– Йа п-пердоле! – еще раз повторил я, уже громче.
Да, странный незнакомец про защиту информации ерунды не говорил: от четырех шпиков внутри пентаграммы остались стоять только ботинки. Аккуратно стояли, ровно – видимо, откинуло всех четверых по сторонам с чудовищной силой.
Далеко они не улетели, некуда далеко лететь было – всех четверых разметало по стенам. Причем отбросившая их сила оказалось столь велика, что тела буквально сплющило. Последние останки как раз только что сползли по стене на пол, растекаясь кровавой кляксой перемешанной ткани и плоти.
Пентаграмма погасла, меня больше ничего не держало. Кроме стяжек и скотча, которыми были стянуты руки и ноги. Поелозив коленями на полу – когда ноги притянуты друг к другу, двигаться непросто, я все же развернулся, желая узнать, как там моя новая подруга.
Плохо ей было. Очень плохо. Впрочем, сохранилась она гораздо лучше, чем помощники-шпики. Конечно, «лучше» в сравнении – так-то про нее даже не скажешь, что выглядит как живая. Ее не раскрыло цветком, как барона Горанова, но приложило знатно: на месте глаз кровавые провалы, тело и шея перекручены – не сразу понял, что упала она на грудь, а голова в обратную сторону смотрит, глядя багровыми провалами глазниц в потолок.
Крови со светловолосой дознавательницы натекло столько, что, можно сказать, лежит в собственном соку. А я ведь предупреждал. Кто меня не послушал? Правильно, она. Кто виноват будет? Правильно, опять я.
Вот что за жизнь, нет в ней порядка и справедливости… Так, ладно. Надо думать, что дальше делать. В кино я часто видел, как, оказавшись в подобной ситуации, связанные герои умело развязываются и сбегают. Вот только у меня руки и ноги крепко стянуты скотчем, а такое в кино не снимают. Причем стянуты так, что даже пальцами не пошевелить – ладони тоже скотчем перемотаны.
«Если вы не можете что-либо починить с помощью скотча, значит, вы просто используете мало скотча». Здесь, перефразирую, если вы не можете кого-то качественно обездвижить с помощью скотча…
К большой удаче, задачи обездвижить меня совсем не стояло, на коленях я все же ерзаю. Рывком поднялся с колен, попрыгал к отброшенной к двери дознавательнице. У нее на бедре пистолет…
Так, а как меня от стула освобождали? Это же делал кто-то из ее помощников, который мне позже и скулу порезал. Обернулся, посмотрел на бесформенные кучи. Даже если пробовать искать там что-то режущее, надо бы сначала пальцы освободить.
И что делать?
Вдруг, освобождая меня от напряженных мыслей, дверь в камеру со скрежетом открылась. Внутрь, довольно уверенно, зашли двое мужчин в серой форме контрразведки.
Я посмотрел на них. Они посмотрели на меня, потом посмотрели вокруг.
– Ох них… чего себе, – ошарашенно произнес тот, что зашел первым.
Надо же, от увиденного даже на русский перешел. Впрочем, удивляться русскоговорящий шпик в сером мундире позволил себе всего лишь краткое мгновение. Быстро оглянулся, сделал пару шагов в угол и наклонился. Что он задумал, я понял только тогда, когда поднятая с пола тяжелая маска-намордник оказалась на моем лице.
На скулах, под нижней челюстью и сзади на шее почти сразу ощутимо укололо. Как в строгом ошейнике для собак – с шипами внутри, вот только здесь шипы сразу под кожу входят. И снова глухой обхват, и снова сиплый звук дыхания, заполонивший все вокруг.
– Ради твоей и нашей безопасности, – прокомментировал свои действия шпик, продолжая разбираться с креплениями маски и что-то настраивая.
Никакой враждебности он не проявлял, на трупы коллег смотрел мельком. Хотя какие это коллеги – есть у меня подозрение, что передо мной вряд ли польский контрразведчик. Вот всей глубиной интуиции чувствую, что мужчины здесь не местные.
Пока первый неожиданный визитер, вполголоса ругаясь (на русском), возился с креплениями намордника, второй подошел ближе и встал рядом, глядя мне в глаза.
Очень странный взгляд. Я уже привык к странностям в этом мире – шутка ли, магия здесь есть. Но сейчас мое удивление оказалось вызвано совершенно иным незнакомым фактором: на месте обычной радужки у странного гостя поблескивал зеленым неоном ровный круг. Это не магия, это технология – или линза, или глазной имплант.
Да что ж такое?! То магия вокруг, то самый настоящий киберпанк – куда я попал вообще? Внутренний голос, кстати, тут же подсказал, куда я попал – в темное и неназываемое место.
Дышать вдруг стало тяжело – из-за вспышки эмоций маска начала перекрывать дыхание. В это время оба визитера переговаривались – короткими рублеными фразами, но о чем, я не понимал, в ушах шумело. Когда справился с дыханием и стало полегче, странный визитер со странными каплями имплантов в глазах заговорил:
– Я сейчас развяжу тебе сначала ноги, потом руки. После этого ты быстро переоденешься, и мы тебя эвакуируем отсюда. Моргни два раза, если понял, потом кивни, если согласен.
Моргнув два раза, вместо того чтобы кивнуть, я дернул подбородком и пожал плечами, взглядом показывая вопрос.
«Куда уходим?» – примерно это я вкладывал смыслом, и, похоже, странный визитер меня прекрасно понял.
– В Россию. Дальше по ситуации, куда тебя распределят для освоения дара.
Голову у меня вдруг дернуло, а в ушах что-то звучно щелкнуло, заставив вздрогнуть.
– Все, готово! – выдохнул одновременно тот, который сейчас возился с маской.
– Ты можешь говорить, с маски снят строгий режим, – сказал мне незнакомец с зелеными имплантами.
– Вы кто?
Действительно можно говорить, надо же. Голос под маской прозвучал сдавленно, глухо. В ушах он раздался громко, а вот за пределами маски, похоже, едва уловимо. Но странный визитер вопрос услышал и представился:
– Ротмистр Алексей Соколов, командир отдельного полуэскадрона Четырнадцатого Митавского бронекавалерийского полка Сил специального назначения Российской Конфедерации, выполняю задачу по твоей эвакуации.
Прозвучало неожиданно, причем весьма противоречиво и ломая сразу несколько привычных по старому миру шаблонов. У меня теперь возникло еще больше вопросов, но здесь и сейчас, наверное, не самое удобное место, чтобы их задавать.
Поэтому я просто кивнул, показывая, что со всем согласен.
Несколько быстрых взмахов ножа, и руки-ноги оказались свободны. Второй визитер – который не удержался от возгласа недавно, уже подставил мне ближе стул и раскладывал на нем комплект одежды – такая же серая форма, как и у них.
– Стихийная активация у тебя произошла вечером? – поинтересовался Соколов.
Полагаю, что под «стихийной активацией» он вряд ли подразумевает что-то иное, чем мое недавнее метание молний в больничной палате.
– Да, – кивнул я, натягивая серую футболку.
– Ты можешь контролировать свою силу без маски?
– В обычной ситуации да, – надевая серые штаны, ответил я.
Говорил я в этот раз громче, и голос из-под маски прозвучал утробно глухо, почти как у Дарта Вейдера.
– Что такое для тебя «необычная» ситуация?
– Экстремальная, сопряженная со смертельной опасностью, – я уже зашнуровывал ботинки.
Быстрая шнуровка, удобная – потянул, и нога моментально зафиксирована. Капитан Соколов между тем только вздохнул – причем я его прекрасно понял. Видимо, по его мнению, вокруг сейчас та самая ситуация и есть.
Я уже затянул ремень и застегивал китель, а параллельно удивлялся. Вроде выглядит мундир неприметно и обычно, а присмотреться – и не так все просто. Саморегулирующиеся размеры, технологичные вставки, еще и ткань совершенно непонятная. То ли пропитка какая, то ли вообще наноткань пуленепробиваемая.
Пока я переодевался, заметил третьего визитера – еще один переодетый в серый мундир польской контрразведки бронекавалерист эвакуационной команды стоял у двери, контролируя коридор. Тот, что возился с моей маской недавно, сейчас внимательно осматривал последствия попытки залезть мне в голову. Я был немного занят, но все равно обратил внимание, как он со всех сторон тщательно осмотрел погибшую дознавательницу. У него, кстати, глаза сейчас тоже зеленым неоном светились. Да он снимает, похоже! – догадался я.
Подобное внимание определенно вызвано тем, что дознавательница или непростая дева, или все здесь происходящее непростой случай. Или, скорее всего, оба фактора сложились в этом перекрученном светловолосом теле.
– Готов? – отвлек меня Соколов.
– Да.
– Держись справа чуть сзади от меня, старайся идти вплотную, чтобы на твою маску внимания не обращали.
– Понял.
Вышли из камеры, прошли по пустому подвальному коридору, игнорируя лифт, поднялись по лестнице. Я, как и было сказано, шел справа и чуть сзади от Соколова. Остальные двое шли впереди и сбоку – так, чтобы мою маску в созданной толпе было максимально незаметно.
Поначалу все шло хорошо – мы спокойно прошли мимо ничего не заподозрившего дежурного. А, нет, дежурный и не мог ничего заметить – он «спал» и выглядел почти как бодрствующий при этом. Здесь к нам, шагнув из темной ниши, присоединился четвертый переодетый в серое бронекавалерист (очень уж мне запомнилось упомянутое Соколовым «бронекавалерийский полк»).
После этого я уже шагал в небольшой толпе. Преодолели еще пару пролетов лестницы, поднимаясь из подвала в большой холл. Вот здесь уже были люди – сидел бодрствующий охранник у дверей главного входа, сразу несколько человек поднимались и спускались по широкой лестнице, прямо на нашем пути стояли и разговаривали двое мужчин в классических костюмах с портфелями.
Когда проходили мимо них, отметил внимательный взгляд на лице, тут же правда соскользнувший. Обходя широкую главную лестницу, направляясь прочь от парадного выхода, прошли по коридорам и вышли на заднем дворе. Здесь нас ждал черный тонированный микроавтобус – очень похожий на тот, что перегородил нам с Наоми дорогу у больницы. А может быть, даже один из них.
Вот будет обидно, если узнаю, что прибывшие для эвакуации парни могли меня прямо у больницы забрать и вывезти из Польши. Я же принял решение убегать и…
Впрочем, чего теперь расстраиваться – знал бы прикуп, жил бы в Сочи.
Получилось, как получилось.
Не задерживаясь, микроавтобус – едва хлопнули двери, поехал прочь с закрытой территории польской государственной службы безопасности. Водитель уверенно подрулил к воротам, которые автоматически поехали в сторону. Причина этого, похоже, рядом сидит – у одного из бойцов Соколова я заметил на коленях тонкий планшет, в котором он только что команду на открытие ворот отдал.
– У меня сестра в городе. Можем ее забрать? – едва проехали через автоматически открывшиеся ворота, спросил я у Соколова.
– Ты знаешь, где она?
– Она до рассвета будет ждать меня у Старой мельницы, это на востоке города.
– Хорошо, мы там проедем. Сейчас приготовься, выходить на ходу будем.
Как на ходу? – замотал я головой. Пока мы с Соколовым говорили, по пустынным ночным улицам микроавтобус проехал несколько кварталов и уже заезжал в арку старого четырехэтажного здания, часть которого была в строительных лесах. Боковая дверь как раз чуть отъехала в сторону.
Едва заехали под своды арки, машина чуть притормозила – не останавливаясь полностью, а боковая дверь широко распахнулась.
– Пошли-пошли-пошли! – раздалась резкая команда.
Микроавтобус вместе с одним водителем проехал дальше, уже без нас. Мы же вчетвером – вместе с той самой троицей, что забирала меня из камеры и выводила из здания, уже заходили в неприметную дверь прямо в арке.
Внутри пусто, сплошь строительный мусор и следы работ. Похоже, здание на реконструкции. Поднявшись по широкой каменной лестнице, оказались в помещении, где также видны следы работ и работников: вокруг грубо сбитые деревянные козлы, расстеленный полиэтилен, на нем остатки обеда и несколько брошенных курток.
Здесь нас ожидали – двое в гражданской одежде, но с оружием. На полу стоял баул, в котором нашлась одежда на всех прибывших – в том числе и на меня.
– Переодеваемся, в темпе, – глянув на меня, скидывая серый китель, произнес ротмистр Соколов. – Сереж, готово? – это он уже обратился к одному из своих людей.
– Та-аак тчно, вашблагородие, – раздался в ответ совершенно неуставной веселый голос.
– Поджигай.
– Гори, гори, моя звезда… – напел из-за спины невидимый мне сейчас Сережа, и через секунду за окном ярко сверкнула вспышка огненного взрыва.
– Магистральный газопровод, вашбродь. Стильно, ярко, безопасно – считайте фейерверк, – отрапортовал довольный собой Сережа.
Сразу после этого сверкнуло еще раз, а после этого ночь стала днем. Звук взрывов раздавался волнами, полетели вверх огненные всполохи. Вдруг жахнуло так, что здание вздрогнуло, а в нашей комнате вылетели стекла. Вот насчет того, что стиль и ярко, я был согласен. Но вот насчет того, что безопасно…
Когда утихло эхо взрывов, я посмотрел в окно – где в нескольких кварталах от нас в самое небо поднимался столп огня, превращаясь в высокий огненный гриб.
– Сережа, ну йоп… – крайне удивился ротмистр Соколов, поднимаясь с пола и глядя на огненное светопреставление.
Похоже, нормальных слов, чтобы прокомментировать происходящее, у него не нашлось. В этот момент раздался еще один взрыв – не такой сильный, но тоже внушительный. Неподалеку от еще не опавшего огненного гриба в небо полетел плотный огненный шар.
– Шик, блеск, красота, – уже справившись с совсем яркими эмоциями, отреагировал ротмистр. Голос его при взгляде на огненную свистопляску был определенно напряжен.
– Топливохранилище у центра набора Войска Польского, вашбродь. Оно, по идее, пустое и законсервированное, не должно было…
Сережа осекся на полуслове под тяжелым взглядом ротмистра. Я в происходящее не вмешивался – снова начал переодеваться, параллельно наблюдая за происходящим за окном. Взвившееся в небо пламя уже опало, но горение сохранялось. Несколько минут, и улицы кроме оранжевых отсветов пламени расцветили огни синих спецсигналов машин экстренных служб – они съезжались в соседние кварталы десятками.
Все уже давно переоделись, снятые мундиры были сложены в баул вместо подготовленной одежды. Но мы оставались на месте, только зеленые огоньки имплантов в глазах бойцов отсвечивали. Чего мы ждем, стало понятно, когда с прилегающей улицы к арке здания свернула карета скорой помощи.
– Выходим, – скомандовал ротмистр, и мы все вместе – в том числе и обескураженный Сережа, покинули здание.
– К Старой мельнице давай сначала, – приказал Соколов водителю скорой. Тот, несмотря на одежду медика, определенно принадлежал к команде эвакуации – глаза у него, как и у остальных, сдержанно светились зеленым отсветом капель имплантов.
Когда проехали пару перекрестков и выехали на широкий проспект, помчали, мигая люстрой и распугивая высыпавших на улицы зевак звуковым сигналом. На приборной панели отображалась карта Познани, и я видел, что мы едем по южной окраине города, направляясь в предместья. За окном по обоим сторонам дороги вскоре уже встали деревья лесопарка, но по карте я видел, что мы еще в черте города. Через пару минут повернули на север – объезжая Познань по дуге, и в результате маневра заехали в район Броварна, где и находилась Старая мельница.
Никакой мельницы, впрочем, по месту назначения я не увидел. Подъехали мы к старому кирпичному зданию с трубой котельной. Поодаль видна плотина, вокруг несколько домов, построенных явно в позапрошлом веке. Дома заброшены: окна выбиты, стены разрисованы самыми разными образцами граффити – от стандартных неряшливых изображений гениталий и кривых надписей на польском до самых настоящих произведений искусства.
– Три минуты. Если не появляется, уходим, – произнес Соколов напутственно, потянув на себя боковую дверь.
Я, конечно, мог поспорить, но пока не стал – три минуты ведь еще не прошло. Вышел из машины и, оглядываясь, пошел по заброшенному двору в сторону плотины. Остановился на открытом пространстве, поднял руку, привлекая внимание. Наоми оказалась рядом неожиданно и совершенно неслышно. Словно из воздуха материализовалась, только серебряный росчерк на периферии взора мелькнул.
Сестра была сейчас не совсем в человеческой форме – лицо едва заметно искажено, в нем проглядывают хищные черты; глаза необычно крупные, желто-зеленые, с черным вертикальным зрачком.
По-прежнему босая, в обтягивающем платье убитой в палате женщины – которое было синим, а на Наоми стало серебряным. Внимательно осмотрев меня, обходя и даже, похоже, обнюхав, сестричка-оборотень коснулась маски, после чего посмотрела с вопросом.
– Ты пришел за мной, – едва слышно сказала она, почти без вопросительной интонации.
– Да. Меня арестовала Дефензива, но освободили эти люди, – показал я на карету скорой помощи, которая, выключив фары, стояла в тени раскидистого дерева на обочине.
Говорить приходилось громко, непривычно громко, вдвое-втрое сильнее от обычного, настолько маска голос глушила.
– Кто они? – спросила Наоми.
– Я их не знаю. Сами они говорят, что из русской армии и готовы эвакуировать нас в Россию. Ты поедешь со мной?
Желтое сияние глаз сестрички-кицуне приглушилось, зрачки из вертикальных стали человеческой формы.
– А ты меня возьмешь? – негромко и даже вроде как с боязнью и смущением спросила она.
– Конечно. Просто я не знаю, можно ли им верить. Если у тебя есть надежные друзья или место, где ты можешь…
– Мне некуда идти, – уже совсем тихо сказала девушка.
– Тогда пойдем.
Хотел было взять ее за руку, но передумал. Вспомнит еще, как «я» недавно удерживал ее в компании других, располосует рефлекторно.
– Пойдем, – еще раз повторил я.
Наоми, перетекая, как вода, последовала за мной и юркнула в машину. В салоне она уже полностью вернула себе человеческий вид – вместе с эмоциями, и сейчас с интересом рассматривала бойцов эвакуировавшей нас команды. Матерые мужчины, что интересно, девушку заметно остерегались; ее прямые взгляды определенно заставляли их нервничать.
После того как мы выехали с заброшенной территории у Старой мельницы, ехали совсем недолго – всего несколько минут. После свернули на грунтовку в редком перелеске и пересели на спрятанный в лесу микроавтобус. С эмблемами, надо же, ветеринарной клиники в виде веселого зверя, похожего на Тигру из голливудского Винни-Пуха.
Когда поехали дальше, в машине так и было тихо. Никто нам ничего не говорил, а сам я не спрашивал – смысла нет. Даже если нас в какую-нибудь новую задницу везут, правды все равно никто не скажет.
У меня, конечно, роились множественные вопросы, но, думаю, задавать их стоит точно не вывезшим нас из города бойцам. Кроме того, надо бы мне продумать стратегию поведения – собственно то, что я буду говорить или отвечать на вопросы, которые мне вскоре зададут. Помогает факт того, что потерял память, но все же стоит прикинуть, какие каверзные для себя вопросы могу услышать.
Наоми, сидевшая рядом, вдруг навалилась на меня. Я повернулся – девушка спала, прикорнув на моем плече. Судя по всему, серьезно устала – под глазами синяки, щеки впалые. Похоже, у нее просто кончились силы после трансформаций.
Не думаю, что смена облика туда-сюда проходит бесследно. Ведь, как учил нас кот Матроскин: «Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное». Энергия не берется из воздуха, и, похоже, Наоми сегодня прилично похудела, как бы даже не до истощения. Она ведь тоже, получается, совсем недавно как оборотень инициировалась, двух дней не прошло.
Покинув окрестности Познани, мы пару часов ехали по стране – как я видел по карте, выбирая для этого второстепенные дороги. И только на третий час пути наконец выехали на трассу, на Гданьск – как увидел на одном из указателей.
По хорошей дороге гнали с приличной скоростью, направляясь, судя по указателям, в сторону границы. Меня понемногу начал волновать вопрос, как мы будем преодолевать контрольно-пропускные пункты, но бойцы Соколова спокойны, как и сам ротмистр, так что переживал не сильно.
Объяснение пришло довольно скоро, когда микроавтобус съехал на проселок и, проехав пару километров, встал на краю поля. Сопровождающие нас бойцы вышли из машины. Выходить – судя по жесту Соколова, следовало и нам, но Наоми никак не желала просыпаться, что-то бормоча сквозь сон. Я, похоже, правильно понял, что у нее просто силы кончились. Кое-как стянул девушку с сиденья, держа под мышки, вытащил на улицу, здесь взял на руки. Держать не тяжело – легкая совсем, как пушинка.
Вдруг вспомнилось, как на мне недавно сидела светловолосая дознавательница. Ее нижние и верхние девяносто я так легко бы на руках не подержал. Эх, если в других обстоятельствах общаться, очень, наверное, приятная девушка… Была приятная девушка.
Хлопнула за спиной дверь, воцарилась тишина – только остывающий двигатель потрескивает. На улице спокойная летняя ночь, предрассветный час. Так тихо, что аж в ушах звенит от тишины. Сквозь этот звон сначала я ощутил едва слышный, но при этом объемный, густой я бы даже сказал гул, постепенно наливающийся силой. И вдруг увидел прямо перед собой на фоне поля размытое пятно.
Меня никак не переставали удивлять технологии этого мира. Вот и сейчас, едва удерживая на месте готовящийся упасть подбородок, наблюдал, как мутно-размытое пятно видоизменяется. Пелена невидимости, сопровождаемая синими змейками искр, быстро сползала с большой летающей машины, незаметно приземлившейся совсем неподалеку от нас.
Перед нами оказался массивный военно-транспортный конвертоплан. В моем мире машины такого типа почти не используют, а если используют – то только винтовые. Эта же выглядела совершенно непривычно – обводы как в фантастических фильмах, двигатели вроде как реактивные, при этом совершенно бесшумные.
Это уже техномагия какая-то.
Задняя аппарель конвертоплана опускалась – рыкнув двигателем, микроавтобус, сминая высокую траву, проехал по полю и заехал в грузовой отсек. Стоящие на обочине бойцы забежали следом, крепя машину тросами, после чего внутрь зашел я с Наоми на руках и последним ротмистр Соколов. Едва грузовая аппарель закрылась, как я почувствовал, что конвертоплан быстро набирает высоту – в этот момент ротмистр меня предусмотрительно поддержал.
Вот и проблема с пересечением границы решена – подумал я.
Летели мы долго. Больше трех часов, после чего приземлились на дозаправку. Но иллюминаторов в грузопассажирском отсеке не было, а размять ноги из машины нас никто не выпускал. «Не стоит рисковать возможной идентификацией», как загадочно ответил Соколов, так что куда садились для дозаправки, я даже не увидел. Скрасило происходящее то, что пока машина находилась на земле, с меня сняли маску, покормили сухпайком и вдоволь напоили.
Когда я жадно глотал воду, ротмистр Соколов вдруг что-то понял – ближе к концу литровой бутылки, и сообщил мне, что конструкция намордника позволяет пить, не снимая маску. Ну, лучше поздно, чем никогда – погасил я вспыхнувшее было раздражение.
Наоми так и спала. Проспала она и второй перелет после дозаправки – находясь даже не во сне, а в полубеспамятстве. Ее действительно прибило откатом усталости после превращений – что подтвердил Соколов, когда я спросил, все ли с ней в порядке. Ротмистр сообщил, что ситуация вполне рядовая и когда будем на месте, целители девушке помогут. Так и сказал: «целители».
Я попробовал уточнить, но Соколов вежливо, но твердо попросил меня сохранять молчание и спокойствие. Похоже, сильно много разговаривать ему со мной не положено, на что он и намекнул ненавязчиво. Сообщив еще, что по прибытии на место назначения я все узнаю от уполномоченных людей.
На это самое место назначения прибыли уже поздним вечером. Нет, прошло – по ощущениям, за всю дорогу не больше семи часов, но летели мы ведь на восток, в сторону увеличения времени. Так что из часов четырех утра переместились сразу в поздний вечер.
Наоми так и не проснулась, из конвертоплана я вынес ее на руках. Оказавшись на бетоне посадочной площадки, оглянулся вокруг и понял, что мы на территории военной базы. Очень уж типичный вид вокруг, ни с чем не спутаешь. Отметил только, что военные располагались не в пластмассовых модульных коробках, а в старых казармах зданий постройки века девятнадцатого. Ухоженные, монументальные здания с высокими окнами.
Расчерченное облаками небо над нами светлое – отблески близкого города, в безлюдном месте подобного не увидишь. Но никаких больше привязок к местности, по звездам тоже ориентироваться не умею, так что куда нас привезли, представления немного. Судя по всему, уже в России, а где конкретно – непонятно.
На посадочной площадке нас встретили двое целителей в особой, но явно военной форме. Причем реально целители – глаза нечеловеческие, подсвечены светло-зеленым магическим сиянием. Так и не проснувшаяся Наоми на носилках отправилась в госпиталь, а ротмистр Соколов повел меня в здание неподалеку. Показал две просторных комнаты рядом – одна мне, а вторая для Наоми, когда ее приведут в порядок.
– Душ там, ужин вам принесут через сорок минут. Маску я сейчас с тебя сниму, но без нее выходить из комнаты запрещено, это небезопасно.
В ответ я только плечами пожал – неприятно, но меры предосторожности понятны. Если сам ротмистр Соколов еще сохранял невозмутимость рядом со мной, то остальные его бойцы нет-нет, да и посматривали настороженно. Похоже, такие люди, как я – не персонально же для меня намордник придуман, могут шороху навести. Убийцы из палаты, если бы выжили, с этим бы согласились.
Наоми целители привели в порядок быстро – когда вышел после душа, она уже ждала меня в комнате. Свежая, бодрая и взволнованная. Едва наши взгляды встретились, как сестричка-кицуне посмотрела с вопросом.
«Потом», – шепнул я одними губами.
Потом так потом – пожав плечами, вроде бы легко согласилась Наоми. Хотя я видел, что ее просто распирает от желания начать задавать вопросы.
Только сейчас я обратил внимание, что пока принимал душ, в комнате кроме Наоми появилось два комплекта одежды. Для меня принесли вполне обычную полевую форму без знаков различий, а для Наоми довольно странный комбинезон – облегающий, с усиливающими вставками. Комбинезон был черного цвета, но, когда Наоми переоделась в ванной комнате и вышла, ткань была уже не совсем черной, а серебряно-черной, с неярким отблеском.
Похоже, снова техномагическая приблуда. Думаю, не ошибусь, предположив, что комбинезон в случае превращения будет трансформироваться вместе с девушкой как вторая кожа.
Когда переоделись и поужинали доставленным в комнату ужином, к нам пришли. Сразу несколько человек в форме без знаков различий. Я остался в своей комнате, Наоми попросили проследовать в свою. После этого мне (и ей, полагаю) устроили форменный допрос. Нет, все было довольно прилично – мне даже предложили чай с печеньем, да и расспрашивали вполне вежливо и уважительно. Но за несколько часов душу вынули – восстанавливая картину произошедшего во время ритуала и все случившееся после.
Понятно теперь, почему Соколов не особо желал со мной разговаривать – картину произошедшего с момента начала ритуала на поляне восстанавливали шаг за шагом, буквально секунда за секундой. Правда, в отличие от допроса, проводимого светловолосой дознавательницей, трое расспрашивающих меня мужчин определенно не владели никакой магической силой. Или же, если и владели, никак этого не показывали.
Когда с беседой-допросом закончили и комната опустела, я вышел в коридор. Подошел к двери Наоми, прислушался – тихо, ни звука. С ней, наверное, давно закончили, и она уже спит, так что заходить не стал. Вернулся к себе и, не мудрствуя лукаво, завалился на кровать.
Устал.
Спать не хотелось, я просто лежал и отдыхал. На удивление, несмотря на перипетии недавних суток, никаких серьезных переживаний меня не одолевало. Удар молнии, после которого я умер там, дома, словно отсек лишние и ненужные эмоции.
Да, я увидел ужасный конец, а потом оказалось, что это только начало – так что настроение даже не думало падать. «Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой. Привезли его в больницу, оказался он живой», – вспомнил я одну из детских считалок, которые наряду с песней про Винни-Пуха ритмично проговаривал во время утренних пробежек.
Воспоминание возникло вспышкой из моей – лично моей, не реципиента, глубинной памяти. Может, еще что всплывет? – попытался я аккуратно найти забытые воспоминания. Но как ни старался, дальше тишина и пустота – даже стены нет, в которую можно биться.
Ну и ладно, постепенно вспомню, надеюсь. И узнаю, кто я все же такой – сантехник, филолог, историк или кто-либо еще. В общем, «оказался я живой» и это ощущение перекрывало все остальное. Даже нависшая смертельная опасность со стороны великопольского воеводы князя Лещинского, а также неприятность с дознавательницей не сильно расстраивали на фоне этого.
Прорвемся.
Очень долго лежал, глядя в темный потолок и прокручивая в памяти все случившееся. Спать совершенно не хотелось; это не было бессонницей – организм молодой, а переживания прогнали усталость не хуже, чем ударная доза кофеина. Далеко после полуночи все же постепенно начал проваливаться в сон. И вдруг ощутил чужое присутствие. Насторожившись, открыл глаза и удивился: Наоми пришла, надо же.
Как она так зашла, что я даже звука двери не услышал? Видимо, моя сигнализирующая об опасности «шерсть на загривке» на нее просто не реагирует, а сама она передвигается удивительно бесшумно.
Сестрица-кицуне сидела на моей кровати, в ногах. Комбинезон сменила пижама, но даже не это было главным. Расположилась Наоми в крайне интересной позе – сидя на неширокой деревянной спинке кровати. Люди в обычном состоянии так не могут: колени девушки разведены широко в стороны, демонстрируя великолепную растяжку; сведенными вместе руками Наоми касалась, не опираясь, спинки кровати – и была в такой позе похожа на усевшуюся на забор настороженную лису.
Похоже, для того чтобы бесшумно попасть в комнату, она снова частично перекинулась в звериную форму. Ну да – увидев, что я ее заметил, сестра-оборотень мягко соскользнула со спинки кровати и оказалась совсем рядом со мной. Глаза – желтые, с вертикальными зрачками, постепенно превращались обратно в серо-голубые человеческие и внимательно на меня смотрели. Еще несколько секунд – и Наоми полностью вернула себе человеческий облик, снова став едва повзрослевшей девушкой, вчерашним подростком.
Наоми явно ждала от меня объяснений. Я же показал пальцем себе на ухо, потом обвел комнату, словно бы говоря: «Вдруг нас слушают?»
Подумав немного, Наоми кивнула. Но, видимо, слишком сильно ее распирало любопытство. Она вдруг обняла меня и прошептала прямо на ухо:
– Ты за мной пришел. В больнице.
Это не было вопросом, просто констатация факта. Когда Наоми отпрянула, вновь глядя мне в глаза, я просто кивнул и пожал плечами.