– Подойди Лют, ― позвал хозяин испуганного родственника. ― Допей и поставь кружку. Я не скажу Томиле. Тут, значит, такое дело сложное.
Лют одним глотком опустошил кружку и увидел, что перед Распутой лежит несколько опаленных перьев на тряпице.
– Господарь Тур дал их мне и, значит, попросил посмотреть, нет ли тут какого колдовства.
«Опять этот столичный дознаватель, везде пролезет», ― подумал Лют.
– Так вот, значит, смотрю я, смотрю, и ничего не вижу в этих перьях, ― развел руками Распута.
– Может, и нет в них ничего, ― предположил Лют.
– Это с места преступления. Господарь Тур решил, что без колдовства не обошлось. Взгляни-ка.
Лют наклонился, всмотрелся и фыркнул.
– Наш столичный гость принял за страшную вещь остатки оперения стрелы.
– Стрелы? ― вскинул на него глаза Распута.
– Ну да. Обычное дело, вся дружина такие использует.
– Вот оно как, значит… ― протянул Распута. ― Да уж, перемудрил господарь Тур.
Лют от неожиданно пришедшей ему в голову мысли даже открыл рот и забыл его закрыть.
– Стрела… Кикиморы болотные, я прав был! Ворона это стрела, он и душегуб получается.
– Не стрела, а остатки оперения, ― почесал лоб Распута. ― От самой стрелы ничего не осталось. И, значит, она могла быть заговоренная.
– Как это?
– Одно из условий заговора на вещь. Например, кольцо, или гребешок, или оружие какое, чем человек постоянно пользуется. Она стрелу, значит, притягивает, а сама стрела после попадания вспыхивает и мигом сгорает. Это часто используют влюбленные на Купалину ночь.
– Наверное, придется идти в отделение к дознавателю, ― сказал Лют.
– Завтра поглядим. А пока я, значит, еще поговорю с верховным жрецом Велеса. Он тут всю эту кашу на нашем празднике заварил.
Этот может.
***
– В письме из столицы говорится, что я обязан оказать вам посильное содействие. Но как я смогу это сделать, если вы молчите?
Третьяк ходил по кабинету из угла в угол, как волк по клетке. На стуле перед ним сидел господарь Тур. Он мял в руках шапку, светлые волосы были растрепаны, а под глазами ясно обозначились синяки.
– Я предупреждал вас. Несколько раз предупреждал, ― продолжал Третьяк, несмотря на то что ответа от собеседника так и не дождался. ― В нашем деле нужно быть осторожным и иметь холодную голову. Чуть посмотришь в сторону и ослабишь вожжи ― так тебя или сожрут, или сам утонешь. Чему вас в вашей столице только учили? ― сквозь зубы прошептал черноградский дознаватель последнюю фразу, подошел к приоткрытой двери и крикнул в коридор. ― Главного писаря сюда. И поживее!
Господарь Тур резко поднял голову.
– Я нашел свидетелей и вещи, которые ваше отделение упустило в прошлое расследование, ― упрямо сказал он.
Третьяк уперся ладонями в стол, нависая над ним.
– А еще необоснованно обвинили одну из значимых фигур города, вмешали сюда титулованную дворянку, верховного жреца самого почитаемого храма и семью богатого купца. И все это с шумом, грохотом и на большом празднике. Прямо бык в гончарной лавке.
– Это ваш Путята значимая фигура? ― сквозь зубы процедил Тур.
– И ваша, извините покорно за грубость, боярыня Ярослава тоже вместе со своим могущественным покровителем, ― парировал Третьяк. ― Вот подаст Путята или Ворон голове жалобу, тот отправит ее посаднику, а там и до столицы недалеко. Что, мол, посланник ваш мутит воду в городе да людей почтенных тревожит, а поручение свое, между тем, так и не исполнил. И поедете вы обратно представать пред очи главного дознавателя столицы, а то и самого великого князя. Зависит от длины рук уважаемого Булата. Который будет сильно, очень сильно недоволен.
– Не пугайте меня. Я справлюсь с этим делом, ― выдохнул Тур. ― Я просто очень устал за прошлый день и ночь.
Третьяк открыл рот для следующей отповеди, но его прервал появившийся писарь.
– Подай-ка, голубчик, последние записи допросов, ― приказал Третьяк.
Господарь Тур смотрел, как дознаватель быстро читает, иногда шевеля губами. Третьяк пару раз кивнул сам себе, вернул бумаги писарю и выставил прочь, не забыв проверить, не задержался ли тот под дверью.
– Так. Начнем с самого простого. Зачем вы затеяли повторный обыск дома Ворона да еще и рано утром?
– Я искал гусли, ― на удивление покорно ответил Тур.
– И за каким лешим они вам понадобились? ― миролюбиво спросил Третьяк, хотя внутри него все снова заклокотало от гнева. ― Никто о них и не упоминал, кроме господаря Всеволода. Если бы Чернаву стукнули ее же гуслями, мы бы давно об этом знали. И потом ― как вы себе это представляете ― убийца проникает в дом, ищет по всем комнатам гусли и только потом набрасывается на хозяйку?
– Нет. Потому что все было совсем не так.
Третьяк поднял бровь.
– Тогда скажите, как оно, по-вашему, было?
– Убийцу пустила хозяйка. Если он вообще приходил. В любом случае она его знала, потому как это кто-то из наших подозреваемых. Я отдал купцу Распуте те перья, чтобы он узнал, имело ли там место колдовство. Жрец Велеса тоже склоняется к этой версии. А когда я услышал историю про змея… ― Тур резко прервал свою и без того путаную речь.
– Вы решили, что Путята, ну, или Ворон, обратились к нему за погибельным колдовством, ― закончил за него Третьяк.
– Да, ― неохотно сказал Тур. ― Распута упоминал, что для колдовства против человека нужна его личная вещь. А гусли… Путята, или сам Ворон, или Яр… ― По лицу Тура прошла мучительная гримаса, он не закончил фразу и начал новую. ― Убийца унес гусли, с помощью змея наложил на них заклятие, и оно погубило Чернаву. Все показания свидетелей, кто и где находился в ту ночь, в этом случае будут недействительны. Душегубу надо было только вернуть гусли Чернаве и ждать. Я нашел гусли в доме Ворона и хотел показать их тому самому змею. Весь день его искал, только ночью нашел.
Третьяк присел за стол, подпер кулаками подбородок и ласково посмотрел на столичного дознавателя, совсем как на душевнобольного.
– Вы ему и бумагу прийти в отделение вручили? Я уж не знаю, попадает ли змей под наши законы.
– Говорят, что змей посильнее колдунов будет. А раз его нельзя вызвать на допрос, да и вообще о нем в городе мало кто знает, так, значит, убийце и опасаться нечего.
Третьяк хотел в очередной раз высмеять столичного мальчишку, но что-то в его рассуждениях обеспокоило черноградца.
– В таком случае, необходимо узнать, можно ли убить с помощью колдовства и не оставить следов. За все время работы в отделении я ни разу не слышал, чтобы убивали подобным образом. Конечно, могут огороды с садами попортить, но чтобы вот так… Хотя я в ведуньих делах плохо разбираюсь. Вы говорили с верховным жрецом Велеса о змее? ― спросил Третьяк.
– Пока не успел. Змей сказал, что почти не вмешивается в людские дела. Иногда забредают к нему с просьбами в любви помочь или удачу приманить. Он им, бывает, и помогает за плату. Неравнодушен он ко всяким редким драгоценностям. Но за убийственным колдовством к нему не обращались.
– Так, так, ― Третьяк забарабанил пальцами по столу. ― И как я должен теперь оформлять бумаги? Вы же писаря с собой не брали?
– Я был не уверен, что меня-то не съедят. А кормить кем-то еще я его не собирался.
Третьяк со вздохом покачал головой.
– Это или исключительная храбрость, или бесконечная глупость.
– Вы были когда-нибудь молоды? ― неожиданно спросил Тур.
– Теперь я понял, зачем вы к змею потащились, ― Третьяк вложил в голос всю дозу яда, на который был способен.
Тур отвернулся.
– Я стараюсь быть непредвзятым, как вы и советовали. Но жду того же от вас. Не следует рассматривать каждую мою версию, как сны умалишенного.
Третьяк вдруг ощутил вину. В самом деле, он тоже не совсем ровно относился к столичному гостю. Считал того никчемным юнцом, к тому же растерявшим от любви к бедной боярыне последние остатки мозгов. А он к змею пойти не побоялся. К которому в прошлый раз дружиной ходили и двумя жрецами. Может, господарь Тур не так уж и безнадежен? Если бы он еще не злил людей, подобных Путяте, и не вмешивал в дела отделения служителей культов.
Третьяк перевел дух. В любом случае версия об убийстве колдовством пока имела место быть. Если не змей помог душегубу, то, значит, кто-то из городских колдунов. Но это же опасный свидетель. Убийца мог запаниковать и тоже убрать его с дороги. Х-м-м… Надо бы узнать, не пропадал ли кто-нибудь из ведунов за прошедший год, про кого не заявили родственники и знакомые. Тут что у Путяты, что у Ворона есть все возможности замести следы. И боярыня Ярослава могла уговорить своего могущественного покровителя помочь ей. То-то он теперь сует свой чересчур мудрый жреческий нос в дела отделения, в очередной раз, кстати.
Третьяк принялся излагать эти свои соображения Туру, когда их неожиданно прервали. Время было довольно раннее, поэтому оба дознавателя удивились, когда в комнату зашел купец Распута с родственником. За ними бежал служащий отделения и, путаясь в полах мятого зипуна, вопил, что без позволения здесь находиться не положено.
Третьяк махнул рукой на подчиненного.
– Оставь. Раз пришли, значит, по делу. А теперь вон отсюда, и дверь закрой. Таскаются тут в непотребном виде.
– По важному делу, ― кивнул Распута. ― Иначе стали бы мы, значит, почтенных дознавателей в такое время тревожить. А на людей не ругайтесь ― жарко тут, вот он кафтан и скинул.
Распута положил на стол сверток и развернул его.
– Перья. Те самые, ― озадаченно произнес Третьяк.
Господарь Тур настороженно переводил взгляд с черноградского дознавателя на нежданных гостей.
***
Лют сразу решил не обращать внимания на столичного гостя, а на вопросы отвечать знакомому и почти родному дознавателю Третьяку. Не то чтобы господарь Тур вызывал чувство неприязни, но какой-то червячок продолжал точить Люта изнутри. А виновата во всем была, конечно же, боярыня Ярослава.
– Прямо наваждение какое-то, ― говорил Люту Распута. ― С ума вы что ли все посходили с этой девицей?
Сейчас, в отделении, Лют собрался и постарался сосредоточиться на деле.
– У нас есть важные сведения для уважаемых дознавателей, ― говорил Распута. ― Господарь Тур Светозарович поручил мне выяснить, что это, значит, за перья такие. И вот Лют, мой родственник, утверждает ― это остатки оперения стрелы. Причем стрелы эти в дружинах используют, что у головы, что у посадника.
– Ворон… ― задумчиво сказал Третьяк.
На лице Тура тоже не было заметно удивления. Он посмотрел на Люта.
– Вы уверены?
А Лют, взглянув на Третьяка, ответил:
– Ага. Мы все такими пользуемся.
– Ее мог взять тот, кто с Вороном общался, ― заметил Третьяк, почему-то отводя глаз от Тура.
Столичный дознаватель скривился.
– Несомненно, ― буркнул он. ― Вы и тут усмотрели возможность вины Ярославы. Но если бы у Путяты был план подставить Ворона, то украсть у него стрелу и оставить на месте убийства, это самое лучшее, что он мог сделать.
Похоже, дознаватели так и не пришли к единому мнению. Третьяк считал, что боярыня Ярослава прикончила соперницу, а Тур упорно придерживался версии, что душегуб ― Путята.
– Кстати, насчет Путяты… ― начал Лют, а потом, спохватившись, посмотрел на Распуту. ― Можно я расскажу?
Родственник кивнул.
– Он согласился помогать расследованию. И не против вызова в отделение и повторного разговора.
Лют с удовольствием увидел, как оба дознавателя чуть приоткрыли рты.
– И он не будет угрожать расправой и посылать всех на встречу с навьими тварями? ― спросил Тур.
Третьяк поморщился.
– Ладно вам, господарь, не угрожал он нам.
– Напрямую нет, ― возразил Тур и посмотрел на Распуту. ― Что вы с ним сделали?
Лют прокашлялся. В этом-то деле ему было чем похвалиться. Он уже открыл рот, но дверь с грохотом распахнулась, и в комнату стремительным и яростным вихрем влетела Томила. На подоле ее развевающегося платья висел испуганный служащий, все в том же зипуне, и вопил свое «не положено». Томила остановилась перед Третьяком и уперла руки в боки. Лют понял, что сейчас случится ужасное.
– Да что ж это такое творится, люди добрые? Что происходит на свете белом? Я просыпаюсь, а мне слуги говорят, что мой муж в отделении! Где ж это видано ― на рассвете хватать человека и тащить его на допросы?! ― Томила топнула ногой, и вопящий служащий отлетел к стене. ― Знайте, я этого не потерплю, я буду жаловаться, и до великого князя дойду, если надо будет. И вы… ― она свирепо посмотрела на Тура, ― мне не помешаете! Развели тут свои порядки, в нашем тихом приличном городе! Распута, с тобой все хорошо? ― совсем другим тоном спросила она. ― А Лют что с тобой делает? Ох, беда. Всю мою семью притащили, нелюди! ― снова завопила Томила.
– Может, позвать лекаря или жрецов? ― тихо и ошеломленно спросил Тур.
– Что? Это вам лекарь понадобится, если сейчас же не отпустите моего мужа и брата!
– Э-э-э… Томила, все в порядке, мы сами пришли, ― чудом успел вставить Лют, пытаясь поймать разъяренную брательницу за локоть.
– Дорогая, со мной все хорошо, ― в один голос с ним говорил Распута. ― Ну, неужели ты веришь, что меня можно так вот просто привести в отделение? ― И он обезоруживающе улыбнулся.
Лют заметил, что Третьяк прикусил губу и поспешил выставить служащего, прибежавшего за Томилой, за дверь.
Брательница тем временем немного утихла и опустилась на предложенный ей стул. Она взяла лежащие там бумаги и принялась ими обмахиваться.
В комнате становилось душно, самим уже впору до зипунов раздеваться, а то и до рубах. Особенно тяжко, наверно, было Туру, в его красивом кафтанчике.
Третьяк поднес Томиле чашку с водой.
– Ну-ну, нельзя же так волноваться. Все в порядке. Уважаемый Лют только-только хотел рассказать нам историю. Если хотите, можете остаться и послушать.
Томила зыркнула на него недобрым глазом, но воду выпила.
– Дело в том, что в кабаке я услышал от друзей… ― начал Лют.
– Ты ухитрился уже и там побывать? ― сердито прервала его Томила.
– Надо же было повидаться с друзьями, отпуск-то у меня заканчивается, ― оправдывался Лют. Он заметил, что господарь Тур усмехается, но, может, это была просто игра света и его, Люта, предвзятое отношение к столичному гостю. ― И узнал я, что Путята собирается отучить и верховного жреца Велеса, и господаря Тура лезть в свои дела. Вроде бы замыслил он злодейство невероятное. Сделать так, чтобы они больше света белого не увидели. ― Лют подражал голосу Житко, когда тот рассказывал страшные истории. ― Поговаривали, что уже и мешок покрепче приготовил, один на двоих.
– Ох, страсти какие, ― всплеснула руками Томила. ― Да как же можно богова человека в мешок сажать?!
– А меня, значит, можно, ― тихо проговорил Тур.
– Да перестаньте, ― сказал Третьяк. ― Никто мудрейшего не тронет, к нему не подберешься незаметно.
Тур заинтересованно поднял брови, но промолчал.
– И я немедленно пошел к Распуте, чтобы посоветоваться, ― продолжал Лют, оставив ужасающий тон. ― Вдвоем мы направились к Путяте, надеясь отговорить его и договориться. И нам это удалось.
– Просто колдовство какое-то, ― улыбнулся Третьяк. Распута крякнул и тоже усмехнулся. ― Что вы ему пообещали? Надеюсь, не мою голову?
– Всего лишь крепкое отворотное зелье, ― сказал Распута. ― И не за его счет. В подарок, значит.
Тур вскочил со стула, но тут же спохватился и сел обратно.
– Спасибо вам, ― глухо сказал он.
Лют незаметно вздохнул. Своими же руками он разрушил собственное счастье. Не дал Путяте пустить на корм рыбам соперника и заодно могущественного покровителя прекрасной девы. А если бы еще Ворона схватили за убийство… Нет, какие все-таки недостойные мысли гнездятся в его, Люта, голове.
– Все это очень мило, но круг подозреваемых ничуть не сузился, ― кашлянул Третьяк. ― Надо вызвать Путяту, прояснить у него про кистень, а потом действовать по уже намеченному мной плану.
– Про кистень я уже узнал, ― вмешался Лют. ― Путята сказал, что пропал он у него. А украли, или потерял, не помнит. Кистень был целый и никем не заговоренный.
– Да? Хм… ― задумался Третьяк.
– Путята мог солгать, ― подал голос Тур.
– Ладно вам, ― рассердился Лют. И вечно этот разряженный все переворачивает и подвергает сомнениями его, Люта, добытые сведения. ― С чего бы? Считаете, если он топит людей в мешках, то и врет на каждом шагу?
– И то этого никто никогда не видел, ― вмешался Распута, заботливо державший Томилу за ручку. ― Слухи, значит, и побасенки одни.
– Тем более, ― поддакнул Лют.
– Он все-таки почтенный житель нашего города, ― поджала губы Томила.
– Думаю, наши дорогие гости могут идти домой, ― громко сказал Третьяк. ― Завтра вызовем в отделение всех подозреваемых и допросим одновременно. Посмотрим, что они будут говорить друг перед другом.
– Интересный метод, ― сказал Тур. ― Последний раз в столице он только запутал дело.
– Так то в столице, ― брякнул Лют и осекся.
Брови господаря Тура, уже не скрываясь под вежливой маской, сошлись на переносице.
– Конечно, почтенный Третьяк здесь главный, как я могу противиться его решению. ― В его голосе послышались ядовитые нотки.
– Если вы до завтра не найдете убийцу, то я делаю, как сказал, ― улыбнулся Третьяк. ― Думаю, тянуть с этим делом дальше уже некуда. Того и гляди кто-нибудь искупается в озере.
И он рассмеялся собственной мрачной шутке.
Выходя из отделения с Томилой и Распутой, Лют думал о столичном дознавателе. Нехорошо с ним обошлись. То Третьяк над ним подтрунивал, то Томила кричала. Да и он, Лют, тоже хорош ― из ревности чуть не пожалел, что сделал доброе дело и спас молодому господарю жизнь. Неизвестно, собирался ли Путята изловить велесова верховного жреца, а вот заезжим дознавателем точно бы рыб накормил. А уж если окажется, что душегуб все-таки Ворон, так почтенный Булат полстолицы от горя разнесет. И Туру наверняка достанется за излишнее рвение. Но коли убийцей станется боярыня Ярослава, господарю тоже будет плохо. И ему, Люту, неприятно. Нет, тут, как ни крути, всем выгодно, чтобы виновен был Путята. Или та же Бажена… Лют представил, как Путята, запрятав подальше свои счетные бумаги, крадется ночью по городу, сжимая в руках кистень.
– Распута, ― позвал Лют родственника, ― а можно ли с помощью обычного приворота убить человека?
Распута от удивления остановился, Томила стукнулась носом о его затылок и ойкнула.
– Чтобы от сильной присухи умер? Я слышал, что такое бывает, если перестараться. Да только, значит, это совсем глупым и дурным человеком надо быть. Я таких ошибок не совершаю.
– Нет, не от присухи, ― покачал головой Лют и сдвинул шапку на бок, в раздумье почесывая голову. ― Как бы растолковать-то? Я в колдовстве-ведовстве ничего не смыслю, но вот в обычной стороне дела… Предположим… хотя бы Ворон в кабаке у Путяты уносит его кистень. Идет к змею или еще к кому и накладывает на оружие сильный приворотный заговор. Потом прячет кистень в своем доме, берет стрелу и… кикиморы болотные, не получается что-то.
– Я понял тебя, ― медленно произнес Распута. ― Недаром, значит, ты человек военный, мне бы подобное и в голову не пришло. Вот скверные людишки на свете живут, если до такого додумались.
– Кто-то заговорил вещь, чтобы она убила? ― вмешалась Томила. ― Ну, тут без ревности и злобы явно не обошлось. Помню, как мы давно с девушками венки по озеру на Купалину ночь пускали. А некоторые колечки и височные кольца заговаривали на суженых. И если стрела, не дай-то боги, не находила свое колечко, то столько криков и ругани было.
Распута странно посмотрел на жену, потом на Люта.
– Вот что, значит, ― сказал он. ― Проводи Томилу до дома, а я пойду до храма Велеса. Буду просить мудрейшего о содействии.
– Что с тобой, дорогой? ― обеспокоенно спросила Томила.
– Большое злодейство у нас тут творится, ― ответил Распута. ― И я молю всех богов, чтобы не оказаться поневоле к этому причастным.
– Ты вспомнил, что к тебе приходил… ― изумленно выдохнул Лют, ― кто?
– Не совсем. Но работал я и с кольцами, и с другими украшениями. Я должен помочь разоблачить и наказать этого негодяя. А мудрейший жрец в силах помочь мне.
– Если что-то случится, ты позовешь нас? ― с тревогой спросила Томила, и Лют заметил на ее лбу морщинку. Беспокоится брательница за мужа. Вон как кинулась в отделение спасать его. Да и самого Люта тоже. Храбрая она на самом деле. И, ежели что не так, самого Путяту в его же мешок засунет и плавать отправит.
– Как не позвать, ― ответил Распута. ― Вы ж меня на мысль навели.
Лют собирался узнать, что именно понял родственник, но тот махнул рукой и быстро пошел по улице, ведущей к храму Велеса. Озадаченные Лют и Томила долго стояли и смотрели ему в след.
***
На следующий день Тур появился в отделении последним. Все подозреваемые были уже на месте. Судя по всему, запуганные довольным собой дознавателем Третьяком. Впрочем, выглядели они бодро, особенно Путята, который, осматривая окружающую обстановку, презрительно кривил рот. «Родственник самого великого князя, не иначе, ― с усмешкой подумал Тур. ― Во дворце родился». Ворон сидел неподвижно, уставившись в пол. Вдова Бажена вертелась на месте, тяжко вздыхая, похоже, страдала от жары. Неудивительно, если надеть столько слоев одежды. За отдельным столом восседали два писаря, усердно копошащиеся в бумагах.
Тур нашел взглядом Ярославу и чуть улыбнулся ей. Боярыня немного наклонила голову и улыбнулась в ответ уголком рта. Тур почувствовал, как на душе становится светло и радостно, но не успел насладиться чувствами. В дверь постучали, а потом и зашли верховный жрец Велеса и купец Распута. Причем зашли с невозмутимыми лицами и также невозмутимо расселись на свободной скамье, стоящей в стороне от основных действующих лиц. Тур поприветствовал мудрейшего и как можно вежливее и тише обратился к Третьяку:
– Что они здесь делают?
Не то, чтобы Тур был не рад видеть почтенного купца и не менее почтенного жреца, однако именно сегодня они могли помешать задумке столичного дознавателя.
– Все в интересах дела, господарь, ― с улыбкой ответил Третьяк. ― У них важные сведения. Не исключено, что мудрейший жрец обнаружил убийцу раньше вас… то есть нас. Хе-хе… Ему не впервой.
– Вот как. Тогда, думаю, мой свидетель тоже здесь не помешает.
Тур с удовольствием увидел, как в сытых и довольных глазах Третьяка появилось беспокойство.
– Какой еще свидетель? Мне не докладывали.
– Он появился неожиданно. У него тоже очень важные сведения. И, кстати, я знаю, кто убийца.
Оставив растревоженного Третьяка, Тур сел на свое место. Внешне он был спокоен и старался улыбаться почти так же гаденько, как Третьяк, но это было непросто. Проблема господаря Тура заключалась в том, что он знал, кто душегуб, но у него не было доказательств.
Третьяк прокашлялся.
– Итак, уважаемые жители нашего славного города. Причина, по которой я был вынужден вызвать вас сюда, известна всем. Она печальна, поэтому чем быстрее мы со всем покончим, тем будет лучше для всех. Ворон Булатов сын, Бажена Морозова вдова, Путята Воянов сын, сударыня Ярослава Мирославовна. У вас у всех был мотив и возможность убить Чернаву Воронову жену летом прошлого года. Сегодня я бы хотел услышать вновь о ваших действиях в ночь убийства.
Все замерли в ожидании. Только Путята продолжал кривиться. Дверь снова открылась, впустив еще одного гостя. Тур с облегчением вздохнул ― все-таки пришел. Человек был богато и нарядно одет и высок ростом. Все в нем выдавало путешественника или уроженца чужих мест.
– Проходите, пожалуйста, ― сказал Тур. ― Этой и есть мой свидетель, почтенный Баян. Приехал издалека.
– М-м-м… присядьте пока там.
Третьяк не растерялся и указал на стул, стоящий рядом с Распутой и жрецом. Писари покосились на чужака, меланхолично пожевывая кончики перьев. Что-то в них казалось странным, но Туру некогда было над этим думать. Он тихо скрипнул зубами. Да нет, не может же черноградский дознаватель знать о его замыслах. Сам наверняка что-нибудь задумал, недаром здесь такие «свидетели» восседают и целых два писаря.
Столичный дознаватель внимательно посмотрел на Распуту и жреца Велеса, но пока ничего особенного не заметил.
– Что ж, продолжим, ― сказал Третьяк и потер руки. ― Начнем с вас, уважаемый Ворон.
Писари заскрипели перьями.
Господарь Тур в который раз убедился в бессмысленности нелепого собрания, устроенного Третьяком.
Свидетели долго и нудно, запинаясь, повторяли одно и то же в который раз. Интерес вызывал только Путята, поскольку его алиби годичной давности Тур читал только на бумагах. Но и в болтовне кабатчика ничего нового не обнаружилось.
Что хотел здесь услышать Третьяк? Или он задумал потом перечитать записи и найти в них какие-то нестыковки? Так судя по писарям, умудряющимся во время работы еще и зыркать по сторонам, нестыковкам удивляться и не придется. Слушая мелодичный голос Ярославы, Тур не заметил, как он сменился неспешным басом верховного жреца Велеса.
– … знал я, что ничего хорошего это не сулит. И ежели можно меня обвинить во вмешательстве не в свои дела, так это только из-за нужды великой.
Боги великие, о чем он говорит? Мысли Тура в панике заметались в только недавно так сладко задремавшем мозге. И хуже всего было то, что Третьяк повернулся к нему.
– Господарь Тур, а вы что скажете?
– Кхм… хм-м… ― прокашлялся Тур. ― Думаю…э-э-э… мудрейший жрец прав.
– Что вы тут растекаетесь мысью по древу? ― неожиданно спас Тура Путята. ― Говорите, кто убийца, хватайте его, а остальных отпускайте. У меня, в отличие от некоторых, дел много.
– Вашим делам сидение здесь пойдет на пользу, ― сурово посмотрел на Путяту жрец Велеса. ― Не освободитесь от подозрений, так люди со временем начнут обходить ваши заведения стороной. Или не прав я?
Во внезапно наступившей тишине стало слышно, как Путята со свистом втянул сквозь зубы воздух.
«А ведь недаром он мудрейший, ― подумал Тур. ― Прав он, как никто. Если убийцу не найдут, не только Ворону худо будет, но и всем остальным. Надо решаться».
– Долг обязывает меня просить уважаемого главного дознавателя на время предоставить слово мне и купцу Распуте, ― говорил между тем жрец.
– Я уверен, ваша помощь будет ценной, мудрейший, ― сказал Третьяк.
Тур заметил, что тот снова улыбается. Свалил всю работу на служителя культа и колдуна и теперь радуется. Впрочем, Тур справедливости ради отметил про себя, что и сам без помощи не обошелся. Только вот надо подгадать момент с представлением этой самой помощи. А если так и дальше пойдет, то Третьяк с сообщниками пожнет все лавры.
– У меня, значит, всего один вопрос есть. ― Распута встал с места и обвел глазами собрание. ― Кто из женщин зачаровывал у меня кольцо? Дело давнее, запамятовал я.
Внезапно. Все вздрогнули и посмотрели друг на друга. Мужчины недоуменно, а вот Бажена и Ярослава с явной тревогой.
– Все эти, значит, алиби ничего не стоят, уважаемый главный дознаватель, ― продолжал Распута. ― Потому что душегубу не надо было никуда выходить, чтобы убить. Он использовал заговоренный предмет. Скорее всего, кольцо. Так что ― никто сам не признается?
Тур почувствовал, что собрание не на шутку взволновалось.
– Покажите нам кистень, ― повернулся Распута к Третьяку.
Дознаватель откинул с кучки предметов, лежащих перед ним на столе, полотно. И у Тура возникло подозрение, что перед ним разыгрывается спектакль, который коварный Третьяк с помощью помощников продумал заранее.
Черноградский дознаватель поднял головку кистеня за обрывок цепи и покачал ею.
Путята издал нервный смешок.
– Только не начинайте заново. Я не знаю, кто у меня его украл и когда.
– Но вы хотя бы знаете, что не пользуетесь оружием из золота. Да, да, вот это звено сделано из золота, ― довольно сказал Третьяк. ― Никто бы не додумался.
– Вот оно, значит, колечко-то, ― произнес Распута. ― И душегуб наш, как и оно, находится здесь, в этой комнате. ― И он, прищурившись, посмотрел на каждого подозреваемого.
– Спокойно, спокойно, ― Третьяк умиротворяющим жестом остановил вскочивших людей.
Тур прекрасно понимал почтенное собрание. У него у самого сердце подпрыгнуло и чуть не ушло в пятки. Писари перестали считать мух, поднялись из-за стола и положили на него оружие. Через зловеще скрипнувшую дверь зашли еще двое молодцов и стали у стены.
– Что вы себе позволяете? ― вскинулся Ворон. ― Вы не можете насильно задержать нас здесь. Я подам жалобы на бесчинство и самоуправство!
Путята глянул на него и насмешливо фыркнул. Бажена встала рядом с Вороном, словно хотела спрятаться за него. Ярослава вопросительно посмотрела на жреца Велеса, а потом спокойно опустилась на место и принялась расправлять складки платья.
– Все хорошо, это всего лишь охрана мудрейшего, ― примирительно сказал Третьяк.
Ну, конечно. Недоумение Тура переходило в злость. В черноградском спектакле для столичного дознавателя не нашлось прописанной роли. Ох, и хитер Третьяк оказался, только вид дурашливый на себя напускал! Попробуй, нажалуйся на храмовых воинов. Да еще и слуг самого верховного жреца Велеса. Ворон может хоть до хрипоты теперь отстаивать свои права, никто и ухом не поведет. Мудрейший человек уже не молодой, мало ли, зачем с собой охрану таскает.
– Сударыня боярыня, ― обратился к Ярославе Третьяк. ― Замужество с Вороном и арест Путяты за убийство Чернавы спасали ваше положение. У Ворона вы могли взять стрелу, а у Путяты кистень, и с их помощью погубить соперницу. Ваш титул и могущественный покровитель делали вас почти неуязвимой. Вы достаточно умны, чтобы придумать и осуществить задуманное.
У Тура пересохло в горле. Что он несет? И почему жрец Велеса сидит, словно посох проглотил, и не вмешивается? Только оглаживает свою проклятую бороду и кивает! Как они смеют так нападать на Ярославу? Тур рванулся вперед, но здоровенная рука одного из храмовых «молодцов» удержала его на месте. И сердце господаря Тура Светозаровича из славного рода столбовых столичных дворян наполнила ярость. Она заставила его очень метко и сильно ударить локтем промеж глаз храмового охранника, ужом проскользнуть между столами, настигнуть проклятого Третьяка и двинуть тому в челюсть.
В челюсть Тур не попал, попал в нос, но от этого было не легче.
В тот же миг из его глаз посыпались искры от ответного удара Третьяка, а вокруг началось что-то невообразимое.
Один храмовый воин кинулся разнимать его и Третьяка, вцепившихся друг в друга. Раздался женский вскрик и посыпались ругательства, судя по голосу, купца Распуты. Тур вскользь удивился столь богатому запасу брани у приличного человека. А затем послышались чей-то вопль «давно об этом мечтал!», какая-то возня и удары.
А потом все внезапно стихло, и у Тура застучали зубы. От холода. От жуткого невообразимого и неумолимого холода. Он с трудом оторвал руки от Третьяка и со стоном упал на скамью, пытаясь понять, что происходит. Люди вокруг неуклюже двигались. Тур глубоко вздохнул, рискуя обжечься ледяным воздухом, но понял, что все прошло. В отделении снова было жарко, как и полагается в летний день. О произошедшем напоминали только дохлые замороженные мухи, валяющиеся на полу.