Злата Иволга
Одна птичка начирикала
Черноградский детектив. Затянувшаяся тризна
– Значит, вы говорите, что никакого предварительного сговора не было и все случившееся простое совпадение?
– Ну, не совсем… ― свидетель снова замолчал.
Писарь перестал строчить и поднял голову. В глазах его плескалось любопытство.
– Заговор-то был… вот только… ― свидетель почесал подбородок, ― не тот, о котором вы думаете.
– Это уж я буду решать, тот или не тот. Записывай! ― Последнее относилось к писарю.
– Я хотел жениться. Что здесь такого? Человек моего возраста и положения должен жениться, тем более, когда есть такая партия, ― свидетель неожиданно заговорил скороговоркой, как будто пытался оправдать себя. ― Сами понимаете, соперников у меня была куча, поэтому я и придумал этот план. Я имею некоторые знакомства с уважаемыми людьми и постарался привлечь всех, кого смог достать. Моя ли вина, что какой-то поджигатель выбрал этот же вечер для безобразий всяких? Я, между прочим, тоже пострадавший. Теперь наверняка попаду в долговую яму.
– Если не попадете куда-нибудь похуже, ― прервал его главный дознаватель следственного отделения города Черноград. ― А теперь еще раз, милейший… ― он кинул взгляд в бумаги на столе писаря, ― Лют Ярополков сын, и по порядку. На ком вы хотели жениться, и кто был в заговоре?
– Как на ком? На Снежане, вдове купца Распуты. В дружине градоуправителя много не заработаешь, вот я и решил найти себе жену, желательно состоятельную вдову. Снежана красива, но у нее куча женихов, и некоторые из них знатны. Мой начальник, воевода Радовид Радовидович, обещал поспособствовать. Он всегда хорошо ко мне относился.
Писарь, не отрываясь от работы, неожиданно хихикнул. Главный дознаватель потер крючковатый нос и кашлянул ― образ жизни Снежаны Распутиной вдовы был неизвестен разве что новорожденным котятам черноградских кошек.
– Однако я решил заручился поддержкой еще нескольких человек. И был совершенно уверен в своем успехе, когда пришел в гости.
– Какую именно поддержку должны были оказать ваши… гм… знакомые? И будьте добры их имена.
Писарь застыл с поднятым пером и с выражением ожидания на лице. Даже рот приоткрыл. Свидетель же занервничал и заерзал на месте.
– А зачем имена? Я не понимаю… ― осекся он, когда дознаватель наклонился к нему и впился в его лицо тяжелым взглядом.
– Позволю себе напомнить вам, ― на последнем слове главный дознаватель сделал ударение, ― что сгорели два десятка человек. А вы нет, хотя были там же. Это уже выглядит так себе. Тем более рядом с вашим заявлением об имевшем место заговоре относительно вдовы с… хм… не лучшей репутацией. Мое предыдущее дело о хищении храмовой казны пока не раскрыто. Я могу наступить себе на горло и отказаться от нынешнего, передав его людям посадника, а те ― в столицу княжеским мечникам. А там никто не будет терпеливо ждать, пока вы заговорите. Не любят терять время и сразу вызывают заплечных дел мастера.
– Да что вы! Я же ни в чем не виноват! Да, я выпил и не помню, что произошло. Но разве это преступление?
– Вы всерьез это сейчас сказали?
– Ну, хорошо. Все и так полетело к навьим тварям под хвост, и сидеть мне в долговой яме. Записывайте имена, а после все расскажу, как на духу, все, что помню. А что не помню ― так уж прощайте.
Свидетель горестно вздохнул.
– Воевода Радовид Радовидович добыл мне приглашение на пир. Томила, моя брательница, с мужем, купцом Ковригой Морозовым, помогли найти людей, ссудивших деньги. Я же должен прилично выглядеть. Мои друзья, Житко Летов сын и Усыня Володимиров сын, в случае чего, пообещали взять на себя особо ретивых женихов. И, наконец, боярин Светобор Яроборович с женой. Когда-то я отбил ее от грабителей, и боярин тоже согласился помочь. Все, всех сдал.
В полной тишине бодро скрипело перо довольного писаря.
Дружинник Лют Ярополков сын сидел в кабаке и мрачно пил. И у него были веские причины, чтобы расстаться с последними грошами.
Всего два дня назад он занял внушительную сумму под блестящие перспективы женитьбы, а теперь они растворились в воздухе. Может, было бы лучше, если бы он сгорел в этой проклятой бане, как другие гости? Повеситься что ли пойти? Да жрецы говорят, за это на том свете с камнем на шее мучиться придется.
– Такое не могло произойти со мной, просто не могло, ― повторял Лют, уставившись в кружку.
Житко и Усыня, разделявшие его горе и выпивку, одновременно кивнули.
– Мда… ― протянул Усыня, ― не надо нам было уходить. Кто ж знал-то?
– Что-то ты, дружище Лют, совсем голову повесил. Обратился бы к жрецам Велеса. Они резво справляются с неприятностями, ― посоветовал Житко.
– Ну да. Скажут, как всегда, что у меня все хорошо будет. Когда-нибудь. Знаю я это «все хорошо», денег потребуют пожертвовать, ― пробурчал Лют.
– А почему к тебе дознаватель так привязался? ― спросил Житко.
– Считает, что я вру, наверное.
– А что ты помнишь?
– Что я вышел во двор. Наверное, упал и заснул, а разбудили меня уже хранители порядка. Я решил, что у меня похмельный бред: гостей заперли в бане и подожгли.
Житко прыснул в кружку, и часть браги оказалась на его друзьях.
– Они точно думают на тебя, ― Усыня отодвинул кружку и наклонился к Люту. ― Я слышал, вдова Снежана Распутина тайно принимала каких-то людей, а тут ты со своими именами. Представляешь, что это значит?
– Я знаю только, что в бане нашли двадцать тел, а на вечере было двадцать пять. Вы сидите со мной. Скоро установят остальных выживших. И я клянусь вам, что среди них точно будут те, кого я сдал, с моим-то везением.
– Ага. А если кто-то из них действительно был замешан в чем-то нехорошем, что с тобой будет?
До Люта дошли слова Усыни, и он судорожно сглотнул. Надо срочно идти к лихоимцам и продаваться в рабство. Желательно куда-нибудь на дальнюю границу.
На дворе огромного терема покойной вдовы Снежаны Распутиной печально чернели остатки бани. Лют присел на толстое бревно, достал крынку с квасом и глубоко задумался. Попытка добровольной сдачи провалилась. Добрые люди, ссудившие деньги, все, как один, твердили, что им запрещено пока взыскивать долги с важного свидетеля преступления. «Подождем, пока дело закроют», ― говорили они, потирая руки, и Люту не понравился этот жест.
Главный дознаватель сегодня снова вызывал к себе, чтобы сообщить, что среди его, Люта, семерых «заговорщиков» пятеро ухитрились не попасть в роковую баню.
Усыня и Житко, соскучившись, ушли продолжать праздник в другом месте, а брательница Томила, теперь уже вдова, измучившись головной болью, уехала домой. Особенно не обрадовало, что боярин Светобор с женой Людмилой тоже почему-то покинули Снежану, не сказав никому ни слова. Лют был уверен, что боярин будет очень недоволен, когда в его дом явятся дознаватели и станут расспрашивать.
Жизнь проиграна по всем статьям. Лют сделал большой глоток и вытер губы рукавом. Слуги Снежаны стенали и посыпали голову пеплом, добытым из бани, оплакивая смерть своей хозяйки. Добиться от них внятного рассказа о событиях того вечера было невозможно. Дом и состояние покойной вдовы теперь перейдут к племяннику, который должен был скоро явиться.
Лют изо всех сил стукнул кулаком по бревну ― а ведь все это могло бы быть его! И теперь осталась только одна цель: найти этого поджигателя, который разрушил его планы, чтобы посмотреть, как его, стерву, четвертуют! А там можно и в рабство идти со спокойной совестью.
Прикончив квас, Лют решил навестить брательницу, а заодно по пути купить чего-нибудь покрепче. К дому Томилы он подошел уже повеселев, и был неприятно удивлен, увидев у нее главного дознавателя. Тот казался довольным, даже его гладкая лысина весело блестела.
– А, Лют Ярополков, проходите. Рад, что вы последовали моему совету и не уехали из города. А я тут беседовал с уважаемой Томилой Ковригиной вдовой. И уже собирался уходить.
Томила сидела прямо, вытирая светлым платочком уголки глаз.
– Завтра похороны и тризна, Лют.
– Я приду.
Томила начала тихо всхлипывать. Дознаватель понимающе откланялся, прикрыл лысину шапкой и вышел.
– Что он тебе сказал?
– Ах, эти мечники такие скучные. Приходят тревожить женщину в печали вопросами.
Скучные? У брательницы всегда был странный взгляд на жизнь.
– Ты же знаешь, что это я опознала Ковригу? Это такой ужас! ― Томила закатила глаза и поджала губы. ― Он был весь черный и плохо пах, а пальцы на руках обгорели до костей и скрючились. Даже амулет Велеса почернел. По нему-то я и поняла, что это он, мой дорогой Коврига.
– Подожди, Томила, ― прервал ее излияния Лют, не желая дальше слушать про обгоревшие тела. ― Дознаватель спрашивал тебя, когда ты уехала с вечера?
Рука с платочком замерла на полпути.
– Конечно. А ты разве не помнишь, я же попрощалась с тобой?
– Не помню. Видишь ли, я выпил тогда…
– Ты постоянно пьешь, Лют. Останься Снежана в живых, вряд ли бы она вышла замуж за такого любителя бражки, как ты.
– Почему же ты тогда согласилась мне помочь?
Томила изящно пожала плечами.
– Снежана богата… была. А ты постоянно в долгах. Мой долг старшей родственницы заботиться о тебе. Что теперь собираешься делать?
– Для начала нужно, чтобы дознаватель перестал подозревать меня, ― скрипнул зубами Лют.
– На тризну обещалась поспеть тетка Ковриги, ― задумчиво протянула брательница. ― Она тоже вдова.
– Что? Ей тысяча лет, Томила!
– А тебе ли не все равно? Раз уж Снежаны теперь нет.
– Скажи мне лучше, боярин Светобор с женой уехал раньше тебя?
– Конечно, позже, Лют. Ты меня удивляешь. Я попрощалась с тобой, и ты как раз сказал, что тебя ждет Людмила Сытовна со Снежаной, чтобы устроить танцы. Представляю, как ты там поплясал в таком состоянии.
– Хм… ― Лют попытался ухватить за хвост смутное воспоминание. ― Последнее, что я ясно помню, это двор. Получается, я все-таки вернулся в дом. Скажи, а дознаватель не интересовался, почему ты уехала так рано?
– Лют, ну ты же знаешь, как грубы эти мечники! ― Губы Томилы капризно изогнулись. ― Я рассказала, что у меня разболелась голова, но, видимо, в доме боярина он успел побывать раньше.
– Неужели Светобор тоже в курсе загула своей жены?
– Да что ты! Весь город уже знает! Коврига никогда не умел скрываться. Ах, и теперь я вынуждена хоронить его черный дурно пахнущий труп!
– Значит, получается, что и бояре, и ты ушли с пира из-за шашней Ковриги и Людмилы? ― уточнил Лют, желая прервать брательницу, которая была на пути к тому, чтобы начать поносить покойного мужа на весь терем.
– Получается, что так. Только теперь-то кому какое до этого дело!
– Пусть тебя утешит, что Коврига своей бессовестностью спас тебя от смерти. Да и Светобора с женой тоже.
Томила открыла рот, чтобы разразиться очередными жалобами, но задумалась.
– Дознаватель намекал, что любой из выживших мог сжечь баню. Спрашивал, не слышала ли я, что за люди собирались у Снежаны. Спрашивал так, как будто я могу что-то об этом знать!
– Если кто и знает, то это Светобор, ― сказал Лют и тут же сам себе удивился.
– Он будет завтра на тризне, ― скривилась Томила.
– Постараюсь поговорить с ним.
– Он скорее прикажет отрезать тебе уши и съест их, чем позволит себя расспрашивать. Смотри ― а то окажешься на дне озера с камнем на шее.
Но Люту терять было уже нечего. Если он узнает, действительно ли в доме Снежаны творилось что-то противозаконное, то сможет отвести от себя подозрения.
Поздний вечер застал Люта снова в кабаке. Он успел проспаться и теперь цедил пиво, которое на сей раз оплачивал Житко. Вокруг было много дружинников, и разговоры вертелись вокруг покойного воеводы Радовида Радовидовича и остальных сгоревших.
Лют прислушивался к голосам, стараясь выделить из кучи домыслов крупицы чего-нибудь полезного. К сожалению, версии его сослуживцев оставляли желать лучшего. Размышляли, а не устранил ли кто Радовида, чтобы занять его место. И договорились до того, что воевода поссорился с кем-то из гостей, зарубил его и поджег, чтобы замести следы. А потом и сам бросился в огонь, придя в ужас от того, что натворил.
– Сколько же выпил воевода, чтобы до такого додуматься? ― засмеялся Житко.
Но Лют задумался. Если кто решил совершить убийство и скрыть истинные цели, то сжечь всех не такая уж и плохая идея.
Но чтобы отважиться на подобное, нужна причина. Почему же ему, Люту, пришло на ум, что боярин Светобор должен что-то знать? В голове снова зашевелилось воспоминание. Вроде бы угол стены, к которому он привалился, а за углом этим разговаривает кто-то…
– Житко, ― прервал Лют друга, продолжавшего смеяться над умствованиями дружинников, ― ты не припоминаешь с того вечера ничего странного?
– О воеводе?
– Необязательно. Я многое не помню.
– Усыня говорил, что с твоей вдовой было что-то неладно, что промышляла она делишками странными. Поговаривают, что нехорошими.
– Про воеводу тоже, слышишь, сколько всего поговаривают.
– То воевода, а то она, ― весело подмигнул Житко и, сделав страшные глаза, продолжил. ― Покойный муж ее сколотил состояние на нечестных сделках. А еще вроде был он колдуном и умел делать вещи всякие необычные, лучше жрецов даже. Как-то уехал в очередной раз по делам, да и пропал без вести. Уже позже нашли его останки. Кости, зверьми обглоданные.
Лют решил, что все сегодня сговорились замучить его. Горелые мертвяки, колдуны, кости… Ах, да, завтра похороны и тризна Ковриги.
– Об этом как раз боярыня Людмила Сытовна поминала на вечере, ― улыбнулся Житко.
– Что? ― нахмурился Лют.
– Ты опять перебрал? Я говорю, боярыня рассказывала историю о муже Снежаны.
– А что еще она рассказывала?
– Да все вроде. Твоя же была идея попросить боярина с женой посодействовать с женитьбой. Наверное, боярыня так отпугивала женихов.
– И все женихи, в том числе я, остались у разбитого корыта, ― проворчал Лют, снова чувствуя большое желание бросить все и упиться до смерти, жалея самого себя. Должно быть, это и есть то, что лучше всего получается у него в жизни.
– Не все. Некоторым повезло меньше.
Похороны, а особенно тризна, удались на славу. Все были довольны, кроме покойного Ковриги Морозова, которому было все равно, и жреца Семаргла, проводившего длинную церемонию, выпившего пару бутылок вина и задремавшего прямо за столом. Лют с нетерпением дожидался, когда можно будет поймать боярина Светобора и расспросить его. Как назло, когда боярин встал из-за стола и пошел в дальний конец залы, путь поспешившего за ним Люта преградил знакомый главный дознаватель.
– Куда-то торопитесь?
– Уже нет, ― мрачно сказал Лют, наблюдая, как Светобора берет под локоток кто-то из гостей.
– Я думал послать за вами, однако раз уж так хорошо получилось, мы можем поговорить и здесь.
– Давайте, ― обреченно вздохнул Лют.
– Что вам известно о людях, собиравшихся в доме покойной Снежаны вдовы Распутиной?
– Ничего.
Дознаватель щелчком стряхнул с рукава мелкую букашку и погладил лысину.
– Опять?
– Все равно вы меня подозреваете, молчу я или говорю. А о гостях Снежаны есть только домыслы.
– В моей работе важна любая мелочь.
– Я тут послушал разговоры и подумал, что все люди оказались в бане не случайно, когда их подожгли. А влип во все это по горло только я.
Дознаватель пристально и молча смотрел на Люта.
– Еще я думаю, ― осмелел дружинник, ― что тайны почтенной вдовы могут быть связаны с ее мужем, тем, от которого остались одни кости.
– Не случайно, ― проигнорировал дознаватель последнюю фразу Люта. ― В бане у вдовы Снежаны играли в карты на крупные суммы. Подобное занятие никогда не обходится без займов и связанных с ними неприятностей. Непонятно только, зачем было сжигать сразу столько человек.
– Спросите боярина Светобора, ― ляпнул Лют.
– Зачем? Вам что-то известно? ― быстро покосился на него дознаватель.
– Я почти уверен, что… ― начал Лют, но их разговор прервал запыхавшийся служка.
– Верховный жрец Велеса хочет видеть главного дознавателя! ― провозгласил он среди внезапно наступившей в зале тишины.
– Что? Я занят.
– Вы занимаетесь этим делом? ― раздался рокочущий бас.
Жрец Велеса стоял в дверях с мрачным выражением на лице. Впрочем, как знали все жители славного Чернограда, другого выражения у него отродясь не водилось.
– Каким именно делом? ― осторожно уточнил дознаватель, и Лют ощутил его недовольство. Если вмешиваются служители культов, то надо быть трижды внимательным.
– О вопиющем деянии ― воровстве храмовой казны, ― ответил жрец, и все присутствующие выдохнули. ― Ну, и о последнем убийстве, конечно, ― закончил он, и гости снова замерли в ожидании.
– Ах, милости просим, мудрейший жрец! ― пропела подоспевшая Томила, поправляя покосившийся кокошник. ― К столу, к столу. Отведайте, не побрезгуйте, проводите мужа моего в…
– Вы хотите сказать, мудрейший, что эти два дела связаны? ― не обратив внимания на причитающую хозяйку, еще более осторожно спросил главный дознаватель.
Лют между тем, осененный внезапным воспоминанием, притянул к себе застывшую Томилу и прошептал ей в ухо: «Деньги, они говорили о деньгах! Я вспомнил». Томила непонимающе захлопала ресницами, ее внимание было занято тем, что говорил жрец.
– К моему сожалению, связаны. Столько народу погибло из-за двух нечестивцев.
– Двух? И вы знаете, кто они?
– Один из них известен и вам. Это он.
И длинный палец жреца указал прямо на боярина Светобора.
Тот дернулся, как ужаленный, и уставился на обличителя, а потом перевел взгляд на дознавателя.
– Вы сошли с ума. Я был дома в то время, когда подожгли баню. Я уехал и оставил все в полном порядке. Моя жена может подтвердить.
– Я обвиняю боярина Светобора Яроборовича не в поджоге бани, а в убийстве вдовы Снежаны Распутиной, ― провозгласил жрец. ― У меня есть свидетель.
– А… ― начал было Лют, но быстро передумал. Однако, получилось, сказал слишком громко, и все взоры обратились к нему.
Лют вопрошающе повернулся к главному дознавателю, потом виновато к боярину Светобору. Оба ответили ему ничего не выражающими взглядами, только дознаватель чуть сощурился и сморщил крючковатый нос. И Лют решился.
– Так. Я тоже свидетель.
– Что?! ― боярин Светобор выкатил глаза так, что казалось, они выпадут из глазниц. ― Ты не мог ничего видеть!
– Спокойно, спокойно, ― дознаватель вышел вперед, чтобы быть в центре между жрецом, Лютом и боярином. ― Никаких голословных обвинений не будет. Мудрейший, предоставьте своего свидетеля, а потом скажет свое слово наш, ― он зло посмотрел на Люта.
– Честно слово, я только что вспомнил, ― оправдываясь, залепетал тот.
Этот дознаватель невзлюбил его, Люта, с первого взгляда, как раз тогда, когда он с больной головой пришел давать показания.
– Мой свидетель… вот, ― провозгласил жрец и только сейчас отошел от двери. Из-за его спины показался невысокий пухлый человек в бедной одежде.
– Видел я, значит, как боярин Светобор Яроборович тащил тело от терема до бани, ― сразу заговорил он. ― Тело хозяйки дома.
– Ложь! ― воскликнул обвиняемый и повернулся к жрецу. ― Да кто он такой, чтобы вести обо мне такие речи? Я подам жалобу посаднику и в столицу!
– Поведай и покажи им, кто ты, ― сурово посмотрел жрец Велеса на своего свидетеля.
– Охотно, мудрейший. Дошел я до терема Снежаны в тот вечер, захотел зайти, а караульный, значит, не пустил меня. ― Незнакомец сделал паузу, а кто-то из гостей воскликнул:
– А почему он вас должен был пустить?
Человек оглядел собравшихся и провел ладонью по лицу. К полному изумлению и некоторому страху всех почтенных и не очень гостей, оно словно подернулось дымкой. Через пару мгновений перед ними, добродушно улыбаясь, стоял тот же маленький и пухлый человек, только с совсем другой, более знакомой многим гостям, личиной.
– Колдовство! ― завопила Томила.
– Ты же мертв, ― сорвавшимся голосом просипел боярин Светобор.
– Конечно, ― усмехнулся человек. ― Ну, уж ты-то сплясал от радости, узнав о моей смерти. И был рад до тех пор, пока моя бедняжка жена не предъявила тебе расписочку о долге.
Лют хотел спросить, а чьи же кости тогда обглодали, но остерегся.
Главный дознаватель посмотрел на жреца Велеса.
– Я все правильно понимаю? Это купец Распута Нежданов сын, якобы умерший муж уже покойницы вдовы Снежаны?
Жрец кивнул.
– Он обратился ко мне за помощью в наказании тех, кто попрал законы богов и людей.
– Я требую прекратить этот балаган, ― рявкнул боярин Светобор. ― Я отрицаю все обвинения и немедленно уезжаю. Людмила! ― позвал он жену.
Но та поднесла руку ко рту и со страхом посмотрела на мужа:
– Т-ты же мне сказал, что это твоя к-кровь на кинжале. Что т-ты порезался.
– Молчи, дура! ― сплюнул на пол боярин, и Томила протестующе вскрикнула.
Лют решил, что настал его черед.
– Я слышал разговор между Снежаной и боярином. Я зашел в терем с улицы, но там никого не было. Я собрался уходить, но…э-э-э… почувствовал себя плохо и оперся на стену, чтобы прийти в себя. И тут услышал голоса. Снежана говорила про какую-то долговую расписку, а Светобор Яроборович возражал и отказывался. Не знаю, чем кончилось дело. Я не хотел, чтобы меня заметили, и ушел. Теперь я думаю, что боярин заколол Снежану и спрятал ее тело в предбаннике, чтобы в убийстве обвинили любого из гостей.
– А потом, значит, забрал жену, да и уехал домой. Вроде как чем-то недоволен был, душегуб, ― закончил бывший покойник Распута Нежданов.
В зале стояла тишина, в которой явственно слышались похрапывания жреца Семаргла.
Главный дознаватель прочистил горло.
– Боярин Светобор Яроборович, вы обвиняетесь в убийстве купеческой жены Снежаны Распутиной. Вы можете как дворянин обратиться в столицу в головное следственное отделение и потребовать доследования, а также подать челобитную князю о смягчении приговора. А теперь прошу проследовать в место своего предварительного заключения.
Два дюжих молодца появились из разных углов залы, ловко подхватили онемевшего боярина под руки и потащили к выходу. Двое других, с извинениями, мягко, но настойчиво стали выводить из залы гостей.
Вскоре не осталось никого, кроме верховного жреца Велеса, Распуты Нежданова, дознавателя, Люта, его брательницы, горько плачущей Людмилы Сытовны и жреца Семаргла, которого решили не будить.
– Хорошо работаете, ― сказал жрец Велеса.
– Хотелось бы услышать продолжение. Ведь мудрейший говорил о двух нечестивцах, ― отозвался дознаватель. ― И, если можно, воздержитесь от колдовства.
– Пусть он говорит, ― жрец указал на воскресшего купца.
– Позвольте, ― вмешалась Томила, которая поддерживала всхлипывавшую Людмилу Сытовну. ― На правах хозяйки тризны, ― при этих словах Лют хмыкнул, ― которую превратили в судилище, я прошу позволения увести боярыню в комнаты. Ей надо оправиться от потрясения. Не каждый день, знаете ли, меняют лица и хватают мужей за убийство.
– Только не покидайте дом, ― кивнул дознаватель.
– Хорошо, что бедная женщина ушла, ― сочувственно проговорил Распута Нежданов. ― Тяжко бы ей слушать было.
– Это Томила-то бедная? ― изумился Лют. ― И разве не боярин баню поджег?
– Светобор-то Яроборович убийца, нет в этом сомнений. Хотя лучше я все по порядку расскажу, раз уж мудрейший согласен. Заговор мы раскрыли, причем подлейший.
Дознаватель поморщился, но промолчал. Лют подумал, что тот не слишком доволен тем, что не он лично раскрыл дело. Предположим, с убийством, совершенным боярином, он и так справился бы с помощью своего свидетеля, то есть Люта. Но с храмовой казной не преуспел.
– Был у меня напарник, с которым я, значит, часто вместе дела вел, ― продолжал между тем Распута Нежданов с присущей ему доброжелательностью, обращаясь ко всем слушателям. ― И вроде не замечал я, что нечист-то он на руку, пока не предложил он мое умение, значит, в торговле применять. Отказал я ему, дурное это деяние. Он вроде не возражал. Потом я приметил, что он, значит, денег стал у меня в долг просить. Говорит, мол, дела у меня плохо идут. Я удивился, но не отказал, хотя у меня и у других купцов все вроде нормально было. А тут предложил он мне выгодное совместное дело: обещал, что часть его прибыли в оплату долга пойдет. Послушал я его, повез товар указанным путем, а на меня разбойники напали и продали в рабство за границу. На этого прохиндея я, признаться, не думал, пока не сбежал. А вернулся на родину и узнал, что тут, значит, в мое отсутствие творилось.
Распута Нежданов замолчал и посмотрел на жреца Велеса.
– Подождите, ― вмешался дознаватель. ― Назовите имя.
– А я разве не сказал? ― растерянно заморгал купец. ― Коврига, значит, Морозов сын это. Кого хоронили сегодня.
– Вы обвиняете покойного в нападении, которое было совершено на вас два года назад? ― продолжал главный дознаватель.
– Не в нападении дело, ― нахмурился жрец. ― А в том, что купец Коврига похитил золото, богам назначенное, чтобы пустить его на цели свои гнусные. И поджег баню, сгубив многие жизни. Правда требует вернуть золото в храм и покарать злодея.
– А как? Он же умер, ― брякнул Лют и испуганно закрыл рот ладонью, когда жрец повернулся к нему.
– Кто угодно, только не он, ― снова вступил Распута Нежданов. ― Вернувшись в Черноград, я пошел домой. Я уже говорил, что караульный не пустил меня. Он был не из нашей челяди. Пришлось мне лезть через забор, а это нелегко. И тут понеслось… Я, значит, запыхавшийся, попадаю на двор и вижу, как Светобор Яроборович волочет мою убитую жену к бане. Я, правду сказать, не боец и не решаюсь на него наброситься. И переполох поднимать смысла нет, поскольку на воротах чужие люди стоят. Крадусь я обратно к забору, и у амбара спотыкаюсь о спящего. Слава богам, он не просыпается и от него, значит, брагой за версту несет. Тут у меня коленки подкашиваются. Доползаю я кое-как до сеновала и там прячусь. Сижу, думаю, что же это такое у меня в доме творится. А тут, значит, сполохи затанцевали, я высовываюсь, а там баня наша уже вовсю горит. Народ бегает, тушит, да только без пользы. Тут я гляжу ― а из терема выбегает кто-то. Присматриваюсь ― Коврига это, с каким-то ящиком в руках. Думаю, догнать что ли, а потом решаю, что да леший с ним, самому бы уцелеть. Ну, я чары на личину кладу и иду в ночлежную при храме Велеса, чтобы не столкнуться с хранителями порядка.
– И вы промолчали, ― процедил сквозь зубы дознаватель.
Распута виновато улыбнулся.
– Не хотелось мне ни с кем разговаривать. Тяжело на сердце было. А с утра, значит, я и узнал, что Коврига вроде как в бане сгорел. Только ведь видел я, что не сгорел он вовсе. Думал я, значит, думал, вспомнил про долги и ящик и решил пойти к верховному жрецу Велеса.
– Все пропало! ― женский вопль прервал рассказ купца.
В дверях стояла Томила, трагично воздев к потолку сжатые в кулаки руки.
– Ты слышала? ― спросил Лют, подходя к брательнице.
– Деньги! Все пусто… Все! Их нет! О боги, ― Томила упала на руки Люта и разрыдалась. ― Я разорена! Мы пойдем в рабство вместе!
– Сестричка, успокойся. Наверняка они у Ковриги, ― начал Лют.
– Что? Но его пепел уже в курган засыпали.
Лют, торопливо, сбиваясь, пересказал родственнице, что она пропустила.
– Как? И кого же я хоронила сегодня? ― Томила выпрямилась и осмотрелась.
– Видимо, того, кому ваш муж отдал амулет, по которому и опознали тело, ― ответил дознаватель. ― Сдается мне, что это был тот самый «чужой караульный», который не пустил Распуту Нежданова во двор.
– Каков гад! ― воскликнула Томила, сверкая глазами. ― Мало того, что разорил и опозорил меня, так еще и позволил выглядеть дурой на тризне! А я-то считала, что замужем за богатым и приличным человеком. Чтоб он сдох!
– Томила, успокойся, ― Лют попытался взять ее за плечо, но брательница была вне себя от ярости и отмахнулась от него.
– Что еще натворил этот мерзавец? Зачем ему нужны были все эти деньги?
– Сначала, чтобы расторгнуть брак, а потом, чтобы убить свою жену, ― веско произнес жрец Велеса.
– Вот как! ― задохнулась Томила. ― Я потратила на него лучшие годы, а он захотел избавиться от меня?..
– Да нет. У него была другая жена, ― тихо сказал Распута.
Томила всплеснула руками, застонала и снова упала Люту на руки.
– Помогите, ее сейчас хватит удар! Воды! ― завопил он, хлопая ее по щекам.
Дознаватель растерянно заметался вдоль стола, пытаясь найти воду среди бесчисленных бутылок с выпивкой. Распута несколько бестолково вертел головой, а жрец Велеса хранил суровое спокойствие.
– Прекрати, Лют, ― Томила приподняла голову и гневно посмотрела на него. ― Я покинутая оскорбленная женщина, меня надо жалеть, а не лупить изо всех сил.
– Но я…
Томила встала на ноги, выхватила у дознавателя чашу найденной воды и уселась на скамью у стола.
– Закон обязан защитить меня от долговой ямы. Я жертва чудовищного обмана. ― Она трагично всхлипнула. ― Я хочу услышать все, не щадите меня.
– Откуда вы все это знаете? ― вмешался дознаватель.
– Вчера скончалась вдова Зима Всеволодова, приходившаяся теткой Ковриге Морозову, ― бесстрастно сказал жрец. ― Перед смертью она покаялась. В то время как Распута Нежданов просил меня о помощи, пришли от жрецов Семаргла с новостями, которые подвигли меня погрузиться в мирскую суету и распутать змеиный клубок гадостных деяний. Вот, ― он достал из-за ворота своего длиннополого одеяния лист пергамента и передал его дознавателю, ― имею доказательство.
– Что там? ― вытянула шею Томила.
– Свидетельство о женитьбе.
– О, боги. ― Томила уронила голову на руки.
– Значит, этот негодяй хотел купить себе развод, а когда это не удалось, решил избавиться от жены? ― воскликнул Лют. ― Получается, те люди в бане были…
– Все, кто или просто знал его тайну, или угрожал ему. Молчание стоит дорого, ― продолжил служитель Велеса. ― А также те, кому он был должен. Среди них и жрец Сварога, который совершил богомерзкий обряд с Томилой Мудрославиной дочерью, польстившись на злато. Злодей постарался собрать всех вместе, пообещав каждому свое.
– Так мой начальник случайно попал? Коврига не разбирал, кого жег?
– Если в доме воеводы не обнаружится долговая расписка, ― задумчиво пробормотал главный дознаватель. ― В этом деле меня уже ничего не удивит, ― и он снова кашлянул. ― Как я понимаю, Коврига знал, что в бане играли в карты. Каждый мог поджечь ее из мести за крупный проигрыш. Коврига хотел разыграть свою смерть и скрыться с деньгами из храма, которые и были в том ящике. Нам осталось выяснить, удалось ли ему это.
– Не могу поверить, что жена занималась картами, ― пробормотал Распута.
– Мой муж чудовище. Я требую, чтобы нас развели перед богами. Все равно я уже разорена, ― объявила Томила.
– Женитьба была недействительна. Считайте себя девицей, Томила, ― произнес жрец Велеса. ― Что же до денег…
Скрипнула дверь и в комнату робко протиснулся послушник в коричневой хламиде. Он что-то прошептал на ухо верховному жрецу Велеса и бесшумно удалился. Мудрейший неспешно огладил длинную бороду и прищурился.
