Литтмегалина
Год дурака
– Что за мужчина?
– Знаешь Раису Константиновну? Вот ее сын. Зовут тоже Константином. 42 года, своя торговая фирма. Высокий, брюнет, красавец.
– Хм. А не староват для меня?
– Да ты сама не молодуха. Хотя… ты права, он не для тебя. Девушку ищет представительную, ухоженную, а ты у меня простушка, не умеешь себя вести в приличных местах.
– Неправда, – возмутилась я. – Я хочу с ним познакомиться.
– Ладно, я дам ему твой телефон, – мама слегка скривила губы: «Если ты хочешь…» – Он тебе позвонит.
– Только не забудь.
– Не забуду.
– Может, возьмешь вареньица пару баночек? – с надеждой спросила бабушка.
– В следующий раз, – клятвенно пообещала я и, пыхтя, заспешила вниз по лестнице. Все, повинность выполнена, можно расслабиться до следующего понедельника. Я бы запрыгала от радости, но пироги и прочее нещадно тянули меня вниз.
Вечером мне позвонил тот самый Константин. Разговор получился по-деловому кратким, впрочем, голос собеседника мне понравился – низкий, глубокий, уверенный. Мы договорились на воскресенье, в восемь – поздновато для меня, но Константину так было удобно.
С утра я чувствовала боль в желудке, после вчерашних злоупотреблений, и была только рада выпить безвкусный «Супершейп». Едва добравшись до работы, я сразу бросилась изображать из себя Новую женщину: уверенную в себе, сосредоточенную, не позволяющую себе лениться, трусить и отступать от поставленных целей.
Ирину я увидела всего однажды, причем она шла по коридору с Роландом, иногда касаясь его руки и слушая его с преувеличенным вниманием. Какая же она красивая, стройная, высокая… Я расстроилась, но потом напомнила себе, что в новой жизни нет места для уныния, и поплелась в кухню забодяжить стаканчик «Супершейпа». Диана поехидничала надо мной, но легкость в моем теле указывала, что я на верном пути. К счастью, кухня была тем местом, где Ирина точно не появится – она обедала в кафе, на первом этаже.
Вечером, слоняясь по квартире с бурчащим животом и болящим после многочисленных телефонных разговоров ухом, я не знала, куда себя деть. Без сомнений, истязая себя таким образом, к воскресенью я буду выглядеть замечательно, но до этого дня еще надо дожить…
Тем не менее среда пережилась относительно сносно; четверг – сложно, но можно; к пятнице на меня напала такая слабость, что я едва добралась до работы.
– Ты чего такая кислая? – поинтересовалась Диана.
Но я только мотнула головой, вяло копаясь в резюме и даже не думая переключиться на целлюлит знаменитостей.
К субботе я окончательно пожухла, как завалявшаяся в супермаркете морковка, но, как выяснилось, когда я отлепила себя от кровати и доплелась до ванной, это была не самая большая из моих проблем: на щеке проступило красное пятно, к вечеру расцветшее в настоящий прыщ. Рехнуться можно! Прыщ в тридцать лет!
Я мазала прыщ антисептиками, мазями и кремами «мгновенный эффект», и они пошли ему на пользу, в смысле, он стал еще крупнее и ярче. Унылая и голодная, я потратила день на просмотр «Секса в большом городе», но все, о чем я могла думать, так только о том, что ни у одной из героинь нет прыщей.
В воскресенье я вскочила ни свет ни заря и сразу начала готовиться к свиданию. Перебрав несколько вариантов, я остановилась на красном платье – оно было старенькое, простого покроя, но выглядело элегантно и хорошо скрадывало животик. Красной обуви у меня не было, но я решила, что черные ботильоны вполне подойдут, потому что сумка у меня черная. При макияже, с уложенными волосами, я выглядела бы неплохо, но гнусный прыщ, напоминающий раздувшуюся от крови пиявку, все рушил. Я замазала его тремя слоями тонального крема, и он стал менее заметен, но не скрылся совсем. Больше я ничего не могла сделать и, полностью собранная за пять часов до свидания, села на диван и стала ждать.
В половине восьмого, трясущаяся от волнения, я была у ресторана «Октябрь». В 20.15, на шикарной красной машине, прибыл Константин. Он оказался внушительным крупным мужчиной с кустистыми подвижными бровями и громадным загнутым грузинским носом, который сначала вызвал во мне желание развернуться и бежать, но потом я вспомнила, что у героя «Ну разве она не милашка?» тоже был тот еще шнобель, и немного успокоилась.
В ресторане мы расположились за заранее заказанным столиком. Я смущенно улыбнулась, рассматривая роскошную обстановку. Как долго я не была на свидании? Год, не меньше. А как давно не ходила в хороший ресторан («Макдоналдс» не в счет)? Еще дольше.
Константин пошевелил бровями и деловито спросил:
– Что есть будем?
Я раскрыла меню, и после недельной голодовки аппетитные картинки так и запрыгали перед глазами. Рот мгновенно наполнился слюной.
– Давайте по вашему выбору.
Кивнув, он, не глядя в меню, привычно сделал заказ, после чего наконец обратил взгляд на меня. Чувствуя себя неуютно, я немного повернула лицо, пытаясь спрятать прыщ. Не помогло.
– На щеке у тебя чего?
– Да так… прыщик выскочил.
– Лет-то тебе сколько?
– Тридцать.
– Не девочка. Чего все прыщавишься?
Пока я раздумывала, как мне на это ответить, он уже отвлекся от прыща:
– Значит так, я занимаюсь бизнесом, продаю товары народного потребления. Телемагазин, Интернет-магазин, и прочее. Дел много, времени мало, поэтому давай обойдемся без всяких сюсю-мусю и прочей ерунды. Я Константин Георгиевич Гиоргадзе, 42 года. Пью редко, курю много. Инсультов не было, здоров как бык, только грибок на левой стопе, но я его выведу. Зарабатываю хорошо, живу в центре, неподалеку от Ладьи, квартира три комнаты, 110 квадратных метров. Машина BMW. Есть собака породы дог, гулять, если что, с ним будешь ты. Не судим, долгов нет, в ближайших планах намерен жениться, детей надо двое. Люблю харчо и картошку с салом. Теперь ты о себе.
Но у меня не было слов. Уж не знаю, что меня так подкосило: его прямолинейность или грибок на его стопе.
– Ну… меня зовут София Острова… – начала я и, к счастью, меня прервал подошедший официант.
Официант разложил приборы, салфетки. Поставил перед нами тарелки с сильно прожаренным, залитым жирным соусом мясом. Запах шел восхитительный. В одной такой порции калорий было больше, чем я потребила за неделю (если исключить тот сокрушительный ужин в понедельник).
Константин сразу приступил к еде, и я решила не отставать. С набитым ртом он махнул мне рукой: «Ты продолжай, продолжай». Беззвучно вздохнув, я проглотила кусок мяса и продолжила:
– Я работаю в компании «Синерджи». Менеджер по подбору персонала, – произнести слово «ассистентка» у меня язык не повернулся.
– Менеджер? Бумажки, что ли, весь день перекладываешь?
Мне показалось, или он разговаривает со мной пренебрежительно?
– Я общаюсь с людьми. Это непростая работа, – возразила я и тут обнаружила, что меня подташнивает. – Извините, я отойду.
На пути к туалету тошнота усилилась. Видимо, после недели на «Супершейпе» мой потрясенный желудок отказывался принимать пищу, да еще такую тяжелую и жирную. Возле унитаза я аккуратно опустилась на колени, ожидая, что меня вот-вот вырвет. Этого не случилось, но тошнота как будто бы улеглась. Я побрела обратно в зал.
– Полчаса пропадала, – проворчал Константин.
Я вдруг отчетливо поняла, что он меня бесит. С такими «конкретными» манерами он хорошо бы смотрелся на разборке 90-х годов, но не на свидании.
– Не полчаса, десять минут. Поправляла макияж.
– Вам бы только все физиономии свои красить, – произнес Константин с плохо скрываемым презрением. – А зеленая чего? Темнишь ты… и не замужем, в твои годы. Ты учти, мне не надо увечных, которые пацана родить не в состоянии, так что колись – аборты делала, венеру ловила?
Сраженная такой грубостью, я наклонилась к тарелке и мой организм выдал самую соответствующую текущей ситуации реакцию: меня аккуратно вывернуло прямо на остатки еды.
Одним взглядом Константин ясно дал мне понять, что я должна делать.
– Я заплачу за себя сама. Сколько это стоило?
Оставив на столе тысячную купюру (буду думать, что это откупное), я покинула здание. На улице было темно, хоть глаз выколи. Стоя на трамвайной остановке, я дрожала от холода, а трамвай все не шел. Полдесятого движение и вовсе остановится на ночь, так есть ли смысл ждать? Проклиная свою неудачливость, я заковыляла вдоль рельсов. Что за город! Когда они решат проблемы с транспортом? Я была совершенно разбита. Сложно сказать, что задело меня больше: мое унижение на свидании или же то, что моя мама считала, что я недостойна такого вот человека.
Ни прохромала я и ста метров, размышляя, что вещи уже не станут хуже, как увидела… вот радость-то, моего соседа! Он был одет в своем стиле: полосатый свитер вырвиглазной расцветки и шорты. Голые коленки вызывающе сверкали в промозглом полумраке. И это в начале апреля! Я пригнула голову и ускорила шаг, но он уже заметил меня.
– Why so serious? 1
– Я не понимаю по-английски, – буркнула я.
– Вид у тебя угрюмый, – он развернулся и пошел рядом со мной. – Слушай, я не знаю, что у тебя случилось, но что-то мне подсказывает, что тебе нужно просто посмеяться и забыть.
«Вот и смейся, над своими проблемами».
– Посмотрела бы я, как бы ты смеялся, вышагивая через весь город по разбитому асфальту на восьмисантиметровых каблуках, – возмутилась я.
– Вызвать тебе такси?
– Не надо, – сказала я, но он уже достал мобильник и набирал номер.
Такси мы дожидались в напряженном молчании. В машине ситуация не наладилась.
– Слушай, – протянул Эрик, когда мы подъехали к дому, – я, оказывается, не при деньгах. Ты заплатишь?
Рассчитавшись, я сердито взбежала по лестнице на свой пятый этаж и, ворвавшись в квартиру, громко хлопнула дверью. Итого: один прыщ, полторы тысячи трат (при том, что до зарплаты неделя, а в кошельке осталась пара сотен), два скверных мужика и одно настроение, которое хуже некуда. Кажется, в блокнот достижений писать пока нечего.
Схватив «Невинную грешницу» Конни Мейсон (приятно почитать про еще большую дуру и неудачницу, чем я), я залегла в ванной, подавляя острое желание утопиться. В час ночи я дошла до круглосуточного магазина, купила шоколадку, килограмм бананов и готовую запеканку, спустив все оставшиеся деньги.
Утром стрелка весов показала 64 килограмма, и я выбросила «Супершейп» в мусорное ведро. Уходя на работу и запирая дверь, я увидела на коврике маленький конвертик – возможно, он уже был здесь, когда я выходила ночью, но тогда я его не заметила. Внутри были купюры и записка от Эрика: «Я стучался, чтобы отдать деньги за такси, но ты не открыла. Надеюсь, сегодня у тебя все наладится».
Глава 3: Вечер с Тайрой Бэнкс
Вечером первого мая я заболела. Это было внезапно и обидно, тем более что день был чудесный. Греясь под ярким солнцем, любуясь свежей зеленой листвой, я несколько часов гуляла по принаряженному к празднику городу. Проблемы забывались, когда все вокруг казалось таким прекрасным. И даже обертки, окурки, пластиковые бутылки, прочий мусор, рассыпанный по тротуару праздношатающимися по парку гражданами, бросался в глаза меньше обычного. Возле озера я увидела одиноко стоящую маленькую девочку. Я подошла и положила руку ей на плечо.
– Эй, ты не потерялась, милая?
Девочка посмотрела на меня своими небесно-голубыми глазами и вдруг оглушительно чихнула. Брызги полетели прямо мне в лицо. Не успела я утереться, как выскочившая из ниоткуда сердитая, выдыхающая сигаретный дым мамаша поволокла девочку прочь.
В течение часа мне резко поплохело, и я поплелась домой, гадая, что еще успеет произойти со мной по пути.
В понедельник, едва сползя с кровати, я вызвала на дом врача и позвонила на работу чтобы предупредить, что не выйду. Трубку взяла Диана. Голос ее звучал раздраженно, порой заглушаемый звуком передвигаемой мебели – Ирина таки осуществила свое намерение и переехала к нам поближе, чтобы заняться отделом всерьез. В глубине души я порадовалась, что проведу эту неделю дома и смогу отдохнуть от мягких замечаний новой начальницы, каждое из которых звучало как скрытая придирка.
После ухода врача я забралась под одеяло, только и способная, что втыкать в монитор компьютера, и то при условии, что он демонстрирует что-то не более интеллектуальное, чем реклама зубной пасты. К вечеру я одолела первый сезон «Топ-модели по-американски», шоу, в котором десять удручающе худых девушек состязались в тщеславии, стервозности и фотогеничности. Мне очень понравилась ведущая, супермодель Тайра Бэнкс. Многие из тех вещей, которые она говорила участницам, пригодились бы любому человеку, пытающемуся достигнуть успеха.
К ночи мой запас носовых платков истощился, и я поставила на тумбочку возле кровати рулон туалетной бумаги, которую благополучно всю обсморкала за долгие, беспокойные часы, когда в темноте я ворочалась с боку на бок, чувствуя, как в голове перекатывается боль. Эх, а от Ирины я бы избавилась с шести вечера… ладно, хотя бы к маме не пришлось ехать.
В течение вторника, среды и четверга я посмотрела еще четыре сезона, и к пятнице, после многочасового созерцания худышек, у меня наличествовали все признаки посттравматического стресса, включая слезы, дрожь и судороги. Все это вылилось в то, что я взяла швабру и начала колотить ею по стене, за которой всю неделю звучала анимешная музыка, доводящая меня до белого каления. Сосед приглушил звук, но не выключил. Надо быть совсем чокнутым, чтобы слушать такую ерунду. Из его квартиры вообще было много шума (пока там жила Антонина Павловна, я и не подозревала, что здесь такая слышимость) – пальба и вопли из компьютерных игрушек, детский топот, разговоры, заливистый женский смех. Откуда там вдруг взялись все эти люди?
Усмирив соседа, я включила фильм «Сумерки» (ну и что, я все еще не в той форме, чтобы смотреть что-то требующее умственных усилий) и, помня о тонкости стен, из стыдливости приглушила звук. Если мой сосед не стесняется своих вкусов, то я более самокритична. Не то чтобы я осталась от фильма в восторге, и если и рыдала, то только по той причине, что мне вообще было грустно, хотя Белла вызвала у меня эмоциональный отклик. Я почувствовала с ней родство душ, поскольку и сама была человеком, который, падая с лестницы, вылетает в окно.
Открыв браузер, чтобы скачать «Новолуние», я обнаружила в «контакте» сообщение от некой пухлощекой особы, в которой я не сразу признала бывшую одноклассницу Марину. «Женька дачу купил, – писала она. – И решил забабахать встречу. Там будут наши, кто придет, и, может, кто-то из «А». Встречаемся седьмого мая и на всю ночь. От площади Фрунзе 28-я маршрутка, до конечной. В семь Женька будет ждать на остановке. Ну, если что, я тебе сообщила».
Хм. Встреча одноклассников? Об этом нужно серьезно подумать. О Женьке я припомнила немногое, хотя некоторые другие, которых я как раз предпочла бы забыть, занозами засели в моей памяти. Не то чтобы моя школьная жизнь была совсем беспросветной. Просто на выпускной, который я провела в своей комнате, завернувшись в одеяло и обжираясь мороженым, мне казалось, что я вышла из тюрьмы или вроде того. Впрочем, сейчас это взрослые люди, и вряд ли кто-то станет играть в футбол моим рюкзаком или плеваться в меня жеваной бумагой из ручек. С другой стороны, я все еще была больна – нос дышал тяжело, голова побаливала, и, дойдя до туалета и обратно, я успевала немного притомиться. Да и некрасиво – на работу не пошла, а на вечеринку – пожалуйста. Но кроме всех этих аргументов против у меня был один довод за: я чувствовала себя одиноко… Сказать по правде, я почти околевала в своей пустой квартире, только и общаясь что с компьютером. Телефон все время лежал на кровати, на случай, если кто-то позвонит, и иногда я даже слышала звонок, но потом выяснялось, что мне померещилось. Так и рехнуться недолго.
В попытке отвлечься от терзаний, я решила перечитать Шарлотту. Все-таки Джейн Эйр была настоящая феминистка. Отстаивая равноправие полов, она оставалась тверда и остра, как лезвие меча. Да и сама Шарлотта Бронте была примечательной женщиной. Она и ее сестры, Энн и Эмили, тоже писательницы, жили в маленьком пасторском домике возле самого кладбища. Из троих сестер выйти замуж удалось только Шарлотте – не по любви и ненадолго, потому что скоро ее забрала смерть. Она оставила этот мир, будучи на пятом месяце беременности.
Отправив сообщение, что я не пойду, я легла спать, и мне приснилось, что я одна из сестер Бронте, Эмили, в период написания «Грозового перевала», и меня одолевают дикие животные страсти, но я уже читала свою биографию и точно знаю, что мне ничего не светит. Сон был тяжелый и мрачный, и с утра я написала Марине, что передумала и буду.
Собрав некоторые необходимые мелочи, я надела длинный свитер и джинсы, учтя похолодание и загородные ветра, и окинула свое отражение таким суровым взглядом, каким не смотрели даже судьи в «Топ-модели». Ну и простецкий же вид у меня, да еще свитер добавляет пару килограмм. Все посмотрят на меня и подумают: «Так мы и знали, что ты ничего не добьешься». Человек, вон, дачу купил! А мне и домик для Барби не по карману.
Я зарылась в шкафу в поисках чего-то, что придаст мне вид, способный ввести окружающих в заблуждение касательно моих жизненных успехов. Платье, в котором я ходила на свидание с Константином, вполне бы подошло, но после моего эпичного провала мне казалось, что над ним повисло проклятие.
В итоге мой выбор пал на розовое вязаное, которое я купила давно и не стала носить, решив, что этот цвет мне не идет. Как оказалось, сейчас, когда болезнь придала мне аристократическую бледность, платье смотрелось очень даже ничего, хотя и было немного странноватое – ажурное, со множеством завязок. Я надела под него сорочку телесного цвета и решила, что пойдет.
– Только не опозорься, – сказала я своему отражению. – Пожалуйста, давай как-нибудь в другой раз!
Сделав легкий, во французской традиции, макияж и доверху напичкав себя таблетками, я вышла из дома, надеясь, что после гулянки моя простуда не перейдет в воспаление легких.
Пока я добиралась до площади Фрунзе, то ли от таблеток, то ли от свежего воздуха, мне стало значительно лучше. В маршрутке я лыбилась не переставая, воображая себе, что впереди только хорошее. Но впереди оказалась пробка, в которой мы простояли битых сорок минут. Когда я добралась до места, на остановке меня ждала только та самая Марина из «контакта». На ней были дутая розовая куртка, джинсы и резиновые сапоги.
– Опаздываешь, – буркнула она. – Пошли. Мне объяснили, как добраться.
Неприветливая и хмурая, как всегда. Как будто и не было этих тринадцати лет.
Мы шли минут двадцать. Воздух пах хвоей и листьями. Наверное, это чудесно, жить на природе, вдали от загазованного, заваленного мусором города. Видеть за окном зеленые сосны…
– Нам сюда, – Марина отворила тяжелые металлические ворота, и у меня отвалилась челюсть.
Это дача?! Настоящий особняк в три этажа! Да я такие только в кино видела!
Навстречу нам по мощеной красной плиткой дорожке шел Женька, которого я сразу узнала, хотя он сильно изменился: потерял волосы, приобрел брюшко. В его ухе сверкала золотая сережка, да и улыбнулся он как заправский пират.
– Сонька! – вскричал он, притискивая меня к себе так крепко, будто друзей лучше нас во всем мире не было. – Ну ты вообще! А была вот такая корова!
А он мне запомнился тихим, вежливым, незаметным мальчиком… Несмотря на сомнительность комплимента, я улыбнулась.
– Тебе, я смотрю, тоже есть чем похвастаться.
– Да живем помаленьку, – на пути к дому он болтал без умолку. – Производство у нас, совместно с французами. Медтехника. Че мы с тобой столько не виделись? У тебя, небось, то мужики, то Греция-Италия, то на работе завал?
– Да как-то то одно, то другое.
То герпес, то сопли, то ноготь сломался. Я споткнулась и подумала, что мне надо следить за походкой, а то плетусь, как побитая собака. Господи, как людям удается столько зарабатывать? Что-то делают, чего-то добиваются, я только сижу в своем офисе, старею и жирею, пока жизнь проходит мимо.
Мы вошли в дом, в комнату, заставленную плетеными стульями и цветочными горшками, и все присутствующие уставились на меня так, как будто я побрилась налысо или еще что поинтереснее.
– П-привет, – я робко растянула губы, пытаясь придать себе радостный вид.
– Соня? – неуверенно произнес кто-то. – Острова?
– Да, это я, – я все еще не понимала, почему на меня так смотрят.
– Килограмм двадцать, не меньше, да? – предположил Женя.
– Если вспомнить мой школьный вес, разница пятнадцать, максимум, – возразила я, и тут до меня дошло. Я не любила свои фотографии, нигде их не выкладывала, а на аватаре в «контакте» у меня стоял кот. Народ ожидал увидеть тетку килограмм под девяносто, и тут пришла я, вся такая стройная, на контрасте с их ожиданиями. Почувствовав себя привлекательной, я горделиво расправила плечи и улыбнулась уже искренне. Не такая уж я и неудачница! Если, конечно, не считать того факта, что далеко не все в школьном возрасте походили на комок жира…
– Садись, – мне придвинули стул, и, обернувшись, я увидела Федю.
Он ни заматерел, ни обрюзг, просто повзрослел, оставшись тем же милым парнем с песочного цвета волосами (даже прическа та же!). В школе он не отличался интеллектуальными качествами или спортивными талантами, но зато был душой каждой вечеринки, и его все любили. Я, как человек, которого никуда не звали, с ним особо не общалась, но сейчас он улыбался мне широко и искренне, и я ответила ему улыбкой.
Сняв куртку и усевшись, я принялась рассматривать окружающих, стараясь делать это не слишком откровенно, даже если остальные занимались тем же самым. Всего собралось человек пятнадцать. Большинство изменились очень сильно, только нашу отличницу Ольгу Кораблеву как законсервировали: непроницаемые холодные глаза за бликующими стеклами очков, темные гладкие волосы до плеч и вздернутый нос над неизменно сжатыми губами. На коленях у нее была сумка, похожая на дипломат 60-х годов, и она держала ее так, как будто поставила перед нами стену. Яночка, наша умница, красавица, очень постарела, и ее некогда золотистые волосы теперь казались бесцветными. Она вяло отпивала вино из стакана, хотя кроме нее пока никто не пил, и мне стало как-то не по себе. Максим, который в юности, с его бесцветными ресницами и красным аллергичным носом, напоминал крысу-альбиноса, сейчас выглядел загоревшим и подтянутым, молодец (чуть позже он сообщил, что работает тренером по фитнесу). Исмаил неохотно оторвал взгляд от своего планшета и кивнул мне. Я порадовалась, что во взрослой жизни он хоть как-то социализировался – прежде он бы даже и не заметил, что я пришла, только смотрел бы не в планшет, а в книгу. Леночка Озерова, хоть и набрала килограммов семь, была все той же смешливой очаровательной блондинкой, и ее полуметровые ресницы походили на крылья бабочек. Она так и вилась вокруг пришедшего с ней вальяжного молодого человека в джинсовом костюме, и складывалось впечатление, что нам всем следовало бы выйти, оставив этих двоих наедине, прежде чем они потеряют последнюю сдержанность. Еще несколько лиц казались смутно знакомыми, а бородатого здоровяка я вообще не смогла вспомнить… Ваньки Венкина, к моей великой радости, не было. От этого человека ничего хорошего не жди.
Только мне удалось расслабиться и почувствовать себя относительно уютно в своем плетеном кресле с подушками, как свет вдруг померк для меня, оставшись где-то за грудой обтянутой блестящей сиреневой тканью плоти. В мои ноздри ударил сильный запах духов, и, уже понимая, что это начало конца, я подняла взгляд и увидела ее. Ксению Лопыреву. Мои страх и ненависть в школе № 119.
Наше знакомство состоялось в девятом классе, когда она перевелась к нам из другой школы. Она была такая симпатичная девушка, с прекрасными темными кудрявыми волосами, да еще и в туфлях на высоченных шпильках, которые меня довели бы только до травмопункта.
– Привет, – сказала я. – У тебя так красиво накрашены глаза.
И тогда она посмотрела на меня как на самую отвратительную, самую вонючую кучу навоза в округе.
Тот ее взгляд сошел бы за дружелюбный, если сравнить его с тем, которым она наградила меня сейчас. Он сочился чистой ненавистью. Так моя мать смотрит на подростков, обжимающихся в общественном транспорте. Казалось, запали, и эта злоба будет гореть синим пламенем, как абсент.
– Э-э-э… Ксения? Добрый вечер, – пропищала я.
Не удостоив меня ответом, она отошла и села, раздраженно покачивая ногой, а мои смятые легкие получили возможность расправиться. В комнате повисла странная, напряженная тишина, в которой был отчетливо слышен звон моих нервов. «Когда она успела так подурнеть?» – с ужасом спрашивала я себя. Кудрявые волосы теперь походили на щетку, опухшее, располневшее лицо потеряло вместе с четкостью линий всю свою миловидность, и яркая помада не могла отвлечь от глубоких вертикальных морщин по уголкам губ. С талии Ксении свисали валики жира, да и вся ее фигура стала массивной, приобрела почти квадратную форму.
Веселый тенорок Женьки вывел нас из ступора.
– Если все в сборе, чего же мы сидим? У меня только водки два ящика и жратвы человек на тридцать. Кто мне поможет на кухне?
– Я! – даже если бы он звал помочь закопать труп, я бы составила ему компанию, лишь бы не сидеть здесь, нервно ежась.
– Ну у Ксеньки и жопень, – шепнул мне Женька на кухне. – Я слышал, она в разводе, да еще и с работы недавно вышибли, а все строит из себя невесть что, как будто получится обмануть людей.
Может, Женька и был прав, но я все же подумала, что ему бы поменьше следить за чужим весом и подумать о собственном.
Заготовился он, действительно, весьма основательно, и мне стало стыдно за себя и нас всех, пришедших на готовое. Мы перетаскали в комнату буженину, жаркое, жареную курятину, запеченный картофель, салаты, фрукты в фарфоровых посудинах, изображающих лебедей. Еда пахла сногсшибательно, что я уловила даже с моим плохо функционирующим носом. Но больше меня интересовал алкоголь. Я надеялась, он поможет мне снять напряжение.
Мы расселись (я устроилась как можно дальше от Ксении). Проигнорировав винные бокалы, все сразу схватились за рюмки (видимо, не одна я чувствовала себя не в своей тарелке). Заплескала прозрачная жидкость, внушая мне надежду, что вечер в итоге может оказаться не таким уж плохим.
– Я не пью, я не пью, – засуетился Федя.
– Одну каплю, за встречу.
– Нет-нет-нет!
Зазвякали рюмки. Кто-то приложился от души, и на скатерть брызнуло стекло. После первой все заулыбались, после второй, последовавшей незамедлительно, порозовели и внезапно сделались общительными. Все, кроме меня. Поперхнувшись, я стала ярко-багровой, а затем вдруг стол резко поднялся, и я не сразу поняла, что это моя голова качнулась вперед. Я услышала, как Леночка звенящим голоском рассказывает про салон, где она работает и где познакомилась со своим Антошей:
– Он был моим лучшим клиентом и стал моим лучшим мужем… В смысле, после этих… козлов.
Она продолжала и продолжала, сопровождая каждое слово активной жестикуляцией. Особенно старалась ее правая рука, на безымянном пальце которой поблескивало колечко с камушком. Слова становились все менее разборчивыми, и вдруг все слилось в одну звенящую трель. Вокруг моей головы возник ореол. Он был мягкий и пушистый, как кроличья шапка.
– Сонь, а ты как? – меня подпихнули в бок.
– Я? Что? – я с трудом подняла голову. Опять эти пристальные взгляды.
– Работаешь кем?
Сказать правду или соврать? Врать не хорошо, но… Мысли почему-то вязли, как мухи в меду. И как я умудрилась так ужраться с двух рюмок?
– Ириной, – ляпнула я.
– Что?
– То есть, я хотела сказать, с Ириной, – я нервно сцепила под столом пальцы. – Это моя помощница. Я выбрала помощницей блондинку модельной внешности, потому что у меня нет комплексов. Это очень важно чтобы все знали, что у меня нет комплексов.
Кажется, это было не очень хорошо. Зачем вообще так много слов?
– Ты одна, замужем или с кем-то встречаешься?
С такими вопросами уже не до честности.
– Конечно, встречаюсь, – я попыталась сфокусировать взгляд, решив, что это придаст мне искренний вид. Над столом полз туман. Клубился, как смог. – Я слишком молода для замужества.
– И как его зовут?
Вот уж не думала, что их любопытство зайдет так далеко. «Роланд. Джейсон. Ранульф. Даллас. Натаниэль. Да что такое, хоть бы одно нормальное имя припомнить!»
– Эрик.
– Он что, иностранец?
– Да, – я перевела взгляд на блюдо с фруктами.
– Моя жена тоже иностранка, француженка, – решил поделиться Женька. – Вот она.
Он достал из нагрудного кармана фотографию, на которой красовалась светловолосая женщина, похожая на Хайди Клум.
– Красивая, – похвалили одноклассники, но не успела я облегченно вздохнуть, допрос продолжился: – Откуда твой Эрик?
– Из Кардинии, – брякнула я.
– Это еще где?
Там же, где Кистран, Средиземье и Страна Чудес. Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу. Я небрежно дернула плечом.
– Все знают, где находится Кардиния.
– А где он работает?
Вот привязались… «Он пират. Он лэрд шотландского замка. Он шериф. Он работает герцогом, то есть он герцог и вообще не работает. Аа-ха-ха, я читаю слишком много любовных романов!»
– Он наемник, – этот вариант казался мне приемлемым до той секунды, как я произнесла его вслух.
– То есть?
– Он… э-э… адвокат, но не просто адвокат. В смысле, он идет только если хорошо попросят. Всякие крутые шишки. Березовский там, или Абрамович, – обе фамилии были постоянно на слуху, но я едва знала, кто это.
– Такой способ заработка не назвать высокоморальным, – заметила Кораблева.
– Вопрос морали, связанный с профессиональной деятельностью, достаточно сложен, – вступилась я, обиженная за своего несуществующего парня. – Крестоносцы убивали людей. Ниндзя убивали людей. Но… – тут я поняла, что понятия не имею, что хочу сказать. И можно ли считать ниндзя профессией? – Но, что бы ни делал адвокат, как минимум, у него есть адвокат. То есть он сам адвокат. То есть он сможет защищать себя в суде, даже если у него не будет адвоката. То есть… да-а, – мне захотелось сползти под стол и лежать там, пока все не напьются до полного отшиба памяти, после чего можно будет притвориться, что я ничего и не говорила.
Отказавшись от следующей рюмки, я налегла на салат в надежде, что мое сознание прояснится. Мне приходилось прикладывать массу усилий, чтобы меня не клонило из стороны в сторону. В то же время меня мучило опасение, что на самом деле меня не шатает, но я шатаюсь, когда пытаюсь изобразить, что сижу смирно. Подперев тяжелую голову ладонями, я терзалась самыми нелепыми теориями, начиная с того, что Ксения меня злодейски отравила, и заканчивая тем, что в моей голове лопнула аневризма и сейчас кровь затапливает мой мозг, как вода трюмы Титаника. Может, проблема в водке? Но ее пили все, кроме Феди, и они в норме (если считать алкогольную интоксикацию нормой). Это даже страшно…
