Юрий Вячеславович Скрипченко
Братья и сестры в реестре
Золотой билет
Ушастый не обращал никакого внимания ни на девушку в приталенном пальто, которая копошилась в отравленном гипе, ни на группу захвата, что загружала в три казённых фургона десятки взятых планетариев. От колонн ДК до Ушастого было метров двадцать.
На мерзкий колючий снег, соткавшийся в промозглом воздухе, Ушастый тоже никак не реагировал.
Он уставился в мобильник. Щит-маска озарялась синим светом. Он ждал, холодея от страха, что не дождётся.
Раздался звук фанфар, отчего омоновец, следящий за погрузкой планетариев, отвлёкся и посмотрел в сторону Ушастого.
Тот задрожал: вот оно! Наконец-то. Сколько лет я к этому шёл!
Залез рукой в карман плаща и извлёк пластиковую карточку размером с бумажник. Рука ходила ходуном, поэтому ничего удивительного, что карточку он тут же выронил. Склонился, хватая её с тротуара и тут же выронил телефон.
Ушастый чертыхнулся фальцетом и наконец-то смог подобрать оба компонента своей победы.
«300 фанаций! 300 фанаций! 300 фанаций» – заходился в цветовых конвульсиях экран мобильника.
«Поздравляю, зайка!» – переливалось на экране смартфона. – «Ты в дамках. Спасибо за службу. Заслужил. Навсегда твоя, Элиса».
На карточке с логотипом «Культлото» на жёлтом фоне был изображён очкастый мужик, разбрасывающий банкноты. Справа располагался экранчик на жидких чернилах. А в центре – значок дактилоскопического узора.
Ушастый ткнул в него пальцем. На экранчике появилась надпись: «Билет активирован». Она сменилась следующей: «Сумма выигрыша». А под ней начали крутиться, как на одометре или бытовом счётчике, произвольные циферки.
Они то замедлялись, то ускорялись.
Ушастый начал хрипеть.
Наконец циферки остановились, и человек в чёрном кожаном плаще не то что хрипеть – как дышать забыл.
– Триста миллионов! Триста миллионов! Триста миллионов!
Всё верно – в квадратиках билета выстроились цифры – «300 000 000 многорублей».
– Эй, парень! Здесь нельзя стоять. Идёт операция. Топай по своим делам, не задерживайся.
Ушастый поднял голову. Его лицо за щит-маской освещалось синим огнем мобильника. Обезьяньи уши пламенели от холода. К нему приближался боец, который до этого следил за погрузкой планетоидов в фургоны.
Внезапно лицо бойца застыло в узнавании:
– Стой! Ну-ка сюда. Быстро ко мне, доходяга!
– Нет-нет-нет-нет-нет, – заскулил Ушастый. По-крысиному осмотрелся и прыснул в сторону торгово-развлекательного центра. Сзади топотал тяжело оснащённый боец группы захвата.
Навстречу показалась парочка патрульно-постовых, которые двигались расслабленно. Один через трубочку и специальный разъём в щит-маске посасывал кофе в бумажном стаканчике.
– Стой, мудила! – орал боец-спецназовец. Ушастый улепетывал прямо на ППС-ников.
Те, стоит отдать им должное, быстро вкурили диспозицию и бросились прямо на планетария, который сорвал свой джек-пот как-то совсем уж не вовремя.
В этот момент справа, с газона, исчезла Елена и остался лежать Олег, сотрясаемый мелкими судорогами, но на эту странность никто не обратил внимания. Пока что.
Ушастый тормознул с юзом, заметался и, вариантов-то других нет, метнулся прямо через широченный проспект – на противоположную сторону. Патрульный (чёрт с ним, с уставом, спецуре помогаем) швырнул в него «демократизатором», попал, и увесистая дубинка приложила беглеца по горбу.
Ушастый, который всё ещё сжимал в руках счастливый билет и мобильник, споткнулся. Потерял темп. Внимание – тоже.
Раздался сигнал клаксона и истошный визг тормозов, а в материальном мире это выразилось в том, что тяжелый грязный грузомобиль с хрустом сшиб дурака. Да так, что тот пролетел вперёд метров тридцать и застыл на уже мокром асфальте изломанным силуэтом.
Поднимая колёсами мелкодисперсную водяную пыль, грузовик-гигант, за секунду преодолел эти метры и остановился.
Одним колесом – на шее Ушастого, который уже не был никаким Ушастым, а сделался мешком костей, лопнувшим мешком, а голова его приподнялась и словно поцеловала грязную шину – чтобы через секунду откинуться назад. И на лице среди грязи остались заметными только выпученные глаза, налитые кровью.
Словно бывший Ушастый до смерти удивился.
Снова визг тормозов – и в зад замершего грузомобиля ввинтилась легковушка.
Боец и патрульно-постовые остановились. На лице первого читалась досада, а уличные менты откровенно струхнули.
Один ботинок Ушастого каким-то чудом приземлился на подножку грузомобиля. Второй – усвистал на крышу тента.
Мобильник хрустнул под колёсами на соседней полосе.
Счастливый билет порхнул на тротуар, где и остался лежать, семафоря миру о неслыханной удаче и безобразном невезении.
Вот такие банальные у многих из нас заветные мечты.
***
Запыхавшаяся Елена Гутенберг, одетая уже почему-то в лабораторный халат и с медицинской сумкой на плече стояла открыв рот.
Девушка смотрела на газон, на то самое место, где буквально только что, буквально вечность назад, умирал Олег Каспер, он же Наговицын, он же Прыгун – по Элисиной классификации.
Сейчас его там не было.
Она стояла прямо на счастливом билете – стоимостью триста миллионов рублей и две человеческие жизни.
Девушку согнуло пополам и её вырвало. При этом она захлёбывалась, кашляла и истерически хохотала. То ли от передоза «негрустина», то ли просто в истерике.
Глава 18. Две смерти и клешня
Почему молчит Порфирий
Воронежполис-2049, середина октября
Тина Романова спешила, потому что две недели – срок, конечно, значительный, но слишком уж много надо было успеть до часа икс. Умелая сенсация прогремела как нужно: люди роптали, что лучший магистр уходит с поста. Безобразие! Что теперь будет с полисом?
Такого уровня народной поддержки, как у Романовой, не было у всех магистров вместе взятых. Когда-то их это вполне устраивало – вот же готовый стрелочник, Че Гевара, на которого в случае глобальных проблем можно свалить всю вину! Идеальный вариант. И вот как всё повернулось-то!
Почти уже бывшая магистресса носилась с клубных собраний на тайные встречи и наоборот по десятку раз на дню. Была и в типомедиаграфиях, и в редакциях, консультировала координаторов и хакеров. Всюду за ней следовал Гримёр – то в облике старичка-редактора, то в виде джентльмена с электрособачкой, то вылитый младший хакер на тайной квартире, то зрелая дама-активистка. Гример нервничал – оригиналы тех, кого он мастерски копировал, приходилось утилизировать, а их число всё росло и росло: «Не маньяк же я какой! Слепому видно, что сука готовит переворот, зачем тянет резину старый пердун Порфирий? Эх, жаль, я не успел довести до финала одну хитрую комбинацию. Не подставил гада. Не сковырнул мерзкого старика».
А Порфирий не предпринимал ровным счетом ничего, разве что в своём кабинете-сейфе втыкал в старомодную пробковую доску всё новые фото, всё новые жёлтые стикеры, испещрённые птичьим стариковскими каракулями, да натягивал всё новые ниточки взаимосвязей. Визуализировал для себя паучью сеть, сплетённую Романовой.
Иногда он выключал верхний свет и устало сидел за столом, закрыв глаза. Отсветы и блики от огромного подсвеченного аквариума бродили по его старому пятнистому лицу. Они будто гладили его, утешали: остановись, глупый. Не лезь во всё это. Уйти на покой. Отдохни. Поплавай с нами.
Романова носилась взъерошенной птицей, практически не спала и не ела. Она похудела и обзавелась тёмными кругами под глазами, но шаг за шагом воплощала свой разветвлённый план – подготовить город, высушить его и залить горючей смесью. Так, чтобы хватило крохотного огонька, одной пламенной речи, чтобы хворост вспыхнул ярким пламенем.
Но Первая леди сомневалась, нет, не в успехе предприятия, тут она была практически уверена. Её вдруг начали одолевать сомнения в том, принесёт ли её стратегия благо полису. Или приведёт его к катастрофе?
Полномочный представитель будущего, то есть Елена Гутенберг, охотно указывала на потенциальные ошибки в текущем управлении, но раскрывать детали грядущего отказывалась наотрез. Со своей стороны, Тина Романова не собиралась раскрывать ей в деталях собственные планы. Потому что «гостью из будущего» уважала за ум, хватку и профессионализм, но совершенно ей не доверяла. Но убеждать та умела, не отнять. При этой мысли у Тины теплело внизу живота.
Чтобы развеять сомнения, Первой леди нужно было прийти на поклон к старому особисту. К Порфирию. Тине ужасно этого не хотелось. Она ненавидела быть кому-то обязанной. А уж тем более – мерзкому магистру охраны Покрова. Но иного выхода не было. Тине надо было узнать, к чему приведёт её предприятие в случае успеха.
Порфирий бездействовал.
Гримёр роптал. Умильный Коротышка недооценивал, какого бультерьера сам же и вырастил из милой сыскной собачки.
***
Тина подсуетилась, успела за две недели до увольнения, и теперь её лицо сурово смотрело с многочисленных голобордов, рамок и медиаграмм.
Через три недели, шестого ноября 2049 года, пройдёт единый день голосования – полис будет выбирать и магистров (включая милли- и микромагистров), и партии в законодательное собрание.
Какие? Да масса их.
«Партия одного клика», которую в народе цинично так и прозвали – «клика».
«Партия челленджей и лайфхаков», сокращённо – «партия Че» (или «Партия Чё», тут всякий изгалялся как хотел).
Были не обделены своими представительствами ни пенсионеры, ни студенты, ни даже беременные женщины. Каждой из этих категорий полагалась своя партия.
В гонке также участвовали спешно зарегистрированные партия «только для мужчин» и партия «строго для женщин». Какое-то название для ватерклозета, а не для серьезного политического объединения!
Была даже партия зоозащитников «Меньшие братья».
Не остались в стороне и мастодонты политики – КПРК, ЛДПРК и «Единая Гардарика85».
В логотипах партии-однодневки почему-то тяготели к легкомысленным жёлтым и зелёным тонам. А объединения серьёзные, осанистые, веские – непременно обыгрывали державные цвета триколора.
Все это пёстрое разнообразие валилось на несчастных полисчан из каждой уличной голорамки и каждого головизора, проглядывало из каждой медиаграммы.
Голосуй! Голосуй! Голосуй!
Словом, царило обычное предвыборное безумие. А по-русски – бардак.
Умри, Мурьета
Воронежполис-2049, 8 октября
Необходимость все дни проводить в одиночной камере не свела Олега Каспера с ума только потому, что ему было что вспомнить.
А ночами он был свободен как птица: проводил время с Гутенберг в заливе добрых старух или, когда не заставал её на месте, мотался по разным времестам уже в одиночку – посмотреть, как живут люди в разных городах и странах.
Благо, запас «негрустина» – почти полсотни таблеток, которые он стырил в убежище Елены, позволял. Капсулы он использовал в крайнем случае, когда нужно было сбежать из очередного времеста обратно в камеру, а вот отправляться на «ночные прогулки» предпочитал естественным путём, погрузившись в ночной сон на уже привычных нарах, которые окрестил «стартовым столом».
Так прошли три недели.
Кажется.
За решёткой дни слипаются в ком.
Однажды днём, в 12:39 раздался медный скрип дверной ручки. Олег встал с топчана и выглянул в зарешеченное окошко. Открылась дальняя дверь помещения с тюремными камерами. Вошёл коротышка в компании двух амбалов в форме и Алевтины, которая сама напросилась. Её присутствие Порфирия совсем не радовало. Но и запретить он не мог – сучка все ещё была главным магистром, хоть и считала последние дни до увольнения.
Росгвардейцы почему-то тяжело дышали. Коротышка приблизился к камере и уставил на Олега долгий взгляд. А к тому вдруг пришла сестра, точнее далёкое воспоминание в синих тонах.
Вот она просочилась в его комнату и секретно перечеркнула олеговы губы жестом молчания:
– Ко мне подкатывает некий юноша, близбрат. Мальчик из хорошей семьи. Перспективный.
– Что он тогда в тебе нашёл?
Оба рассмеялись.
– Он тебе нравится?
– Очень. Я при виде его прямо теку. Но меня смущает, что он слишком правильный. Не накладывается как-то его проекция на мою. В дальней перспективе.
– Так сорви с него цветы удовольствий. А потом, когда вашим дорогам придёт время разойтись, дай им это сделать.
Алина рассмеялась:
– Подал голос мой маленький циник.
Он поцеловал сестру и обнял её. Напряжение по эмоциональной шкале поднялось к красный сектор.
– А если я влюблюсь?
– Тогда расстаться будет сложнее.
Она ударила его сердитой ладошкой по губам. А он рассмеялся.
– Олег Анатольевич, – прозвучало извне, и гип не сразу сообразил, что обращаются к нему.
– Наговицын-Каспер, приём!
Перед ним стоял Коротышка в сопровождении двух сине-белых амбалов и той вредной тетки из Магистрата, которая его судила.
– Да?
– Пришло время послужить государству, – напыщенно молвил Коротышка.
– Иди нахер, – привычно отозвался Каспер.
– Вот как с такими работать? – спросил Тину Порфирий.
– А вот так, – ответила она. Лицо у неё было серым, как будто магистрессу не раз за этот день тошнило. – Мальчики, зажмите ушки. Порфирий, ты тоже, хорошо?
Тот демонстративно зажал уши, но Тина ни на секунду не поверила, что особист не слышит разговор – тем или иным способом.
– Дело в том, что некий Мурьета, ты его не знаешь, замыслил кое-что недоброе. Плохое. Это может навредить тысячам жителей Воронежа.
Она сознательно употребила устаревший топоним. Чтобы привлечь меня как соучастника, догадался Олег. А ещё разговаривает как с ребёнком – чуть ли не сюсюкает.
– И нам просто необходимо узнать его планы. Они могут быть опасны для многих невинных горожан.
Коротышка, который старательно зажимал уши, кивнул: да, очень важно узнать.
– Мне нужно узнать о его планах, – спросил Олег, – Это всё?
– Да, – сказала вдруг покрасневшая Алевтина.
– Хорошо.
– Вы объяснились? – спросил Коротышка.
– Да.
– Тогда, госпожа Первая леди, не смею задерживать. Вы ещё пару часов назад говорили, что вымотаны до предела.
– Да, это так. Поеду домой.
– Я вызову служебную машину.
– Спасибо. Но лучше такси. И я сама справлюсь
Алевтина после вызова «и-GO-GO» три минуты ждала мобиль, а потом отбежала сделать срочный звонок, но Олег почему-то был уверен, что проблеваться.
Потом он увидел в окно, как женщина села в такси, зажав рукой рот, а потом что-то кричала недовольному водителю, который, видимо, не знал, с кем имеет дело. Мобиль оставил на асфальте чёрные следы шин и рванулся прочь.
– А теперь поговорим серьёзно, – молвил Порфирий. Бойцы напряглись. Коротышка изобразил «брейк». Гвардейцы расслабились.
– Я слушаю. Полагаю, выбора у меня нет.
– Магистр сказала всё верно. За исключением одного нюанса. Мурьету нужно устранить.
– Вы считаете меня убийцей? Серьёзно?
– И да, и нет. Полагаю, вы один не справитесь. Не тот у вас, извините, масштаб. Хотя… почему-то уверен – лишать человека жизни вам приходилось.
Он знает про Волконского? Тогда почему я до сих пор не арестован – почти двадцать лет прошло?
– Ежилец! На выход из соседней камеры! – приказал Коротышка. В смежном «зиндане», пустом по причине дефицита преступников, кто-то завозился, и вселенная явила не свет знакомого говночиста-программиста – Виктора Ежилеца. Он опять не совладал со своим любопытством.
– Какого чёрта ты все время подслушиваешь?
– Так это моя работа, разве нет?
– Твоя работа шпионить за мной? Уверен?
Ежилец втянул голову в плечи. Старику совершенно незачем было знать, что всё так и есть.
– Ладно, раз уж ты тут случайно оказался рядом, вот тебе задание. Вместе с гипом Олегом Наговицыным, думаю, вы уже знакомы…
– Ещё как знакомы, – оскалился Каспер и Ежилец снова напрягся.
– Вместе с гипом Олегом Наговицыным, – повысил голос особист, – Переместиться на атомную станцию Хосе Мурьеты, и там его устранить.
– В смысле… Устранить? А кто устранять будет – он?
Виктор покосился на Каспера, который стоял, взявшись за решётку тюремной двери.
– Ты. Помнится, кто-то давно намекал, что не отказался бы от протекции по поводу дома в Верхнем городе. Это решаемо. Ордер можно провести и по нашему ведомству.
Ежилец сглотнул. Видимо, не очень доверял собственным силам. Кто он, а кто Мурьета! Опять же всё слишком переплелось. Не вполне уже ясно, кто из коротышки и мексиканца – больший босс. С другой стороны, очень хочется пробиться в элиту – в Верхний город. А с третьей – не очень-то и приятно каждое утро наблюдать в зеркале собственные прозрачные кишки – а Дрёма не шутит, и впереди маячит как минимум ещё один переход:
– Но… Почему бы не проникнуть к мексиканцу более традиционным способом? А уже там…
– Как? Зарядить тобой катапульту? Давно понятно – постороннему на станцию больше никак не попасть. Мурьета слишком бдительный.
– А меня уже совсем никто в расчет не берёт? – поинтересовался Олег.
– Ещё как беру. В качестве транспортного средства. Вы верно сказали – деваться вам всё равно некуда. К тому же, как раз гип почти ничем не рискует, – старик принялся зажимать пальцы, – Переместить. Постоять в сторонке. Вернуться.
– Но могу умереть я! – возмутился Ежилец.
– Жизнь вообще опасная штука, – подмигнул Олег.
– Риск минимальный, – подытожил старик, – При первом переходе гибнут крайне редко.
Олег посмотрел на программиста-говночиста и поймал ответный взгляд человека, разрываемого страстями. Она оба прекрасно знали, что для Ежилеца это будет отнюдь не первый переход. Третий.
– Меня одно интересует, – сказал после паузы Олег, – Я тут уже три недели здесь маринуюсь. Почему только сейчас?
– Потому что именно сегодня наступил оптимальный для устранения момент, – ответил Порфирий. – К тому же, что бы вы мне ответили на такую просьбу сразу же после заточения?
– Иди на хер.
– Вот. А так я дал вам время прочувствовать на своей шкуре, что такое жизнь полугипа. Полузаключённого. Понравилось вам в этой импровизированной продлёнке?
– Неимоверно.
– То-то же. Короче, хватит болтать. Все готовы? Тогда поехали. Тут недалеко.
Их посадили в бронированный «Тигр» и после недолгого ожидания у Юго-западного шлюза машина покатилась по заросшим зеленью предместьям. Интерьер большой машины навевал корабельные ассоциации. Прямо не салон, а каюта. В щит-маске и старом пахнущем пылью биокостюме Олег смотрел в окошко и невольно слушал Порфирия.
– Координаты перемещения такие, – Коротышка назвал точные время и место. – Вот, кстати, обратите внимание – бывшая окружная Воронежполиса. Там, справа, когда-то располагалось областное ГИБДД и рынки. Если проследовать по этой дороге дальше, можно доехать до бывшего авторынка.
Повинуясь жесту Коротышки, мехвод развернул «Тигр» через двойную сплошную и покатил обратно. Броневик выехал в отворот трассы, поднимающийся наверх, потом через перекресток повернул направо. Олег щурился в подслеповатое окошко.
«Бог ты мой! Тут из асфальта растёт трава» – подумал Олег. Почему-то из этого банального наблюдения родилось твёрдое осознание, что мир уже никогда не станет прежним. Привычным.
Это ведь и мой мир тоже. Просто немного запоздалый.
Глаза болели от ярких красок – зелени и золота. Ему показалось, или он расслышал вопли чаек? «Тигр» спугнул стайку птиц.
Олегу привиделось, или они были не пернатыми, а в чешуе? Кусты из ржавого автомобильного остова, который когда-то умер на обочине, объедал некий зверь. На рокот дизеля он поднял голову и посмотрел на проезжающий мимо броневик. Это был пятнистый олень. Только на морде у него было три глаза. А из пасти торчали изогнутые жёлтые клыки.
– Если бы мы не повернули, то доехали бы до тупика. Там, где окружная упирается в тупик за БСМП86. – Но поскольку мы повернули, то вот сейчас почти доехали до моего любимого места. Когда-то здесь располагался магазин «Мелодия». Эх, молодые деньки. Очереди. Беседы о музыке…Ночные подработки ради новой пластинки.
Коротышка трогательно вздохнул. Крохотная слезинка собралась покинуть правый глаз, но передумала.
– Зачем вы мне это показываете? – поинтересовался Олег, и Ежилец тоже вопросительно уставился на Коротышку.
– Я знаю про психологические выверты гипов, – ответил Коротышка, – «Не своё время» и прочая ерунда. Хочу, чтобы вы почувствовали наше время. Все потери, которые нам пришлось пережить. Это не в очереди за пластинкой пару часов постоять. Мы потеряли девять десятых города. И такие подонки, как Мурьета, откусывают от несчастного полиса, от сферы нашего влияния, всё новые и новые куски.
– Ох уж эти вечные особистские обработки. Интересно, а утренний омлет вы так же обрабатываете перед тем, как съесть?
– Откуда?.. – закашлялся Коротышка. Олег снова отметил, какой он старый. Плешивый, седой, морщинистый, весь в пигментных пятнах. Как смятая в комок газета.
– Подсмотрел! – веско сказал Олег.
Обозлённый коротышка практически сразу же прекратил экскурсию, махнув рукой пожилому водителю. Тот был камуфлирован с ног до головы и был похож на кучу компоста, в вершину который кто-то воткнул крупный корнеплод. «Вырастили репку» – некстати подумал Олег.
Внутри броневика царил полумрак и пахло нестиранными носками. Водитель ритмично покачивал головой-корнеплодом – будто в ритм напеваемой про себя песенки. Или пребывал в кататонии.
Олег еще больше напрягся.
Водитель развернул машину обратно к городскому шлюзу. Стена перечёркивала проспект сразу же за химзаводом и КБХА. Кольцо с самолётом в состав полиса уже не входили. По растрескавшемуся асфальту ощутимо потряхивало.
Текучее лицо Ежилеца перечеркнула вертикальная морщина: он словно решался на что-то серьёзное. Оператор низовых коммунальных систем, наконец, извлёк из-за пазухи голосекретарь и, время от времени косясь на Порфирия, начал что-то лихорадочно записывать.
– Ты чего это там? – подозрительно посмотрел на него старый особист.
– Пишу родным, что на несколько дней буду вне зоны доступа, чего же ещё?
Водитель-корнеплод продолжал напевать свою беззвучную жуткую песенку. Закончив, Ежилец спрятал голосекретарь обратно.
– Виктор, – позвал Порфирий.
Тот очнулся от невесёлых раздумий.
– Возьмёшь это.
Коротышка, кряхтя, принялся копаться в деревянном ящике между сиденьями. Достал нож, больше похожий на тесак и протянул Ежилецу. Тот взял клинок, посмотрел в своё отражение на полированной стали и засунул оружие за пояс.
Коротышка извлёк из таблетницы две капсулы какого-то нездорового серо-зелёного оттенка.
– Это «негрустин», – услышал Олег, который, естественно, про собственный запас ни словом не обмолвился, – Примите капсулу. Где-то через минуту вас вырубит.
Тот положил шершавую горчащую капсулу на язык и проглотил насухую.
Воды Порфирий не предложил.
– А теперь возьмите за руку вот этого гражданина. Да покрепче, – Коротышка кивнул на Ежилеца. Олег ещё никогда и никого не переносил в свои осознания, хоть и видел, как это происходит и что для этого нужно делать. Но на всякий случай удивлённо покосился на коротышку – дескать, а зачем за руки-то?
– Четвёртый закон Дрёмы. Гипнопроходец переносится вместе с той живой или мертвой материей, к которой прикасаются голые участки его тела.
Олег кивнул и до хруста сжал руку Ежилеца. Тот пискнул. Сознание куда-то поплыло. Олег только успел подумать, что хорошо бы и Коротышку с собой захватить, может, его при виде Мурьеты кондратий хватит.
Но особист словно мысли его прочитал и вовремя отпрянул.
Плёнку перехода прорвать было тяжелее чем обычно. Примерно как плавать с рюкзаком, набитым тряпками. Но Олег справился.
Они осознались в сумрачном кабинете, с единственным светлым пятном – от зелёного торшера. Мурьета спал, сидя за столом, уронив голову на руки и как-то по-детски посапывал. Он был в чёрных облегающих брюках с поясом и белоснежной просторной рубахе. Рядом тускло мерцал голомонитор компьютера.
Олег, пытаясь задавить приступ истерического смеха, посмотрел на задыхавшегося Ежилеца. Дрёма выставила ему за переход очень необычный счёт. Каждый чётный зуб на верхней челюсти и каждый нечётный на нижней попросту исчезли. Оскал деформировался, и сейчас на Олега смотрел паникующий урод с ввалившимся ртом.
– Фто за хевня! – бормотал Ежилец, ощупывая челюсть.
– Херня – это ты, поганый коротышка и дурацкое время, в котором я застрял.
Ежилец посмотрел на спящего гиганта, чему-то кивнул и прошипел:
– Начинаем.
Он медленно двинулся в сторону Мурьеты.
Олег, у которого порывы к истерическому смеху резко прекратились, пожал плечами и не двинулся с места.
– Я в этом участвовать не буду, – сообщил он. – Я не убийца. И это не моё время.
– От тевя этово никто и не ждав. Свизняк, – фыркнул Ежилец.
А потом прокрался к спящему капитану сзади.
Взял бычью шею в резкий захват. Вытащил из-за пояса нож, больше похожий на тесак, и уткнул лезвие в горло Мурьете. Капитан удивленно захрипел – слишком резким даже для него оказался переход из сладких пучин сна в жестокую реальность.
– Пришев твой посведний час, подонок. Пришев твой последний час. Привет от Порфирия. И Авевтины.
