Мы возвращаемся в здание общежития в гробовом молчании. Мысли после брифинга ещё роятся в голове, каждая из них как заноза, которая причиняет дискомфорт и не дает расслабиться. Я даже не знаю, что страшнее – факт, что мутанты способны учиться, или то, что теперь наша жизнь стала войной за глобальное выживание всего человечества. Каждый шаг, каждая мысль ведёт нас к этой жуткой истине. У нас нет выбора, как бы ни хотелось, но мы не можем отказаться, испугаться и спрятаться за спинами родителей. Теперь нам предстоит защищать их, хотя бы попытаться…
Я больше не мучаю себя догадками, знал ли президент Дерби, что меня, его единственную дочь – ждет здесь, и с какими угрозами и вызовами мне придется столкнуться. Потому что почти уверена. Отец знал. Он верил и верит. В меня. В то, что я справлюсь. Не сдамся. Не забьюсь в угол в истерике и не брошусь в ноги к генералу, умоляя вернуть домой.
Комната в бараке встречает нас холодным светом и тишиной. Металлические койки выстроены в ряды, на каждом столике – скромный ужин, подозрительно напоминающий завтрак. Все молча тянутся к своим кроватям, не решаясь начать разговор. Моя спина ноет от усталости, мышцы будто каменные, и единственное желание – лечь и закрыть глаза.
– Вы верите, что мутанты настолько организованы и умны? – нарушает тишину Финн, приземляя зад на свою койку. Он стонет, словно последние силы покинули его тело. – Шершни с танками и кораблями? Это ведь даже звучит нелепо.
– Нелепо или нет, теперь это наша реальность, – мрачно отвечает Шон, аккуратно складывая свои вещи. Его лицо сосредоточено, в глазах тлеет усталость. – И мы должны научиться сражаться с ними. И побеждать.
Кассандра сидит на краю своей кровати, уставившись на собственные ботинки, словно те могут дать ей ответы на все вопросы. Дилан, плюхнувшись рядом с ней, молчит, но по его виду понятно – он тоже погружен в безрадостные размышления.
– Мы здесь, чтобы стать последней линией обороны, – наконец произносит Теона, её голос звенит от напряжения. – Если мы облажаемся, нам некуда будет возвращаться.
Я присаживаюсь на свою койку, рваными движениями стаскивая защитный комбинезон. Как иронично: я здесь не просто как очередной инициар. Моё появление на Полигоне – знак того, что даже высшие классы должны участвовать в этой смертельной битве. У меня своя миссия – показать, что все равны перед лицом угрозы. Но большинство присутствующих здесь относятся ко мне скептически. Сегодня в столовой и в медблоке я слышала агрессивные выпады в свой адрес. Пока не прямые, ограниченные намеренно громкими перешептываниями и косыми взглядами, но рано или поздно дойдет и до открытых конфликтов. И мне придется на деле доказывать, что я чего-то стою.
Большая часть призывников Полигона – выходцы из Гидрополиса. Они – дети изнуренного тяжким трудом поколения, привыкшие ежедневно бороться за каждый глоток чистой воды и кусок пищи. Эти люди, которые с рождения учатся выживать в условиях постоянного дефицита ресурсов, знают, что жизнь – это постоянная борьба, и смиряются с этим, будто это присущая только им доля. Они выросли среди шумных буровых платформ, опреснительных станций и мусороперерабатывающих заводов. Их взгляд на мир сформирован суровыми реалиями жизни. Каждый из них привык к жёстким условиям, и для них Полигон – просто ещё один вызов, лишь новая сцена всё той же бесконечной битвы за выживание.
Чуть меньше инициаров прибыли из Маринории – продовольственного сердца плавучих островов. Жизнь там тоже далека от комфорта, и обитатели этой локации привыкли к непрерывному труду: рыболовные флотилии, теплицы, аквафермы, огромные заводы по переработке морепродуктов и лаборатории по изучению биоресурсов. Всё это – их ежедневная рутина, выстроенная вокруг одной цели – обеспечить едой все острова Корпорации. Работа в Маринории – это не только долг, но и непреложный закон: каждый должен трудиться во имя общего выживания. Несмотря на то, что среди них есть исследователи и специалисты, изучающие новые способы повышения урожайности и устойчивости к болезням, каждый житель острова знает, что их труд неотделим от необходимости кормить других.
Самый низкий процент призывников из Новой Атлантиды. Острова, который всегда манил меня своими тайнами и передовыми достижениями. Эта жемчужина технологического прогресса и научных открытий кажется другим миром чистых лабораторий, голографических дисплеев, стерильных коридоров и новаторских идей. Там все работает, как отлаженный механизм, и люди гораздо больше привыкли решать проблемы на теоретическом уровне, чем в полевых условиях. Вирусологи, инженеры, генетики, исследователи – все они тратят свои дни на создание технологий будущего и поиск решений для человечества. Жители Новой Атлантиды редко чувствуют запах пота и страха – их среда обитания слишком совершенна и безопасна. Однако здесь, на Полигоне им придется столкнуться с суровыми реалиями…
Впрочем, как и мне – единственной наследнице президента Дерби, управляющего новой суперструктурой из самой высокой башни острова Улей, обнесённого неприступной стеной. Меня не без оснований считают символом привилегированного класса, той, кому судьба и статус позволили никогда не знать голода, холода и безысходности.
Тем не менее я здесь!
Чтобы доказать, что ничем не лучше других.
Но как, черт возьми, это сделать, если я сама в это не верю?
Финн тяжело вздыхает и валится на кровать, словно пытается укрыться от реальности. Его яркие синие волосы разлетаются веером по белоснежной подушке, создавая резкий контраст.
– В голове такая путаница, – жалуется он, беспокойно потирая лоб. – Никогда бы не подумал, что мы будем гоняться за шершнями, как за дикими зверями, загоняя их в ловушки.
От его слов по спине пробегает холодок. Я сжимаю кулаки, пытаясь не выдавать страх, который так и рвётся наружу. Зато Теона спокойна как скала.
– Это не просто звери, – тихо говорит она. – Майор считает, что они разумны. И если это так, то нам крышка, друзья.
Дилан вдруг вскакивает, его лицо искажено страхом, а пальцы лихорадочно теребят волосы. Мне кажется, он сейчас просто взорвётся от переполняющих его эмоций.
– Но мы же не можем переловить их всех! – он почти кричит, горящий взгляд отчаянно мечется по бараку, словно в поисках несуществующего выхода. – Это безумие! Нас бросили на войну, которую мы не в состоянии выиграть!
Финн резко садится, словно его пробивает электрический разряд. В голубых глазах больше нет ни капли усталости. И все взгляды невольно обращаются на него.
– Меня беспокоит другое, – медленно начинает он, словно смакуя каждое слово. – Харпер. Он ни слова не сказал о вакцине. А это подозрительно. Как генетик, я не могу не замечать таких вещей. Всё, о чём он говорил – тактика, бои, ловушки. Но ни слова о том, как мы собираемся справиться с вирусом.
Юлин, которая всё это время тихо стояла у стены, словно в тени происходящих событий, тоже не сводит глаз с Финна. Затем бесшумно приближается к его койке, тихонько опускаясь на самый краешек.
– Что это может значить? – мягким обволакивающим шепотом спрашивает она. Финн молчит, глядя куда-то в пустоту, словно пытаясь сложить воедино все детали головоломки.
– Я думаю, что они что-то скрывают, – после непродолжительной паузы, произносит он. – Понимаете, у них ведь должна быть какая-то стратегия, какой-то план помимо ловушек для шершней. Вирус – это не просто проблема, это ядро всего. Если мы будем бить по симптомам, а не по источнику…
– Ты думаешь, у них уже есть вакцина? – Теона морщит лоб, её глаза блестят от волнения и страха. – Или… они её не могут создать?
Дилан начинает нервно ходить по комнате, его шаги становятся всё быстрее.
– Или они знают, что это бесполезно? – Пирс резко поворачивается к Финну, остановившись прямо перед ним. – Может, поэтому и молчат? Потому что надежды нет?
– Но это ведь… невозможно, – выдыхает Юлин, пытаясь найти хоть что-то позитивное в их обсуждении. – У Корпорации есть лучшие умы. Финн, ты же знаешь. Они не могли так просто сдаться.
Финн отводит взгляд, словно тоже хочет в это верить. Верить, что есть план, есть надежда. Что вакцину разрабатывают, что всё это временно. Но почему тогда они на Полигоне? Почему их заставляют охотиться на шершней, если суть борьбы – в вирусе?
– Я не знаю, Юлин, – тихо отвечает он, и впервые в его голосе звучит нотка сомнения. – Но… что-то не так. Я чувствую это.
– Здесь все не так, Финн, – молчавшая до этого Амара Лароссо внезапно присоединяется к разговору. На ее полных губах появляется неуверенная улыбка, а длинные черные ресницы смущенно подрагивают от прикованного к ней пристального внимания. – С момента нашего прибытия мы находимся в непрекращающемся стрессе. Видимо, у командования такая стратегия – довести нас до нервного истощения, – закончив свою мысль, она взволнованно приглаживает курчавые волосы, напоминающие короткие пружинки.
– Знаете, во что верят заключённые на Фантоме? – несмело и робко встревает Юлин.
– Сгораю от любопытства, о чем сплетничают узники, – в привычной манере язвительно бросает Дилан, внезапно забыв о своей недавней истерике.
– Пирс, прекрати всех цеплять, – прикрикивает на него Финн, посылая побледневшей девушке ободряющий взгляд. – Расскажи нам, Юлин, – мягко просит он, обнимая ее за плечи одной рукой.
На щеках Юлин мгновенно проступает румянец, а я едва удерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза. Серьезно? Эванс чуть ли не вбил в нас, что любые личные отношения на Полигоне строго запрещены, а эти двое, похоже, вполне могут проигнорировать этот приказ. Но стоит признать, выглядят вместе они довольно впечатляюще: Финн с его ярко-синими волосами, худощавым, но сильным телом, Юлин – миниатюрная, хрупкая, с огненными отблесками в черных волосах. Этот контраст делает их пару почти неправдоподобной, и… даже какой-то трогательной.
– Они думают, что никакого вируса нет, а наши острова – это своего рода эксперимент, которым заправляет Глава Корпорации, – Юлин бросает на меня виноватый взгляд.
– Эксперимент? – саркастично бросаю я. – Ты шутишь? Неужели кто-то всерьез верит, что нас просто так держат на островах? Что это всё – ради чьей-то забавы?
– Я ничего не утверждаю, а передаю, то, что слышала, – разводит руками Юлин.
– Может, тогда и шершней тоже не существует? И на материках по-прежнему живут люди? – иронично вставляет Дилан.
– Выходит так, – пожимает она плечами.
– А я слышал другую версию, – подает голос Шон. – Рождаемость, как вы знаете, не ограничена, и резкий прирост численности населения может привести к голоду и бунтам. Корпорация этого не допустит. Так что Полигон – это просто идеальный способ избавиться от излишка молодого поколения, пока оно не стало проблемой.
Слова Шона звучат как гром среди ясного неба. В комнате повисает тишина, даже воздух становится плотным и густым. Я смотрю на Шона, не в силах поверить в то, что он говорит. Это же полный бред… Или?
– Ты правда в это веришь? – спрашиваю я, пытаясь найти хоть толику здравого смысла в его «теории».
– Не знаю, – отвечает Шон и отводит взгляд в сторону. – Но задумайтесь. Раз Корпорация не говорит нам всей правды о вирусе, кто знает, что ещё они скрывают?
В этот момент вдруг раздается резкий звук – как гулкий сигнал тревоги. Я испуганно подскакиваю, сердце начинает биться быстрее.
«Всем инициарам подняться на третий этаж для прохождения психологического тестирования», – разносится по бараку бездушный автоматизированный голос.
– Похоже, мы доболтались? – хмыкает Шон, показывая взглядом на глазок камеры под потолком. – Вы же в курсе, что они слушают все, что мы говорим?
– Заняться им больше нечем, – скептически отзывается Кассандра. – Они просто хотят изучить не только наши физические способности, но и то, что происходит у нас в голове.
Через пять минут мы поднимаемся на озвученный этаж, полностью занятый огромным залом с низкими потолками, создающими ощущение давящей тяжести. Внутри ровными рядами выстроены кресла, обитые жесткой синтетической тканью. По обеим сторонам помещения тускло мерцают голографические экраны, и их мягкий свет заливает всё пространство неестественным холодным сиянием. В воздухе витает еле уловимый запах озона и металла – стерильный, как лаборатория, и такой же безжизненный.
Экран напротив нас начинает медленно загораться – сначала мерцающие пятна света, потом отдельные символы, которые складываются в наши имена. В центре комнаты стоит невысокий мужчина в военном мундире и идеально выглаженных брюках. Коротко подстриженные темные волосы, жёсткие черты лица и выразительные стальные глаза – всё в его внешности кричит о строгой дисциплине и самоконтроле. Он делает шаг вперед, сцепив руки за спиной, и его низкий строгий голос прорезает гулкую тишину зала.
– Сейчас состоится ваше первое психологическое исследование, – холодно произносит он. – Мое имя Марк Лоренс. Я ведущий аналитик психотактики, но вы можете обращаться ко мне просто – «док». Начну с того, для чего вы тут. Психологическая стойкость и стрессоустойчивость в экстремальных, опасных для жизни ситуациях имеет не меньшее значение, чем боевые навыки. Вы должны быть готовыми не только к физическим испытаниям, но и к неизбежному эмоциональному давлению. Вас можно тренировать до изнеможения, научить обращаться с оружием, но настоящая сила – в том, чтобы контролировать свой разум. Я здесь, чтобы понять, способны ли вы выжить в условиях, когда на кону стоит не только ваше спасение, но и жизнь всей группы.
Доктор Лоренс обводит нас испытывающим тяжелым взглядом, от которого я внутренне леденею, чувствуя, как табун мурашек пробегает по рукам и спине.
– Психологическая нестабильность – это причина подавляющего числа ошибок, – продолжает Марк, его голос становится ниже и резче, как клинок, входящий в плоть. – В бою нет места для паники и сомнений. Те, кто думает, что смогут с ними справиться, должны запомнить здесь и сейчас – ваш страх – главная уязвимость.
Он делает паузу, и в этот момент я замечаю, как голографические экраны по обе стороны зала начинают мигать, высвечивая заданные данные и имена.
– Каждый ваш шаг, каждый вздох отслеживался. В униформу вшиты датчики, фиксирующие уровень стресса, адреналина, состояние и скорость реакции, – продолжает док, делая паузу и позволяя нам осознать важность его слов. – Мы изучили результаты, и они оказались ниже, чем у предыдущего призыва. На экранах отображаются данные, показывающие, как вы справились с первыми испытаниями.
По моему телу проходит холодный озноб, сердечный ритм ускоряется. Среди множества имен на экране я быстро нахожу своё – "Ариадна Дерби". Результат… чуть ниже среднего. Не лучшее достижение, но и не самое худшее. Я впиваюсь глазами в цифры, пытаясь разобрать, что означает каждый показатель, но свет экрана режет глаза, а буквы дрожат и расплываются.
Шон и Кассандра – их результаты вверху списка, выделены зелёным. Лучшие показатели, как будто они вообще ни разу не споткнулись ни на одной из ловушек. Внутри меня разгорается странное чувство – смесь восхищения и радости за новых друзей… и глухая, противная зависть. Но затем мой взгляд падает на нижнюю часть экрана, где некоторые имена выделены красным. Среди них – семеро человек, которые провалили испытание. И в их числе Амара Лароссо.
Боже, только не она… Повернув голову, с тревогой смотрю на застывшую Амару. Она словно окаменела. Тёмные глаза расширены от ужаса, на оливковой коже блестят капельки пота. Полные губы девушки дрожат, а широкие, выразительные скулы придают лицу выражение абсолютного отчаяния. Беспомощный взгляд прикован к цифрам, как к приговору.
– Те, кто оказались внизу списка, – голос аналитика Лоренса, холодный и безжалостный, разрезает воздух, – Прямо сейчас отправляются на ночное дежурство. Ваша задача – охрана периметра на башнях и контроль над турелями. Инструкторы на местах объяснят детали. Время на подготовку ограничено.
Происходящее не укладывается у меня в голове, парализованные ужасом мышцы наливаются свинцом. Я не могу дышать, не могу связно думать… Повинуясь приказу Лоренса, семеро инициаров поднимаются из своих кресел и молча двигаются к выходу из зала. Остальные остаются на своих местах, ошеломленные и напуганные, не в силах пошевелиться или сказать хоть слово. Я наблюдаю, как Амара скрывается в дверях, а внутри меня всё кричит от тревоги. Здесь, на Полигоне, любое решение может обернуться смертью. И эта ночь может стать для них последней.
Майор Харпер стоит перед голографическим экраном, транслирующим интенсивную тренировку пятой группы инициаров. Из последнего призыва образовалось одиннадцать групп. К концу обучения останется не больше половины, но в данный момент Кайлера интересует именно пятая.
Результаты остальных он оценит позже, когда получит аналитические данные по каждому инициару. После этого внимательно просмотрит в записи все этапы, на которых совершались ошибки и передаст информацию следующему отделу, возглавляемому доктором Лоренсом. Исходя из своих заключений он отправит новобранцев на симуляторы, где они снова отработают провальные моменты тренировки.
Ну а сейчас все его внимание поглощено действиями пятой группы. Закатное солнце покрывает тренировочную площадку алым светом, отбрасывая на промёрзшую землю длинные тени от металлических препятствий, где рекруты сражаются с последними этапами испытаний. Картинка воспроизводится настолько четко, что создается впечатление личного присутствия. Вместе с новобранцами Кайлер вдыхает плотный воздух, с запахом пота, песка и металла, словно сама земля пропитана напряжением, адреналином и стойкой волей к победе. Слышит громкие вскрики, тяжелое дыхание и стук грубых подошв по мерзлой земле.
На фоне общей суеты тренировки выделяется одна фигура – Ариадна Дерби, дочь президента «Улья». Харпер не сводит с нее глаз, анализируя каждое выверенное движение. Она действует на удивление быстро и слажено, как во вовремя утреннего занятия по стрельбе, где дочь президента показала хорошие результаты в меткости и отличные навыки владения оружием.
«Она не такая, как остальные,» – думает он, сжимая пальцы в кулак, – «и я узнаю почему.»
Внезапно дверь кабинета открывается, и внутрь заходит генерал Одинцов. Его шаги едва слышны, но их не спутаешь с другими. Кайлер, даже не оглядываясь, отличит их от тысячи других. Он знает генерала целую вечность. Столько – сколько помнит себя. Одинцов обучил Харпера очень и очень многому. Не всякий отец вкладывает такое количество усилий, времени и знаний в своего сына, а они друг другу абсолютно чужие люди.
Кайлер мало, что помнит из своего раннего детства. Все, что ему известно – он сын одной из шлюх, что ублажала командный состав Полигона в специально отведенном для этих целей заведении. Появление детей на острове и тем более от секс-работниц – недопустимо. За сокрытие беременности мать Кайлера была казнена. Его судьба тоже могла сложиться плачевно и закончиться в тот же день, когда оборвалась жизнь неосторожной проститутки, но генерал проявил милосердие к ни в чем неповинному ребенку, оставив мальчика на Полигоне. Одинцов вылепил из Харпера образцового бойца – лучшего, но между ними всегда главенствовал немой договор – один командует, другой беспрекословно исполняет и подчиняется.
Кайлер инстинктивно напрягается, догадываясь, зачем пожаловал генерал.
– Харпер, – Одинцов устремляет на него твердый пронизывающий взгляд, кивая на экран. – Я вижу ты выбрал себе любимчиков?
Генерал не скрывает легкой насмешки. В голосе – тень сомнения, смешанного с упреждающим предостережением. Харпер поворачивается, готовый к разговору.
– Так точно, генерал, – отвечает Харпер твердо, глядя в лицо Одинцова. – Ариадна Дерби… здесь. На Полигоне. Вас ничто не смущает?
Генерал Одинцов хмурится, снова бросая взгляд на экран. Он вздыхает – тяжело, явно обдумывая что-то.
– Слушай, Харпер, – его голос смягчается, но при этом сохраняет твердую уверенность. – Президент лично просил присмотреть за ней. Он хотел, чтобы риски были сведены к минимуму. Ты знаешь, что это значит.
Харпер едва сдерживает раздражение. По просьбе президента… Снизить риски. Как будто Ариадна – какое-то особенное создание, которому нужен отдельный подход. В его мире нет исключений, и каждый должен заслужить право выжить здесь. Он поворачивается к генералу, замечая, что тот внимательно наблюдает за ним.
– Что ты предлагаешь, Харпер? – наконец спрашивает Одинцов, присаживаясь на край стола. В его позе скрыта смесь интереса и предостережения, словно он ждет, что Харпер сделает неверный шаг.
Кайлер бросает взгляд на экран, где Ариадна помогает товарищам подтянуться по веревке. Её движения плавны, но каждая мышца работает эффективно. Слишком правильно для той, что еще вчера показала весьма средние результаты.
– Патрулирование, – наконец отвечает Харпер. – Без скидок и поблажек. Я не могу позволить себе поставить под угрозу подготовку остальных. Пусть покажет, на что она способна.
Генерал Одинцов прищуривается. Он всегда ценил Харпера за его непреклонность, за умение видеть сквозь маски. Но сейчас на кону отношения с президентом, и генерал должен балансировать между доверием к своему подчиненному и политическими играми Корпорации.
– Ты знаешь, чем рискуешь, – медленно говорит он, подбирая слова. – Если она потерпит неудачу… Президент этого не простит. Я не смогу прикрыть тебя.
Харпер качает головой, сжимая кулаки до побелевших костяшек.
– Я буду делать свою работу. Как всегда, генерал.
Одинцов смотрит на него, затем кивает, признавая правоту Харпера.
– Хорошо. Но не вздумай устроить ей мясорубку.
Генерал поднимается с места, снова кивая на дисплей, где тренировки завершаются. Инициары заканчивают последний этап, и Ариадна уверенно движется впереди группы. Она идет прямо, расправив плечи, тщательно скрывая усталость. Генерал делает шаг к двери, бросает взгляд через плечо.
– Помни: ты отвечаешь за нее головой. Не подведи меня.
Когда генерал покидает кабинет, Харпер остается стоять, глядя на закрытую дверь. Присматривать. Следить. Снижать риски. Это не его стиль. Он не собирается делать для нее скидки. Его задача – сделать бойцов непобедимыми, а не лелеять и баловать их. Ариадна будет проходить такие же испытания, как и все.
«Я выясню, в чем заключается истинная причина отправки дочери президента на Полигон, – мрачно обещает себе Кайлер. – Если она шпион Совета, то пусть готовится к усиленным нагрузкам. Посмотрим, что скрывается за ее хорошеньким личиком.»
Спустя три минуты Кайлер выходит на тренировочную площадку. Мелкие камни хрустят под его тяжелыми шагами, воздух холодит кожу. Это поле – его территория, его закон. Здесь нет места слабости, и Ариадна не станет исключением.
Он замечает лейтенанта Эванса. Он всегда серьезен, внимателен и точен в оценках. Приблизившись, Харпер замечает, что лейтенант внимательно наблюдает за полосой препятствий, и его сосредоточенный взгляд периодически останавливается на Ариадне.
– Эванс, – коротко бросает Харпер, и Зак сразу оборачивается. – Что скажешь о ней? О Дерби.
Лейтенант смотрит на Ариадну, которая как раз заканчивает последние упражнения, отталкиваясь от земли с силой и ловкостью.
– Она… – Зак подбирает слова, а затем пожимает плечами. – Быстрая, сильная. Старается быть лидером и стремится улучшить свои показатели. Пока ей это удается, но в этой девчонке что-то настораживающее. Не могу сказать, что именно, но она явно непроста.
Харпер согласно кивает. Он сразу это отметил. Еще во время первого испытания. И Кайлер не собирается ждать, пока ее маска сама сорвется.
– Сегодня ночью будет патрулирование. Она его возглавит. Пусть покажет свой максимум, – распоряжается Харпер.
Эванс выпрямляется и четко кивает. Ему не нужно знать всех деталей, чтобы понять одно – это патрулирование станет ключевым моментом. Для Ариадны, для всей группы и, возможно, для самого Харпера.
Когда лейтенант уходит, Харпер снова поворачивается к полю, глядя, как инициары покидают тренировочную зону. Его взгляд упирается в Ариадну, и он ощущает нарастающую в нем решимость. Он не даст этой девушке поблажек. И если она не выдержит – значит…