Юлия Александровна Бочарова
Любовь на американских горках
Глава 25. И всё-таки развод
Подъезжая к дому после встречи с подругами в Филях, Алёна открыла окно машины. В салон пахнуло свежим майским воздухом.
Девушка въехала в подземный гараж, на уровень -2 и запарковала машину на своём месте. На паркинге было сыро. Где-то протекал потолок.
Алёна вышла во двор и сделала селфи у куста сирени, чтобы дома придумать подпись и выложить в инстаграм, по совету подружек. Фотки получились одна другой лучше, их можно было хоть сразу посылать в глянцевые журналы для иллюстрации статей о красоте и здоровье, но умные фразы почему-то «с ходу» не придумались.
Потом девушка зашла в лифт и поднялась на свой этаж, открыла дверь и не увидела бумагу с печатью на пуфике. Наверное, переложила куда-то и забыла. Она скинула туфли и пошла на кухню, хотелось пить. Там на столе она увидела уведомление о предстоящем разводе, а рядом – записку на листе А4 от Володи: «Забрал вещи. Прости, не дождался, работа. Володя».
Это звучало, как телеграмма. Какие-то смысловые переходы в тексте были утеряны, как будто каждый знак стоил денег, и автор их экономил. Алёна так и прочитала внутренним голосом: «Забрал вещи тчк Прости зпт не дождался зпт работа тчк Володя».
Раньше в деревне у бабушки хранились разные телеграммы как память о важных событиях. Алёна в детстве любила доставать пожелтевшие бумажки из коробки из-под зефира и перечитывать. Она разглаживала отклеившиеся полосочки с текстом и придумывала, какие ситуации и эмоции кроются за сухими строчками. Каждый раз в её воображении к этим событиям добавлялись новые краски. Мама Алёны телеграммы уже не хранила, но у неё была стопка фотографий и несколько бумажных писем, которые лежали в ящике секретера. Маргарита Ивановна не любила, когда дочка брала эти бумаги, но Алёна всё равно с ними играла. Там догадываться приходилось уже меньше: вот лица на фотографиях, вот позы, и они говорят сами за себя. А ещё есть надписи на обороте. В бумажных письмах вообще было всё понятно, и много лишнего: как погода, как дела у соседей, что случилось у троюродных родственников, как болел сустав у автора и какой мазью его намазали (и Вишневского, и «синтомицинкой», и даже коровью лепёшку прикладывали по народному рецепту), – в общем, куча подробностей, которые воссоздавали колорит времени и ситуации.
У Алёны же вообще не было никаких памятных бумажек, которые бы она хранила. То, что ей казалось важным, она отмечала в электронной почте жёлтой звёздочкой или перетаскивала в отдельную папку. А самое дорогое и милое сердцу она выносила на рабочий стол своего компьютера и в папочку «Избранное» на айфоне. Сейчас нет проблемы сделать 150 фотоснимков, отбраковать неудачные, а в остальных останется столько деталей и оттенков эмоций, что и догадываться о контексте не придётся. Всё видно, как на ладони.
Так вот текст, который увидела Алёна на листе А4, давал информации не больше, чем телеграмма. В условиях, когда позвонить и поговорить было раз плюнуть, это казалось крайней степенью неприязни или невнимательности со стороны мужа. Алёна проверила свой телефон: да не, всё нормально, он включен, и пропущенных звонков нет.
Алёна вздрогнула: щёлкнул замок на двери, закрыли снаружи. Это значит, Володя был сейчас дома?! Он слышал, когда зашла жена, но не захотел с ней пересечься и ушёл тайком? Это просто п***дец. Алёна не находила других слов. Некоторых бросают по смс, но не из соседней же комнаты! Неужели, муж её настолько боится? Или презирает? Алёна не знала, что хуже.
Она как была, в тапочках выбежала на лестничную клетку, не стала ждать лифта и пешком сбежала по ступеням, чтобы догнать Володю. Он не смеет настолько её оскорблять!
Через первую лужу во дворе она перескочила, а во вторую наступила и промокла. Левый тапок соскочил и утонул.
– Тоже мне, Золушка, – сказала Алёна, прыгая на одной ноге и пытаясь выудить тапок из воды. Редкие прохожие оглядывались на неё, но никто не предложил помощь. Один даже из окна высунулся по пояс, попыхивая сигаретой и наблюдая за странной девушкой.
В таком виде Алёна за мужем точно уже не побежит. Хватит унижений.
Она достала тапок, но не стала его надевать (фу, мокрый!), а попрыгала в подъезд на одной ноге. И только там обнаружила, что не взяла ключи и не сможет открыть домофон.
Алёна сначала растерялась, а потом принялась звонить в соседние квартиры – никто не отвечал. Она пыталась вычислить, где этот парень с сигаретой. Уж он-то точно дома. Тут дверь подъезда открылась, и она увидела этого самого парня.
– Промокла? Заходи, – сказал он и выкинул окурок, метко запустив его прямо в урну.
После магического ритуала, проведённого с подругами, Алёна решила, что это судьба, и всё происходящее с ней теперь не случайно. Вселенная даёт ей решения и шансы. Поэтому когда они ехали в лифте и парень сказал: «К тебе или ко мне?», – она встряхнула волосы, улыбнулась и ответила вполне легкомысленно: «К тебе».
«Что я делаю?» – успела подумать Алёна на пороге его квартиры, пока парень открывал дверь. На этом этаже даже пахло по-другому, не как у них.
Глава 26. Стрёмный сосед с чёрными глазами
– Да не бойся, просто по-соседски посидим. Должен же я как рыцарь предложить тебе согреться и обсушиться, – наконец, он справился с замком и распахнул дверь. – Проходи!
Он чуть склонился перед Алёной, как настоящий рыцарь перед своей дамой. И она шагнула в квартиру. И правда почему мы всё время избегаем соседей, отгораживаемся от них? Максимум скажем: «Здрасьте» – и отвернёмся. А ведь они могут быть очень хорошими людьми.
Квартира Максима (так звали парня) находилась в том же стояке, что и Алёнина, только на четыре этажа выше. Девушке странно было видеть ту же планировку, что и у неё, но с другим цветом стен и с чужой мебелью. Алёна по привычке поворачивалась или тянулась куда-то, чтобы взять полотенце или найти стул, но их там не оказывалось.
Максиму жильё купили родители. Он был представителем «золотой молодёжи», учился в МГИМО, но предпочитал балбесничать и жить в своё удовольствие. Несмотря на карантин, парень был очень загорелый: он только недавно вернулся из Бразилии, где «застрял» на полтора месяца из-за отсутствия авиасообщения. Впрочем, он не расстраивался, купался в море, чатился с друзьями и брал напрокат яхту. Предполагалось, что он будет продолжать учёбу по зуму, но Максим скорее делал вид, чем на самом деле учился. В конце концов отец заказал для него частный самолёт для возвращения на родину. Цена полёта была заоблачной, но отец решил: пусть лучше уж так, чем «просаживать» деньги вообще без толку в стране диких обезьян.
– Да что ты всё время боишься? – «подкалывал» Максим Алёну, улыбаясь и прищуривая глаз. – Не заражу я тебя. Почему красивые девушки всегда такие недоверчивые?
Парень заваривал для неё чай с ароматными травами, соблюдая какую-то необычную церемонию. Алёна уловила запах бергамота, чабреца, мелиссы, цитруса и ещё чего-то волшебного. Ей казалось, так должно пахнуть в раю (девушка не была поэтессой, и сравнения ей приходили на ум весьма банальные).
– И потом, сама посуди. Всё плохое если и случилось, то уже случилось. Значит, дальше будет лучше, а то осталось позади. Так что расслабься и получай удовольствие.
– Как? – спросила Алёна. Предложение казалось ей интересным, но каким образом перестать думать о своих мучительных бедах, как отпустить злость, чувство вины и обиды на мужа, она не представляла.
Максим не ответил. Он поднял крышечку заварочного чайника и вдохнул пар.
– М-м… Офигенно, скажи?
И он плавно рукой направил воздух в сторону Алёны. У неё немного закружилась голова. А он смотрел ей прямо в глаза.
У самого Максима глаза были настолько тёмные, что не разберёшь, где зрачок, а где радужная оболочка. От этого они казались загадочными и удивительными.
Алёна обращала внимание, что во время разговора люди чаще всего смотрят собеседникам в глаза. А если те отводят взгляд, то контакта не получается, какие бы душевные слова они при этом ни говорили. На работе у Алёны был один товарищ, лет под 50, который раньше служил в органах госбезопасности, а потом по каким-то причинам уволился и стал возглавлять Службу безопасности их коммерческой организации. Так вот он вообще никогда не смотрел людям в глаза. Говорил, что эта привычка сохранилась с тех времён, когда он занимался дзюдо, а на восточных единоборствах есть такая практика. Даже когда он отдавал распоряжения своим подчинённым, взгляд у него «уплывал» в сторону. С этим человеком общаться было очень сложно, хотя он всегда был вежлив и аккуратен, и манеры у него были безупречные.
Интересно, почему так. У животных взгляд в глаза – это вызов (на бабуинов и агрессивных собак вообще не рекомендуют смотреть), а у нас – признак открытости и расположенности к общению. Может, дело в зрачках? Мы привыкли бессознательно «считывать», как они расширяются и сужаются. Это мгновенно сообщает нам об эмоциях собеседника, его волнении или, наоборот, безразличии. Дети выдают себя жестами, мимикой и голосом. Посмотри на малыша – и сразу понятны его чувства. Он пыхтит, насупливается, или у него дрожат губы, бровки становятся домиком, он закрывает лицо ладошками от страха. А став взрослыми, мы становимся хитрее и учимся контролировать себя, изображая ту реакцию, которая более выгодна в данный момент. Движение зрачков – это, пожалуй, единственное, что мы не можем имитировать.
Бывает, скажешь человеку: «Нам надо поговорить». И он такой: «Хорошо, окей, сейчас только чайку себе налью. Ты будешь?», – и лицо спокойное, словно ничего не случилось, и он даже не подозревает, о чём пойдёт речь и какой за ним может быть косяк. А у самого зрачки мгновенно «вспыхивают». Была бы возможность – расширились бы ещё больше, но они ограничены размерами радужки.
А другому скажешь: «Подними ноги, я пропылесошу». Он отвечает: «Угу», – поднимает ноги и продолжает читать журнал. Но зрачки его сужаются. Он злится. Считает, что ты специально тут возишься с пылесосом, когда он только прилёг – чтобы показать, какая ты замечательная хозяюшка и как стараешься для дома, а он, никчемный, опять валяется на диване, как бревно. Хотя ты вовсе этого не имела в виду, а реально надо пропылесосить. У тебя тоже не каждый час свободен для уборки. И да, бревно, но ты этого не говорила!
Третий скажет: «Как интересно! И что же было дальше?». Но его глаза остаются ровными и спокойными. Не интересно ему. Ну и ладно, не очень-то и хотелось рассказывать. Спасибо зрачкам, не будем тратить время на равнодушного слушателя.
А четвёртый смотрит на тебя и просто молчит. Но внутри у него гормональная буря, страсть, адреналин – и глаза выдают его чувства, делаясь из серых или голубых почти полностью чёрными. Не зря поэты говорят: «Глаза потемнели».
И кстати, раз уж речь зашла о поэтах, можно вспомнить и любимый объект их творчества – бледных аристократических красавиц. Говорят, в 18-м веке они перед балом закапывали в глаза ядовитую белладонну, чтобы расширять зрачки и выглядеть от этого чувственными, полными страсти и привлекательными.
Максим был лишён этой уязвимости. Иногда казалось, он весь – одно большое внимание и страсть. А иногда – что он спокоен и вечен, как Будда, и ничто не может его поколебать. Это часто вызывало у собеседников неясную тревогу, но и притягивало, вызывая желание разобраться, что в нём такого особенного.
Максим смотрел на Алёну, и в его глазах как будто что-то переливалось и искрилось. Правый глаз его и правда сверкал в глубине. В подростковом возрасте Максим с такими же балбесами-пацанами лазил по гаражам и упал с крыши, попал глазом на острую ветку шиповника. Ему потом вставили искусственный хрусталик, который вот так интересно преломлял внешний свет. Это придавало его образу что-то мистическое.
Молодые люди уже выпили по паре чашек ароматного чая. Алёна немного расслабилась, и ей было хорошо. Сладкий дым от косячка, который курил Максим, заполнял кухню. И тревога стала немного «отпускать» девушку.
– Так и будешь завидовать? На, попробуй, – парень затянулся, а потом протянул ей свой косячок-самокрутку. Дым он втягивал так, словно целовал папиросную бумагу и сухие травы внутри неё. – И рассказывай, что у тебя случилось. Почему ты на улице в тапках ходила по воде, как древний пророк.
В подъезде хлопнула дверь. Где-то во дворе заорала сигнализация. Максим встал и закрыл окно, чтобы звуки с улицы им не мешали. А потом ещё и задёрнул шторы.
Часть вторая
Глава 1. Отпуск в Европе
Итак, к концу августа прошлого года у Алёны было две большие беды. Одна – не очень взаимная, как ей казалось, любовь к мужу. Вторая – совсем не взаимная и уж точно совершенно не нормальная любовь к Маше. Потому что любить соперниц – это за гранью реальности, не пойми что такое. Обсудить ситуацию было не с кем: с подругами Алёна тогда ещё не восстановила связь, мама не поняла бы и сказала бы, что она бесится с жиру, а на работе некому было доверять столь личные проблемы.
Алёна отправила очень длинное анонимное письмо в психологический интернет-журнал (со старого «фейкового» аккаунта, который она давно завела по какому-то случаю и с тех пор не использовала). Некоторым счастливчикам удавалось увидеть в журнале свои письма опубликованными и получить разбор психолога и его помощников-комментаторов. Но видимо, случай Алёны был не столь интересным для авторов журнала. Или письмо было слишком путанным и нечитаемым. А может, оно просто затерялось в огромном потоке входящих – мало ли желающих получить помощь от профессионалов высокого класса.
Тогда Алёна стала искать психолога для личных встреч. Ей было очень стыдно рассказывать свою историю кому-то глаза в глаза, и она листала профили психологов, скорее, чтобы убедить себя, что сделала всё возможное для решения проблемы. И вдруг уже собираясь закрывать профили профессионалов, Алёна наткнулась на фото Фаины Ивановны – женщины, которой ей сразу захотелось открыться. Она зашла по ссылке на форум, где Фаина Ивановна давала публичные советы, и стала читать «запоем». Всё это было очень здорово. Психолога благодарили. Конечно, отзывы могли быть подставными, но Алёна и сама благодарила бы специалиста за такие советы. Некоторые (например, об отношениях с мамой) она сразу «примерила» на себя и применила. С мамой отношения в тот момент потеплели.
Но формат форума не предполагал настоящей длительной работы, и Алёна записалась на встречу. График у Фаины Ивановны был плотный, и ближайший свободный час оказался в конце сентября. Ждать предстояло целый месяц, и многое за это время ещё могло случиться (забегая вперёд, скажу, что так оно и произошло). Но Алёна воспряла духом: теперь она не одна, ей помогут. Настоящий врач (а у Фаины Ивановны был медицинский диплом) вылечит её душевные болячки, и они с Володей заживут долго и счастливо!
На этом подъёме Алёна решила взять отпуск и съездить отдохнуть с мужем. Володе было не удобно срываться с работы в это время: только что уволился один из важных сотрудников, и они искали на его место другого. К тому же, в их банке было принято заранее согласовывать график отпусков. Ещё в декабре все знали, кто когда уходит и на кого ляжет какая нагрузка.
Но видя воодушевление Алёны после её апатии, муж согласился. В конце концов, жизнь на то и жизнь, чтобы в ней случались неожиданности. Теоретически если бы он заболел, никто бы в банке не умер, и работа продолжалась бы в прежнем режиме. Неделю отдыха он может себе позволить.
Алёна выбрала Европу: Чехия и Германия. Это потом психолог ей объяснила, чего Алёна подсознательно добивалась. А тогда девушке казалось, что её просто «отпускает» на волне радости от того, что она не одна, ей помогут, и у неё есть выход.
Один Володин знакомый и в некотором смысле его наставник по фамилии Насонов – СЕО в другом банке – как-то сказал:
– Прикинь, я только что осознал, что у нас зима, холод, какое-то говно под ногами, а я могу в любой момент взять билет на самолёт и через пять часов оказаться там, где море и солнце.
– И что, ты так часто делал? – спросил его Володя, раскуривая трубку.
Они сидели вдвоём на веранде дома Насонова, в пятнадцати километрах от Москвы по Новорижскому шоссе. Володя приехал к нему, чтобы обговорить возможности участия в одном из его очередных проектов, а заодно и просто посидеть, поболтать по-дружески.
– Нет, не делал ни разу. Но ведь я могу! – ответил приятель.
Володя усмехнулся.
Насонов взял тампер (специальный инструмент у курильщиков трубок, «топталка») и примял им табак в своей трубке: верхний слой табака уже задымился, и надо было передать огонь нижнему. Чаша трубки немного нагрелась, передавая приятное тепло пальцам.
Володя подумал, что приятель, в принципе, прав. Сознавать, что можешь легко сделать что-то, о чём другие только мечтают – это уже немало. Одно дело – быть в каких-то обстоятельствах, потому что ты вынужден, стеснён внешними силами и тебе даже не «светит» исправить ситуацию, она выше и больше тебя. А совсем другое дело – иметь выбор и поступать так, как сам решил.
И в конце концов, почему бы не взять билет и не махнуть за границу спонтанно, без долгих раздумий. «Алёна всё-таки умница», – решил Володя и стал собирать чемодан. Шенгенские визы у них обоих уже были.
Глава 2. Прага
Сначала они отправились в Прагу. Пока ехали от аэропорта в город, Алёна увидела на окраинах Праги дома-«коробки», как строили у нас в 70-х – 80-х годах прошлого века. Этот район был не престижным. Таксист рассказал, что раньше в городе стоял ещё огромный памятник Сталину, который доминировал над местностью, но его, конечно, давно уже снесли. О Пражской весне нашим туристам тоже не забыли напомнить – ох уж эти чехи. Прошло уже почти 60 лет, а до сих пор как будто главное событие, и увидев русского, ему это обязательно вменяют в вину. Наполовину в шутку, конечно. Но мы-то с вами знаем, что в каждой шутке есть немалая доля правды – иначе бы это не вызывало желания её рассказать.
Алёна вспомнила, как Фаина Ивановна писала на форуме о застарелых обидах взрослых людей на их родителей. Сейчас она почувствовала себя таким «родителем» или его представителем, которому предъявляют претензии за советское прошлое.
– Как будто мы виноваты! – сказала она Володе уже в гостинице, переодеваясь с дороги. – Я вообще родилась, когда СССР уже не было.
– А у меня дед тут служил, в Восточной группе войск.
– Ого! Я и не знала.
– Да он не любил рассказывать. Говорил, не уважали их. А у него девушка была любимая среди местных, чешка. Как он умудрился встречаться с ней при том, что их почти не отпускали – не представляю.
– Расскажи!
– Я сам почти ничего не знаю. Он только один раз проболтался – мы с ним выпили на моё восемнадцатилетие – ну и речь зашла про армию и вот это всё. Говорит, она беременная была от него, и он хотел жениться, но не разрешили. Какие-то согласования, тёрки с командованием, международные вопросы, партия, честь и совесть. Отправили домой с понижением в звании. И из Москвы пришлось уехать, он в Воронеж перебрался.
– Надо же. А твоя бабушка знала про это?
Володя помолчал, а потом сказал:
– Не уверен. Мне кажется, она не хотела знать. Было – и было. Баба Света ревнивая была – жуть, и если б она что-то накопала, то она бы деда убила сгоряча. Или себя. Или ещё что-нибудь натворила бы. Знаешь, как это бывает у тех, кто слишком…
Володя осёкся. Он случайно, увлёкшись рассказом, наступил на «больное место» своей ревнивой жены.
– Ну в общем… – ему было неловко, и он не знал, как «вырулить в безопасные воды».
– Пойду я в душ, ладно? – сказала Алёна. – Ты не против, если я первая?
– А. Да, конечно. Тебе что-то надо?
– Сама найду.
Алёна открыла дорожную сумку, достала свой шёлковый халат и отправилась в ванную.
После душа Алёна лежала на кровати, отдыхала и листала новости на телефоне. Муж был в ванной. Алёна открыла закладку со страничкой, посвящённой светской хронике. Завтра в Берлине откроется «Berlin Art Week» – заметное событие в мире искусства, в рамках которого сотни галерей представляют свои работы. Целую неделю будут проходить выставки, инсталляции и различные мероприятия. Среди участников такие площадки, как: Akademie der Künste, Berliner Festspiele, Berlinische Galerie, Gropius Bau, Hamburger Bahnhof, Statista – и другие. Алёна, скорее всего, пролистнула бы эту новость и уж тем более не поставила бы на ней закладку, но на мероприятие собирались коллекционеры и любители искусства из разных стран. Среди них должна была быть и Маша со своим мужем-коллекционером – это Алёна узнала из комментов в её Инстраграме.
Алёна скрывала сама от себя, что настояла на поездке в Европу и выбрала этот маршрут именно из-за Маши. Более того, если бы ей намекнули на это, Алёна бы справедливо возмутилась в ответ на оскорбительные подозрения. Но как много мы делаем того, что сильно хотим, не подозревая, что хотим именно этого…
Чего, скажем, хотят люди, когда покупают билет на американские горки? Испытать себя? Получить адреналиновый кайф? А может, выплеснуть энергию и поорать, не испытывая стыда перед окружающими? Мы живём в городах и ютимся в многоэтажках с «полупрозрачными» стенами, зная о соседях то, что не принято рассказывать посторонним: их ссоры и претензии, возгласы во время страсти, и время, за которое они успевают заняться сексом, и что они едят на завтрак и ужин (все запахи тянет через вытяжку или в открытое окно). Мы слышим других и стараемся сдерживать себя. Даже в ванной, закрыв дверь и включив воду, нельзя дать полную волю чувствам. Алёна однажды услышала звуковую дорожку из порно-ролика – наверное, звук передавался по трубам. Ну фу. Кто-то из соседей развлекался в своём санузле, но ей об этом совсем не хотелось знать. В другой раз её отдых в ванной совпал с вечерним душем толстой соседки, которая орала (другого слова и не подберёшь) громким фальшивым голосом песни с глупым «фальшивым» смыслом, и делала это с большим энтузиазмом. Она считала, что уж в ванной-то может «развернуться», если в других местах её не ценят.
Утром люди едут на работу, вечером возвращаются домой, и если у них нет машины (или не хочется стоять в пробках), то приходится контактировать с огромным количеством людей – там тоже не до выражения чувств. В метро люди закрывают глаза – не столько от усталости, сколько желания создать для себя иллюзию одиночества, собственного пространства. На работе, в магазинах, на учёбе, на остановке – всюду люди.
Маргарита Ивановна частенько говорила своим ученикам в классе:
– Ну и что вы кричите? Не в лесу всё-таки.
Да, не в лесу. Иногда, когда становилось совсем тяжко, Алёна уезжала в Тропарёвский лесопарк за город, именно чтобы поорать, и никто бы не посчитал её ненормальной. На американской горке, «падая» с огромной высоты, девушка впервые почувствовала такую свободу в выражении чувств. Она кричала обо всём сразу, выпуская тревоги и обиды, и страхи, и злость, и страдание о потерянной любви (это было во время командировки, в те два года, когда они с Володей расставались), и накопленное напряжение от работы, и разочарования. После выхода с Kingda Ka у Алёны подкашивались ноги. Она чувствовала опустошение внутри и одновременно эйфорию, словно одним махом освободилась от всего, что её мучило и что не давало ей жить. Ещё несколько дней у неё было ощущение чистоты сознания – до тех пор, пока жизнь снова не «засосала» её со всеми текущими делами и проблемами. Алёна решила тогда, что будет периодически «встряхиваться» на аттракционах, но вспоминая ощущение страха во время падения, так больше и не решилась.
Может, поэтому – а может, и нет – Алёна подсознательно стремилась к встряске как к инструменту очищения и избавления от психологических проблем.
Однако врачи предупреждают: аттракционы не так безопасны, как кажется. Иногда случается, что человек с чем-то сталкивается на скорости 120 км/ч (кто-то что-то выронил, или пролетел воробей), и травма оказывается если и не смертельной, то очень существенной. На горках можно получить и сотрясение мозга – не всегда его сразу даже заметишь, потому что выработка гормонов зашкаливает, и от такого «коктейля» человек словно пьянеет, и это же служит анестезией. Зато вечером или на следующий день у него начинается головокружение, и подступает тошнота. Ещё говорят, что когда мы устремляемся по горкам вниз головой, то наши внутренние органы скользят и смещаются – то ещё удовольствие.
Но ради той пользы и счастья, что видят люди у тех, кто уже покатался, они идут туда, а потом возвращаются снова и снова.