгляд на котенка, который уже лежал возле миски. Спал. Нина не смогла понять нелюбовь к домашним животным у Андрея.
– Как думаешь, тебе помогут, если ты будешь нуждаться в помощи?
– Надеюсь. Андрей, в мире полно хороших людей. И если ты вырос в среде, где одни гады, – Нина пожала плечами. – И вдобавок у меня есть ты.
Щелчок и снова настоящее.
– Просто хочу тебе помочь. Будь твоя мамаша одна, она так и осталась бы за дверью. Мне жалко тебя. Ты в такое дерьмо из-за нее попал. Ты еще мал, чтобы за нее отвечать, а это несправедливо. Я могу позвонить, и тебя заберут, где не будет твоей матери, но сможешь спать в кровати.
– Нет. Без мамы…
– Что вы здесь делаете с моим сыном! – зашла на кухню тупая мамаша со злобным взглядом, и Андрею показалось, что она сейчас на него накинется, как бешеная собака.
– Кормлю его и болтаю с ним, – ответил сухо. От одного вида Андрея бросило снова в злость. Да как она смеет с ним вот так разговаривать, он дал ей еду, место, дал искупаться. – Или вас выкинуть за дверь надо? Или во мне вы видите сексуального маньяка? Нет, скажу сразу, я не повернутый на маленьких детях, – Андрей говорил сдержанно.
– Кто знает вас.
– Если бы хотел, я сделал бы это давно. Вы должны мне сказать спасибо, что впустил вас.
– Я очень благодарна вам, но поймите меня правильно, сын у меня – все, что осталось.
– Думаю, что нет. Я считаю, будет правильно для него, если…
– Нет! – закричала она во всю глотку, как сирена взвыла при пожаре. Ее лицо сморщилось в испуге. – Вы не смеете этого делать. Это мой сын, мой! Вы слышите меня? Не трогайте его.
– Пошла ты к черту, мамаша тупая! Ты только на него посмотри! – он ткнул пальцем на Васю, который доедал последние капельки супа, не обращая внимания на крики матери. Для него это было делом привычным, она часто любила кричать на него или на кого-то еще. – А ты бездомная. Не знаю, как у тебя получилось потерять квартиру, но это не мои проблемы, если честно, так что для него это будет лучше всего. Ты над этим не задумывалась никогда? Или тебе плевать на него?
– Пошел ты! Пошли, нам надо уходить.
Андрей вскочил со стула и набросился на Алину, закрыв своим телом Васю, сидевшего за столом.
– Вот его не трогай. Ты можешь собирать манатки из мусорного бака и валить на все четыре стороны, если хочешь, убей себя. Но мальчика заберут органы опеки, а не ты.
Андрей мог наплевать на все это, но так было неправильно. По крайней мере, так Нина бы не поступила. Мальчик, скорее всего, заболел бы чем-нибудь, а потом сдох, как собака возле забора или на помойке на руках мамаши.
– А ну отдай мне его. Вася, иди ко мне, Вася! – кричала она уже во всю глотку, словно собиралась убивать. Ее глаза вылезали из орбит. – Иди сюда. Кому я говорю?
– Васек, лучше сиди, – Андрей двинулся в ее сторону, сделав один шаг. Справиться с этой больной женщиной он мог. – Ты ведь хочешь спать в теплой кровати, есть нормальную еду? – он смотрел на Алину, но разговаривал с Васей. – Там будет лучше, чем с ней. Поверь мне.
– Да пошел ты!
Алина резко толкнула его в бок. Андрей не ожидал. Схватила нож со стола, которым совсем недавно Андрей резал для мальчика хлеб, и вонзила нож прямо в живот. Острая боль пронзила. Он ничего не успел сделать, как упал на колени. Боль с каждым ударом сердца пульсировала. Андрей прижал, обхватив рану двумя руками с двух сторон и не став вытаскивать нож, хотя ему хотелось вытащить его и вонзить тупой дуре прямо в глаз, отправив ее на тот свет почти сразу.
Андрей чувствовал теплую кровь, как та сочилась сквозь пальцы, как она капала на пол. Алина протерла рукоятку ножа тряпкой, и Андрей схватил ее окровавленными руками за кисть. Та лишь отдернула руку, хватая сына за ворот.
– Прошу, нет. Нет, – страх и боль бились на равных.
Она просто улыбнулась ему, таща сына.
– Ты, ты, ты… не понимаешь, что творишь… как же больно! – взвыл Андрей. – Вызови скорую, прошу, скорую! – Андрей завалился на бок и рухнул, боль становилась сильнее. Казалось, что кишка пробита, и возможно, так оно и было, и сейчас вся его пища выходит из кишечника.
– Сдохни! – яростный голос доносился из прихожей.
Алина схватила обувь в коридоре и дала сыну надеть кроссовки. Ее сердце бешено колотилось, ей казалось, что сейчас приедет полиция и задержит ее. Каким-то образом узнают об этом, но ничего подобного не было. Все было тихо, и ей надо как можно скорее выбраться отсюда, пока никто не увидел.
Ей глубоко было плевать на Андрея. Никто не смел трогать Васю. Это ее сын и точка.
Руки Алины не дрожали, словно она была хладнокровной убийцей. И ей хотелось, чтобы он умер, ведь было даже правильно, такие как он должны умереть.
– Мама! Мама! Я не хочу снова идти на улицу. Мама, прошу тебя! – кричал мальчик.
– Заткнулся, щенок! – она ударила его сильно по голове несколько раз, и тот моментально замолчал.
Они спустились по лестнице вниз быстрым шагом.
– Прошу! – кричал во всю глотку Андрей, чувствуя, как смерть дышит в лицо.