Литтмегалина
Год дурака
Я посмотрела в его глаза. Они были такие синие, что едва верилось.
– Я не могу определиться, Эрик. В этом моя проблема. Либо я уйду сейчас, либо останусь здесь думать «что, если».
В его взгляде я увидела невысказанное «Тогда иди», но затем он поцеловал меня. Это было совсем легкое прикосновение, но для меня весь мир опрокинулся. И я тоже, неуклюже повалившись на диван поверх трусов и маек. Ладони Эрика скользнули по моим волосам, и свет вдруг сменился бархатной темнотой – или же я просто закрыла глаза. Кончики его пальцев плыли по мне, как блики по сверкающей воде – по щекам, шее, ключицам, груди. Я почувствовала его щекочущее дыхание возле уха, и мне стало так хорошо, что… я поняла, что пора с этим заканчивать. Мгновенно я вывалилась из бархатного мира и, тяжело дышащая, в расстегнутой блузке, скатилась с дивана на ковер.
– Нет! Хватит! Нельзя! – в моей голове пульсировало: «Роланд. Роланд. Роланд».
Приподнявшись, Эрик посмотрел на меня со скорбной кривой ухмылкой. Кто-то нажал на звонок, и резкая, бьющая по нервам трель заставила нас вскочить.
– Это шофер, за мной, – кое-как я затолкала, утаптывая ногой, оставшиеся вещи в сумку и поволокла ее к выходу.
– Мне нужно попрощаться с Игорьком, – крикнула я из коридора, наконец вспоминая про необходимость застегнуть пуговицы.
Поднявшийся шофер взял мою сумку и проследовал к лестнице.
– Он во дворе, перед домом, – Эрик вышел из комнаты и прислонился к стене, не глядя на меня.
– Закроешь дверь. У тебя есть ключ.
Я сбежала вниз по лестнице.
Сгорбившись, Деструктор сидел на бортике в песочнице.
– Я уезжаю, Игорек, – тихо сказала я, приблизившись к нему и пытаясь поймать его взгляд.
– Я знал, что ты это сделаешь, – скрипучим голосом произнес Деструктор.
У него было такое неприступное лицо. Маленький свирепый воин.
– Не расстраивайся. Я буду…
– Ничего не надо. Я не расстраиваюсь. Ты была просто нашей соседкой.
Я потянулась к нему, но он раздраженно дернулся.
– Не трогай меня.
Они захлопнулись, будто ракушки – отец и сын. По-собачьи понурившись, я побрела к машине.
Я села на заднее сиденье и отвернулась к окну, чтобы водитель не видел моего лица. Меня не оставляло ощущение, что я совершила предательство. Почему? Я не встречалась с Эриком. Я не обещала Деструктору, что стану его новой мамочкой, и даже, помнится, обещала обратное. Но кто теперь будет зашивать майки Деструктора? Если он будет выглядеть неряшливо, над ним начнут смеяться в школе. Надеюсь, Эрик будет варить ему супы, хотя бы иногда, это полезно для желудка. Кстати, с кем теперь будет гулять по вечерам Эрик? Он же испортит себе глаза, неотрывно сидя за компьютером… Подобные мысли впивались в мой мозг и застревали в нем, как иголки. Я все еще отчетливо помнила медленные томящие прикосновения Эрика. Переспала бы с ним и не мучилась, а потом поехала к Роланду. Я могу соврать шоферу, что забыла что-нибудь и, вернувшись, продолжить начатое… Хотя вряд ли Эрик согласится. О чем я думаю!
В воздухе реяли белые мушки. Когда я стерла слезы, я поняла, что это снег. Первый в этом году. Снег падал и падал. К тому моменту, как мы доехали, земля скрылась под слоем белой крошки.
Роланд жил в центре, на одиннадцатом этаже громадного жилого комплекса. В подъезде стояли растения в кадках и висели картины, а в лифте не пахло мочой, и я подумала, что это здорово, пусть и не способно улучшить мое настроение.
Роланд вышел на лестничную клетку. На нем были легкие рубашка и брюки его любимого серебристо-серого оттенка.
– Здравствуйте, София. Как вы доехали?
Глаза у меня наверняка были красные, но он не заметил. Я стояла на площадке как бедная родственница.
– Входите, – пригласил Роланд, и мне захотелось развернуться и убежать.
«Кто не рискует, тот не пьет шампанского», – попыталась подбодрить себя я. И много еще чего не делает. Не погибает на вершине Эвереста, например.
В квартире Роланда явно поработал достойный ненависти дизайнер. Все было белое – пол, мебель, стены. Идеальное место, чтобы наконец собрать слово «вечность». В каждой из трех комнат царил удивительный порядок. Никаких безделушек, брошенных на кресле книг, пустых кружек на столе. Пустота и простор. Я ощутила острую дисгармонию с обстановкой, как будто меня забыли убрать. Захотелось сжаться и исчезнуть.
– Располагайтесь. Вещи вы можете сложить в шкаф в спальне. А мне нужно поработать, – Роланд скрылся в кабинете, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Раскладывая вещи по полкам, я нервно оглядывалась на кровать, застеленную бело-бежевым покрывалом. Поверить не могу, что можно спать рядом с этим человеком, не получив отморожение. Роланд и секс – возможно ли получить их одновременно? Простота Эрика, которую я не всегда одобряла, сейчас казалась мне крайне привлекательной.
Не сдержав нездоровое любопытство, я заглянула в шкаф с вещами Роланда. Сбылись худшие опасения Дианы – он раскладывал носки по цветам и держал их в отдельном от трусов ящике. Трусы, кстати, все были белого цвета – надеюсь, это облегчит их знакомство с моим бельем. Все на своих местах. Рассортировано по сезону и цвету. Даже на дне шкафа ничего не валяется. Да человек ли он?
Я изучила книжную полку. Как и следовало ожидать, она была заставлена скучнейшими книгами по бизнесу, среди которых робко притулилась «Приручи своих драконов». Я бы добавила что-нибудь вроде «Как есть шаурму. Курс для начинающих» и «Теория и практика мочеиспускания в чистом поле». Ну что-нибудь, что способно превратить его в настоящего мальчика.
Далее я переместилась в белоснежную кухню, где обнаружила холодильник, набитый продуктами. Вряд ли Роланду нужно было так много, значит он как минимум вспомнил, что меня надо кормить. Мне стало немного легче. Он продолжал работать, хотя я уже успела основательно заскучать. Как бы убить время? Попробую проложить путь к сердцу моего принца через желудок… хотя в наличии сердца я не уверена.
Роланд завершил работу только в половине десятого вечера. К тому времени на кухне его ждал круглый аккуратный торт с белым кремом.
– Кусочек? – подлетела я.
– Один. Маленький, – вяло согласился Роланд, глядя на торт с настороженностью.
Пока он поглощал торт, отламывая крошечные кусочки маленькой ложечкой, я пытливо всматривалась в его непроницаемое лицо.
– Спасибо. Очень вкусно, – Роланд вытер губы салфеткой. – Но впредь я попросил бы вас не готовить столь богатую простыми углеводами пищу. Я склонен к полноте, поэтому по вечерам придерживаюсь белкового питания, ужиная не позднее, чем за три часа до сна.
– А во сколько вы ложитесь спать? – я с трудом отвела полный сомнения взгляд от его подтянутой стройной фигуры.
– В одиннадцать.
В одиннадцать мы пойдем в постель… совсем скоро.
Тем не менее мне хватило времени, чтобы издергаться до скрежета зубовного. Мечта вот-вот должна была исполниться, а я вдруг захотела, чтобы она исполнилась в какой-нибудь другой день. Усердно игнорируя терзающие меня сомнения, в леденяще-белой ванной комнате я тщательно побрила ноги, увлажнила кожу кремом и даже уложила феном волосы. Потом переоделась в украшенную нежным кружевом ночную рубашку и побрела на потенциально-супружеское ложе как на эшафот.
– Пойдемте спать, – мягко позвал Роланд.
И мы пошли… спать. Каждый под своим одеялом. То есть Роланд заснул, а я впала в легкую кому. В конце концов я решила, что это даже мило. Как если бы средневековый феодал женился на двенадцатилетней девочке и дал ей время до завтра, чтобы немного повзрослеть. Рано отчаиваться. Я вспомнила женщин, о которых только и говорили, как им повезло – такая знакомая есть у каждой из нас, неудачниц. «У нее чудесные дети. У нее красавец муж, который зарабатывает кучу денег. У нее такая шикарная квартира». В прошлом я только гадала, почему некоторым женщинам все радости жизни как будто бы сами идут в руки. А теперь я была как никогда близка к тому, чтобы стать одной из них.
Роланд удовлетворенно вздохнул во сне. Дрыхнет без задних ног, забыв обо мне! Меня, между прочим, еще утром отчаянно хотел двадцатитрехлетний мужчина! Хотя, может, как раз-таки дело в молодости? Тестостерон… Настроение испортилось окончательно.
Я проснулась в семь. Роланд уже отбыл на работу. Он аккуратно сложил свое одеяло, но вряд ли вспомнил, что под вторым одеялом сплю я. Пока я сидела на кухне и втупляла, что вообще происходит, меня испугал шофер, вернувшийся, чтобы отвезти на работу и меня к моему обычному времени.
Шофера Роланда звали Юра. У него были лысина, две бывших жены и трое детей, которые, как он сказал, бывшими не бывают.
Я попросила остановить не доезжая до офисной стоянки. На этом этапе наши отношения с Роландом не стоило афишировать. Снег растаял, превратившись в серую слякоть.
День прошел как обычно. Диана поздоровалась со мной, однако после и не смотрела в мою сторону. Потом я по привычке направилась к автобусной остановке, но вспомнила, что теперь живу в другом месте, и с острым чувством тоски вернулась к стоянке, где меня ждал Юра. Роланд задерживался на работе.
Он вернулся поздно. Проигнорировав запеченную мною к ужину куриную грудку (белковее не бывает), до половины одиннадцатого читал новости в Сети, затем принял душ. И мы легли спать. Снова! Как будто вчера нам было мало!
Все шло не так.
В офисе курсировал слух, что Ирина развелась со своим итальянским мужем. В прежние времена мы с Дианой ринулись бы рьяно обсуждать это событие, но сейчас нас разделяла полоса отчуждения.
В середине дня мне позвонил Эрик. Я долго смотрела на его имя, высветившееся на дисплее телефона, но так и не ответила. Все равно я не смогла бы выдавить ни слова. После позвонила Аля. Я выключила телефон и включила уже только в квартире Роланда, где мне пришло уведомление о двадцати пропущенных вызовах. Перезванивать я не стала.
В одиннадцать вечера Роланд пожелал мне спокойной ночи, но не сдержал своей страсти и исступленно прижал меня к себе, поднимая на вершину блаженства – в моей больной фантазии. На самом деле мы закутались в одеяла и повернулись друг к другу спинами.
В среду я оставила телефон дома. Я все еще не была готова ответить Эрику, а от Роланда все равно не дождешься милых сообщений вроде: «Скучаю по тебе, насколько это для меня возможно» или «Прости, что я отмороженный сверхзамороченный индивидуум, патологически не способный к установлению близких отношений».
Вечером я решила взять дело в свои руки – не подумайте чего дурного. Гугл всегда был готов поделиться советами, оставленными глупыми людьми, умеющими печатать, глупым людям, умеющим читать. Среди прочего утверждалось, что ничто так не будит в мужчине зверя, как округлые женские ягодицы. А значит, нужно демонстрировать их как можно чаще, отгоняя от себя мысли о целлюлите и моржовом слое жира. «Просто сделайте вид, что вы поднимаете что-то с пола», – советовала неизвестная многоопытная. С этой точки зрения тетя Глаша, выпалывающая в поле сорняки, была верхом эротичности.
Я натянула тугие джинсы и, дождавшись прихода Роланда, обрела острейшее зрение.
– Соринка!
Мой позвоночник громко хрустнул. Роланд поморщился, но не оторвал взгляда от экрана ноутбука.
Я подошла поближе и попробовала снова:
– Нитка!
И снова ничего. Я начинала отчаиваться.
– Крошки! Много-много! – пошла я ва-банк, и на этот раз Роланд отодвинул свой ноутбук и посмотрел на меня.
– Безобразие, – сказал он. – Я рассчитаю уборщицу.
Я испугалась, что подставила человека, и, пытаясь оправдать уборщицу, не спалив при этом себя, оказалась втянута в длинный спор с Роландом. Роланд убеждал меня, что стоит гнать каждого напортачившего, поскольку в будущем он будет только прогрессировать в своей вредоносности. Я считала, что люди способны развиваться и работать над своими ошибками. Мне стало грустно, когда я поняла, что Роланд отстаивает ту точку зрения, согласно которой он неизлечим. Но хотя бы мы немного пообщались.
К следующему вечеру я подготовилась более ответственно, принесла бутылку французского вина и облачилась в шелковый халат с драконом, который купила за триста рублей у бабушки в подземном переходе, о чем Роланду знать не следовало. Я так волновалась, что меня бросало то в жар, то в холод. Может, действительно поднимается температура? Я взяла градусник. Услышав звук повернувшегося в замке ключа, суетливо вскочила, покусала губы, чтобы придать им яркости, и вышла.
– Ярослав Борисович, – выдохнула я, памятуя, что имя – сладчайший звук для любого человека, и что мужчины реагируют на грудной голос.
Роланд дернулся и настороженно посмотрел на меня.
– София, что у вас с нижней губой? На ней кровь.
– Ой, – я торопливо вытерла губы. – Бокал вина?
– Вы пьете в будни?
– Я? Нет! Просто захотелось расслабиться.
– Я не приемлю сотрудников, норовящих расслабиться в середине рабочей недели, – припечатал меня Роланд.
Вот и не знаешь, как с ним говорить – как с любовником или как с директором. Пряча смятение, я неискренне зевнула, приподняла руки и потянулась. Шелковые рукава скользнули вниз, открывая внутреннюю сторону предплечий – очень соблазнительную часть женского тела, если верить Гуглу. Что-то упало и, грохнувшись об пол, разлетелось на осколки. Градусник!
– Б****, – выпалила я.
– София, вы еще и ругаетесь? – ужаснулся Роланд.
– Я сказала: «Опять». Опять я разбила градусник.
Последующие полчаса мы с Роландом ползали по полу, собирая верткие шарики ртути. Это немного сбило мой романтический настрой.
– Вы все же присядьте, – я почти толкнула его на диван, когда мы закончили с ртутью. – И выпейте. Как говорится, один раз не пи… то есть ничего не будет, с одного-то раза.
Роланд глотнул вина без особого удовольствия. Я судорожно припомнила, что в женщине мужчину привлекает умение выслушать, и спросила:
– Как прошел день? Много проблем на работе?
За неимением туфельки я попыталась эротично покачать на кончиках пальцев тапочек. Тапочек слетел с ноги и грохнулся за телевизор. Я сделала вид, что ничего не произошло. Как будто я с самого начала была наполовину босая.
– Не больше обычного, – Роланд был явно выведен из душевного равновесия.
Потихоньку, почти незаметно, я придвинулась ближе к объекту. Знающие люди утверждают, что галстук ассоциируется у мужчин с фаллосом (не знаю, верна ли эта ассоциация в обратном направлении). Поэтому прикасаться к нему нужно с особым пиететом. В смысле, к галстуку.
– Мне хотелось бы помочь вам, – я протянула руку и погладила гладкую ткань, льстиво заглядывая Роланду в глаза и мысленно иронизируя сама над собой. – Скажите, что я могу сделать, чтобы вы немного расслабились?
Роланд странно посмотрел на меня. Я все еще гладила его галстук, уже начиная ощущать себя неловко.
– София, если вам так понравился мой галстук, я могу подарить его вам.
Кто-нибудь, стукните этого человека.
– Попробуем массаж, – бодро предложила я. – Снимайте рубашку.
– Я? – оцепенел Роланд.
– Если хотите, я тоже могу что-нибудь снять.
– Не нужно, – поспешно отказался он, расстегивая пуговицы. У него был вид человека, загнанного в угол.
Он открыл безволосый, худощавый, но с крепкими мускулами торс, и я немного подобрела. Если мужчина держит тело в форме, ему можно простить некоторые ментальные недостатки.
– Медицинского образования у вас нет, но, может быть, какой-то сертификат?..
А некоторые недостатки простить невозможно…
– Ложитесь, – рявкнула я.
Напуганный Роланд неуклюже растянулся на диване, и я взгромоздилась сверху. Опустив ладони на его гладкую спину, я задумалась, не станет ли это вершиной нашей физической близости.
– Так что случилось на работе? – спросила я, поглаживая его кожу, чтобы немного согреть.
– Вы уверены, что хотите это слушать?
– Сто процентов.
– В данный момент мы налаживаем сотрудничество с одной немецкой компанией, специфика которой в том, что…
И покатилось. Он как будто всю жизнь надеялся отыскать психопатку, которая согласится его выслушать. Я просто тонула в этом потоке слов.
– Специализированные медицинские выставки имеют большое значение, но необходимо учесть российскую действительность…
– В рамках реализации их стратегической концепции…
– Их намерение популяризировать гомотоксикологию похвально, но…
– Всем известно, что важным фактором профессионального подхода к внедрению в широкую медицинскую практику новых препаратов является…
Моя голова тяжелела и опускалась все ниже, пока я почти не коснулась губами затылка Роланда.
– София, вы спите, – донесся до меня голос Роланда откуда-то издалека.
– Разве? – обнаружив себя лежащей на диване, я посмотрела на возвышающегося надо мной Роланда.
– Уже одиннадцать. И я разбудил вас, чтобы мы легли спать.
Ночью меня пробудило его прикосновение к моему плечу.
– Да? – промычала я.
– София, – он произнес мое имя робко и неуверенно, отчего моя голова сразу прояснилась, а сердце замерло – наконец-то. – София… я все думаю о ртути в гостиной… Как вы считаете, мы умрем?
– Оно и к лучшему, – пробормотала я, зарываясь лицом в подушку.
К пятнице я ощущала, что любая египетская мумия по сексуальной привлекательности опережает меня на сто очков – хотя бы своей усохшей стройностью. С утра из зеркала на меня посмотрели усталые, тусклые глаза. Если физически я не заболела, то психологически точно.
По пути на работу Юра все время шутил, пытаясь меня подбодрить. Посторонний человек проявляет ко мне сочувствие, тогда как потенциальный муж знай себе копается дни напролет в бумажках, как самая запаршивевшая свинья в самой смердящей луже! Снег растаял окончательно, сменившись липкой грязью, с утра обледенелой и скользкой.
В офисе Диана посмотрела на меня и молча насыпала мне на ладонь желтые шарики аскорбиновой кислоты.
«Все или ничего», – твердила я себе вечером, одна в ледяном дворце Роланда. Удастся ли мне помириться с Эриком, если я вернусь обратно в свою квартиру? Это будет непросто, я полагаю. Но пока я не должна отчаиваться с Роландом.
Поскольку драконы и вино не помогли, доведенная до крайности, я решила применить что-нибудь менее изящное. Например, мои сиськи.
Наполнив ванну водой, я села в нее и начала ждать. Роланд задерживался. Вода остыла, пришлось добавить горячей. Наконец, когда моя кожа уже совсем сморщилась, я услышала хлопок двери. Роланд! В последний момент проверяя все ли в порядке, я провела по ногам, ощутила пару торчащих волосков и, схватив первую попавшуюся бритву, ликвидировала этот недостаток.
– Ярослав Борисович! – высунулась я за дверь. – Вы не могли бы помочь мне?
– Пожалуй, – неохотно согласился он, снимая пиджак.
Он вошел в ванную, совершенно равнодушный к моей наготе, как будто только что вернулся с массовой оргии свингеров. «Хотя бы изобразил интерес», – обиделась я.
– Потрите мне спину, пожалуйста, – я протянула ему губку и развернулась, надеясь, что ягодицы привлекают его больше грудей. Приподняла волосы, открывая шею. Я была так страшно зла, что не могла даже стесняться.
Роланд коснулся моего плеча губкой и нерешительно замер. Ох, ладно. Не рассуждает об особенностях работы с немецкими фармацевтическими компаниями, и то хорошо.
– София, вы трогали мою бритву? – осведомился он сдавленным голосом.
– Нет, – быстро соврала я.
– Она лежала параллельно краю ванны. А теперь располагается под углом примерно в десять градусов.
– Какой ужас, Ярослав Борисович, – съехидничала я.
– Я резко отрицательно отношусь к совместному пользованию гигиеническими средствами…
Я закатила глаза, радуясь, что он не видит моего лица.
– Вот, например, полотенца…
– А что с полотенцами? Мы пользуемся разными.
– Вы вешаете свое слишком близко к моему. И микроорганизмы переползают с одного на другое.
Я стиснула зубы. «Вы и представить себе не можете, что происходит, когда люди трахаются, Роланд».
– Что это у вас на плече? – встревожился он. – Какое-то покраснение. Это не атопический дерматит?
– Спасибо вам за помощь! – я вырвала у Роланда мочалку и выставила его вон.
Заперев за ним дверь, я устало прислонилась к кафельной стене. Что со мной такое, что я навожу мужчину на мысль об атопическом дерматите?
Я легла спать в десять. Роланд – в одиннадцать. Это было начало конца.
Всю субботу мы прослонялись по квартире, стараясь не встречаться. Я откровенно скучала. Тайра Бэнкс, чирлидеры и Сьюзен Элизабет Филлипс смогли бы поднять мне настроение, но в этом доме даже употребление героина встретило бы меньшее осуждение.
В половине одиннадцатого Роланд протянул мне бокал шампанского.
– Нам действительно нужно немного расслабиться.
Удивительно, но мне показалось, что он пытается быть милым или вроде того.
Захватив шампанское, мы переместились в спальню, где, незаметно для себя, я быстро прикончила всю бутылку, с незначительной помощью Роланда. В одиннадцать он выключил люстру и включил ночник, излучающий холодный голубой свет. Не слишком уютно для ноября. После того, как мы распили вторую бутылку шампанского, случилось чудо не меньшее, чем явление Богоматери в небе над Францией: мы с Роландом погасили ночник и занялись сексом. К тому времени у меня разболелась голова от шампанского, да еще мешал переполненный мочевой пузырь, и порой меня настолько отвлекали неприятные ощущения, что я забывала, где я, с кем и чем занимаюсь. Роланд действовал четко и последовательно, что не оставляло сомнений – когда-то, прежде чем решиться на практику, он внимательно изучил теорию и, проложив маршрут, с тех пор следовал по нему без изменений. «Вот поэтому роботы никогда не заменят людей», – думала я, наблюдая, как по потолку ползут синие тени.
Когда все закончилось, Роланд позволил моей голове полежать на его плече ровно пять минут (уверена, он отсчитывал секунды) и бросился в ванную. Пока он отсутствовал, комплексы и фобии реяли над моей головой, как воронье. Что вызвало у него такое отвращение, что после меня он отмывается уже полчаса?
– Почему мы не делали этого раньше? – спросила я, когда Роланд соизволил вернуться, уже облаченный в пижаму, закрывающую его тело от подбородка до пальцев на ногах.
– Потому что была не суббота.
– А что с субботой?
– В будни я слишком устаю на работе. В субботу же чувствую себя достаточно отдохнувшим.
– А в воскресенье?
– В воскресенье мыслями я уже на работе.
Хорошо, что он не еврей. А то шаббат лишил бы его последней возможности оставить потомство.
– Удивительно, что ты не потребовал от меня справки от гинеколога, – после свершившегося я решила наконец перейти на «ты».
– Я запросил твою карту в клинике, обслуживающей нашу компанию.
– Как я сразу не догадалась, – вздохнула я.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи с равнодушными интонациями соседок, встретившихся с ведрами возле мусоропровода. Вскоре дыхание Роланда стало редким и глубоким, а я все лежала и смотрела в темноту, вспоминая, что нужно моргать только когда глаза начинало жечь. Спустя час или больше я тихо встала, нащупала телефон и выскользнула в ванную.
Я слушала гудки до упора, пока холодный женский голос не известил меня, что абонент недоступен. Вдруг ослабев, я присела на край ванны. Эрик был доступен всегда. Он отвечал, когда я звонила, открывал, когда я стучалась в его дверь, и приходил, когда я звала. В любое время дня и ночи. Без него разверзлась зияющая пустота, и в нее посыпались оптимизм, жажда общения, мелкие радости дня, значимость вещей и событий, все, что наполняло мою жизнь. И я осталась одна в тишине.
Слезы падали на мои колени и, разбиваясь, превращались в маленькие лужицы.
Проснувшись утром, я увидела десяток пропущенных вызовов от Эрика – он все-таки перезвонил! Вот только я вчера не обратила внимания, что звук телефона отключен… дура. Я уже решилась набрать его номер, когда на дисплее высветился звонок. Я нажала кнопку «принять».
– Да, мама, все хорошо. Я больше не живу в той квартире. Я переехала к своему директору. Он ищет жену-рохлю, которая будет следовать за ним, не отсвечивая, и решил, что я вполне подходящая кандидатура. Да, мама, это правда. Да, я вас познакомлю.
Она молчала пять минут, переваривая новость. Потом выдохнула:
– Доча, я невероятно за тебя рада!
