Юлия Саймоназари
Чалгаевск
– Я попал.
– Только потому, что мы решили вас здесь оставить.
– А вы не боитесь, что я выдам вашу тайну? И там, как вы говорите, в «большом мире» узнают, кто живёт на химзаводе.
– Не боюсь. У вас нет выбора. Я знаю, как сильно вы любите свою дочь. Пока вы спали, я переписывался с ней от вашего имени, и ещё раз убедился: вы не позволите ей умереть. Мы снова сделали правильный выбор, – Алексеев встал с кровати, махнул рукой Гордееву и оба вышли из палаты.
Рокотов задумался, уставившись в потолок.
***
Рокотов больше не выходил на улицу днём, только когда стемнеет. Носил мешковатую одежду, под которой прятал слои бинтов. Избегал солнца, главного врага всех, кто здесь жил, особенно таких подверженных, как он. Ультрафиолетовые лучи ускоряли необратимые изменения – ещё одна причина, по которой трубы чалгаевского завода старательно пыхтели и днём, и ночью, спасая жителей от дневного света.
Кожа Рокотова источала сильный неприятный запах – главный признак быстро протекающих изменений. Первое время его рвало от зловония, следующего за ним повсюду. Постепенно он привык и перестал обращать внимание на вонь, пропитавшую одежду и квартиру.
С улицы донесся шум и крики. Рокотов выглянул в окно на кухне. Во дворе стоял грузовик, рядом с ним вертелись суетливые, юркие парни в синих комбинезонах – выгружали мебель, стараясь быстрее выполнить работу. За ними с тоской в глазах наблюдал грузный мужчина, его миниатюрная жена нехотя шла к подъезду, вокруг неё крутились двое малолетних детей.
«Они снова сделали правильный выбор», – вспомнил Рокотов Алексеева, глядя на обречённые лица новых соседей.
– Надя, идём скорей! Опоздаешь! – Рокотов позвал дочь, отходя от окна.
– Сейчас. – В коридоре послышались торопливые шаги. На пороге кухни появилась симпатичная девчушка с большими синими глазами и улыбкой, которая наполняла сердце Рокотова счастьем. – Оладушки!
– Садись, – сказал он, наливая какао. – Сколько сегодня уроков?
– Пять.
– Потом музыкалка?
– Угу, – она запихала в рот оладушек, вымазанный абрикосовым вареньем.
Рокотов погладил дочь по голове перебинтованной рукой и поцеловал в макушку.
Надя полюбила Чалгаевск в отличие от отца. Уже в первую неделю пребывания здесь её сильные боли притупились и постепенно ослабевали, а через год полностью исчезли. Болезнь отступила. Надя росла и хорошела.
Рокотов каждый день молился, чтобы уродства никогда не проявились во внешности дочери. Сам он готов был переехать на химзавод, когда больше не сможет скрывать безобразного облика, но не перенесёт, если Наденьке придётся жить в цехах с другими монстрами. Чалгаевск, который нельзя покинуть, он и так считал тюрьмой. А для Нади город был самым прекрасным местом на Земле, и после долгих страданий в «большом мире», она ни за что не уехала бы из Чалгаевска, даже если бы воздух не держал ее.
