Юрий Анатольевич Тарасов
Откуда мы, русские?
Часть 9. Под катком красного интернационала.
Революция 1917 года положила конец Российской империи, но история страны и народа на этом не закончилась. Чтобы понять, на каких основаниях строилась затем новая империя и как изменилось в ней положение русского народа, нужно вернуться немного назад и разобраться, что стало причиной краха государственности в предыдущий период и была ли возможность сохранить её.
Кризис Российской империи, в который она вступила вскоре после Наполеоновских войн, был предопределён ещё при её рождении. Данная её основателем Петром I установка на интеграцию в Европу привела к тому, что вся образованная российская элита (дворянство и интеллигенция) к концу XVIII столетия в культурном отношении (наука, образование, искусство) попала в полную зависимость от неё.
Пока старушка Европа оставалась в основном феодальной и абсолютистской, эта зависимость шла на пользу развитию имперской России, поскольку позволяла ей без большого ущерба для себя подпитываться ресурсами значительно более старшей и зрелой западноевропейской цивилизации (научные знания, техника и технологии, профессионально подготовленные кадры).
Положение резко изменилось после смены Европой своего общественного устройства с феодального на капиталистический. К середине XIX века почти вся европейская элита уже твёрдо усвоила характерные для эпохи капитализма идеологии национализма и либерализма (а небольшая часть её – даже социализма), что, конечно же, не могло не отразиться на взглядах и российского дворянства с интеллигенцией. Между тем, все эти идеи были смертельно опасны для самого существования Российской империи, построенной на принципе абсолютизма (то есть ничем не ограниченной власти царя).
Осознав реальную угрозу для себя со стороны новой Европы, имперская власть сразу же попыталась возвести цензурный барьер на пути проникновения в Россию западных идей, однако в условиях относительно свободного выезда русских дворян за границу такая мера не могла дать должного результата. Была сделана и попытка восстановить разрушенную революцией 1848 года феодальную систему у западных границ России (в Австрийской империи) путём военной интервенции, но тоже неудачно: на месте Австрийской появилась модернизированная по либеральным принципам Австро-Венгерская империя.
Рисунок 61
В результате, Россия оказалась в прямом идейном и политическом противостоянии с той самой Европой, которой верхушка русского общества со времён Петра I привыкла во всём подражать.
В конце концов, российской монархии пришлось тоже пойти по пути частичной либерализации своего общественного и государственного устройства, надеясь ослабить этим нажим со стороны либерального Запада и собственной интеллигенции (а также части дворянства). Однако, согласно принципу «увязнет коготок – всей птичке пропасть», имперская власть в России запустила тем самым процесс своего полного уничтожения. Каждая новая её уступка вела к выдвижению европеизированной русской общественностью либеральных требований следующего уровня. В то же время расширение либеральных свобод неизбежно вело к росту национализма, среди интеллигенции нерусских окраин империи, и атеизма, подрывавшего позиции церкви. Благодатную почву получила в России для своего развития и европейская идея социализма, первоначально тоже в основном среди дворянства и интеллигенции.
Попытки самодержавия бороться с национализмом путём насильственной русификации, а с социализмом – репрессиями, породили рост числа сторонников радикальных революционных идей. Все три антиимперских лагеря (националисты окраин, русские либералы и социалисты) часто выступали единым фронтом против своего общего врага – русского царизма.
Затруднительной для Российской империи обстановкой поспешили воспользоваться спецслужбы её ближайших соперников – Британской, Германской, Австро-Венгерской, Османской (Турция) и Японской империй. Не остались в стороне и правящие круги США, среди которых большим влиянием пользовались тогда представители еврейского капитала. Последних очень раздражали ограничения российскими властями прав евреев (а также частые погромы) и попытки (очень непоследовательные) русификации их интеллигенции.
Рисунок 62. Мир к началу XX в. Тёмно-зелёным цветом показана территория Британской колониальной империи, тёмно-коричневым – Германской, светло-розовым – Французской и тёмно-розовым – Японской
Стремясь ускорить распад Российской империи, её внешние недоброжелатели стали тайно финансировать деятельность внутренней (и внешней) оппозиции, особенно наиболее радикальных её групп. Самые долгоиграющие вредные последствия для России и всего Русского мира имела деятельность австрийского генштаба по искусственному выращиванию в пределах собственной части бывшей Руси (Галиции) своего рода Анти-России – так называемого «украинства» или «украинской нации», с созданными на скорую руку в последней четверти XIX века антироссийски настроенными львовскими профессорами особой историей, литературным языком и русофобской «национальной идеей». С конца XIX века эту идеологию охотно подхватила оппозиционная царизму часть местной интеллигенции Малороссии.
Таким образом, к 1917 году существовало уже достаточно много предпосылок для гибели царского самодержавия и распада России. Однако для того, чтобы из этих предпосылок получилось взрывчатое вещество, способное уничтожить империю, не хватало одного очень важного компонента – готовности к этому основной массы русского народа, составлявшего тогда почти половину населения всей страны. Большинство собственно русских крестьян (да и многих нерусских), а также немалая часть вышедших из их среды рабочих (и ремесленников) до последнего момента сохраняли верность царю как священную традицию, доставшуюся им от предков, и гарантию существования российского государства. Только личный отказ его самого и его ближайших родственников от власти (под давлением либерально настроенной дворянской элиты) обрушил империю, изначально созданную вокруг фигуры царя и не способную существовать без неё.
Лишившись своего основного политического стержня – самодержавия (духовный стержень – идеология «Святой Руси» – был утрачен ещё в конце XVII века), российское общество тоже стало рассыпаться на свои мельчайшие составные элементы – сельские общества, отдельные предприятия, профсоюзы и мелкие партийные группы. На более высоком уровне раскол происходил между различными общероссийскими партиями, вступившими в яростную борьбу между собой за центральную власть. В таких условиях сама эта власть быстро теряла контроль над страной, которая неудержимо катилась к гражданской войне.
Правда, у России оставался ещё теоретический шанс сохранить себя как государство без гражданской войны, но лишь в том случае, если бы формально возглавившее её Временное правительство не цеплялось за призрачную власть, выжидая более благоприятного для себя развития событий, а созвало Учредительное собрание для решения судьбы страны уже в начале лета 1917 года. В тот момент силы, стремившиеся к полному разрушению старой власти (большевики, левые группы эсеров и анархисты), были ещё не так многочисленны, как четыре-пять месяцев спустя и вряд ли смогли бы получить на выборах большинство мест в нём (не было у них большинства в Учредительном собрании даже в январе 1918 года, потому большевики и разогнали его).
Рисунок 63. Демонстрация в поддержку Учредительного собрания, январь 1918 г.
Созданное Учредительным собранием законное правительство (с преобладанием правых социалистов) могло бы рассчитывать на поддержку абсолютного большинства россиян и не допустило бы дальнейшего развала страны. Даже возможное потом отделение от неё Польши, Финляндии, УНР и, вероятно, некоторых других национальных окраин, в конце концов, только укрепило бы Россию, поскольку снова превращало её в государство, с подавляющим численным превосходством собственно русского населения, но уже без сословных перегородок, чрезмерных классовых и культурных различий. Это могло стать началом возрождения на новых основаниях русской цивилизации после двухсот лет её культурной зависимости от Запада.
Однако история не знает сослагательного наклонения. Подчиняясь логике самораспада, российское общество и государство к осени 1917 года превратились в груду мало связанных между собой обломков, и роль создания из них новой социально-политической системы досталась партии, в основном руководящем составе которой почти не было людей собственно русского происхождения. Не был русским и её вождь – Владимир Ульянов (чуваш по отцу), в воспитании которого решающую роль сыграла мать – дочь немки и крещёного еврея, заработавшего на царской службе дворянство и поместье в Казанской губернии.
Ближайшими соратниками Ульянова (Ленина) в руководстве большевистской партии были тогда в основном евреи. Они составляли в 1917 и 1918 годах не менее половины всех членов Политбюро, а в следующие четыре года – большую их часть (три из пяти: Троцкий, Каменев и Зиновьев; другие двое были Ленин и Сталин (Джугашвили)).
Остальные ступени партийной иерархии занимали, конечно, большей частью русские, но не они определяли политику своей организации. Партия большевиков с самого начала строилась по принципу полного подчинения низов верхам. На съездах и конференциях рядовые члены, конечно, имели право выбрать в ЦК и Политбюро кого угодно, но, поскольку руководители партийных ячеек не выбирались, а назначались вышестоящими руководителями, именно от них и зависело, кто будет очередным кандидатом.
Такая партийная система была очень удобна в управлении и позволяла вождям максимально эффективно использовать её потенциал для решения любых задач. Сталин как-то даже сравнил её с «орденом меченосцев» (организация ливонских рыцарей-крестоносцев в Средние века). Создан этот новый «орден», был, конечно, не им, а Лениным, и не в 30-х годах, а задолго до революции. Сталин лишь приспособил его под себя после смерти Ленина, постепенно убрав (а потом и уничтожив) подобранных тем людей и поставив на их место своих (которых тоже часто менял потом на других).
По образу и подобию своей организации большевики построили, в конечном итоге, и систему власти в стране. А поскольку все руководители в этой системе должны были быть обязательно членами большевистской партии, то и государство фактически тоже подчинялось Политбюро. Сложилась жёсткая пирамида власти во главе с вождём партии, который, одновременно, являлся и фактическим вождём страны. Чуть позже такую систему скопирует (с небольшими изменениями) в Италии вождь фашистской партии Муссолини, а у него, в свою очередь, – Гитлер.
Но всё это будет потом, а пока большевикам пришлось напрячь все свои силы, чтобы победить в кровавой схватке за власть остальных претендентов, в том числе и своих бывших попутчиков по революционной борьбе. Понимая, что после переворота 1917 года обратного пути для каждого из них уже нет и руководствуясь характерным для любых радикалов принципом «цель оправдывает средства», большевики не гнушались никакими способами ради победы в развернувшейся в стране гражданской войне. В ход пошло всё: ложь, подкуп, массовые казни, расстрелы заложников, концлагеря для подозрительных и членов семей противников, военные наёмники (Красная армия первоначально создавалась как наёмная), насильственное изъятие продовольствия у крестьян (по продразвёрстке), порки отказников и, даже, удушающие газы.
Рисунок 64. Декрет СНК РСФСР о создании Красной Армии. Красным подчёркнуты формы материального поощрения красновармейцев и членов их семей
Впрочем, противники большевиков тоже старались далеко не отставать в этом отношении, кроме, разве что, использования отравляющих газов, которых у них просто не было.
Первая ложь (её можно назвать и самообманом), которая, собственно, и привела к революции, заключалась в пропаганде выхода России из мировой войны путём заключения мира «без аннексий и контрибуций». Именно поддержка поверивших в возможность этого российских солдат обеспечила победу сначала февральской революции, а затем и октябрьского переворота большевиков. Невозможность выхода из войны без фактического признания своего поражения в ней стала ясна народу позже, после заключения большевиками позорного сепаратного Брестского мира с Германией (с обязательством выплаты немцам огромной денежной контрибуции) и оккупации ею значительной части территории тогдашней России (Прибалтики, Белоруссии, Малороссии, Новороссии и Закавказья).
Рисунок 65
Вторая большая ложь, на этот раз уже вполне сознательная, была использована руководством большевиков в ноябре 1917 года, когда рабочим пообещали фабрики и заводы, а крестьянам – уравнительный раздел между ними всех сельскохозяйственных земель. Этим большевики привлекли на свою сторону основную массу рабочих и крестьян, обеспечив себе победу в гражданской войне. Между тем, в программе большевистской партии (в программе-максимум) было ясно записано, что для решения задач социальной революции необходимо произвести национализацию (передачу в руки государства) всего частного имущества, и в первую очередь – предприятий и земли, что вскоре фактически и произошло.
Большевики, по своей сути, были марксистами, то есть последовательными сторонниками коммунистических идей. Согласно Марксу, коммунизм (общество без классов и собственности) нельзя построить в преимущественно крестьянской стране, поэтому российские коммунисты (большевики) первоначально стремились использовать потенциал России лишь для переноса революции в индустриально развитые страны Европы (и их колонии), то есть для совершения «Мировой революции». Только убедившись, что Мировая революция в ближайшее время невозможна, они сами взялись за социалистическое обустройство территории бывшей Российской империи с целью превратить её в плацдарм будущего наступления на «мировой капитал».
Главной проблемой, которую пришлось решать им на этом пути, был, конечно, национальный вопрос. Естественно, интересы русского народа волновали руководителей большевиков, при этом, меньше всего. Они готовы были охотно пожертвовать ими для ускорения победы Мировой революции. И это действительно было сделано при оформлении государственного устройства новой большевистской империи.
Для того, чтобы заинтересовать национальную интеллигенцию народов, не имеющих своей государственности, а также полуколоний в присоединении к Мировой революции против империализма, большевики провели показательное разделение территории страны на национальные образования (республики), каждое из которых обладало внутренними и внешними признаками государства. Некоторые из них (УССР, БССР и ЗСФСР) даже получили формальное право на отделение. Едва ли не единственным стержнем, удерживающим страну от распада, осталась сама партия большевиков – ВКП(б) (Компартии союзных республик являлись её структурными подразделениями).
Рисунок 66
Разумеется, границы этих республик устанавливались без всякого учёта интересов русских как нации. Принималась в расчёт только идеологическая выгода и экономическая самостоятельность выделенных национальных территорий. Так, например, к УССР была присоединена наполовину русскоязычная Новороссия (в том числе Донбасс) исключительно для придания этой республике выхода к морю и обеспечения достаточным количеством считавшегося классовой опорой большевистской партии промышленного пролетариата.
Получив право самостоятельно определять свою национальную политику, власти некоторых республик стали сразу же злоупотреблять им, стараясь вытеснить русский язык из системы образования и общественной жизни, искусственно формируя и расширяя свои нации за счёт русского населения. Особенно отличилась в этом отношении в 20-е годы Украина. Большевики намеренно позволили внедрить там идеологию украинского национализма с целью привлечь симпатии населения западных (украинизированных ещё австрийским властями) областей Малороссии, оказавшихся тогда в составе Польского государства.
Рисунок 67. Вырезки из газет 1920-х гг. в УССР
Только создание ОУН (организации украинских националистов) в конце 20-х годов и рост её популярности среди западных украинцев заставили коммунистическое руководство СССР понять свою ошибку (хотя и поздно) и остановить всеобщую украинизацию УССР (а заодно и подобные процессы в других республиках).
Хорошо понимая, что строить общество без классов и собственности с населением, свято хранящим многовековые традиции своих предков невозможно, большевики главной своей задачей, после прихода к власти в стране, поставили создание с помощью «культурной революции» «нового человека», полностью свободного от «пережитков» прошлого, убеждённого строителя коммунизма. Такой человек должен был быть, во-первых, интернационалистом, то есть сторонником объединения всех народов земли в единую общность, и, во-вторых, коллективистом, полностью лишённым собственнических инстинктов. Первое, применительно к русским, означало изживание их особой приверженности своему национальному государству, то есть России. Второе – требовало искоренения индивидуального хозяйства, как крестьянского, так и ремесленного.
Для решения первой идеи, русскую национальную территорию постарались до предела сузить, выгородив из неё места проживания нерусских народов, причём местности со смешанным населением (даже с преобладанием русских и русскоязычных) в основном оказались за её пределами. Было вычеркнуто из официального употребления само имя Россия, которое заменили длинным термином «Российская советская федеративная социалистическая республика» – РСФСР (название «Россия» продолжало употребляться на бытовом уровне жителями национальных республик в отношении не поделенной между ними части бывшей Российской империи).
Немало усилий было предпринято большевистскими властями и для разрушения традиционной духовной основы русской государственности – православия. Для этого, в рамках развернувшейся в стране «культурной революции», началось всестороннее наступление на церковь и религию вообще (досталось, конечно, всем религиозным конфессиям, не только православной): взрывались или перестраивались под светские нужды храмы, массово арестовывались священники, для дискредитации церкви организовывались публичные компании высмеивания религиозных верований (часто в театрализованной форме), из печати изымалась всякая продукция религиозного содержания. Кроме того, сразу после прихода к власти, большевики полностью изгнали церковь из сферы образования, что позволило без помех, с самых малых лет, воспитывать молодёжь в атеистическом духе.
Рисунок 68
Такими мерами большевикам удалось за первые 20 с лишним лет Советской власти почти полностью развалить церковную организацию и основательно подорвать веру в Бога у молодого поколения граждан СССР. Особенно сильно пострадала православная церковь, которую компартия считала своим главным конкурентом в борьбе за умы бывших россиян. Разрушение православия нанесло сильнейший удар по традиционной культуре русского народа и, в первую очередь, его основной части – крестьянства. Потеряла свою многовековую опору народная мораль. Образовался и стал постепенно расти духовный вакуум, который лишь частично могли заполнить иногда появлявшиеся в деревне кинопередвижки, партийные агитаторы и лекторы по культурной части.
Разрушительные для русского народа последствия «культурной революции» были многократно усилены сплошной коллективизацией, развернувшейся в СССР в конце 20-х – начале 30-х годов. Сама по себе коллективизация считалась всеми коммунистами абсолютно необходимым звеном социалистических преобразований. Социализм, согласно большевистской теории, – это переходный этап к коммунизму, поэтому в нём не должно быть места частной собственности. Индивидуальное крестьянское хозяйство, таким образом, подлежало обязательному уничтожению для создания на его месте крупных высокоэффективных сельхозпредприятий на средства государства, то есть совхозов. Как промежуточный вариант (временно) считалось возможным при социализме объединение крестьянских хозяйств в производственные кооперативы на праве коллективного владения землёй (то есть колхозы).
Рисунок 69
Резкий переход от постепенной к сплошной коллективизации стал неизбежным следствием предыдущего этапа внутренней политики большевиков. НЭП (новая экономическая политика 1921–1929 гг.), давший крестьянам вздохнуть свободней, являлся, по признанию самого Ленина, лишь временным отступлением от строительства социализма. Уже через 2–3 года после его введения коммунистическая власть вновь развернула наступление на «кулака» (то есть наиболее хозяйственных крестьян), повышением налогов вынуждая их сокращать своё производство. Сложилась парадоксальная для деревни ситуация, когда быть бедняком (благодаря льготам государства и моральной поддержке советского общества) стало гораздо выгоднее, чем зажиточным хозяином или, даже, середняком. В результате общая продуктивность сельского хозяйства страны (в расчете на число едоков) оказалась гораздо ниже дореволюционной и совершенно недостаточной для обеспечения растущих городов, рабочих посёлков и армии продовольствием, а промышленности – сырьём (к тому же, крестьянам невыгодно было продавать продукты своего труда по тем низким ценам, которые навязывало им государство). Тем более не хватало её на экспорт за границу, от которого советское государство получало валюту для индустриализации.
Данные обстоятельства и подтолкнули Сталина к форсированию коллективизации, что, по его логике, позволяло «убить» сразу нескольких «зайцев»: перевести на «социалистические рельсы» сельское хозяйство, лишить материальной базы для сопротивления государству обманутое им крестьянство, без помех изымать из села для нужд индустриализации необходимое сырьё и продовольствие (колхозы обязаны были в первую очередь сдавать свою продукцию государству по его заявкам и ценам) и в любом количестве выкачивать из деревни её людские ресурсы для обеспечения растущей промышленности рабочей силой, заодно изменяя в нужную сторону неблагоприятное для строительства социализма соотношение сельского и городского населения.
Вполне предсказуемые последствия столь крутой ломки хозяйственного уклада села не заставили себя ждать. Насильно загоняемые в колхозы крестьяне принялись в массовом порядке резать и продавать на мясо свой скот, а в хлебных районах – прятать в земле заготовленное зерно (которое вскоре прорастало и становилось совершенно непригодным для еды). Таким образом, сельское хозяйство страны в кратчайшие сроки лишилось почти половины выращенного урожая и скота.
К тому же, отношение подавляющего большинства новоявленных колхозников к коллективному труду было из рук вон плохим (при этом государство, не смотря ни на что, изымало свою долю в полном объёме).
Как результат – всеобщий голод 1933-1934 гг., унёсший жизни около 7 миллионов человек по всей стране. Особенно сильно пострадали степные районы, почти не имевшие других источников существования кроме пашенного земледелия и скотоводства. В лесной полосе крестьяне спасались охотой и собирательством (грибы, ягоды, съедобные растения), поэтому смертность от голода там была относительно небольшой.
В конце концов, наученное горьким опытом «голодомора» (а также репрессий властей против «кулаков» и «подкулачников») крестьянство вынуждено было начать приспосабливаться к новым условиям существования. Выработанные в течение ряда последующих десятилетий навыки стали большим шагом назад по сравнению с традиционной трудовой культурой крестьян. В первую очередь была утрачена любовь к земле, которая вдруг стала для них чужой. С момента коллективизации крестьянство фактически превратилось в сельский пролетариат, но, в отличие от городского, почти полностью лишённый поддержки со стороны государства. Даже свои зарплаты (по трудодням) колхозники получали обычно только один раз в году (после расчетов продукцией колхоза с государством).
Для выживания в таких условиях государство позволяло жителям деревни иметь домашнюю скотину (в минимальном количестве) и большие огороды (с которых они обязаны были платить государству высокий натуральный налог), на которых те трудились после выполнения обязательной нормы работ в колхозном хозяйстве. Покинуть колхоз они имели право только с разрешения правления или по спецнабору на стройки и в учебные заведения. Такое положение сильно напоминало самую тяжёлую для крестьян форму крепостного права (с её ежедневной барщиной и оброком), только роль помещика выполнял теперь фактически поставленный государством председатель колхоза, а в личном владении крестьянин имел в несколько раз меньше земли и скота.
Рисунок 70
Не многим лучше оказалось положение тех, кто успел вовремя сбежать из деревни на промышленные стройки и в города. Не имея рабочей квалификации, они вынуждены были браться за самый простой, а потому низкооплачиваемый труд. Жить им приходилось в переполненных бараках, без всяких удобств, а первое время даже в наскоро изготовленных поблизости шалашах и землянках. Строить для них более пригодное для жизни жильё государство не спешило. В таких условиях они вынуждены были жить и работать десятилетиями, если не удавалось выпросить у местных властей клочок земли для постройки из подручных материалов собственного жилья.
Выращивание человека коммунистического общества предполагало, согласно догматам большевистского учения, значительное повышение его образовательного уровня. Решение этого вопроса стало одной из главных задач «культурной революции». Проблема состояла ещё и в том, что в период гражданской войны страна потеряла основную массу высокообразованной русской интеллигенции, успевшей за 200 лет накопить для страны большой интеллектуальный потенциал. Большая её часть оказалась за границей или погибла в кровавой междоусобице. Но и та, что осталась, вызывала подозрительное отношение к себе советских властей. Немало её представителей было уничтожено или отправлено в тюрьмы и концлагеря в ходе процессов рубежа 20-30-х годов («Шахтинское дело», «дело промпартии», «дело академиков» и т.п.), а также выслано из страны в начале 20-х. Многие из оставшихся сгинули в омуте массовых репрессий середины – второй половины 30-х годов.
Рисунок 71
Впрочем, строившие новое общество большевики не считали это большой для себя потерей. Сначала, отказавшуюся признать советскую власть часть старой русской интеллигенции в какой-то степени заменила (точнее сказать – подменила) интеллигенция нерусского происхождения (в основном еврейская). Однако для решения поставленных задач этого было явно недостаточно. Тогда проблему нехватки верных новой власти образованных кадров стали решать, открывая в массовом порядке учебные заведения всех уровней и по разнарядке набирая туда идеологически чистых «трудящихся» и их детей. Достаточного количества подготовленных преподавателей для них, конечно же, и близко не было, поэтому, при всей массовости обучения, качество получаемого образования в эти годы резко упало. На протяжении нескольких последующих десятилетий оно постепенно повышалось, достигнув пика в 50-е годы прошлого века, но и тогда оно существенно отставало от уровня обучения в российской средней и высшей школе 100 лет назад (этот уровень и сегодня остаётся, к сожалению, недостижимой для нас величиной).
Каковы же были основные итоги первых 20 лет большевистского правления? Насколько в действительности увеличился за это время уровень благосостояния жителей нашей страны? Заглянем в статистику. Согласно расчетам историка Б.Н.Миронова, население России в 1913 году потребляло на душу населения мяса 24 кг, а в 1934-1938 гг. – 19; молока и молочных продуктов, соответственно, 154 и 151 кг; рыбы и рыбопродуктов – 10,9 и 7,0; масла животного и жиров – 3,4 и 1,9. Зато пива в 1913 году было выпито на душу по 4.5 литра, а в 1934-1938 гг., в среднем за год – по 5,2 литра; спирто-водочных напитков, соответственно, 3,1 и 4,3 (Б.Н.Миронов. Социальная история России. Т.2. С.-Петербург, 2000. С.390-392). Это к вопросу о повышении культуры в СССР. А вот данные по количеству самоубийств: за период с 1901 по 1905 гг. в среднем за год их фиксировалось около 2.700, а в 1940 году – 39600.
А теперь посмотрим, насколько изменился средний заработок промышленных рабочих. В 1913 году он составлял в России 24,2 золотых рубля, а в 1938 году – 243 советских рубля (Там же. С.389). Соотношение между этими рублями, по данным академика Струмилина, составляло в 1932 году 1:4, а в 1940 году – советский рубль стоил лишь несколько копеек царскими (Олег Платонов. Русский труд. М.: 1991. С.238). Таким образом, промышленный рабочий в среднем получал в 1938 году примерно столько же или даже меньше, чем в 1913. Однако соотношение в покупательной способности было значительно хуже. Если в 1913 году рабочий мог купить на среднюю зарплату 333 кг чёрного хлеба, то в 1936 – только 241 кг; масла, соответственно – 21 и 13; мяса – 53 и 19; сахара – 83 и 56. Резко ухудшились жилищные условия рабочих. Если в 1913 году на 1 городского рабочего приходилось 7 кв. м., то в 1940 – лишь 4,5 (без учёта бараков, где плотность была ещё выше).
Зато, говорят сталинисты, за это время, благодаря Сталину, увеличился во много раз объём промышленного производства в стране. Действительно, по основным показателям он увеличился примерно в 3–4 раза по сравнению с 1913 годом. Но каким был бы рост промышленного производства за то же время в России без большевиков? Посмотрим на темпы промышленного развития дореволюционной России. В период последнего промышленного подъёма с 1909 по 1913 год (то есть всего за 4 года) объём добычи угля по стране вырос в 2,3 раза. Примерно в 3 раза увеличилось производство чугуна. Это значительно более высокие темпы прироста продукции, чем в 30-е годы.
Рисунок 72
Может быть, хотя бы итоги коллективизации по урожайности можно считать огромным достижением сталинского правления? Давайте посчитаем. Для объективности не будем учитывать период тяжких последствий сплошной коллективизации, с её голодом и катастрофическим падением сельхозпроизводства (1931–1934 гг.). Сравним по урожаю в основном доколхозные 1925–1930 гг. с почти полностью колхозными и относительно благополучными 1935–1939. В среднем за год и там, и там получается по 75 миллионов тонн. Где же прогресс?
А теперь посмотрим на животноводство. К 1928 году поголовье крупного рогатого скота достигло 60,1 миллионов голов. К 1933 году оно снизилось до 33,5 млн голов. В 1939 поднялось до 50,9 млн. К 1 января 1941 года оно составляло 54,8 млн голов, так и не догнав показатели 1928 (и даже 1927) года. С лошадьми вообще беда. В 1929 году было 32,6 млн голов, а в 1935 г. – 14,9. Даже в 1939 имелось лишь 17,2 млн лошадей. Только свиней стало чуть больше, чем в 20-е годы. Хороши достижения!
