bannerbannerbanner
полная версияНе прикасайся

Адалин Черно
Не прикасайся

Полная версия

– Куда туда?

– На приключения, бухло, наркоту.

Пожимаю плечами. Что я могу ему сказать? Сам иногда хочу завязать с тусовками, отключить этот этап жизни, но для этого нужно что-то другое. Что-то, что приносит желание жить без нескольких влитых в себя литров яда.

– Дай сигарету, – выдает резко.

– Че?

– Сигарету, Тан. Я видел, ты снова куришь.

Отнекиваться бессмысленно. Достаю из кармана пачку и протягиваю ее Киму вместе с зажигалкой.

– Я не курю, – зачем-то оправдываюсь.

Купил пачку и таскаю ее с собой – это да. Иногда выкуриваю, потому что эмоции кроют часто, а пить я столько попросту не смогу. Не вывезу. Из двух зол пришлось выбрать меньшее, хотя это тоже сомнительно. Жду, когда Ким подожжет сигарету и закашляется, но этого не происходит, он делает глубокую затяжку и выпускает облако дыма наружу.

– Не понял… – выдаю.

Ким ничего не говорит, лишь пожимает плечами, делает новую затяжку и кивает в сторону дома.

Глава 42

Тан

Остаюсь с Кимом до тех пор, пока Ася не приходит в себя. Рома действительно отличный специалист. Если бы не он – моя мать могла бы и не выжить. Я доверяю ему больше, чем врачам в клинике, да и возни меньше. Никакой полиции, вопросов, заявлений. Быстро и строго по делу.

– Отвезти тебя домой или за тачкой? – спрашивает Ким.

Рома сказал, что Асе нужно остаться у него до утра. Он поставит ей пару капельниц и полностью приведет в чувство. Вижу, что Киму сложно оставлять подругу, но он соглашается и пытается отвлечься, сосредоточившись на мне.

– Домой.

Уже в машине телефон Кима снова оживает трелью. Если я не ошибаюсь, его мать звонит ему уже третий раз. Переживает за сына. Несколько лет назад был период, когда мы с ним тусили по клубам, и он возвращался домой под утро. Даже тогда он не пил, а просто был рядом со мной. Отрывался, знакомился с девчонками, разделял всеобщее веселье. Но такого давно не было, и Надежда Сергеевна ожидаемо нервничает.

По трассе едем в полнейшей тишине. Время от времени Ким превышает скорость, но быстро приходит в себя и сбрасывает. На третьем таком разе прошу его тормознуть у обочины.

– Чего сидим? – спрашивает хмуро.

– Вылезай из машины, – командую.

– Да, сейчас… – Ким тянется к зажиганию, но я бью его по руке. – Какого хера?

– Я поведу.

– Пьяным? Вот уж нет.

– Во-первых, я прекрасно себя чувствую, а во-вторых, я пил больше трех часов назад. Все уже выветрилось.

– Нет.

– Блядь, – начинаю нервничать. – Ты не видишь, как водишь?

– И как же?

– Словно вчера решил бросить пить после длительного запоя, и сегодня у тебя ломка.

– Не смей!

Начинает заметно нервничать, сжимает пальцы в кулаки и смотрит на меня исподлобья.

– Просто, блядь, не смей говорить про ломку.

– Послушай…

– Нет, это ты послушай… – ненадолго замолкает, явно собираясь с мыслями. – Я хотел сдать тот притон. Позвонить в полицию и выдать адрес, а ты… не дал мне этого сделать. Какого хрена? Вы там часто бываете? С Само и Филом. Тоже употребляете, поэтому?

– Че ты несешь вообще? Никто из нас это не пробует.

– И что же за рыцарская защита?

– А ты мозги включи вместо эмоций, и дойдет. Там – половина наших из универа, в том числе я и Само. И твоя накачанная дурью Ася. Как думаешь, кого бы они взяли? Нас, считая тупыми малолетками, прожигающими жизнь, или тех мужиков, у одного из которых даже обручалка на пальце была? Камер там нет, а свидетельства учащихся одного заведения они во внимание не возьмут. Ася – первая бы попала под раздачу.

– Ее накачали.

Я мотаю головой. Трудно разговаривать с человеком, который живет где-то в своем мире. Я бы тоже так хотел, но с матерью не вышло. Я помню, как она избавлялась от героина у меня на глазах, чтобы ее не приняли. Помню, как она смывала его в унитаз на какой-то тусовке и плакала. Не потому что может сесть, нет, а потому что удовольствие оказалось в сточных трубах. Я мало что понимал тогда. Мне было десять, когда мама таскала меня по злачным местам. Прикрывалась мной перед отцом, пока не случилась передозировка. Она не просыпалась, и я запаниковал. Помнил, что нельзя звонить отцу, говорить, где мы, но рядом с ней, бледной и не желающей просыпаться, было очень страшно.

– Тебе бы никто не поверил, – мотаю головой. – Если хочешь их накрыть – сделаем. Отследим этих ребят и потом позвоним в полицию, но не тогда, когда рядом будут ребята из универа.

Ким шумно выдыхает, но вижу, что со мной согласен, доходит до него абсурдность вызова полиции. Первой подозреваемой была бы Ася. Ее, конечно, отец отмажет, как и меня, как и Само, а остальные? Там не все детки богатых родителей. Были вполне обычные ребята, которые дурь не то что не пробовали, он ее даже в глаза не видели.

– Ладно, – выдает раздраженно. – Ладно, – повторяет уже спокойнее. – Но за рулем я поеду. Не хватало еще, чтобы мы разбились.

– Ну-ну.

Остаток пути проходит спокойнее, Ким заметно прекращает нервничать и ведет расслабленней без виражей на дороге.

– Может, останешься? От меня к Роме ближе ехать, чем от тебя. Ну и ночь уже – чего тащиться в темноте через полгорода?

– Я поеду, – отказывается оставаться. – Мама тоже волнуется за Асю. Нужно ее успокоить.

Мне остается только кивнуть и попрощаться с Кимом. Через несколько минут его автомобиль отъезжает, а я захожу на территорию дома и следую к самому зданию. Мрачному и словно зловещему. В два часа ночи по пьяни и не такое покажется, так что я шагаю увереннее. В доме тишина. Прислуга давно отпущена, отец или спит, или вообще не приехал домой. Соня…

Я ловлю себя на мысли, что в последнее время слишком часто называю ее Соней. Не сталкером, не инфузорией и не чертовой сводной сестрой, а Соней…

Раздражаюсь этому открытию и поднимаюсь наверх, тормозя почти на самом верху. Мое внимание привлекает темная высокая фигура у двери Сони. Прищурившись, приглядываюсь и узнаю в фигуре отца, который, судя по руке, двигающейся в направлении ручки, собирается зайти в ее комнату. В два, мать его, часа ночи.

– Какого хера происходит? – выдаю так, чтобы он услышал, а Соня не проснулась.

Глава 43

Соня

Когда утром выхожу из комнаты, сразу же наталкиваюсь на хмурого Тана, подпирающего внутреннюю стену дома. Он стоит, сложив руки на груди и закрыв веки, но стоит мне выйти, тут же прожигает взглядом.

– Привет, – говорю как можно спокойнее.

Я вообще дала себе обещание вести себя так, словно ничего такого между нами не произошло.

– Ага, – отвечает вместо нормального человеческого приветствия.

Шагаю к лестнице и медленно спускаюсь по ступенькам вниз. Слышу позади себя шаги и слегка напрягаюсь. Уверена, что Тану от меня что-то нужно, иначе бы он точно не стал ждать меня. Внизу почти нос к носу сталкиваемся с Богданом Петровичем. Я вежливо здороваюсь и собираюсь пройти мимо, когда слышу:

– Соня, погоди! Я накину пиджак и отвезу тебя в университет.

От неожиданности предложения у меня едва не отвисает челюсть. Ни разу за все время у Богдана Петровича не возникало желания отвезти меня в университет самостоятельно. Мама бывало порывалась попросить, но он всегда безапелляционно заявлял, что опаздывает, и у него нет времени на дополнительный крюк перед работой.

– В этом нет необходимости, – за меня отвечает Тан. – Мы с Соней едем вместе.

Вот на этом моменте моя челюсть едва не падает на пол от удивления. И если я кое-как приняла тот факт, что Тан подпускает меня к своему автомобилю, то его желание делать это на инициативных началах даже осознать не получается.

Богдан Петрович только коротко кивает и поднимается по лестнице, а Тан подхватывает меня под руку и тащит к выходу. Уже на улице вырываюсь из его захвата и торможу. Тан тоже останавливается и продолжает прожигать своим фирменным взглядом “как же ты мне надоела”.

– Опоздаем, – предупреждает.

– Если вы не ладите с отцом, это не повод втягивать в разборки меня, – стараюсь говорить спокойным тоном и важно шествую дальше, но торможу, так как не вижу машины Тана.

Он на мой выпад ничего не отвечает, и я ошибочно полагаю, что ему просто нечего сказать. Может же он согласиться со мной и хотя бы раз сделать так, как я его прошу? Видимо, заметив мою растерянность, кивает на серебристый припаркованный в гараже автомобиль.

– На этой поедем.

– А твоя где?

– В п… в клубе оставил, короче.

В каком именно клубе и почему он оставил, решаю не спрашивать. Вообще планирую гордо молчать всю дорогу.

– Где твоя мать? – первым нарушает тишину спустя несколько минут езды по трассе.

– Отдыхает, – пожимаю плечами.

– А вернется когда?

– К чему такая заинтересованность?

– Хочу наладить семейные узы, представляешь?! – говорит это, конечно же, с ехидством, поэтому – нет, не представляю.

– Я не знаю, когда вернется.

– Она не говорит?

– Размыто.

– Ясно… курорт, значит, особенный. Папа в такие иногда умеет отправлять.

– О чем ты?

– Мысли вслух, – ничего конкретного мне не говорит, держит все в секрете, что меня, конечно же, очень сильно раздражает.

Какое-то время едем в тишине. Тан следит за дорогой, я смотрю только вперед. Хочется поскорее добраться до университета и выскочить из его машины, но по стечению обстоятельств мы попали в красную полосу светофоров и подолгу ждем разрешающего сигнала. Уже на парковке университета Тан резко поворачивается ко мне и произносит требовательным тоном:

– Закрывай ночью дверь в комнату.

– Что?

– Повторить? – усмехается.

– Ты собираешься наведываться ко мне в комнату?

– Обязательно. Загляну с парой пачек презиков, ты же не откажешь?

Меня после его слов из машины словно ветром сдувает. Я вылетаю, едва не хлопая дверцей со всей злости. В университет иду, не замечая никого вокруг, а потому не сразу слышу, как меня зовет подруга. Ей приходится буквально останавливать меня на лету.

 

– Куда так торопишься? До пары еще прилично времени.

Я пожимаю плечами и сглатываю, оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Тан не следует за мной с необходимостью повторить свой зловещий замысел. Естественно, его нет за спиной, а если бы и был – вряд ли стал бы нестись за мной через весь университет. Вероятно, черканул бы смс-ку или затащил в какой-то чулан при удобном случае, чтобы поговорить “дополнительно”. Правда, я и с первого раза неплохо все поняла.

Необходимости повторяться нет. Сказано закрыть дверь – будет сделано.

Во-первых, мне не сложно, если ему так будет легче, а во-вторых… сама об этом думала, когда лежала поздним вечером и слышала шаги Богдана Петровича за дверью. Понятия не имею, почему он так сильно меня нервирует. Больше, чем Тан. Списываю это на предупреждение от сводного брата. До разговора с ним Богдан Петрович воспринимался мною как неодушевленная фигура в доме. Я его побаивалась, но не считала человеком, который может кардинально повлиять на мою жизнь. Безусловно, они с мамой скоро поженятся, а это означает только одно – мы будем близкими родственниками, и все так или иначе изменится, но… я воспринимаю это равнодушно. Пожалуй, даже слишком. Единственное, что меня волнует – возможность продолжить обучение в университете и отсутствие претензий к моим друзьям.

– Соня!

– Прости… у нас пара у Льва Арнольдовича…

– О-о-о, поня-я-ятно, почему ты такая растерянная. Ладно, не буду тебя задерживать.

Я убегаю на пару, а после окончания узнаю, что Стефа ушла домой, потому что у нее резко заболел живот. Домой собираюсь возвращаться на такси, даже в приложение захожу, когда меня подхватывают под локоть. Уж слишком знакомые движения, так что когда мы идем в направлении парковки, даже не удивляюсь, когда оборачиваюсь и вижу за спиной Тана. Только он мог так бесцеремонно куда-то меня потащить.

– Даже домой отвезешь? – спрашиваю не без ехидства.

Это что же делается? Вчера он делал вид, что я – пустое место для него, а сегодня собирается возить меня, словно принцессу?

– Не совсем, – говорит Тан. – Садись в машину.

Последнее выдает приказным тоном. Таким, после которого возникает с трудом контролируемое желание врезать ему по лицу, но я шагаю к машине. Не собираюсь с ним спорить на глазах у всех, мне и так проблем хватило после повышенного ко мне его внимания.

Глава 44

Тан

Тащу ее с собой в зал, где у меня сегодня назначена тренировка по боксу. После – вместе поедем домой. Поверить не могу, что записываюсь ей в няньки, но иначе пока не выходит. Даже если расскажу ей, что отец проявляет внимание с сексуальным подтекстом – наедине с ним ей лучше не оставаться. До последнего не могу поверить, что вчера увидел его у ее двери. Блядь… зачем он там стоял?

Мне, конечно, ничего толком не объяснил. Проблеял что-то про то, что хотел проверить, все ли в порядке. После всего, что я видел, в его объяснения верится с трудом. Пока едем в зал, Романова недовольно пыхтит и вздыхает так, словно ей не терпится начать разговор, но она по какой-то причине молчит. Как партизан, честное слово. Только пахнет так, что зубы сводит. Я дорогу с трудом различаю из-за ее запаха. Хочется сказать, что раздражающего, но у меня от него непонятные инстинкты просыпаются. Те самые, которые резко включились в прошлый раз.

– Ты так и не скажешь, куда мы едем? – спрашивает и продолжает шумно сопеть дальше.

– В зал.

– В тренажерный?

– Не в балетный же…

– И что я буду там делать?

– Тренироваться. Жопу подтянешь.

– Не хочу я… – почти выкрикивает, но сразу же снижает тон, – ничего подтягивать.

– Зря, – хмыкаю.

На языке так и зависает саркастичное замечание. Сказать, что ей не помешает – язык не поворачивается, после того как я трогал ее в машине.

– Я хочу домой, – заявляет, когда приезжаем. – Ты слышишь? Я не буду здесь сидеть.

– Будешь, – беру ее за руку и буквально вталкиваю в здание.

Девчонки на ресепшн смотрят на нас с подозрением. Романова ведет себя неадекватно – пытается вырвать руку, брыкается, и все это – с проклятиями и обещаниями, что я пожалею.

– Девушка со мной, – сообщаю администраторам.

Я хожу сюда довольно давно, так что вопросов девчонки не задают, пропускают нас молча, хотя и видно, что они озадачены. Романова шагает с недовольным лицом, но брыкаться уже не получается. У входа в мужскую раздевалку торможу и хмурюсь. Если оставлю ее здесь – сбежит, а брать с собой…

Быстро заглядываю и, убедившись, что парней нет, заталкиваю ее внутрь.

– Ты сдурел? – шипит. – Это мужская раздевалка!

– Я в курсе.

– Мне нельзя здесь находиться.

– С закрытыми глазами можно.

– Я не собираюсь… ох, боже…

Романова так резко разворачивается и едва не впечатывается в шкафчик, что мне становится смешно, но, когда понимаю причину такой реакции, сжимаю челюсти до хруста.

– Исаев, че яйца вывалил и ходишь? Трусов дополнительных нет?

– А кто ж знал, что тут девчонка, – выдает обиженно, но одеваться не спешит, пытается рассмотреть Соню.

– Парашюты свои надевай и вали отсюда, – произношу с раздражением.

Пока Исаев копается, подхожу к Соне и загораживаю собой его непотребство. Она вздрагивает, но шевелиться не рискует, стоит, сжавшись в комочек.

– Быстрее, ну?! – командую.

Когда за Исаевым закрывается дверь, разворачиваю Романову к себе.

– Испугалась?

Она таращит на меня свои огромные глазищи.

– Нет, с чего бы? Просто это было… неожиданно.

– Больше здесь вроде бы никого нет, так что расслабься.

– Здесь ты.

– Во-первых, я не буду снимать трусы, а во-вторых, ты там уже все видела.

То, как начинают гореть ее щеки, стоит мне об этом упомянуть, нужно видеть, так как словами это не передать. Смущенная Романова – одно из самых удивительных зрелищ. И оно неожиданно мне нравится.

Наспех сменив одежду на спортивные брюки и футболку, тащу Романову на выход. Там, под дверью, целая толпа из пацанов собралась. Видимо, Исаев успел всем растрепать, что внутри девчонка.

– Че встали? – спрашиваю. – Можете идти.

– А она с тобой уйдет, что ли? – выдает кто-то из толпы. – Так нечестно.

– Нечестно вот так, из толпы, выступать. Выйди, скажи открыто.

Парни отступают, разбредаются кто куда. Я тащу Романову за собой к рингу, усаживаю на пуф и говорю ждать меня.

– Долго?

– Час.

– Что я буду делать все это время?! – восклицает недовольно.

– За мной посмотришь.

– Больно надо.

Все же, пока тренируюсь, ловлю ее взгляды на себе. Как только смотрю на нее – она отворачивается, но затем снова чувствую, что смотрит. Тренер заканчивает тренировку раньше. Винит меня в невнимательности и в следующий раз требует приходить одному. А хрен его знает, как это сделать. Если кукушка Романова не вернется, придется таскаться с ее птенчиком еще долго.

– У тебя два варианта – ждать, пока я приму душ, за чашкой кофе или идти со мной.

– В душ?

– Именно!

– Я буду кофе.

– Не сбежишь? Обещаю, что отвезу тебя сразу домой.

– Не сбегу.

Верится с трудом, но я все же полагаюсь на благоразумие Романовой и ухожу мыться. Так быстро душ я не принимал ни разу в своей жизни. Даже волосы до конца не сушу. Из-за этого они шрам прикрывают не до конца, но я так и вываливаюсь из раздевалки, шествуя прямиком в небольшое кафе, расположенное прямо в спортивном комплексе. Романова сидит за столиком, потягивает из стакана кофе и о чем-то говорит с Исаевым. У меня в этот момент повышается риск сорвать все предохранители к хренам. Не знаю, на каких силах держусь, но подойти к ним получается довольно спокойно.

– Нам пора.

Соня тут же вскакивает со своего места, хватает следом рюкзак и следует за мной.

– Пока, – выдает Исаеву, обернувшись.

– Понравился? – спрашиваю ее уже на улице. – Рассмотрела его в душе и решила, почему бы и нет?

– А если бы и так? Тебе-то что?

Она права. Мне – ничего, но я почему-то бешусь. Так сильно, что захлопываю дверь автомобиля с оглушительным хлопком. Обычно я так не делаю, но стоило увидеть Соню с другим, по венам уже не кровь течет, а самый настоящий кипяток.

– Я теперь каждый раз буду с тобой сюда ездить?

– Ты слышала тренера – тебя больше не привозить.

– А я уж подумала. Значит, завтра я могу вернуться домой без твоего надзора?

– А что, у тебя есть планы?

– Можно и так сказать.

Как представлю, что этот Исаев ее куда-то пригласил, бешусь. Сжимаю челюсти до хруста и сосредотачиваюсь на дороге, чтобы не наговорить лишнего. Почему-то больше не хочется говорить ей гадости.

Домой приезжаем через полчаса. Соня из машины вылетает первой и уверенно устремляется к дому. Я плетусь следом. Машины отца в гараже не вижу, значит, еще не приехал. Это даже хорошо. Можно будет отдохнуть хотя бы час. Прошлая бессонная ночь у нее под дверью мне не понравилась. Вообще непонятно, какого хера я там стоял. Хотя это как раз понятно. Не хочется становиться сыном уголовника. Учитывая, какое положение имеет наша семья, уверен, это обсосут как только смогут. Развод отца с матерью год мусолили, а такое резонансное дело не оставит возможности спокойно жить дальше.

Пока захожу в дом, след Сони успел простыть. Поднимаюсь на второй этаж, собираюсь пройти мимо ее комнаты, но торможу и захожу внутрь. Дверь, удивительно, поддается! Я ее просил, а она все равно оставила ее открытой!

– Я же говорил дверь закрывать, – выдаю сразу, как попадаю внутрь.

– Ты сказал – ночью.

– Всегда.

– Да что происходит?!

– Ничего.

– Ладно. Тогда и закрывать ничего не буду.

– Романова! – я делаю несколько шагов к ней.

Она – ко мне. Опасно приближаемся друг к другу, но никто из нас не отступает. Шагаем дальше.

– Это из-за тебя, да? – спрашивает тихо. – Я тебе нравлюсь?

– Я уже говорил – ничего не изменилось.

– Ты ведешь себя иначе.

– Как?

Мы слишком близко друг к другу. В паре сантиметров буквально. В моем мозгу горит отчетливый предупреждающий сигнал. Пора заканчивать, прекращать, пора, мать его, отступить, но я упорно приближаюсь к ней, зная, что вот сейчас, еще несколько миллиметров, и нас закоротит. Обоюдно торкнет друг от друга.

– Так, словно постоянно хочешь меня поцеловать.

Глава 45

Соня

Не знаю, зачем провоцирую. Надоело его слушать, видеть, как он на меня смотрит и делает вид, что ничего не изменилось. Я после случившегося не могу спокойно находиться с ним в одной комнате. Сердце ускоряет свой ритм до невероятных показателей, мысли путаются, а во рту пересыхает. Помню ведь, как он меня трогал. Все помню. Хоть и до сих пор считаю это постыдным, все равно зачем-то к нему лезу.

– Ты ведешь себя иначе.

– Как?

– Так, словно постоянно хочешь меня поцеловать.

– Я хочу, – признается неожиданно.

Я не думала, что скажет. Ждала, что будет врать про “ничего не изменилось” и “ты по-прежнему для меня ничего не значишь”. Признания не ожидала. И огня в его взгляде, направленном на меня, тоже.

– Постоянно хочу, – выдает следующее признание и шагает ко мне.

Мы и так стоим близко, а он придвигается так, что ни одного сантиметра между нами не остается.

Тан скользит холодной ладонью по моей шее, словно фиксирует, боится, что убегу, но я и не планирую – невольно подаюсь вперед. К нему. Ближе. Пальцами второй руки прикасается к моей щеке, к подбородку, скользит подушечкой большого пальца по пухлой нижней губе, оттягивая ее вниз. Все это – не разрывая зрительного контакта. Не позволяя отвести взгляд, вынуждая смотреть на него, невзирая на накрывающие словно вихрем эмоции.

Я задыхаюсь, когда он сосредоточенно смотрит на мои губы. Он выдыхает – я вдыхаю, и такое ощущение, что вместе с кислородом втягиваю жар его выдоха. Глубоко, в самые легкие. Меня им словно отравляет. Не знаю, как срываемся. Вот еще смотрим друга на друга, а вот уже целуемся. Горячо, бесстыже, влажно. Его язык за секунды скользит глубже, сплетается с моим, рот почти сразу наполняется его слюной. Вкус дурманит и словно парализует. Я так хочу его целовать. Еще и еще.

Не понимаю, что с нами творится. Со мной. Я позволяю ему так много, так запредельно много. Обнимать меня, целовать. Пожирать буквально. Он ведь не аккуратно целует. Не так, как я читала в романах, не так, как видела в кино. Он словно поглощает, и я схожу с ума с ним в унисон.

– Ты такая… охренеть просто. Вкусная… такая вкусная…

 

Я закидываю руки ему на плечи, прижимаю Тана к себе сильнее. Ближе, еще ближе, мы друг в друга уже вжимаемся, когда он подхватывает меня на руки. Я поддаюсь по инерции, обвиваю его ногами – и все это, не разрывая поцелуя.

На пол с грохотом падает его рюкзак. Мы оказываемся на кровати. Тан – на коленях, я – у него на руках. Он меня не отпускает – держит. И все еще целует.

Я задыхаюсь каждый раз, когда он проталкивает язык в мой рот. Каждый раз, когда целует меня глубоко и долго. Не могу вдохнуть полной грудью, дышу прерывисто, но не отрываюсь. Мы вместе сходим с ума, горим в собственноручно разведенном костре.

Я чувствую его все еще холодные руки на своей оголенной спине, вздрагиваю от того, как он проходится пальцами между лопаток, как резко меняет курс и перемещает ладони к груди, сдавливая и срывая с моих губ необъяснимый мне самой стон.

– Подожди… подожди, – торможу лишь тогда, когда оказываюсь почти голой.

Тан умудрился стащить с меня весь верх. Остается только лифчик, и, судя по напору, он собирается с ним справиться.

– Что? – недоумевает. – Неприятно?

– Нет, просто…

Я не знаю, что собираюсь сказать. Мы словно обезумели. Ведем себя странно. И ладно Тан, он… ему можно, он не в первый раз чем-то похожим занимается, но моя реакция меня пугает. Я позволяю ему себя трогать, раздевать, прикасаться. Он везде меня поцеловал: щеки, шею, ключицы, плечи. Его горячее дыхание и влажный язык пометили меня полностью, и я… позволяю.

– Что? – спрашивает хрипло.

– Это ведь… не просто? Не просто так?

Я хочу услышать, что нет, иначе – сгорю со стыда. Иначе меня вообще не будет. Мы не можем просто так. Даже целоваться. Мы должны быть друг другу кем-то. Не врагами, не родственниками, не друзьями.

– Не просто, – хриплым шепотом выдыхает в губы. – Не просто, малыш. С тобой не получается просто.

– Я тебе нравлюсь? – спрашиваю, когда оказываюсь без лифчика.

Когда вижу, как Тан взглядом ощупывает мою грудь.

– Нравлюсь? Скажи…

– Пиздец как нравишься…

Говорит, конечно же, в своей манере. Еще не слышала, чтобы он говорил романтично. Не умеет, но мне и не надо. Хватает сказанного с лихвой.

Охаю, стоит ему прижаться губами к соскам. Грудь болезненно ноет, а все тело горячими иглами простреливает. Они по кровотоку спускаются в низ живота. Я даже ерзаю на руках у Тана, а затем оказываюсь на лопатках. Он нависает сверху, продолжая целовать. Допускаю слишком многое. Так… нельзя, но мне неожиданно так хорошо. И его руки, что блуждают по всему телу, не кажутся чужими. Напротив, мне приятны его прикосновения. Не хочется, чтобы заканчивал.

Вместе с тем, как только скользит ладонями по внутренней стороне бедра и добирается до промежности, торможу его, останавливаю:

– Не надо.

– Я хочу… пиздец как хочу тебя.

– Я… не стоит.

Меня никто и никогда там не трогал, не прикасался. Так открыто, как он хочет – никогда, но именно там больше всего горит. До боли скручивает, когда целуемся, и просто… кажется, что это происходит даже тогда, когда мы просто рядом оказываемся.

– Позволь мне. Пожалуйста. Все будет… нормально.

Он выдыхает слово за словом – так, словно каждое из них дается ему с трудом. Выталкивает из себя с хрипом. Я же никак не могу дать объяснение происходящему. Осознаю, безусловно, к чему идет. Я давно не подросток, знаю, к чему идет в таких ситуациях, но доводить до такого не планировала. Я вообще… не думала, что мы с Таном когда-либо окажемся в горизонтальной плоскости.

– Ты мне… нравишься. Очень сильно. Больше, чем кто-либо другой, – мое сердце плавится от таких признаний, хоть и надо бы насторожиться. – Я от тебя… без ума.

Мы должны остановиться, но вместо кнопки “пауза” жмем “плей” и продолжаем гореть. Теперь – со всеми вытекающими. Я крепко зажмуриваюсь, когда Тан разводит мои ноги в стороны и отодвигает кромку трусиков в сторону. Его пальцы прикасаются к влажной плоти, а с моих губ срываются задушенные стоны.

Рейтинг@Mail.ru