Затем следует ещё одна попытка оглушить тварь. Солдаты бросают сетки, пытаются обездвижить шершня, но он сбрасывает их с такой силой, что те разрываются на куски. Тварь издаёт рык, набрасываясь на очередного солдата – он не успевает уклониться, и шершень ломает его броню в районе груди, добираясь до мягких тканей.
– Стрелять на поражение! – резко меняет приказ Харпер, и солдаты немедленно открывают огонь.
Грохот выстрелов снова наполняет лес. Пули обрушиваются на шершня, но он продолжает двигаться, словно ни одно попадание его не ранит. Тварь совершает очередной бросок, направляясь к оставшимся солдатам. Всё происходит слишком стремительно… Но в этот момент Харпер решается на рискованный шаг, понимая, что шершень собирается атаковать очередного бойца. Майор бросается вперёд, вклиниваясь между мутантом и солдатом, принимая удар на себя. Тварь сбивает Харпера с ног, его тело отлетает в сторону, но даже это не заставляет его потерять самообладание. Моментально, без малейшей паузы Харпер поднимается на ноги.
– Огонь! – выкрикивает майор.
Вновь гремят автоматные очереди. Шершень начинает замедляться. Его уродливое тело дрожит от ран, но он всё ещё пытается двигаться, пытается сделать ещё один рывок, но каждый следующий шаг даётся ему с трудом. В какой-то момент его мускулистые ноги подгибаются, и он падает на землю с глухим ударом.
В лесу наступает тишина. Никто не произносит ни звука. Время как будто остановилось. Я не верю, что всё закончилось. Все смотрят на лежащее на земле тело шершня, ожидая, что он может снова подняться. Но тварь мертва.
– Он мёртв? – голос Дилана доносится откуда-то сзади. Он осторожно подходит ближе, держа оружие наготове, готовый выстрелить, если шершень вдруг снова оживёт.
Харпер тяжело дышит, осматривая тело твари. На его броне видны следы когтей, но сам майор цел. Он медленно подходит к поверженному мутанту, его шаги тяжёлые, но уверенные.
– Мёртв, – произносит Харпер тихо, скорее себе, чем кому-либо ещё.
Мои руки трясутся. Сердце рвется из груди, адреналин ещё пульсирует в жилах, но ощущение облегчения медленно начинает заполнять сознание. Всё закончилось. Мы пережили этот кошмар, но потеряли многих… Почему, черт возьми? Кто за это ответит?
– Откуда он здесь? – сипло спрашиваю я, сделав пару шагов в направлении майора.
Харпер резко оборачивается ко мне, мощная фигура в тяжёлой броне выглядит угрожающе. За тёмным визором шлема я не могу прочесть выражение лица, но его тон не оставляет места для сомнений.
– Заткнись, – грубо бросает он, его голос звучит холодно и безапелляционно. – Сейчас не время для вопросов. Все на базу. В медкорпус. Нужно убедиться, что никто не заражён.
Я невольно отшатываюсь от его резкости, стиснув зубы, чтобы не возразить. Внутри меня всё бурлит от противоречивых эмоций: страх, злость, вопросы, на которые я так хочу получить ответы. Но сейчас, похоже, никто не собирается ничего объяснять.
Харпер кивает Эвансу, который уже подзывает остальных бойцов. Все молча перегруппировываются, готовясь к отходу, но атмосфера наэлектризована до предела. Солдаты идут цепочкой, по бокам держат наготове автоматы. Никто не произносит ни слова – только тяжелое дыхание и шаги, отдающиеся эхом в ночной тишине леса.
Я чувствую, как холодный ветер пробирается сквозь броню, словно сама природа пытается предупредить, что здесь творится что-то по-настоящему неправильное. Шершень на острове… Это разрушает всё, во что мы верили.
Мы движемся обратным маршрутом, напряжение буквально витает в воздухе. Харпер, как и Эванс, не проронил ни слова с того момента, как приказал всем отходить. Их молчание гнетёт сильнее, чем любые угрозы. Ноги кажутся неподъёмными, нервная дрожь волнами пробегает по телу. Я не могу выбросить из головы шершня. Его рёв, его силу – все казалось таким нереальным, но шершень был настоящим. Я пытаюсь успокоить дыхание, но каждая мысль упорно возвращает к недавним ужасам. Как эта тварь обошла защитную систему Полигона?
Когда мы приближаемся к сектору D, из-за одного из мрачных ангаров внезапно появляются три фигуры. Я сразу узнаю Теону, Финна и Юлин. Они резко останавливаются, изумлённо уставившись на нашу колонну. Их лица скрыты под шлемами, но даже через защиту ощущается их замешательство.
– Что случилось? – Теона спешно направляется к нам, её голос дрожит от волнения. – Связь пропала, потом свет погас… Мы слышали крики и выстрелы. – Она бросает встревоженный взгляд на Шона, который придерживает меня за плечо, как будто боится, что я вот-вот потеряю сознание.
Финн и Юлин идут позади Теоны, настороженно оглядывая нас. Наверняка они видят кровь на броне солдат, и, хотя не могут разглядеть наших лиц за визорами, очевидно, что всё очень серьёзно.
– Ничего не спрашивай, Теа, – тихо произносит Шон, его голос звучит глухо, будто он старается не сорваться. – Мы пережили… это… Как только доберёмся до базы, объясню.
– Какого черта вы сошли с маршрута? – резко рявкает Харпер. – У вас был приказ командира – обойти периметр и вернуться на исходную позицию.
– Мы потеряли связь со второй группой и решили проверить, а потом вырубилось освещение, – прикрыв собой Юлин, твердим голосом объясняет Финн.
– У нас пропал передатчик, – встревает Кассандра, с потрохами выдавая наш косяк с потерей критически важного оборудования. Но этого бы не случилось, снаряди они нас, как положено, а не каким-то переносным старьем.
– Замолкли все! – грубо обрывает Харпер. – Вы идете с нами, – он тычет пальцем в перепуганную троицу. – В медкорпус, – его тон не оставляет места для сомнений. Это не просьба – это приказ, и обсуждению он не подлежит.
Финн, Теона и Юлин растерянно переглядываются, но молча начинают двигаться за нами, сразу подстраиваясь в общий строй.
Двери госпиталя открываются с протяжным звуком, и нам подают сигнал следовать внутрь. Мы направляемся в стерильный коридор, где нас уже ждут медики в защитных костюмах. Их лица скрыты за прозрачными масками со специальными фильтрами, и они выглядят не менее устрашающе, чем шершень. Всё вокруг залито ярким светом, блестящие стены и полы заставляют ощущать себя словно на операционном столе, где каждый шаг отслеживается под микроскопом.
– Сейчас вы пройдете первую стадию очистки, – сообщает один из врачей.
Нас направляют в маленькие изолированные капсулы, и я, подавляя внутреннее сопротивление, захожу в свою. Внутри тесно, стены замкнутого пространства сразу начинают давить, вызывая жутковатые ассоциации с недавними событиями. Шершень сжимал меня так же, как эта замкнутая капсула сейчас. Форсунки над головой начинают разбрызгивать поток дезинфицирующей жидкости.
Секунды тянутся бесконечно. Я смотрю на стенки капсулы и представляю, как эта жидкость уничтожает каждый потенциальный след заражения на моей броне. Что если я инфицирована? Эта мысль звучит слишком громко, её не удаётся вытеснить, как бы я ни старалась. Наконец, система издаёт сигнал, и двери открываются с механическим звуком, возвращая меня в реальность.
Мы снова оказываемся в коридоре. Замечаю, что остальные выглядят так же ошеломлённо, как и я. Это слишком давит на нервы, слишком быстрое погружение в атмосферу тотальной стерильности. Теперь нас ожидает следующая стадия – полная проверка на заражение. Медики разводят нас по разным комнатам, и я вижу, как Финн и Юлин следуют за врачами. Их движения кажутся спокойными, но это только потому, что они не видели того, что видели мы. Они не знают, каково это – столкнуться с тем, что не должно существовать.
– Снять броню для дезинфекции, – звучит приказ одного из медиков. Голос у него бесцветный, как и всё в этом здании.
Я дрожу, когда начинаю стаскивать шлем. Словно расстаюсь с последней линией защиты, оголяя голову. Снимая экипировку, я чувствую себя уязвимой, как будто вместе с защитой я снимаю щит, оставаясь открытой опасному и жестокому миру. Броня тяжело соскальзывает с тела, плечи болят, спина ноет, а каждая мышца напряжена так, словно их вытягивают изнутри.
Последняя часть амуниции спадает на пол с глухим звуком. Ко мне подходит врач, указывая на кушетку. Я, не раздумывая, ложусь, вытянувшись на её жесткой поверхности. Световые сканеры включаются надо мной, облучая каждую клетку моего тела. Ощущение странное – как будто я под лупой, и это усиливает накопившиеся страхи. В голове мелькают снова панические мысли: что, если шершень заразил меня, и это просто пока не проявилось? В голове в который раз проносятся события последних часов, леденящий страх скручивает внутренности.
Как вообще происходит заражение? Сразу или спустя какое-то время? С момента переселения на островах не было случаев заражения, и мы не можем знать наверняка, как М-вирус действует на людей спустя столько лет. А оснований опасаться, что я могу стать первой инфицированной, у меня больше, чем достаточно. Шершень подобрался ко мне ближе, чем к другим инициарам. Черт, он буквально сидел у меня на груди и шипел это проклятое слово… Аристей. Аристей. Аристей.
Стоит ли мне кому-то об этом рассказать? Или лучше пока промолчать, как и о внезапно проснувшейся способности ночного видения?
Процесс проверки длится несколько минут, но они кажутся вечностью. Я слышу только своё дыхание и тихий гул медицинских приборов. Наконец, свет над головой выключается. Я медленно встаю, пытаясь не думать о плохом.
– Всё чисто, можете вернуться к остальным, – голос врача звучит обыденно, как будто он только что не освободил меня от самого страшного приговора.
Фух, кажется, я цела. Облегчённо выдыхаю, ощущая, как тянущие мышцы наконец начинает отпускать.
Вернувшись в коридор, первым замечаю Ховарда. Он тоже прошел все процедуры и ждет дальнейших указаний. Шон стоит в углу, потирая затылок, его лицо невыразимо измученное и уставшее. В облегающем термокомплекте (утром их выдали каждому инициару), он выглядит немного…хмм… странно. Тонкая ткань детально подчеркивает рельефные мышцы и другие анатомические подробности. Я смущенно отвожу взгляд, устыдившись собственных мыслей.
– Ну что? – тихо спрашивает Ховард, приблизившись ко мне почти вплотную.
– Док, сказал, что все чисто, – отвечаю я, прикладывая ледяные пальцы к горящим щекам.
– Супер, у меня тоже, – Он кивает, но его взгляд остаётся настороженным.
– Остальные уже в курсе насчет нападения шершня?
– Да, – мрачно кивает Шон, – И они в шоке, но знаешь, если бы Юлин, Финн и Теона оказались на нашем месте, то все могло закончиться куда хуже, – задумчиво добавляет он.
– Почему ты так решил? – недоумеваю я.
– Твоя реакция… Ты не растерялась и, можно сказать, спасла нас всех. Это отличная интуиция или что? Как ты поняла, с чем мы имеем дело? – его взгляд задерживается на моих губах, затем скользит ниже, вызывая желание прикрыть все стратегические места, слишком подробно подчеркнутые обтягивающим бельём.
– Нас спас Харпер, – нахмурившись, напоминаю я, уклоняясь от ответа на конкретный вопрос. Не говорить же ему, что я внезапно обрела кошачье зрение. – Погибли люди, Шон. Ты видел, как эта тварь разрывала тела солдат на части?
– Шершень, словно знал слабые места в броне, – нервно кусая губы, размышляет Шон. – Как это возможно?
– Понятия не имею, – отрешённо качаю головой, убирая за уши спутанные пряди.
– Черт, надеюсь, теперь нас отпустят в барак, – он устало потирает лицо ладонями. – Я готов вырубиться прямо здесь.
– А ты не хочешь выяснить, что на самом деле произошло в лесу? Я думаю, что передатчик неслучайно пропал.
– Думаешь, он расскажет? – скептически усмехается Шон, показывая взглядом на двигающегося к нам по коридору Харпера.
О, боги, майор тоже без брони, и это точно зрелище не для слабонервных. Я мгновенно забываю о том, что еще минуту назад пускала слюни Шона.
Черт, даже без массивной экипировки этот мужчина источает угрозу и мощь, каждая линия его тела – олицетворение силы, хищной гибкости и выносливости. В облегающей форме его мужественное телосложение становится ещё более эффектным. Осанка безупречна, движения чёткие и уверенные. Застыв с нелепо открытым ртом, я не могу оторвать взгляд от того, как натянута ткань на его плечах и руках, обрисовывая мышцы. Он выглядит как живая сталь, холодный и несгибаемый. Щеки снова начинают гореть от смущения, но не могу заставить себя отвлечься.
Харпер проходит мимо, не глядя в мою сторону, но, черт возьми, его подавляющее присутствие ощущается до дрожи. Он как холодный ветер, который внезапно врывается в комнату, сминая всё вокруг и полностью заполняя пространство. Зависнув на беззастенчивом разглядывании нашего командира, пропускаю тот момент, когда в коридоре один за другим появляются остальные инициары.
– Охрененный, да? – со смешком шепчет мне в ухо Юлин, как обычно, незаметно и бесшумно оказавшаяся рядом. – Ему бы выражение лица попроще, и я бы влюбилась.
– Ничего особенного. По мне так самый обычный солдафон. Генерал покруче будет, – хмуро бубнит Финн, бесцеремонно подслушав наш разговор.
– Да что ты понимаешь, Лиамс! – закатив глаза, хмыкает Юлин, игриво накручивая на палец черный локон с красным кончиком.
– Финн просто ревнует, – усмехаюсь я, быстро разгадав причину недовольства юного генетика с растрепанными синими патлами.
– Подберите слюни, вы для него бесполая биомасса, – иронично констатирует Шон, вперив раздраженный взгляд в Теону, которая без тени смущения пожирает глазами идеально прокаченное тело Харпера.
– Год назад Эванс тоже был всего лишь новобранцем, а теперь стоит рядом с майором плечом к плечу. Почти на равных, – возражает девушка, приглаживая торчащие светлые волосы.
Эванс? Я часто моргаю, только сейчас заметив, что лейтенант и правда здесь и ни на шаг не отстает от командира.
– Заражённых не выявлено. Считайте, что сегодня вам крупно повезло, – с неуместным сарказмом хладнокровно бросает Харпер.
Его голос звучит безукоризненно чётко и сдержанно, словно ничего вопиющего не произошло, а мой взгляд непроизвольно отмечает, как завораживающе напрягаются рельефные мышцы под тонкой тканью. Каждое движение – словно отточенный механизм, без лишних усилий, без ненужных жестов. Как ему удаётся выглядеть так собранно после всего, что случилось? Я невольно ловлю себя на мысли, что Харпер – это не только военная машина, но и человек, в критический момент готовый подставить себя под удар, чтобы защитить члена команды. И это неожиданно вызывает внутри странное, тёплое чувство.
– Дерби, – низкий голос Харпера вырывает меня из легкого транса. Я вздрагиваю, встретившись с его ледяным взглядом. – Ты что-то хотела сказать?
Потемневшие зеленые глаза смотрят прямо на меня, и я на мгновение теряю дар речи. Сердце колотится с перебоями, ладони потеют от непонятного внутреннего напряжения.
– Эм, нет… – бормочу я, чувствуя, как моё лицо вновь начинает пылать. В голове хаос. Почему он вспомнил о моем существовании именно сейчас? Почему я не могу быть такой же собранной, как он?
– А я рассчитывал, что ты объяснишь, как твоя группа умудрилась потерять передатчик связи, – подобие усмешки появляется на его чувственных губах, совершенно неподходящих такому деспоту, как он. Взгляд майора препарирует меня на живую, словно сканируя невидимыми рентген-лучами.
– Только после того, как вы объясните, как на Полигон проник шершень! – вскинув голову, неожиданно для самой себя выпаливаю я.
На мгновение в коридоре госпиталя устанавливается зловещая тишина. Я почти физически ощущаю, как наэлектризован воздух вокруг нас.
– Самоубийственно смело, Дерби, – медленно приподняв бровь, майор бесцеремонно осматривает меня с головы до ног, заставив вспыхнуть до кончиков волос. – Думаю, тебя стоит отправить на повторную диагностику. Что скажешь, инициар Дерби?
– Не вижу для этого причин, майор Харпер, – собрав все свое мужество, твердо выдаю я.
– Тогда все на выход, – командует он, и, окинув меня еще одним пронзительным взглядом, направляется в конец коридора.
Зак Эванс тенью следует за ним. И остальные, после короткого замешательства, тоже пытаются нагнать размашисто шагающего Харпера.
– Поздравляю, Ариадна. Кажется, тебе удалось привлечь внимание нашего непробиваемого командира, – хихикает Кэс, несильно толкнув меня локтем.
– Тебе это еще аукнется, выскочка, – насмешливо выплёвывает Дилан в мою сторону. – Только у конченой идиотки могло хватить мозгов дерзить Харперу. Держись от нее подальше, Кэс, иначе и тебя заденет.
– Не сгущай краски, Пирс. Майор не шершень, чтобы питаться человечиной, а все остальное можно пережить, – иронизирует Кассандра.
Мы выходим из стерильного коридора медбокса, едва поспевая за Харпером и Эвансом. Атмосфера ещё более напряжённая, чем до этого – полное недоумение повисло в воздухе. Все молчат, но я чувствую, как среди инициаров нарастает беспокойство. Процедуры завершены, но вопросов меньше не стало.
– Почему нас не оставили в карантине? – наконец шепчет Юлин, переглядываясь с Теоной. – Вдруг вирус просто ещё не проявился? Я не боюсь за себя. Мы его даже не видели, но другие…
– Я тоже думала, что нас будут держать под наблюдением, – добавляет Финн, озадаченно хмурясь.
– Им просто плевать на нас, – с лёгкой усмешкой говорит Шон, пихая рукой Дилана. – Одной проблемой меньше, если что.
– Не нагнетай, – осаждаю его, пытаясь не думать о том, что Ховард в чём-то прав. – Харпер тоже контактировал с шершнем, и он уходит с нами, – цепляюсь за эту мысль как за спасательный круг. Если он не волнуется о собственной безопасности, возможно, ситуация действительно под контролем.
– Как мы вообще доберёмся до казарм в этом? – Теона зло трогает тонкую ткань термокостюма, который подчеркивает её стройную фигуру, но совершенно не подходит для уличного холода. – Мы промерзнем до костей.
– Может, нам хотя бы дадут нормальную одежду? – нервно подмечает Юлин, оглядывая остальных.
Инициары нервно перешептываются, недовольство растет. Мысли о возможном заражении, холоде и странных решениях командования окончательно выводят всех из себя. Я едва сдерживаю себя, чтобы не начать паниковать вместе со всеми. Чувство подавленности и бессилия снова накатывает волной, как только вспоминаю шершня. Вдруг действительно что-то осталось незамеченным?
Но тут Харпер, не замедляя шага, громко произносит, перекрывая наши разговоры:
– Вас заберут бронемобили и доставят в жилые корпуса. Ближайший транспорт уже в пути. Вопросы?
– А если вирус… – начинает кто-то из нашей группы, но майор резко обрывает.
– Вас проверили. Повторюсь, заражённых нет, – небрежно отрезает он с таким холодом в голосе, что спорить ни у кого не возникает желания.
Зябко ёжась и стараясь держаться как можно ближе друг к другу, мы выходим на улицу, покидая тёплое здание госпиталя. Холод обрушивается на нас, пронизывая насквозь. Термоодежда, хоть и предназначена для защиты от пониженных температур, кажется абсолютно бесполезной в этот момент. Каждый вдох обжигает лёгкие ледяным воздухом. Теперь мы стараемся не просто держаться вместе, а буквально прижимаемся друг к другу, чтобы хоть немного согреться.
Главные ворота открываются с тяжелым металлическим скрежетом, и мы, не дождавшись обещанных бронемобилей, застываем в полном недоумении.
Перед нами стоит шеренга вооружённых до зубов солдат, выстроившихся в идеальный боевой строй. И в центре этой устрашающей картины – генерал Одинцов. Его лицо не выражает никаких эмоций, лишь холодное, почти мертвое спокойствие. Автоматы солдат направлены прямо на нас.
– Какого черта… – растеряно бормочу я, чувствуя, как по спине пробегает холодный озноб.
Это не похоже на обычную проверку или стандартную процедуру. Никакого транспорта, только ряд солдат, готовых открыть огонь. Я впадаю в ступор, внутренности сжимаются, ощущение неминуемой опасности парализует разум.
Шепот недоумения прокатывается по рядам инициаров. Даже Харпер замирает, прежде чем делает шаг вперёд. Он явно не ожидал увидеть такое приветствие. Его голос, хоть и звучит ровно, пропитан напряжением.
– Что происходит? – бросает Харпер, глядя прямо на генерала.
Одинцов делает медленный шаг вперёд, его голос разносится в тишине, словно ледяной ветер:
– Ты лучше всех знаешь, что ошибки на Полигоне могут стоить жизни не только тебе. Я предупреждал, – в его словах ощущается безжалостная решимость. – Никаких исключений, Харпер.
Майор заметно напрягается, его руки сжимаются в кулаки, но он не двигается с места. Невозмутимое лицо словно высечено из камня, но внутри явно кипит что-то опасное. Мы все понимаем, что ситуация выходит за пределы обыденного, но что конкретно происходит, не знает никто.
– Огонь! – чётко и безэмоционально отдаёт приказ генерал.
– Что? – испуганно восклицает Теона, до боли сильно схватив меня за руку. – Она – дочь президента. Вы не можете нас убить!
Ее слова тонут в парализующем страхе, накрывшем удушающей волной каждого инициара. Я шокировано смотрю на невозмутимого Одинцова, на выстроенных солдат, на направленные на нас дула оружия. Всё кажется нереальным, страшным сном, из которого хочется вырваться и проснуться, но выстрелы раздаются слишком быстро.
Время словно сжимается в единый сгусток ужаса. И прежде, чем кто-то успевает среагировать, начинают греметь выстрелы. Всё происходит слишком быстро – крики, паника, хаос. Кто-то из инициаров отчаянно кричит, но его голос теряется в грохоте выстрелов. Я не успеваю ничего осознать, как вдруг оказываюсь за спиной Харпера. Он действует инстинктивно, словно это не осознанное решение. В следующий миг его сильное тело тяжело обрушивается на меня, сбивая с ног.
Будто подкошенная, я заваливаюсь на холодную землю, и в этот момент следующая пуля врезается в мою шею. Острая боль пронзает сознание, заставляя меня захлебнуться от шока. В глазах темнеет, и мир вокруг начинает исчезать, как будто кто-то резко выключил свет. Последнее, что я слышу – хриплый стон Теоны, и глухие звуки падающих тел, а затем меня поглощает непроглядная темнота, и я погружаюсь в неё, теряя ощущение реальности…