Алекс Фрайт
Бумеранг
11
Аста ненавидела и свой голос, и это лицо, склонившееся над ней. Ещё она ненавидела саму себя. И если жуткое сипение голосовых связок можно было как-то скрыть, просто молча и презрительно рассматривая давно небритый подбородок мужского лица, то тело – нет. Она только что видела его отражение, когда ей удалось со второй попытки повернуть голову к зеркалу: безвольное, распростёршееся на широком диване и полностью обнажённое.
Сейчас она ненавидела все – даже воздух. Он висел перед глазами душным маревом, которое с каждым вдохом вливалось в лёгкие, точно кисель – вязкий, горячий, плотный, сушащий губы и заставляющий все тело покрываться холодным противным потом.
Она не испытывала стыда за свою наготу: был только холод в конечностях, и было одно сплошное отвращение к самой себе за то, что этот мужчина заставил её жевать какую-то растительную дрянь, чтобы нейтрализовать действие яда, и от которой жутко першило в горле. И она не сомневалась, что и он полностью разделяет это чувство. Но она должна тянуть и тянуть время, безропотно принимая навязываемые правила, а там видно будет. Даже в таком состоянии игры в поддавки привораживали, и она была не просто помешана на них – она в них жила.
– Не смотри! – хрипло выкрикнула она и закрыла глаза.
– Угу, – буркнул он, наклонился и коснулся губами её подбородка. – Мать всегда так делала и говорила, что заживёт. Прошло?
Она с трудом подняла руку, притронулась к опухшей скуле и удивлённо протянула:
– Нет…
– Хреновый из меня лекарь, – он развёл руками. – Извини, не получилось.
Аста скосила на него взгляд. Она уже давно и незаметно прислушивалась к своему телу, проверяла, как скоро мозг восстановит связь с мышцами. И этот мужчина, которого она, ни задумавшись ни на мгновение, прикончила бы и сожгла и в том заброшенном здании, и здесь, действовал совершенно не логично. Во-первых, оставил ей жизнь. Во-вторых, он знает, что и как делает. В-третьих, в телефоне было достаточно информации, чтобы отбросить её, как использованный презерватив. Второе настораживало больше всего, так как, что делать ей самой в сложившейся ситуации не представляла. Поэтому охотно поддержала его мнимую заботу.
– Тогда ещё надо, – прошептала она. – Моя мама говорила, чтобы прошло три раза нужно.
– Ты хорошая актриса. Уверен, и лгунья ещё та, – резко ответил он. – Но пришло время поговорить и о мужских приметах.
– Пришло, – покорно согласилась Аста.
Креспин приподнял её за плечи, подложил под голову круглый валик от дивана, чтобы она могла сидеть, и, наконец-то, прикрыл пледом. Она облегчённо выдохнула, а он притянул ногой стул и уселся рядом.
– Кто ты?
Она неторопливо откашлялась, чувствуя, что возвращается не только тепло, но и голос и силы. Подвигала под пледом бёдрами и вызывающе вскинула глаза.
– Уж не девочка на побегушках!
– Дело в том, что я тоже так думаю, – Креспин наморщил лоб. – Но ты, в силу своего статуса, не попадаешь в схему.
– Что такое статус? – тут же поинтересовалась она.
– Не важно… Конечно, в моем случае одним трупом больше, одним меньше… И тем не менее…
Он вытащил из одного кармана её пистолет с глушителем, а из второго коробку с патронами. Она смотрела на него до предела распахнув глаза, пока его пальцы неторопливо защёлкивали латунные цилиндры гильз в пазы рамы, и вздрогнула, когда магазин клацнул, заняв своё место в рукояти. Креспин повертел кистью, словно примеряясь к чужому оружию.
– Оглох?! – зло спросила она.
– Твой куратор это знал. А ты?
– Ничего мы не знали. И тот курьер в музее Кракова, а потом и врач, из которого выбили место встречи и пароль, сначала про статус спрашивали. Потом спохватились, но оказалось поздно. Сердце не выдержало… У обоих…. Да и фраза не той оказалась.
– Значит, Латиф, не из твоей игры?
– Нет. Это для Хромого.
Аста пожала плечами, а Креспин бросил на неё тяжёлый взгляд и показал карту памяти.
– Хижук. Игорь Витальевич. Где он?
– Быстро ты… – она отвела глаза.
– Быстро, – передразнил он. – Его звали Пено.
– Что?
– Курьер в Кракове. Его имя Пено.
– Я не знала.
– Как узнали об остальных? И что ты, девочка, сама делаешь в этой схеме?
– Господи… – она съёжилась под пледом, стараясь казаться жалкой и испуганной, – неужели не ясно…
– Тогда последний вопрос. КГБ?
Она не ответила, и Креспин напрягся. Пауза после последних слов ему абсолютно не понравилась. А у неё сложилось впечатление, что тот сейчас достанет из кармана мелок, нарисует на её лбу крест, поднимет ствол и выстрелит в пересечение линий. Но больше скрывать эту информацию она опасалась. Может быть, именно она и спасёт ей жизнь.
– Когда вас убивают, считая нелюдями, я искренне радуюсь тому факту, что вас стало меньше, – сказал он.
– А ты, значит, олицетворение добра и справедливости? – уголки её губ поползли вниз.
– Так… – он поднялся. – У каждого из нас только что были аргументы, которые делали нас полезными друг другу. Теперь же их среднее арифметическое…
– Равно нулю, – тихо закончила она.
Он прошёлся по комнате, задумчиво потёр лоб и повернулся, покачиваясь с пятки на носок. Затем поднял оружие, а она, как заворожённая, следила за ним, пока линия прицела не миновала её голову. Креспин в это раз все-таки почесал глушителем бровь, и Аста, которая не дышала, пока ствол описывал плавную дугу, сглотнула, шумно переводя дыхание. И вдруг её осенило – чёртов блокнот Козлова… Она не смогла прочитать то, что находилось на самом виду…
– Ты – это он, – горько усмехнулась она. – Я чувствовала, что ничем хорошим это не кончится, когда врач особо не кочевряжился, выложив информацию про этот бар. «Статус не важен!», – вопил он. Важно, кто придёт. Я права, Хромой?
– Хромой? – переспросил он, словно пробуя слово на вкус. – Почему?
Он прищурился и помахал длинным стволом влево вправо. Аста обхватила себя за плечи – она не могла ошибиться, иначе игра бы сразу закончилась.
– Сейчас я могу доказать это кому угодно.
– А тут что, есть ещё кто-то?
Креспин демонстративно оглянулся по сторонам.
– Мне доказывать надо. Больше никому и ничего.
– Я снова ошиблась?
– Конечно, да.
– Нет!
– Мало знаешь – хорошо спишь. Но не в твоём случае. Так?
– Я же лгунья.
Аста потрогала вспухшую губу. Силы возвращались, отправлять её в утиль, похоже, не станут, так почему бы не продолжить заговаривать ему зубы и искать путь к спасению. А ещё она почему-то безумно желала, чтобы его губы вновь коснулись её лица. Уроды, которые пытались раздвинуть ей ноги, умирали сразу. Этому мужчине она бы помогла сама…
– Начинай, – тихо сказала она. – Но учти, я патриот, и завербовать меня будет сложно.
– Кому ты нужна, – он шагнул к ней. – Разве что…
– Тогда с этого и начни, – она облизнула верхнюю губу и медленно потянула с груди плед. – Клянусь, я не стану сопротивляться. Наоборот!
– Мне надоело заниматься твоим телом. Хотя, положив руку на сердце, могу подтвердить – оно великолепно. Однако, это твой единственный плюс. Прикройся и, давай-ка, поговорим о главном.
Гнев выплеснулся из неё, как прокисшее пиво из-под резко сорванной пробки.
– Мои плюсы ты перечислил. Теперь давай минусы, но будь уверен – твои окажутся не менее значимыми.
– Минус один – но он очень жирный, – спокойно ответил он. – Твой пистолет у меня.
– Когда-нибудь он будет у меня снова, – прошипела она, сверкнув глазами, – и сначала я нажму курок, а потом пофилософствую над твоим трупом. Или нет. Я уж постараюсь, чтобы ты подыхал, как можно дольше, и…
– У тебя не язык, а помело. Теперь заткнись.
Аста согласилась молча. Она отодвинулась к стене, натянула плед до подбородка и настороженно ожидала продолжения. Сейчас она выглядела, как избитая собака, которая скорчилась перед очередным ударом, но уже приходит в себя и оскалила зубы. Но понять, насколько она к этому удару готова, было невозможно. Сам же Креспин чувствовал странное замешательство, которое исходило от неё, но не мог понять, чем оно вызвано – накатившимся страхом, или лихорадочным поиском выхода. Он растянул губы в скупой улыбке, достал из кармана шприц и покрутил его между пальцами.
– Интересная штуковина…
Она молчала. Подойдя ещё на шаг, он остановился едва ли не вплотную к ней. Пальцы левой руки ловко сдёргивали с иглы колпачок и одевали его обратно. Аста переводила взгляд с его лица на шприц, потом на пистолет и обратно, чувствуя, как вновь пересохло во рту и стал шершавым язык, после чего сделала попытку подняться, но ледяной взгляд пригвоздил её к месту.
– Ты хотела впрыснуть эту дрянь мне? – жёстко спросил он, бросив пистолет в кресло у окна.
Шприц летал в его руке туда-сюда, и на кончике иглы она отчётливо видела поблёскивающую крохотную каплю – предвестника инъекции, которая сначала развяжет ей язык, а затем оборвёт жизнь. Оборвёт с гарантией – она сама подбирала дозу. Укол прикончит и более крепкого мужчину, чем Хромой, не говоря уже о ней самой. И тогда, распрямившись пружиной, она выбросила вперёд руку с растопыренными пальцами, целясь ему в глаза – только лица в этом месте уже не было. Ногти проткнули воздух, а тяжёлый удар в живот швырнул её тело обратно. Дикая боль вспухла внутри крохотной точкой, рванулась в стороны и пронзила насквозь. Она скорчилась, прижав колени к груди, и заскребла диван, с хрипом втягивая в лёгкие вместо воздуха пустоту.
Креспин несколько секунд мрачно смотрел на вздрагивающее тело, затем уселся рядом. Он размахивал шприцом, как дирижёр палочкой.
– Ты понятия не имеешь, где находишься – раз. Ты не можешь просто так встать и уйти – два. И мы ещё не закончили разговор. Это три. Понятно?
– Вырву… мразь… сожру…
Аста выла, вцепившись зубами в кожу дивана. Креспин бросил пластиковую тубу на пол и раздавил хрупкий цилиндр каблуком.
– В очереди сначала постой, мазохистка чёртова.
– Когда я встречу эту курицу – твою девку! – то я проверну с ней тоже самое, прежде, чем прикончить, – стонала она. – Только листья я буду грести из грязной лужи граблями. А уж потом… ты пожалеешь, что ударил меня во второй раз… первый я могла бы забыть… хотела… но ты…
Креспин пошевелил обломки шприца носком ботинка.
– Ты жива только потому, что это выгодно мне, – сказал он.
– Козёл, – выдохнула она и добавила через секунду: – И воняет от тебя козлом. Я бы оторвала твой хрен, если бы ты только попробовал его достать. Я бы даже переступила через себя, чтобы добраться до него зубами…
– Ты повторяешься, – перебил он. – Утешать тебя я не хочу и не стану – сама через пять минут сможешь подняться. Теперь молчишь. Слушаешь. Запоминаешь. Повторять не буду. За твою доставку не заплачено ни цента. Так что тратить на тебя своё время мне совсем не хочется. Однако, существует в нашей с тобой общей реальности один занимательный человек… как говорится, жил да был один мальчик… и назвали его мама с папой… Игорёк…
Аста скрипнула зубами и притихла. И когда, спустя пятнадцать минут, он закончил свой рассказ, то она так и продолжала лежать, повернув голову набок. Только один зрачок, уставившийся в стену и расширенный настолько, точно она смотрела в прицел, выдавал, что она слушала.
– Вот так-то, девочка.
Креспин поднялся и бросил ей под голову телефон. Следом упала карта памяти, сим-карта и несколько мелких купюр.
– Пледом прикроешься. И такси вызови. Оружие я тебе оставлю – мало ли какой маньяк в таксисты затесался.
– Где мы? – крепко сомкнутые губы раздвинулись.
– В прекрасных райских кущах, – хмыкнул он. – Только Адам почему-то одет, а Ева обнажена.
– Урод! – выплюнула она.
– Разве? – спросил он и, не дождавшись ответа, направился к выходу.
– Что такое статус, Хромой? – крикнула она ему в спину.
– Любопытство тебя погубит, – он рассмеялся и захлопнул дверь.
Аста сползла с дивана. Согнувшись и прижав ладонь под рёбрами, медленно, чтобы не расплескать боль, она прошлёпала через комнату. Подхватила пистолет, подозрительно повертела оружие в руках и, направив под ноги, нажала на спуск. Приглушенный хлопок выстрела заставил вздрогнуть и привёл в замешательство. Несколько долгих секунд она изумлённо рассматривала отверстие в полу рядом со ступней. Затем осторожно потрогала скулу с левой стороны и почувствовала, как участилось дыхание, свело низ живота и по щекам растеклась краска стыда. Она сжала бедра и закусила губу, сдерживая стон. Потом бросила дикий взгляд на дверь и с ненавистью процедила:
– Все равно… Ева… райские кущи… только один раз, Хромой… только один раз, а потом ты сдохнешь…
Сангушек был на удивление весел и общителен. Высокий, худой, с крючковатым носом и пронзительными глазами, он уже в который раз доливал из запотевшего кувшина в стакан, и в который раз показывал его Креспину прежде, чем глотнуть. Защищённый канал спутниковой связи сегодня работал так себе, но держался. И хотя изображение периодически перемежалось помехами и теряло цвет – звук оставался чётким.
– Аста… пардон… – Сангушек икнул, помахал перед ним указательным пальцем и изрёк: – КГБ не существует.
Креспин в отчаянии дёрнул себя за ухо. А собеседник закатил глаза к потолку и прищёлкнул языком.
– Она конфетка!
– Скажем так – она выделяется из толпы, – пробурчал Креспин.
– У неё есть чем! А ты и правда набил её листьями, будто какое-то чучело, а потом скакал вокруг её ммм… прелестной задницы, как тот безумный Ному с высушенной головой младенца на шее?
– Ты как всегда выдаёшь желаемое за действительное, но нам повезло оказаться рядом с ботаническим садом.
– Если ты скажешь, что в этот ответственный момент на тебе были штаны, то я отвечу – большего лжеца я не встречал.
– Увы, судьба не позволила мне родиться дикарём.
– Никогда бы не подумал, что ты поверил тогда бреду африканского колдуна.
– Как видишь, его рецепты оказались действенными. И в первом, и во втором случае. И яд, и противоядие.
Сангушек выставил вперёд кулак, оттопырил два пальца, прицелился и сказал: «паф-ф-ф».
– Ты должен был сделать так. Эх… хотел бы я взглянуть на это представление своими глазами… Ну, пусть живёт!
Он поднял стакан, коснулся гранью дисплея с той стороны и повторил:
– Конфетка!
– Не чересчур ли для тебя? – Креспин нахмурился.
Тот сморщил нос и сделал солидный глоток.
– Это же местное пойло. Ты знаешь, сколько его надо в себя влить, чтобы опьянеть?
– Знаю. Поэтому и спрашиваю.
– Да ладно. Я тебе вот что скажу – перья! Ты о них и не вспомнил! Признайся.
– Заткнись.
– В следующий раз вставь в свой зад веер. Это будет весьма подходящий антураж. Если захочешь – павлиний хвост я тебе вышлю.
Губы на его загорелом лице дрожали от сдерживаемого смеха, а плечи тряслись так, что Креспин не понимал, как ему удаётся не выплеснуть содержимое стакана себе на колени.
– Жаль, что я не могу воткнуть тебе павлина целиком. Давай о деле!
– Я о нем уже полчаса тут распинаюсь, а он мне про листья и пляски вуду.
Хмельные нотки в его голосе исчезли, будто по воле старого Ному, и Сангушек стал таким же, как и выглядел все двадцать четыре часа в сутки – сосредоточенным, если слушал, и резким, когда делился информацией.
– Чая здесь нет! – он швырнул стакан в стену. – Ни цейлонского, ни китайского. Образ конченного алкоголика, чтоб его. Скучающий плантатор в этой дыре и тому подобное. Ты даже не представляешь, сколько клиентов у этой проклятой фирмы по доставке кофе. Мне нашими делами заняться некогда. Надо было открывать металлургический завод или шахту. Этим и займусь. В следующей стране.
– Так что с Астой?
– Симка-карта у неё была спрятана в медальон. Ты прочувствовал, что не надо трогать телефон – в нем включилось какое-то устройство. Звук оно отсекло полностью. Но она ещё не набралась опыта, чтобы поменьше шевелить губами. Говорила на русском.
– Что она сказала?
– Ты будешь польщён. Ричард Львиное Сердце, Брюс Ли и разъярённый медведь в одном лице – тебя бы не удержала и сотня.
– Что меня должно заинтересовать в этой характеристике больше всего?
– То, что она знает, кто ты. И теперь точно представляет, кого ищет.
– За занавесом получили эту информацию?
– Твоя нимфа промолчала, но Кайра – кстати, они знакомы по каким-то прошлым делам, – утверждает, что её жест можно трактовать, как кукиш. С большой натяжкой для приличия, конечно, но можно.
– А звонок точно был туда?
– Точно. «Когда же ты ссучился, мальчик Игорёк?!». Так она орала. Заметь, ещё до звонка. Она твоя, Креспин. Она несомненно твоя и готова к этому. И все её потроха, нашпигованные листьями, и все её чудесные формы жаждут этого. Но не доверяй ей ни на грош, и не вздумай закрыть глаза или повернуться спиной. Если бы ты слышал, что она обещала с тобой сделать, то сто раз бы пожалел, что не прикончил её сразу.
– И до этого тоже. Слышал, не глухой. Я видел, как торчали её соски от боли. Их можно было в стену гвоздями забивать. Она мазохистка.
– Она садистка! У Кайры степень психиатра и она едва не плюнула в монитор, когда читала по губам. Она садистка с большим опытом и неуёмным желанием применять его на практике, а ты хочешь поделиться с ней статусом.
– Ума лишился? И мысль не проскользнула.
Он постучал костяшками пальцев сначала в дисплей, потом по столешнице.
– Слышал?
Сангушек мотнул подбородком.
– Как Гальса? – спросил он.
– Неплохо.
– И все?
– Достаточно.
– Какие-то невнятные впечатления. Она достойно пережила «твою смерть»?
– Она надёжна.
– Насколько?
– Она может быть другом.
– Как я?
– И как женщина тоже.
– О… – Сангушек подмигнул. – Кайра тут как-то спрашивала. Ну её. Она странная в этом отношении. Помню…
Креспин поднял ладонь, останавливая разбор нравственного облика Кайры.
– Доставка не состоялась.
– Да и черт с ней! Форс-мажор. Адресат погиб при пожаре.
– Нет. Доставку не отменить. Она изначально имеет другой адрес.
Голос Сангушека превратился в звенящий шёпот:
– Какой у тебя статус?
– Анхар.
– Понятно…. Её ведь любили, – он отвёл взгляд и сказал куда-то в сторону: – Ты любил…
У Креспина задёргалось веко, затем щека, и он прижал её пальцами.
– Ты видел сообщение Гальсы?
Сангушек потянулся к кувшину.
– Все видели. Ждут. Знаешь, я всегда верил, что она чистая. Таких, как эта девчонка, мало. Такой, как ты – один. Отложи доставку.
– Не темни.
– Марк попал в беду.
Креспин сузил глаза.
– Что с ним?
– У нас серьёзные проблемы. Очень серьёзные. Без вас с Гальсой не справиться. Я не собираюсь указывать, что тебе делать, но ты и сам уже давно знаешь, что это не Латиф и не Бубен – все гораздо хуже. И ещё эта сука Аста, как привет из преисподней. Зря ты её не прикончил.
– Сейчас поздно об этом жалеть. Закрывай не закрывай глаза, а она не исчезнет.
– А должна бы.
– Зато мы узнали, куда делся Пено и остальные. Так что с Гензером?
Креспин растёр лоб. О предательстве Марка он больше не думал с той секунды, как смотрел вслед красным огням машины, увозившей Гальсу под дождём. Стыд: жаркий и липкий, будто ладони стукача – вот, что он чувствовал от одной мысли об этом. Гензер не заблокировал систему безопасности, а это первое, что он должен был сделать, сдав его Латифу и КГБ. И ещё… Однорукого сирийца среди наёмников в офисе не было, а вот труп его двоюродного братца Раджима был!
– Кайра только что умчалась в аэропорт, – выдохнул Сангушек, приложившись к кувшину. – Завтра все прояснится.
– Ясно. Надеюсь, он не станет сильно переживать из-за своего стола.
Тот едва не поперхнулся очередным глотком и округлил глаза.
– Он не выдержал взрыв?
– Он бы выдержал и больше, но, думаю, пожар его доконал.
– Жаль, хотя он мне всегда не нравился.
– А кому может понравиться двухметровый фаллос с корнями? – удивился Креспин.
– Какой-нибудь экзотической дамочке.
Сангушек неожиданно отправил полупустой кувшин следом за стаканом в стену и заорал:
– Отложи доставку!
– Нет! Это один клубок. И один кончик в Дамаске, а второй за занавесом. Если мы не оборвём нить с той стороны, следом за проблемами наступит конец. Выхода все равно нет.
– Надеюсь, ты не ошибаешься, – проворчал Сангушек. – Когда начнёшь?
– Вчера.
– Мне придётся напрячь все силы.
– Кто переправит груз?
– Туристический?
– Полный комплект. Нам с Гальсой пригодится все.
– Ты и в самом деле сунешься через занавес с ней?
– А ты, как считаешь?
– Я свяжусь с рыжим Хаубе. У него похоронное бюро и сейчас сезон отпусков, а у меня всего лишь кофейная плантация в Тешоаре. Прослежу, если ты об этом?
– Об этом.
Креспин выразительно щёлкнул пальцами по горлу и протянул ладонь к дисплею. Сангушек согласно кивнул:
– Не в первый раз. Считай, что завязал. С этой минуты.
– До встречи.
– Видео посмотри! – завопил собеседник, вытягивая шею вбок. – Не пожалеешь!
– Я видел больше.
Креспин смахнул с дисплея окошко связи.
– А придётся увидеть ещё больше.
В общем канале висело одинокое сообщение от Гальсы. Он задумался на долгих десять секунд. Представил её глаза, переполненные безысходностью, закушенную до крови губу и побелевший от ярости палец на спусковом крючке «Глока». Вспомнил, как она жалобным голосом проклинала из ванной и его и свой пистолет. А затем вспомнил и каждую из шестнадцати пуль, что она выпустила сквозь ревущее пламя, прикрывая его «труп» – для себя она не оставляла ничего! Потом он вздохнул и приложил большой палец к красной точке сканера.
Текст исчез. Мигнула надпись: «Доставлено адресату».
Теперь за её спиной встанет он.
