Акылбек Даумшар
Порядок и Несправедливость
– Да! Таким же добрым словом его вспоминают и в Атырау, когда он там был акимом, – поделился своим впечатлением Алибек. – Это один из акимов, который мне лично нравится от власти.
– А вы что представляете оппозицию? – подметил вдруг таксист, осмотрев его мимолётом.
– Да! – ответил спокойным тоном Алибек. – Про партию «Азат» слышали? И вообще, как вы сами относитесь к оппозиции? – вдруг решил поинтересоваться он мнением таксиста.
– Да, конечно слышал про вашу партию и про Бутю (так называли Булата Абилова из-за его фирмы «Бутя-Капитал» в начале 90-х), – ответил эмоционально таксист. – Он же ведь один из первых миллионеров в Алматы в начале 90-х годов прошлого столетия. Я слышал про него, что он является племянником действующего президента, потому что он вдруг появился из ниоткуда и разбогател. И какой с него оппозиционер? Разве племянник пойдёт против своего дяди? – вопросительно задался вопросом таксист, посмотрев пристально на Алибека.
– Ну про племянника президента – это просто слухи, – стал оправдываться Алибек. – И потом, он как бизнесмен и патриот своей страны многое хочет хорошего сделать для простых граждан Казахстана. Он один, кто выплатил от созданного им инвестиционного фонда «Бутя-Капитал» дивиденды и выполнил свои обязательства перед акционерами, выплатив держателям ПИКов 1,2 миллиарда тенге. Мои родители, например, в начале 90-х вложили свои ПИКи в инвестиционный фонд «Ынтымак» и ничего так и не получили.
– В этом плане, конечно, он молодец! – согласился с доводами Алибека таксист. – Я сам лично тоже ничего не получил от этой купонной приватизации. Да и вообще, нас всех в буквальном смысле кинули тогда с этими ПИКами. А все эти инвестфонды сняли огромный куш тогда.
– Вот-вот! И я о чём говорю, – продолжил Алибек, склоняя таксиста на свою сторону. – Ведь остальные фонды, кроме «Бутя-Капитал», так не вернули ведь деньги вкладчикам.
– Ну всё равно кажется, что у вас ничего не получится и ваш Бутя даже если и придёт к власти, пока не набьёт свои личные карманы – не успокоиться, а лишь потом будет думать о простом народе, – никак не мог угомониться таксист (фразу о том, что новый человек, придя к власти пока не наворуется – не успокоится, Алибек слышал много и услышит ещё и впереди много раз).
– Да и у нас сейчас стабильность и спокойно, не то что было у наших соседей-кыргызов, когда на площади Алатао там был переворот. И даже президент ихний бежал из страны, – дискутировал также таксист. – Тоже самое и в Грузии, и на Украине.
– Вот вы говорите стабильность, а в чём она для вас выражается? – вдруг спросил Алибек у таксиста. – Вот вы сейчас таксуете и не работаете. И не имеете постоянного и стабильного заработка!
– Сейчас кому за пятьдесят лет трудно устроиться на работу и мне в том числе, – грустно ответил на этот раз таксист. – А раньше я работал настройщиком станков на АХБК, а как он закрылся, так и я работу потерял. Работал и сторожем, и грузчиком, и кем только не приходилось, но по специальности в 90-е годы так и не смог устроиться. Вот и решил, что лучше я буду таксовать, чем работать за гроши. Так сказать являюсь самозанятым, как нас считает государство.
– Вот видите, за все годы независимости заводы и фабрики, которые у нас были в советское время, многие закрылись, а нового ничего не создаём ведь,– начал приводить свои доводы Алибек. – Сейчас мы живём хорошо за счёт нефти, газа и природных ресурсов, но это ведь всё рано или поздно закончится, а дальше как будут жить наши потомки?
– Боюсь даже представить! – воскликнул таксист. – Сейчас у меня, как и у большинства людей, которых я знаю и с кем общаюсь, нет уверенности в завтрашнем дне. У меня родители получают мизерную пенсию от государства и еле-еле сводят концы с концами. Но они хоть что-то получают, а мы завтра выйдем на пенсию и вообще, наверное, ничего не будем получать, так как мы самозанятые и не вносим за себя обязательные пенсионные взносы, – грустно произнёс таксист.
– Да и те, кто работает и вносит эти взносы сейчас, которые выйдут на пенсию через двадцать-тридцать лет, даже если и накопят деньги на старость в пенсионном фонде, то инфляция съест наши сбережения, – стал далее приводить свои доводы Алибек. – Это сейчас, допустим, миллион тенге – это нормальная сумма, а через двадцать лет этот миллион тенге будет эквивалентен по стоимости в десять раз ниже, а то и больше может быть.
– Да, это точно! – согласился с доводами Алибека таксист. – Как только казахстанские деньги появились в обороте – тенге, у меня зарплата была пятьсот тенге. А что сейчас на пятьсот тенге купишь?– задался он вопросом и сам же на него ответил. – Сходить и покушать один раз в кафе и всё!
– Да, это точно! – поддержал его Алибек и вспомнил то же время, когда только ввели в обращение тенге более десяти лет назад, и у него тоже зарплата была в то время четыреста тенге!
За разговором о политике они все и не заметили, что уже добрались до нужного места – до гостиницы «Казахстан».
– А вам именно куда нужно? – спросил таксист, когда они остановились у обочины.
– Нам нужно доехать отсюда теперь до Медеу, – ответил Алибек.
– А туда можно добраться вон с той остановки! – показывая указательным пальцем, указал Алибеку на остановку. – Оттуда каждый час отъезжает автобус №6 до Медеу. Только на такси не садитесь там, много слишком попросят с вас.
– Спасибо вам! – произнёс Алибек, расплатившись с таксистом и выйдя из автомобиля, открыл заднюю дверь и помог сойти девушкам сзади.
– Вам спасибо! – поблагодарил таксист Алибека. – Удачи на выборах! – напоследок выкрикнул таксист и тронулся с места.
Таксист их оставил прямо напротив гостиницы «Казахстан», облик которой Алибек много раз видел и на почтовых марках, и в журналах и газетах. Это был один из первых небоскрёбов в сейсмоопасной Алма–Ате, который возвели в 1977 году и строили почти три года.
Для обеспечения устойчивости здания в зоне 9–бальной сейсмичности при строительстве применили новейшую по тем временам японскую технологию скользящей опалубки. Это означало, что здание гостиницы при сильном землетрясении выстоит и будет как маятник раскачиваться в разные стороны. Незадолго до завершения строительства был проведён строгий экзамен на антисейсмичность. Установленная на верхушке здания особая машина своими колебаниями имитировала землетрясение, а специальные датчики на этажах фиксировали толчки.
– Смотрите, какое красивое здание! – воскликнула Анара, таращась вверх и считая глазами этажи. – Двадцать пять этажей. Прямо как небоскрёб!
– Это ведь гостиница «Казахстан»! – воскликнула тоже Назгуль. – Я это здание часто видела по телевизору.
Несмотря на свои внушительные размеры здание гостиницы, увенчанное золотистой короной, выглядело легким и изящным на солнце, чем-то напоминающее гигантский колос. Справа от него стоял памятник казахскому поэту Абаю Кунанбаеву, чем-то напоминающий памятник Абаю в Уральске, только здесь Абай держал книгу в левой руке, словно папку, а в Уральске скульптура Абая держала в руках книгу обеими руками, словно читая слова назидания жителям Уральска.
Насмотревшись вдоволь на здание гостиницы и прилегающей территории, Алибек и Назгуль надо было перейти дорогу и пройти к остановке на противоположной стороне, которую им указал таксист.
– Анар, ну мы пойдём! – обратилась к подруге Назгуль, чмокнув ее в щечку. – Только не задерживайся, пожалуйста, допоздна! – дала ей напутствие напоследок.
– И вы тоже! – ответила она, и обернувшись напоследок им пожелала: – Хорошего отдыха вам!
– Спасибо! – в один голос ответили сразу Алибек и Назгуль и пошли в сторону остановки.
Дождавшись зелёного сигнала светофора на дороге и перейдя на другую сторону дороги, они стали ждать автобус на Медеу. Время на часах показывало около трёх часов дня и с места, где стояла остановка, хорошо просматривались горы. По арыкам, вдоль тротуаров текла вода откуда-то сверху, наверное, с гор, и утекала куда-то вниз. Машин на дороге было очень много, в три-четыре ряда только с одной стороны, образовывались пробки, и водители постоянно сигналили в клаксон, торопясь куда-то по своим делам, а может быть и домой.
– Ну как тебе, Назгуль, выступления на съезде понравились? – решил вдруг спросить впечатления от съезда у неё Алибек.
– Да! Особенно понравилось выступление Абилова, у него речь была простой и понятной, и я его речь дослушала и поняла до конца, – впечатлённо ответила она. – У него ораторский талант и он умеет завлекать толпу. А вот выступление Базарбая было не таким впечатляющим, как у Абилова. Было лично такое ощущение у меня, что текст речи был не его, а кем-то написанным для него и заученный им до своего выступления, – подметила Назгуль в конце.
– Да и мне так показалось, – согласился с ней Алибек. – В его речи не было искренности, и ещё было такое ощущение, что он рассказывал какой-то доклад, словно отчитывался о проделанной работе со своими подчинёнными. Генеральские замашки у него явно сохранились, – шутливо произнёс Алибек в конце.
В это время к остановке подъехал автобус №6 пустой и на лобовом стекле была указана табличка с надписью «Медеу». Помимо них к автобусу устремилось ещё несколько человек, ожидавших также как и они этот автобус. Сев на удобное возле окна место вдвоём, благо пустой автобус это позволял, двери автобуса захлопнулись, и он тронулся с места.
Проспект Достык, ранее именовался как проспект Ленина так же как и в Уральске и был главной улицей города Алматы. С обеих сторон проспекта виднелись многочисленные магазинчики, большие и маленькие, на первых этажах зданий и домов, которые были в основном малоэтажные, ещё, наверное, советской постройки, так же как и в Уральске на одноимённом проспекте, но в отличие от Алматы, в Уральске дома были дореволюционной постройки.
Автобус ехал медленно из-за пробок на дороге, но это больше радовало Алибека и Назгуль, чем огорчало, так как имелась возможность получше разглядывать всё вокруг. На остановках по пути следования автобус останавливался, подбирая всё больше и больше пассажиров, ехавших, скорее всего, тоже на Медеу. И с каждой остановкой автобуса сидящих мест в салоне становилось всё меньше и меньше.
Также меньше становилось за окном автобуса зданий и домов, и уже по углу наклона вверх дороги чувствовалось, что автобус взбирается в горы. Горный ручеек стал видеться на всём протяжении дороги вверх, и от этого ручейка, наверное, заполнялась и текла вода по арыкам, – подумал про себя Алибек.
И вот наконец автобус полностью остановился, и водитель объявил о том, что это конечная остановка. Открыв лишь переднюю дверь напротив себя, водитель автобуса стал брать плату за проезд у выходящих пассажиров. Расплатившись за себя и Назгуль за проезд, они вышли из автобуса и прямо на них смотрело здание, знакомая по картинкам и почтовым маркам с двумя конькобежцами на коньках.
История строительства этого катка началась в 1949 году, а первые соревнования состоялись через 4 года. До 1970 года в спорткомплексе был каток с естественным льдом, а в 1970 году было принято решение построить высокогорный спортивный комплекс с искусственным льдом. Строительство катка «Медеу» было объявлено ударной комсомольской стройкой, и в ней участвовало более 1300 человек. Строительство завершилось через два года в 1972 году, и в этом же году было открытие катка. Стадион и трибуны были построены из бетона, с устойчивым фасадом. Площадь ледового поля составила 10,5 тысяч кв.м., а количество посадочных мест на трибунах после строительства составляло 12,5 тысяч мест. В 1982 году постановлением Совета Министров Казахской ССР каток вошёл как памятник архитектуры в государственный список памятников истории и культуры республиканского значения.
Ледовый каток расположен на высоте 1691,2 метра над уровнем моря и известен всему миру.
Название «Медеу» было дано в честь Медеу Пусырманова, первого основателя в урочище первой зоны отдыха с кумысолечебницей в здании бывшей Лесной школы. Когда он умер, ущелье, в котором находился построенный им аул, получило его имя (а позже и один из районов Алматы был назван в его честь).
И вот он, тот самый каток «Медеу», о котором Алибек был наслышан чуть ли не с детства, стоял во всей красе перед их глазами.
– Что-то людей здесь мало ходит, – удивилась Назгуль. – Да, и с нами на автобусе не так уж много народа приехало.
– А потому что каток не функционирует, вот поэтому людей и мало! – заявил мужчина в спецодежде, который, наверное, здесь работал и услышавший речь Назгуль.
– Как не работает? А почему? – стала расспрашивать этого мужчину Назгуль.
– Летом и в тёплое время года каток сейчас не функционирует. Может быть зимой, когда похолодает, запустят его, – ответил мужчина в спецодежде.
– Жаль! А нам так хотелось покататься, – грустно произнесла Назгуль.
– А какие здесь есть ещё достопримечательности кроме катка «Медеу»? – решил поинтересоваться Алибек у мужчины.
– Плотина есть противоселевая, также Медеу называется, – ответил мужчина. – Вон ступеньки вверх в горы видите? – указал он на лестницу, ведущую в горы. – В этой лестнице 842 ступеньки, ведущие вверх. Если их осилите, то оттуда будет прекрасный вид на Медеу, а от самого верха до горнолыжного Чимбулака рукой подать, но он только зимой функционирует тоже.
– Спасибо! – поблагодарил его Алибек.
– Ну что будем делать, Назгуль? – обратился он к ней. – Покататься на коньках не получится, взберёмся наверх тогда? – спросил он у неё.
– До самого верха мы точно, наверное, не взберёмся, – смеясь, ответила она. – Давай хотя бы до середины попытаемся по этим ступенькам взобраться.
– Ну тогда пошли! – произнёс Алибек, схватив Назгуль свой правой рукой ее левую руку, и вместе они держась за руки направились в сторону лестницы.
Подъём по ступенькам в начале оказался довольно лёгким – первые пары пролётов они прошагали легко. Прошагав уже более десяти пролётов, у Алибека проявилась первая усталость в ногах, но он, чтобы не казаться слабым, не подавал вида Назгуль. Ноги его не привыкли совершать такой марш бросок, и если первые ступеньки давались легко, то теперь в коленях чувствовалась боль.
– Алибек, что с тобой? – спросила обеспокоенно Назгуль у него, видя его выражение лица. – Ты устал?
– Да, есть немного, – с выдохом, пытаясь улыбнуться, произнёс Алибек.
– Давай дойдём до того сооружения! – показала она на сооружение в виде пяти стоек, напоминающих по отдельности латинскую букву «Y». – Там и отдохнём немного.
– Хорошо! – согласился Алибек с трудом.
Хоть он и занимался раньше спортом в молодости, но так как его уже давно забросил или потому что не совершал таких физических нагрузок вверх, но подъём по лестнице был тяжёлым для него. А может быть подъём был тяжёл для него, потому что он был степняком и привык ходить по горизонтали. Несмотря на Назгуль, которая тоже была жительницей равнины, но подъём ей давался гораздо легче.
Добравшись до назначенного места, Алибек еле-еле волоча свои ноги, присел на камень, лежавший возле дороги. Колени и пятки ног зудели так, как будто бы он пробежал многокилометровый марафон.
– Алибек, да ты весь выдохся! – смеясь, произнесла Назгуль.
– Давно у меня таких физических нагрузок не было, – пытаясь улыбнуться сквозь боль, произнёс Алибек. – Стареем, наверное, уже, – шутливо сказал он.
– Тебе ещё только ведь исполнилось 30 лет, а это гораздо меньше даже вполовину прожиточного возраста у мужчин, – также смеясь, произнесла она.
Назгуль хоть и устала от такого восхождения вверх по ступенькам, но по сравнению с Алибеком не так сильно. Да и оделась она по-спортивному – кроссовки, обтягивающие джинсы и тёплая осенняя курточка. Если бы она надела осенние сапожки на каблуках, то ей пришлось бы гораздо тяжелее подниматься вверх. Тем более, у неё была мечта – оказаться в горах, и вот когда она здесь, среди гор, то всякие трудности подъёма в горы не могут ни с чем сравниться по сравнению с ощущением эйфории.
– Посмотри, Алибек! Какой тут красивый вид сверху на Медеу! – с восхищением она посмотрела вниз.
Алибек встал с камня и подошёл к ней сзади, и обхватив двумя руками за талию и прижавшись к ней всем телом, тоже стал смотреть на красивый вид сверху. Как только он прижался к ней, так вся боль в ногах вмиг куда-то исчезла сразу.
И действительно, вид отсюда сверху был потрясающий. Сам каток Медеу казался сверху маленьким, и его можно было визуально обхватить двумя руками.
По склонам гор урочища росла в огромном количестве тянь-шаньская ель, которая может расти до трёхсот лет и достигать высоты в 50-60 метров.
– Знаешь, Алибек, в своих мечтах, когда я в старших классах мечтала поступить в вуз Алматы, такими и представляла эти горные вершины, – счастливым голосом произнесла Назгуль. – И вот я сама не могу себе поверить, что сейчас нахожусь здесь в горах. У меня тоже болят ноги после такого экстремального подъёма, но сам факт того, что я нахожусь в горах, придает мне душевную радость, затмевая собой физическую боль. Ради одной из своих мечтаний, я готова всё стерпеть.
– Может быть, если бы я тоже как и ты мечтал побывать в горах, то я бы тоже не чувствовал боль в ногах, – смеясь, произнёс Алибек. – Но сейчас передо мной стоит моя мечта, которую я сейчас держу в своих объятиях, – произнеся последние слова, Алибек стал целовать Назгуль сзади, прильнувшись своими губами сперва к шее, а затем, повернув ее к себе лицом к лицу, нежно прильнул своими губами к ее губам.
Назгуль ощутила в это время дрожь по всему телу. Сердце у неё билось как маленький бойкий молоточек, и она боялась, что и Алибек услышит ее сердцебиение. Тот поцелуй ещё в поезде, это было по ее мнению прелюдия к этому страстному поцелую. Ведь сейчас им уже никто и не мешал, и это было так романтично – целоваться в горах, и желание бесконечного продолжения. Она хотела мысленно, чтобы этот поцелуй длился ещё и ещё.
Закончив целоваться, они ещё долго стояли, обнявшись друг с другом и смотря друг другу в лицо. Назгуль теребила двумя руками завязки от капюшона куртки, то завязывая, то развязывая их обратно. Алибек гладил рукой ее шелковистые волосы, то и дело прислоняясь к ее волосам носом, вдыхая запах ее волос, словно запоминая его. Такие же ощущения он испытывал в детстве, когда мама прижимала его к себе и он гладил ее по волосам, и запах материнских волос был для него близок и он их запомнил на всю жизнь. И если тогда и сейчас ему предложили бы с завязанными глазами отыскать по запаху свою маму, то он без труда бы это сделал. Вот и сейчас Алибек хотел запомнить запах Назгуль, чтобы он вбился ему в память. Из трёх видов восприятия партнера противоположного пола – зрительного, тактильного и с помощью обоняния, ему больше нравился последний.
– Алибек! А у тебя много было девушек до меня, с кем ты встречался? – неожиданно вдруг спросила Назгуль, посмотрев ему пристально в глаза.
Алибек мысленно ожидал такого вопроса от Назгуль уже давно, и уже знал, что ответить на него.
– У меня было лишь две девушки, которых я любил по-настоящему. Одна из них была моя одноклассница со школы, с которой мы сидели за одной партой в классе. Я ее провожал со школы домой, защищал ее от хулиганов в школе и во дворе, а она мне помогала делать уроки. Так продолжалось до восьмого класса пока ее отца по работе не перевели в другой город и наши дороги разошлись. А ведь мы ни разу так и не поцеловались даже! – воскликнул Алибек, вспоминая те годы. – Когда она уехала от нас, я тогда лишь понял, как я к ней привык. Мы какое-то время переписывались письмами, и я даже в одном письме признался ей в любви, но она ответила мне лишь, что я для неё был всего лишь другом и всё. Со временем писем от неё я стал получать реже и реже, а потом и вовсе прекратились, хотя ей я писал постоянно.
– А вторая девушка? – спросила заинтересованно Назгуль.
– А вторая девушка, моя любовь, случилось со мной, когда мне уже было 23 года, – стал вспоминать те события Алибек. – Мы с ней случайно столкнулись на улице. Я в то время жил в Атырау, а она была студенткой политеха (так именуют между собой жители Атырау институт нефти и газа). Она ходила в моём районе в Привокзальном, где я жил и искала один дом, который среди лабиринта пятиэтажных панельных однотипных домов никак не могла найти. Я знал, где этот дом находится и изъявил желание туда ее проводить. Вот так мы и познакомились.
– Что-то тебе везёт на студенток, вроде меня! – шутливо подметила Назгуль.
– Ну, так получается! – улыбаясь ответил Алибек.
– И что дальше? – нетерпеливо спросила она.
– Знаешь, Назгуль! Мы как-то быстро нашли с ней общий язык и общие темы, – продолжил говорить Алибек. – Мы с ней были схожи характером, взглядами на жизнь, она, так же как и я, была сентиментальной. Когда смотрели вместе в кинотеатре фильм «Титаник» с Леонардо Ди Каприо в главной роли, я не сдержался и у меня появились слёзы на глазах в конце фильма, и я старался этого не показывать ей, смотрел в противоположную сторону от неё и постоянно вытирал свои слёзы. А она всё это видела, оказывается, и когда мы вышли в конце фильма на улицу, она ко мне сильно прижалась тогда и сказала мне:
«Мне нравится, что у тебя есть сердце, которое может сострадать».
– А она сама плакала во время кинопоказа? – с интересом спросила Назгуль.
– Да! – утвердительно ответил Алибек.
– Я тоже плачу до сих пор, когда смотрю этот фильм, но особые впечатления на меня этот фильм произвёл в первый раз, когда я смотрела «Титаник» на большом экране в кинозале, – вспомнила она этот период, когда ещё была тогда в подростковом возрасте.
– А почему же вы всё-таки расстались, если были схожими?– всё не терпелось Назгуль узнать подробности.
Алибек выдержал небольшую паузу, а затем посмотрел в сторону и у него на глазах выступили слёзы, которые заметила Назгуль.
– Она попала в автоаварию на трассе, когда возвращалась из родного аула в город, – перенимая душевную боль, произнёс Алибек.
– Извини меня, пожалуйста, Алибек! Я не хотела тебя обидеть! – с состраданием произнесла Назгуль, и, вытирая своими руками проступившие у него на глазах слезы, прижалась к его груди своей головой. – У тебя на самом деле добрая душа и отзывчивое сердце.
– Ты не подумай только о том, что я слабый, потому что плачу. Все думают, что мужчины не плачут, но на самом деле это вовсе не так. Я рыдал, когда терял близких мне людей, но старался это делать так, чтобы никто не видел мои слёзы, – произнёс он грустно.
Назгуль ещё сильнее прижалась к нему всем телом, стараясь его успокоить. Своими ушами, прижатой своей головой к его груди она слышала, как учащённо бьётся его сердце, и она прислушивалась к этому сердцебиению. Так они и стояли, молча, прислонившись друг к другу достаточно долго, не проронив ни слова.
Когда встречаешь по-настоящему близкого человека, можно сидеть или стоять просто рядом и молчать хоть час, и при этом не чувствовать никакого дискомфорта.
– Знаешь, Назгуль! – нарушил первым тишину Алибек, – В медицинской терминологии есть такой термин, который именуется как «фантомная боль». Это когда у человека ампутируют ногу или руку, и спустя время этому человеку, которому ампутировали ногу или руку, будет казаться постоянно, что у него чешется нога или рука, которой больше уже нет. Также бывает и с близкими людьми, которых мы теряем со временем. Хочется их увидеть и обнять, а их уже нет рядом и никогда уже не будет нами. У тебя сейчас живы и здоровы родители, а они самые близкие и родные для человека любого возраста. Даже мне сейчас под тридцать, и я без мамы и отца рядом ощущаю себя сиротой.
– Я тебя понимаю, Алибек, – согласилась с ним Назгуль. – Я ведь тоже в первый год, когда поступила учиться в Уральск из далёкого аула, скучала и тосковала по своим родным и близким. Каждый вечер созванивалась с ними, не находила себе места в большом для меня городе. Лишь спустя полгода кое-как свыклась и привыкла, да и учёба меня поглотила полностью. Это хорошо, что я живу у родной тёти, которая держит меня в строгости и лишнего не позволяет. А многих моих знакомых девушек, которые оказались без родительского присмотра в городе, городская жизнь испортила и сломала, и они пустились здесь во все тяжкие грехи, отрываясь ночами по ночным клубам и забросив учебу.
– Но мне кажется, что от родительского воспитания многое зависит, – попытался возразить Алибек.
– Не совсем! – возразила Назгуль. – Одна девушка, которую я знаю лично, была отличницей в школе у себя в ауле, но семья ее была в бедственном положении, и она рассчитывала только на свои силы, чтобы поступить, учиться на грант, так как платное отделение родители бы не осилили. В итоге, когда она сдавала ЕНТ, ей не хватил лишь один балл, чтобы поступить, и она провалилась. Домой в аул ей возвращаться не хотелось. Она осталась в городе и устроилась работать официанткой в кафе. Думала, что один год поработает, а на следующий год попытается снова поступить учиться на грант. Пока работала официанткой, познакомилась с парнем, а он оказался женатым, но скрывал это от неё. Забеременела, а аборт делать уже было поздно, вот и родила. Родным этот факт было стыдно сказать, да и в аул ей не хотелось вовсе возвращаться. Естественно, мысли об учёбе пришлось забыть, надо было себя прокормить и сына, который родился, а след папаши ребёнка ее и вовсе потерялся. Вот сейчас живёт в городе и снимает комнату с совместным проживанием с бабушкой, и еле-еле концы с концами сводит.
– Да, жалко ее, – произнёс грустно Алибек. – Всего лишь одного балла не хватило для воплощения ее мечты, и может быть, жизнь у неё сложилась бы иначе.
–А ещё у нас в университете много сельских девушек, которые ничего не видели у себя в ауле, и когда приезжают в город, многие срываются, – продолжила свою речь Назгуль. – Бутики дорогой одежды и обуви, роскошная жизнь мажориков сводят аульских девушек с ума, и им хочется прямо сейчас и здесь получить всё это, и некоторые соглашаются быть любовницами и токалками обеспеченных женатых мужчин.
– Как ни прискорбно это звучит, Назгуль, но в этом виноват дикий капитализм, который внезапно пришёл на смену коммунизму, – своими доводами поделился Алибек.
– В диком капитализме любой человек, оставленный на произвол судьбы, в любой момент может оказаться вне общества. И что происходит сейчас с этим обществом, это мало кого интересует, так как люди озабочены именно собой, своим собственным благом: выживанием или обогащением. Я не осуждаю конечно этих девушек, которые становятся любовницами или токалками обеспеченных мужчин, это ведь их выбор личный. У нас сейчас сложилась в обществе система потребления. Видят по телевизору или интернету красивую роскошную жизнь, кто-то стремится к ней своими силами, а кто-то хочет получить всё сейчас и сразу. Одно дело когда девушка опустошает карман своего «папика» на свои расходы и капризы. Другое дело, когда чиновник и госслужащий используют для своего обогащения государственные деньги из бюджета страны, которое именуется словом «коррупция», и которое нужно искоренять на корню у нас в стране.
– Ну что, мы дальше будем подниматься вверх или нет? – шутливо произнесла Назгуль, посмотрев на время в сотовом телефоне. – Время уже шестой час пошёл.
– Нет, наверное, – виноватым голосом ответил Алибек. – Нам надо было спросить у водителя автобуса, когда у них самый последний рейс, а то вдруг ещё останемся здесь ночью, – улыбаясь, произнёс Алибек.
– А что в этом такого? – ответила она. – Это же романтично ночь провести в горах.
– Романтично. Это звучит конечно заманчиво, но насколько я знаю, в горах ночами бывает холодно, а тут даже и гостиницы нет, чтобы переночевать. А я даже с собой спички не прихватил, чтобы в случае чего костёр разжечь, – шутливо произнёс Алибек.
– Эх ты, а кто-то ведь говорил о том, что хочет пожить в юрте, – улыбаясь, произнесла Назгуль.
– Ну перед тем как начать жить в юрте, я же ведь для этого основательно подготовлюсь, запасусь продуктами, питьевой водой, спичками, ружьём и рыболовными снастями, чтобы добывать мясо и рыбу, – также улыбаясь, произнёс Алибек.
– А наши предки думаешь тоже так готовились, Алибек? – с удивлением спросила она.
– Ну конечно! – утвердительно ответил он. – Летом мужчины охотились и ловили рыбу, всю зиму заготавливали согым – мясо, которое солили и коптили. А женщины – хранительницы домашнего очага поддерживали в тепле юрту и создавали домашний уют. А как бы ещё по-твоему они зимовали в юрте без мяса, кизяка и дров? – шутливо спросил Алибек .
– Даже и не представляю! – улыбнулась в ответ Назгуль. – Я в юрте была несколько раз и пару раз даже ночевала там, правда это было летом.
– Летом и я тоже ночевал в юрте, а вот зимой ни разу, – улыбнулся тоже Алибек.
– Ну ладно, давай наверное уже спускаться вниз, а то уже скоро темнеть начнёт, – предложила Назгуль, на что Алибек в ответ схватил ее за руку, и они, пройдя вместе к лестнице, стали спускаться вниз по ступенькам.
Спуск в отличие от подъёма вверх, давался гораздо легче и в два раза быстрее. Когда до конца спуска по лестнице оставалось несколько пролётов лестницы, они оба заметили, что к тому месту, где их высадил автобус, подъехал автобус и люди, ожидавшие его, стали заходить в салон. Что удивительно, из автобуса вышло всего лишь двое пассажиров по сравнению с тем количеством людей, которые прибыли с ними в послеобеденное время.
Под вечер здесь уже наверное делать было нечего, – подумал про себя Алибек, а те, кто приехал – могли быть работающие здесь в ночную смену.
– Ну что? Ускорим шаг? – предложил Алибек Назгуль и так же держа Назгуль за руку, ускорил темп.
– Да, конечно! –согласилась с ним Назгуль, побежав буквально с ним. – А то вдруг это может быть последний рейс, – шутя, впопыхах сказала она.
В автобус уже зашли все пассажиры и автобус вот-вот мог уже тронуться с места.
Алибек для подстраховки свистнул водителю автобуса и помахал рукой, чтобы водитель услышал свист и увидел их. И кажется, что это подействовало на водителя и автобус также стоял на своём месте.
Уже подбежав к двери автобуса и пропустив вперёд Назгуль, они вместе вошли внутрь и первым делом поблагодарили водителя. И как только они зашли, автобус тут же тронулся с места и поехал. В конце салона автобуса осталось два-три свободных места, Алибек с Назгуль прошли туда и усевшись поудобнее вдвоём, отправились назад в город.
В это время Анара гуляла по Арбату, недалеко от ЦУМа. А до этого она прошлась по всем этажам ЦУМа и глаза у неё разбегались от огромного количества бутиков дорогой брендовой одежды и обуви. Все вещи ей казались оригинальными, и когда она примеряла на себя понравившиеся ей платья, она мысленно представляла, как бы обзавидовались ее сокурсницы, если бы она пришла на пары в университет с такой обновкой. Когда она смотрела на ценник понравившегося ей платья, она чуть не падала в обморок, когда узнавала реальную цену, на сумму которой можно было даже купить поддержаную иномарку.
