***
Утром, проходя через вестибюль, Рокотов задержался у стола вахтёрши. Она нелепо улыбалась, стараясь быть дружелюбной.
– Утро доброе!
– Доброе утро, Тамара Георгиевна. Хотел ещё раз извиниться за то, что напугал вашего сына. Неловко вышло…
– Напугал? А ну да! Запамятовала совсем. Не переживай. Он уже привык. Все приезжие побаиваются его. Как себя чувствуешь?
– В смысле?
– Ну, в первые дни командировочным плохо бывает от воздуха.
– Ммм… – Он удивлённо смотрел в телефон. – А какой сегодня день?
– Шестое июня, понедельник.
– Как шестое?
– Тьфу ты, калоша слепая. Четверг, двадцать девятое мая.
– Вот, скотство, ещё и не ловит. – Он щёлкал по старенькому кнопочному телефону.
– Сломался?
– Похоже. Ладно, пойду. Егору привет! – Он улыбнулся и пошёл к двери.
У Рокотова хорошо получалось выглядеть человеком, у которого всё в порядке. Посторонние видели в нём лишь неуёмного трудоголика с синяками под глазами, и никто не догадывался о том, что уже больше двух лет болезнь дочери занимает все его мысли, превращая жизнь в нескончаемый кошмар.
***
По дороге к заводу Рокотов всё время оглядывался и принюхивался, он был уверен, что где-то рядом прячется сын вахтёрши, и удушающая вонь, схожая с дёгтем, камфорой и больной плотью, исходит от бинтов Егора. Его глаза прыгали с прохожего на прохожего, шерстили по улицам, скользили вдоль пятиэтажек, но, сколько он не смотрел по сторонам, Егора нигде не видел.
Рокотов чуть не упал, споткнувшись о булыжник на тротуаре, когда в одном из окон пятиэтажки промелькнули бинты. Чутьё подсказывало, что прошмыгнуло в окне что-то неправильное, будто забинтованная фигура была противоестественно вывернута и двигалась не по законам человеческой анатомии. Забыв о Егоре, Рокотов стал высматривать в окнах домов других мумий, только никто больше не показался.
***
В переплетениях промышленного гиганта Рокотов встретил Шабанова.
– Здарова. – Михаил пожал его руку. – Как настроение? Самочувствие? Готов к работе?
– Всё хорошо, только подташнивает.
– Это нормально! У всех приезжих так, у кого живот, у кого голова. Значит, ещё не привык к воздуху чалгаевскому. Ничего, привыкнешь, – приободрил Шабанов, и они разошлись.
После обеда Рокотов потерял счёт времени, из цеха он вышел, когда на завод прибыла ночная смена. Они кучно переходили из коридора в коридор и удалялись в глубины гудящей громадины. Данил столкнулся с ними в одном из длинных переходов, и не сразу среди рабочих заприметил стариков и детей. Раньше он бы даже не придал этому значения, но вопросов скопилось слишком много, и он не мог игнорировать чалгаевские странности. Никем не замеченный он примкнул к толпе и пошёл за остальными туда, где висел сломанный телефон, и стояло зловоние.
Постепенно галдящее шествие редело, люди отделялись от общего потока и уходили в узкие коридоры, примыкающие к главному. Впереди Рокотов заметил Шабанова с женщиной. Они свернули в один из проходов по левой стороне и скрылись за четвёртой дверью. Рокотов, соблюдая дистанцию, последовал за ними.
В большом помещении, разделённом громоздкой металлической конструкцией на два этажа, не было ни станков, ни конвейеров, ни сырья. Внизу столы с компьютерами, стулья, диваны, кресла, стеллажи с книгами, аудио и видеотехника. Наверху – кровати, комоды и шкафы. От невыносимого смрада першило в горле. Рокотов закрыл нос рукавом.
Облик тех, кто здесь жил заставил Рокотова содрогнуться. Здесь повсюду были уму непостижимые создания.
Недалеко от него стояло худосочное тело с вывернутыми коленями и локтями. На спине громоздились мясистые опухоли, одна из них была огромной головой с ассиметричными прорезями, в которых виднелись жёлто-зелёные радужки глаз на кровавых белках. Чуть ниже хлюпала бесформенная шишка, похожая на расплавленный нос, ещё ниже тянулась раскрытая расщелина, через неё с хрипом заходил и выходил воздух. Перекособоченное существо с шершавой кожей двинулось навстречу какой-то парочке и обхватило их кривыми конечностями.
Рокотов осторожно подкрался к Шабанову, тот сидел на корточках перед инвалидной коляской. В ней громоздилось нечто с маленькой недоразвитой головой, кожа исполосована глубокими трещинами, сочащимися кроваво-водянистой жижей. Вместо носа – две дырки. Из раскрытого рта текли слюни на недоразвитую грудную клетку. Глазные яблоки с кровавыми сгустками и жёлто-зелёными радужками выпучены. Руки со сросшимися пальцами походили на ласты.
Существо замычало, в испуге ещё сильнее выкатывая глаза. Шабанов обернулся.
Рокотов бросился прочь из логова чудовищ.
– Стой! – закричал Шабанов. – Тебе не убежать!
В коридоре Рокотов наткнулся на вахтёршу с сыном. Рядом с ними стояло нечто на трёх слоновьих конечностях, обросших изломанной корой, образованной сухими твёрдыми бородавками и папилломами. Уродливая тяжёлая броня покрывала почти всё тело, из-за чего оно сильно деформировалось, и малейшее движение давалось неповоротливому существу с большим трудом. Толстый слой наростов с рогообразными выступами объединял голову и туловище в одно целое. Глубоко внутри одеревенелой массы бегал жёлто-зелёный зрачок, вокруг века небольшой участок смуглой кожи. И только мужская рука сильно выбивалась из облика твари, будто её отрезали от нормального человека и пришили к трёхногому.
Рокотов мчался без оглядки, оставляя цеха с жуткими обитателями позади. Он вылетел с проходной и направился к автовокзалу. Последний пригородный автобус уехал больше двух часов назад. В Чалгаевск вела одна дорога, здесь же она и заканчивалась. Город был тупиком на карте, рядом с ним не проходили трассы и не курсировали попутки. Рокотов быстро поднимался из низины, окружённой высокими холмами.