Алекс Делакруз
Райдзин. Проект Цербер
Да, конечно, я помнил несколько мгновений замешательства у двери на лестницу, и мне за них даже стыдно. Но все же я пришел за ней, да. Наоми снова крепко прижалась ко мне, накрыв нас волосами, и вновь зашептала прямо на ухо:
– Ты за мной пришел. На Старую мельницу.
Снова слова прозвучали без единой вопросительной интонации. После сказанного Наоми отпрянула. Она уже нависала надо мной, так что ее густые волосы реально нас накрывали.
«Ты не мой брат?» – прочитал я по ее губам.
Вот что ей сказать? В ответ я отрицательно покачал головой, взглядом давая понять, что нет, я не ее брат. Наоми долгим взглядом посмотрела на меня, после чего кивнула.
– Ты меня не бросишь?
– Нет.
Наоми вдруг прянула вперед; серебристые локоны, струясь, словно невесомая шелковая ткань как будто обволокли нас. Девушка скользнула под тонкое одеяло и прижалась ко мне сбоку, положив мне голову на плечо. Совсем как в воспоминаниях детства.
Я почувствовал себя не очень уютно. Все же сестра уже давно не маленький ребенок, а достаточно взрослая девушка-подросток. Подобное проявление близости в моей культурной традиции выглядит не совсем, так скажем, приемлемо. Но Наоми воспитана в ином культурном коде, для нее происходящее в порядке вещей. И попробовать сейчас оттолкнуть ее от себя может оказаться для нее сильным ударом.
Несколько минут – и Наоми ровно задышала. Заснула. Глядя в потолок, я обдумывал неожиданный порыв сестры, которая теперь знает, что мне не сестра. Порыв неожиданный, но, если немного подумать, неудивительный.
Мне ведь, тому мне из прошлой жизни, совсем не шестнадцать лет было, а еще я недавно умер от удара молнии. Потом оказался на месте магического ритуала, разговаривал с могущественной сущностью, стал причиной чужой смерти, потом убивал сам. Это все было довольно волнительно – но при этом я воспринимал происходящее относительно спокойно.
Наоми же совсем юная девушка, которая воспитывалась в стенах дома нелюдимым наставником, будучи, похоже, практически огорожена от общества. И предательство родного брата, последовавшая сразу после этого ее инициация как оборотня, попытки нас убить – и во время ритуала, и в больнице, наверняка все это серьезно подействовало на ее психику и сознание. Именно поэтому она почти постоянно балансирует на грани превращения. Таким образом, наверное, спасая свою психику или неосознанно уходя от настигающих истерик после столь серьезных потрясений.
Сейчас же, удостоверившись, что я не ее брат, но видя, как я возвращался за ней и не желаю ей зла, она просто взяла и доверилась мне, целиком и полностью. Причем решение это она приняла не здесь и не сейчас, а еще у Старой мельницы. Сейчас она просто полностью решение довериться мне осознала. И доверилась настолько, как доверялась только своему брату, когда он был единственным для нее близким человеком. У нее, впрочем, никого из близких людей кроме брата и не было, она же в затворничестве жила.
Я вдруг понял, что мои догадки о природе поведения Наоми железобетонно верны. При мыслях об этом снова приоткрылась дверка памяти: пришло понимание, что в прошлой жизни я удивлял коллег и знакомых своими способностями. У меня всегда складывалась верная и полная картина из небольшого количества деталей.
Вещи, которые для других непредставимы, я способен понимать логически, просто сопоставляя имеющиеся факторы. Мне казалось это обыденностью, но для других всегда было откровение – когда я всегда делал верный вывод, основываясь лишь на обрывочных косвенных знаниях. Сейчас же ситуация не подразумевает иных толкований, вообще все ясно-понятно, как в открытой книге.
Сестрица-лисица размеренно дышала, глубоко заснув, мне же теперь сон совершенно не шел. Особенно когда Наоми заворочалась во сне и, крепко прижавшись, еще и ногу на меня закинула. Сон больше не шел, и я попытался отвлечься, вспоминая все, что видел в картинках воспоминаний о своей новой жизни.
«Мне больше некуда идти», – вспомнил я, как шептала Наоми у Старой мельницы.
У нас с ней же есть опекун, почему она не пошла к нему? При этой мысли в первую очередь неожиданно для себя обратил внимание на то, что уже думал о прошлом реципиента как о своем, не дистанцируясь.
Надо же, вживаюсь в чужую шкурку.
Осмыслив это, я принялся восстанавливать в памяти и «просматривать» увиденное во время допроса в подвале, акцентируя внимание на семье реципиента. И в процессе забыл не только о сне, но и о прижавшейся ко мне посапывающей Наоми. Настолько увиденное свежим взглядом в картинках воспоминаний реципиента мне не понравилось.
Категорически я бы даже сказал не понравилось.
Глава 9
Заснуть я смог только под утро, но выспаться пары часов мне вполне хватило. Организм молодой, много не нужно. Я бы если и не поспал вовсе, утром дискомфорт сильный все равно вряд ли бы почувствовал.
Едва проснулся – от лучей солнца, заглянувших в открытое незашторенное окно, как сразу ощутил себя в чрезвычайно бодром настроении. Настолько бодром, что восстанавливающая хронологию событий цепочка воспоминаний, составленная по реперным точкам «пляж-молния-ритуал-больница-погоня-застенки-эвакуация», прошла быстро и практически без негативных эмоций. Главное, что не реинкарнация в собаку, а с остальным можно попробовать разобраться.
Молодость все же – великая вещь. Когда лет в двадцать не спал сутками без потери тонуса, не раз слышал от старших товарищей фразу «молодой, здоровья много». С возрастом, когда к тридцати у выданного природой тела закончился бесплатный пробный период здорового организма, эту фразу прекрасно понял – как понял и важность восьмичасового сна. Так, а вот еще одна дверца глубинных воспоминаний приоткрылась, отметил я краем. Стараясь ни о чем не думать, понадеялся, что сейчас получится еще что-нибудь вспомнить.
«У нас были анатомические подушки, семь с половиной килограмм утяжеленного одеяла, пару кило мягких игрушек, четыре грамма мелатонина, ромашковый и мятный чай, свежее постельное белье, успокаивающая музыка и шторы блэкаут. Не то, чтобы это было категорически необходимо для спокойного сна, но если тебе уже исполнилось тридцать, то к делу нужно подходить серьезно».
Ну да, ну да, вспомнил. Вздохнув, я открыл глаза, возвращаясь в свою новую жизнь. Наоми рядом уже не было. Осмотрелся – сестрица-лисица нашлась в кресле в углу комнаты. Сидела молча, в полностью «человеческой» форме. Причем по позе видно, что смущена. Чувствуется неловкость и даже в статике, некоторая подростковая неуклюжесть. В сравнении, конечно, с ее движениями, когда она скользит серебристой тенью на грани превращения в хищно-магическое существо.
Похоже, вчерашнее проявление чувств, после того как темнота ночи сменилась утренним светом, ее серьезно смутило. Ну да, тоже предсказуемо. Чтобы не добавлять девушке лишнего смущения, я ей подмигнул и кивнул, мол «все хорошо». Наоми в ответ мне улыбнулась. Несмело, смущенно.
– Рейдзи?
– А?
– Нас кормить будут? Кушать очень-очень хочется.
– Мне нельзя из комнаты без маски выходить. Сходи да спроси.
Наоми вздохнула. Похоже, идти куда-то спрашивать она стесняется. Да, не прошло даром затворничество. Ну ладно, кто тут старший, тому и разруливать – я подошел к двери и выглянул в коридор. Никого. Вернулся в комнату, распахнул окно. Поодаль – в тени дубовой аллеи, увидел идущую мимо группу штабных офицеров.
– Товарищи военные, разрешите обратиться? А нас кормить сегодня будут?
Упс. Мой голос в утренней тишине раздался громко и звонко – я за вчерашний день привык, что в маске нужно говорить раза в два громче от привычного, чтобы быть услышанным. Товарищи военные ничего мне не ответили, но, судя по реакции, хорошо заметили. Звезды там на погонах большие, светят ярко, а значит, скорее всего, нас скоро все же покормят. Пока же можно душ принять – направился я в ванную.
– Ух ты, – не удержался я от возгласа, увидев себя в зеркале.
Ну непривычно совершенно. Как-то не вяжется у меня восприятие собственной личности с этим юношей с взъерошенными белыми волосами, который выглядит словно сошел с обложки журнала. Поправил челку – ну да, парень в зеркале движение повторил. На бледной коже, кстати, хорошо заметны вереницы красных точек от игл намордника – на скулах, на шее под челюстью; потрогал сзади, ну да, и там чуть саднит.
Несколько минут стоял и рассматривал свое новое лицо, в попытке привыкнуть.
Когда вышел из душа, понял, что задерживался в ванной зря – Наоми уже доедала второй омлет с беконом, запивая его вторым компотом. Судя по пустым тарелкам на подносах, первый омлет и первый компот и что еще там было она уже заточила.
– Прости, оно как-то само, просто я очень-очень кушать хочу, – с набитым ртом сложила Наоми ладони в извиняющемся жесте.
Я даже говорить ничего не стал. Выглянул в коридор – опять никого. Выглянул в окно – тоже пусто, второй заказ не сделать. Попил воды из-под крана, а совсем скоро за мной пришли. После того как раздался короткий стук в дверь, на пороге появился вестовой в непривычной форме. Все военные, которых видел до этого, выглядели… ну примерно, как в моем мире, может, незначительными деталями форма отличается. Привычно, в общем. На этом же был черный с серебряным шитьем мундир совершенно непривычного кроя. Погоны тоже странные, совершенно мне незнакомые: на серебряном с золотом шитье императорская корона и сложный вензель, причем сразу непонятно даже, что за буква, а вокруг – три маленькие звездочки.
– Доброе утро. Поручик барон Антон Радецкий, прибыл сопроводить вас в штаб бригады для приватной беседы.
Вот и ответ, что за звание на непривычно выглядящем погоне.
– Меня одного? – переглянулся я с Наоми.
Девушка уже легко спрыгнула с кресла и подошла ближе, крепко взяв меня за руку. Она заметно волновалась – ладони влажные. Говорящее подтверждение моей вчерашней догадки: ей проще находиться в зверином облике, потому что в человеческом ее одолевают волнение и страх.
– Да, вас одного. Что-то не так?
– Господин барон, будьте любезны… – бросил я взгляд на Наоми и снова посмотрел на Радецкого: – Дайте, пожалуйста, указание принести моей сестре еще еды.
– Как только провожу вас, так сразу.
– Хорошо, тогда пойдемте.
– Наденьте, пожалуйста, – протянул мне поручик маску-намордник.
По виду она сильно отличалось от той глухой конструкции, что была на мне вчера. Эта девайс компактнее, больше похож на респиратор. Словно маска Скорпиона или Саб-Зиро из игры Мортал Комбат. Только эта маска была черного цвета с серыми полосами. Смоук – вдруг вспомнил я, как звали черно-серого персонажа, одного из тех, кого создатели игры в первых версиях клепали копипастом игровой модельки, просто перекрашивая ее в разные цвета.
Маску надел, ожидая неприятных уколов от впивающихся под кожу игл. Но их не ощутил – лишь в ушах сразу зашумело дыхание, как будто в акваланге закрытого типа оказался. Более того, через несколько секунд настройки восприятие мира вернулось к нормальному – маску теперь почти даже не ощущал.
– Вы готовы?
Отвечать я не стал, прислушиваясь к ощущениям. В прошлой жизни я довольно часто ходил в маске-балаклаве и шлеме, так что сейчас особых неудобств не чувствовал – снова появилось частичка воспоминаний старой жизни. Интересно, а куда я ходил в шлеме и балаклаве? «Уважаемый, а вы точно сантехник?» – хмыкнул сам с собой, представляя удивленных жителей квартиры, открывших дверь такому сантехнику.
– Вы готовы? – переспросил Радецкий, возвращая меня в реальность.
– Готов.
Голос, надо же, звучит почти как обычно. Ну да, если прошлая маска-намордник была тяжела и груба исполнением, видимо, предназначаясь для жесткого подавления выплесков силы, то эта более… комфортная. Да, именно так – более комфортная.
– Следуйте за мной.
Покинув здание казармы, мы по территории части двинулись к штабу – находившемуся в самом настоящем дворце. По ходу движения оглядываясь по сторонам, я уверился, что мы находимся в воинской часть российской армии – строевые песни на пробежке на русском, да и вообще общий антураж никакой другой ассоциации не вызывает. Вот только что за русская армия в этом мире, возник вопрос: перед зданием штаба расположилось три флагштока, с тремя флагами.
В центре – вписываясь в канву имперских амбиций стран этого мира, черно-желто-белый российский флаг, бывший национальным государственным флагом во времена Александра III. Имперский флаг, отражающий цвета штандарта правящего дома Романовых.
Слева – привычный мне красно-сине-белый триколор. Справа явно ведомственное полотнище, с цветами гвардейской черно-оранжевой ленты – похоже, знамя войсковой принадлежности. Ветра почти не было, стяг не раздувало, так что, пока мимо шли, рассмотреть я его не смог.
В штабе оказалось довольно многолюдно. Причем окружающие – среди которых было немало женщин, одеты во вполне обычные зеленые армейские мундиры; ни одного подобного тому, что на поручике, я не увидел.
Когда мы с бароном Радецким появились в штабе, пока поднимались по широкой мраморной лестнице и шли по просторным коридорам, практически все встреченные на нас с интересом косились. Внимание мы определено привлекали – причем не только я своей неуставной взъерошенной стрижкой и полностью белыми волосами. Внимание привлекал и мой провожатый в своем черном с серебром мундире – причем именно он привлекал внимание в первую очередь. Похоже, к этой воинской части отношение он имеет постольку-поскольку.
Привел меня поручик барон Радецкий к кабинету командира бригады генерал-майору А.А. Семенову, как гласила табличка на двери, и жестом предложил мне заходить. Едва я перешагнул через порог кабинета, понял, что ожидающий меня здесь мужчина на комбрига А.А. Семенова, как бы он ни выглядел, ну никак не походит. В кресле отсутствующего сейчас генерал-майора сидел молодой чиновник, не старше тридцати. Несмотря на строгий крой черного мундира, к армии он отношения наверняка не имел, я в этом уверен.
У него было вытянутое «аристократическое» лицо, аккуратные черные брови, острый тонкий нос. На вампира чем-то похож. Особенно сходство с вампиром подчеркивается заметно выраженной бледностью, контрастирующей с иссиня-черными волосами и черными же глазами – белок едва виден, реально практически черный взгляд. Прическа, как и у меня, неуставная, блестящие черные волосы взъерошены. Несмотря на оскорбительную для нахождения в кресле комбрига молодость, в висках проглядывают седые пряди.
Выглядел молодой чиновник неприятно, отталкивающе; нет, природа его внешностью не обидела, но вот, допустим, ядовитые черные аспиды тоже не уродливые, но приязни не вызывают. Впрочем, это у меня, я змей не люблю – а вот кому-то, может, и нравится.
Темные, почти черные глаза внимательно на меня смотрели. Долго, почти минуту. И только после расположившийся в кресле странный чиновник показал мне на стул напротив. Пока садился, заметил перед собеседником несколько листов. Мельком прочитал пару выделенных фраз – ясно, протокол моего вчерашнего допроса.
Сразу после того, как я присел, странный чиновник в кресле комбрига заговорил.
– Меня зовут Модест Петрович, я Тайный советник Собственной Ее Императорского Величества канцелярии, служу в Третьем отделении, в числе прочих выполняя обязанности куратора проекта «Резервация „Восток“». И я здесь, чтобы обсудить ваше будущее, Дмитрий Сергеевич…
Модест Петрович, надо же, какое имя необычное. Он, кстати, сейчас запнулся на полуслове. Присмотрелся на меня внимательно, сощурив глаза, потом задал вопрос.
– Что-то не так?
Мысли Модест Петрович, судя по всему, читать не умел. Но похоже, что некоторой эмпатией обладает – определенно почувствовал мои эмоции, хотя я и старался сохранить невозмутимость как внешне, так и внутренне.
– Модест Петрович, я бы с радостью обсудил мое будущее с вами. Но есть у меня одна важная просьба.
– Излагайте.
– Мы не могли бы сначала обсудить мое прошлое?
– В плане? – поднял тонкие черные брови Модест Петрович.
– В общем плане. Дело в том, что я практически ничего не помню о себе с того самого момента, как оказался на месте ритуала, проводимого некими девами, которых называли Мария и София. Возможно, у них фамилия Лещинские, но я точно в этом не уверен.
– Вчера вы об этом не рассказали, – кивнул Модест Петрович на протокол допроса.
– Так меня не спрашивали.
– Сами почему не рассказали?
– Я пробовал несколько раз, но каждый раз меня прерывали новым вопросом, а после я уже так устал, что просто хотелось закончить как можно быстрее, – сказал я абсолютную правду.
Модест Петрович безотрывно и внимательно на меня смотрел. Когда я встретился с ним глазами, в ушах зашумело, в глазах потемнело – я почувствовал себя будто на грани обморока, перед взором замелькали темные всполохи.
– Вы ничего не помните о своем прошлом?
– Практически ничего, – ответил я, и мой голос раздался словно чужой.
Едва ответил, как сознание и восприятие вернулись в норму, шум в ушах утих, темные всполохи перед взором пропали. Модест Петрович больше на меня не смотрел – пялился в пространство, сжав губы в тонкую белую нить.
Я сглотнул, приходя в себя после столь жесткого теста на правду; в том, что бледный чиновник сейчас меня проверял, не было сомнений. Он не лез мне в голову, как дознавательница, его колдунство определенно основано на других принципах, но тем не менее.
Пока бледнолицый черный ворон насупился и думал, я подивился иезуитскому замыслу странного незнакомца. Если он смог защитить блок моей памяти о себе, он ведь мог оставить мне мою старую память или подарить память реципиента. Осталась ведь со мной полная память о моем прошлом мире! Но странный незнакомец этого не сделал – похоже, в числе прочего ради того, чтобы я сейчас правдиво ответил на вопрос похожего на вампира чиновника.
– Ясно. Ясно, – наконец заговорил явно раздосадованный Модест Петрович. – Полная потеря памяти?
– О себе и своем прошлом – пустота. Со мной остались базовые навыки, причем частично, кроме того, я обладаю совершенно неожиданными знаниями.
– Поясните.
– Для примера, вот вы знаете отличия унитаза сифонного типа от обычного? Я знаю, но при этом не знаю, откуда я это знаю.
Модест Петрович очень странно на меня посмотрел. Ну да, какой-то там советник, весь из себя важный куратор и прочее бла-бла-бла – похоже, он ждет более уважительного или скорее даже подобострастного от меня отношения. Ладно, не будем будить черного аспида.
– Уезжая из лечебницы, я смог завести и управлять автомобилем с ручной коробкой передач, но при этом не смог разобраться с его навигационной системой, мне помогала сестра. Со мной, полагаю, остались даже не столько воспоминания, в виде рваных отдельных картинок, а выученные на уровне рефлексов навыки, – отчеканил я.
– Проблески памяти?
– Нет, ни единого.
– Так уж и не одного? – в режиме самого настоящего детектора лжи сработал вдруг Модест Петрович.
Так, с этим тайным советником определенно поаккуратнее надо. Он ведь наверняка не только выглядит угрожающе-красиво как ядовитая черная змея, он и опасность представляет наверняка. Гораздо большую, чем черный аспид.
– Вчера ночью в подвальной камере меня допрашивала некая не представившаяся дознавательница польской разведки. О себе она сочла нужным сообщить лишь, что является магистром-ментатом…
– Принцесса Ядвига, наследница престола Речи Посполитой.
– Ч-ч-че… что? – вкрадчиво переспросил я, с огромным трудом удержав себе более экспрессивный комментарий.
«Шик, блеск, красота», – вспомнил я слова ротмистра Соколова, когда он смотрел на поднимающийся над соседним кварталом огненный гриб.
– Принцесса Ядвига, наследница престола Речи Посполитой, – повторил между тем Модест Петрович. – Весьма способная менталистка, скажу я вам.
– Была, – машинально поправил я, вспомнив перекрученное тело светловолосой дознавательницы.
Черт, это же надо так вляпаться – сначала размотал двух княжон, а потом еще и убил об себя целую принцессу и наследницу престола. Похоже, новая жизнь настолько перестает быть томной, что обещает быть невероятно короткой…
– Вы не волнуйтесь так о Ядвиге, Дмитрий Сергеевич. Судя по отчету ротмистра Соколова, она поставила сильный ментальный блок, так что ее душа наверняка не пострадала. Скорее всего уже воскресили.
– Воскре… что, простите?
Затаив дыхание, я в крайнем изумлении, даже можно сказать в полном шоке смотрел на Модеста Петровича. Нет, понятно, магия-шмагия, молнии там всякие, кицуне-оборотни, конвертопланы под пеленой невидимости и искусственные глаза-импланты, черт бы с ним. Но вот это вот: «Воскресили?»
В голове просто не укладывалось, я отказывался верить в услышанное. Это уже какой-то божественный уровень бытия! Собеседник, похоже, прекрасно понял мое состояние, поэтому успокаивающим жестом поднял руку.
– Дмитрий Сергеевич, соберитесь, пожалуйста. Будьте любезны, расскажите мне про проблески памяти и как с этим связана леди Ядвига.
– Она в ходе допроса сообщила, что собралась залезть в мою память. Я ее предупредил об опасности, потому что мне показалось, что проводившие ритуал Мария и София не сами ошиблись в ритуале, а, как бы это сказать… убились об меня. Мое предупреждение Ядвига…
– Леди Ядвига.
– Что?
– По правилам хорошего тона вам следует говорить: леди Ядвига. В обществе ее следует упоминать как ее высочество принцесса Ядвига.
– А могу я пренебречь правилами хорошего тона? – почему-то захотелось мне возразить.
– Конечно, можете, кто ж вам запретит. Только имейте в виду, что, пренебрегая правилами хорошего тона, вы закрываете себе дверь в приличное общество, – крайне неприятным взглядом посмотрел на меня Модест Петрович.
– Ясно, благодарю за пояснение.
– Дмитрий Сергеевич, вы остановились на описании процедуры допроса и связанных с ним проблесков памяти.
– Леди Ядвига мое предупреждение об опасности приняла к сведению, потому что после него продолжила допрос не в одиночестве, а позвала четверых помощников, расставив их в пентаграмме. Начав ритуал, она залезла ко мне в память так, что я наблюдал вместе с ней картины своего детства. Вот только, наблюдая эти картины, я не вспоминал, а именно что наблюдал происходящее. Я же говорил вам про унитазы, да?
Модеста Петровича передернуло, глаза его сощурились, не предвещая ничего хорошего.
– Вот в одной из картинок воспоминаний я топил одноклассника в унитазе, и для того, чтобы набрать достаточное для этого количество воды, мне пришлось заткнуть дырку слива пиджаком. В этот момент в воспоминаниях я подумал, что, был бы сифонный унитаз, такого бы делать не пришлось. О таких проблесках памяти я сейчас и говорю.
Модест Петрович, похоже, понял, что я не собирался над ним (откровенно) стебаться, смотрел теперь на меня крайне внимательно. Я же продолжал:
– У меня словно целиком стерлись некоторые отделы памяти, оставив работающими другие. К примеру, я знаю принципы федерального, конфедеративного и имперского государственного устройства, знаю даже различия между теллурократией и талассократией, но не знаю, какой сейчас год или почему Россия – Конфедерация. Кроме того, я видел в своих воспоминаниях флаг Восходящего Солнца, который стал японским национальным флагом во время эпохи Мэйдзи, но при этом не знаю, какой сейчас в Японии государственный строй…
– А какая разница между теллурократией и талассократией? – неожиданно спросил Модест Петрович. После чего он вдруг извиняющееся пожал плечами, став на миг похожим на обычного человека: – Я просто их путаю постоянно.
– Теллурократия – материковое образование, талассократия – опирающееся на водные пути.
– Да, точно-точно. Кстати, ваши знания неверны: Россия не Конфедерация.
– Оу. А как, я ведь слышал от ротмистра Соколова, что он…
– Мы с вами сейчас находимся в городе Белоцарск, в штабе 14-й бронекавалерийской бригады, которая является одной из частей Сил специального назначения Российской Конфедерации. ССпН в состав Русской Императорской армии не входят, являясь основой Сил Быстрого Реагирования Армии Конфедерации, подчиняясь напрямую президенту Российской Конфедерации. Российская Империя же, которую возглавляет Ее императорское величество, на равных правах входит в Российскую Конфедерацию, которая объединяет в себе четыре империи, а также ряд других стран и территорий.
Насчет «входит на равных правах», если уж Конфедерация является «Российской», я как-то засомневался. Да и другие говорящие признаки – имперский флаг на центральном флагштоке, а триколор слева, имперский чиновник напротив в чужом кресле бригадного генерала конфедерата, еще и чувствует при этом себя как дома. Понятно сразу, кто в этом государственном устроении первый, а кто в фарватере. Но озвучивать вслух это не стал, и так сразу много информации свалилось.
– Вот оно что…
– Да, если приглядеться, все довольно просто.
Насчет «просто» я бы, конечно, тоже поспорил, но снова упоминать об этом не стал. Модест Петрович же сделал паузу, явно задумавшись, потом поджал губу и покивал себе и своим мыслям.
– Давайте я сейчас изложу краткую историю мира, после чего сделаю вам предложение, от которого невозможно будет отказаться. Итак, год на дворе – две тысячи двадцать седьмой…
Двадцать седьмой? Упасть и не подняться, вот это меня занесло – почти на десяток лет вперед от привычного. Опять очередное озарение – только сейчас я понял, сколько мне лет и в каком году в ином мире я стоял на пляже, когда в меня молнией прилетело.
…мы с вами сейчас находимся на территории Российской Империи, которой правит наша государыня-императрица Ольга. Российская Империя является страной-членом Российской Конфедерации, в которую, среди прочих государств, входит и Японская Империя.
– В Японии тоже император правит?
– Регент.
Этот простой ответ, всего в одно слово, неожиданно многое мне сказал и на многое открыл глаза. Потому что я, похоже, сильно ошибался насчет имперских амбиций, масштабно сохранившихся в этом мире. Да, Япония сохранила свой флаг Восходящего солнца, но правит ей регент и страна является частью Российской Конфедерации. Польша, конечно, приобрела короля (или королеву), а также сохранила своего прилично выглядящего гербового орла, вот только если русский бронекавалерист Сережа с возгласом «ой!» взрывает нахрен пару кварталов в городе Познань и не слишком потом рефлексирует по этому поводу, там тоже глобальные имперские амбиции явно неблизко от основоопределяющей политики.
Модест Петрович между тем посмотрел на меня со вновь появившимся неприятным прищуром:
– Прошу вас, Дмитрий Сергеевич, больше меня не перебивайте. Я сейчас выдаю базовую информацию, которая поможет вам без лишних сложностей построить картину происходящего, а нам обоим как можно быстрее прийти к взаимовыгодному результату беседы.
Тогда мне очень не понравилась такая подача. И только потом я понял правоту тайного советника – он мне ведь действительно объяснял все максимально просто и по делу. Например, если бы он начал мне рассказывать про семейное положение императрицы Ольги, я бы сходу не разобрался и быстро бы от удивления не отошел. Так что щадил меня Модест Петрович, реально щадил. Не грузил лишней информацией; но и того, что он сейчас продолжил говорить, мне хватало за глаза:
– Высшая власть в большинстве стран и территорий в мире находится в руках владеющих даром. Вы, Дмитрий Сергеевич, волею судьбы к таким людям теперь тоже принадлежите – что и продемонстрировали совсем недавно, после стихийной активации силы. Вы теперь официально принадлежите к виду homo deus, к людям следующей эволюционной ступени развития человека. Таких, как мы с вами, в мире не более одной десятой процента от общего количества населения. Для каждой страны или территории действуют квоты по количеству одаренных, которые еще никем полностью не выбраны, но уже давным-давно распределены наперед на долгие годы. Но есть некоторые нюансы, и именно поэтому вас вытащили из подвала Дефензивы ценой некоторых рисков.
То есть разнести целый квартал в польском городе – это здесь всего лишь опасность «некоторых рисков»? Модест Петрович, похоже, заметил мое удивление.
– Судя по взгляду, вы удивлены. Каждый владеющий даром, тем более каждый владеющий даром высокого ранга – достояние государства, Дмитрий Сергеевич. Поэтому не удивляйтесь силам и средствам, использованным для вашей эвакуации.
Модест Петрович убедительно просил не задавать вопросов, и от вопроса сейчас я удержался. Но все же если и удивляться мне в данном случае – то совсем не тому, как ярко горело вчера в Познани. То, что Польша и Япония не игроки первой лиги, уже понятно. Удивлялся я больше тому, что такое ценное достояние государства, как я, зачем-то жило на чужой территории. Вот жил бы в России – и не нужно было бы устраивать фейерверки с расцветкой ночного города.
– Теперь, Дмитрий Сергеевич, давайте от общей картины перейдем к некоторым деталям. Homo deus, люди-как-боги, они же владеющие даром, делятся на несколько групп. Первая, самая многочисленная и составляющая большинство владеющих, зовется просто – одаренные. Как правило, это люди, владеющие элементарным даром. Самоназвание от слова «элемент» – Огонь, Вода и далее по списку. Еще есть две других, гораздо более малочисленных группы, зовущиеся озаренные даром и одержимые даром. К одержимым, например, с некоторой оговоркой относится ваша сестра Наоми Сергеевна, инициировавшаяся совсем недавно как оборотень. К одержимым более высокого ранга относится и принцесса Ядвига, которая кроме ментальной магии может повелевать Тьмой. Именно поэтому за нее вам не стоит переживать – у принцессы наверняка создан слепок души, и она, скорее всего, уже возродилась на привязанном родовом алтаре.
Слушая Модеста Петровича, я поражался все больше и больше. И сейчас все же не удержался и, не прерывая коллежского советника, поднял руку – как прилежный первоклассник на уроке.
– Вы что-то хотели спросить?
– Да. Как получилось, что меня вытаскивали с мигалками и огненным сопровождением, а мою сестру готовы были оставить?
– Несопоставимый ранг и потенциал, Дмитрий Сергеевич. Нет-нет, не смотрите так, во-первых, никто Наоми Сергеевну бы не бросил. Тем более что в отличие от вас она является подданной Российской Империи, вывезли бы ее чуть позже. Основопределяющая разница в вашем потенциале владения. Понимаете, Наоми Сергеевна – оборотень, чистый, так сказать, оборотень, без возможности дальнейшего развития. Вполне обычный человек, усиленный вполне рядовыми средними боевыми имплантами и аугментациями, может на равных противостоять владеющим даром оборотничества, подобным вашей сестре. Поэтому она даже не подлежит внесению в списочный международный реестр владеющих даром. Ваш же стихийно активировавшийся дар, в перспективе, позволяет в одиночку бороться на равных с такими, как Наоми Сергеевна, в количестве сотен. Именно поэтому вы и являетесь достоянием государства, потому что волею судьбы принадлежите к четвертой группе владеющих даром, которая начала активно проявляться в последние несколько лет.
