Юлия Александровна Бочарова
Любовь на американских горках
Глава 22. Володя с подругой Алёны
Через четыре часа начало смеркаться, а Володя с Юлей всё говорили и говорили. Вернее, это он говорил про свою жену и про всё, что у них случилось, а девушка поддакивала и вздыхала. Они переместились на качели, потому что ноги затекли стоять у столика.
Володю словно прорвало: он никому ещё не рассказывал всё в таких подробностях, но теперь ему надо было оправдаться или, может даже, скорее для самого себя разложить всё по полочкам. Порой он даже забывал, что говорит с подругой Алёны. Ему казалось, что он обращается к жене напрямую – но так, как он никогда не решился бы с ней говорить.
На качелях было удобно, но Юля замёрзла, и Володя предложил ей поехать к ним в гости, раз уж так вышло. Заодно и с Костиком её познакомить, поскольку он понравился ей в переписке.
Юля остро завидовала подруге: тому, что у неё есть такой хороший муж, и любит её с самой юности и до сих пор, несмотря на все её «выкрутасы», а саму Юлю каждый раз бросают. Хотя чем она хуже? Девушка только что поняла, что всё время завидовала подруге, а её собственная философия о личной свободе и чайлд-фри были прикрытием, чтобы не признаваться себе: она тоже хочет такого мужа, а ещё – кучу детей от него.
– Я её совсем не понимаю, – говорил Володя, пока они ехали к дому.
– Алёну?
– Да. Знаешь, я пытался учить китайский язык – это примерно то же самое. Вроде, такие же люди, как и мы, тоже руки-ноги есть, недалеко от нас живут, но ёлки-палки, где логика?! У них есть иероглиф, который обозначает «женщина». А если к нему прибавить «ребёнок», то что будет?
– Сын?
– Нет.
– Тогда мать.
– Нет! Это будет означать «хорошо»! Потому что женщина с ребёнком – это ведь хорошо. Логично?
– Ээ…
– Вот и я говорю, ээ. Как об этом можно догадаться, если не знаешь заранее? И с женой так же: вроде, её слова все знакомые, а она их соединит – и рождается новый смысл, который я не в состоянии угадать. А ещё у китайцев большое значение имеет интонация, а не только само слово – то есть как ты это произнёс.
– У нас тоже.
– Да, но там значение слова меняется на совсем другое или даже противоположное, и попробуй это улови, если ты не китаец от рождения. Пойми, чего он хочет – спать или пельменей. Потому что это звучит одинаково. Или «покупать» или «продать», потому что это вообще не отличить на слух. Алёна мне говорит «да» или другим тоном «да», а потом третьим «да» – и я не понимаю, что это значит. То ли она на самом деле согласна со мной, то ли хочет, чтобы я с этим что-то сделал и её переубедил, то ли хочет отвязаться от меня и не разговаривать больше. И я просто предпочитаю не разбираться и ничего не выяснять, а отойти в сторону, чтобы не сделать хуже. Мне иногда кажется, что рядом с мужчиной и женщиной должен быть переводчик, чтобы они жили мирно и не ссорились.
– Мда… – сказала Юля задумчиво.
Она вспоминала множество случаев из своей жизни, когда она что-то имела в виду, а мужчины её не понимали или словно назло не хотели догадываться. Но если начать им по-тупому объяснять, то весь смысл и эмоции потеряются.
А как бы, и правда, было здорово, если бы в телефоне, в приложении «Переводчик», помимо стандартных языков: «английский», «немецкий», «чешский», «сухаили», – были бы ещё «мужской» и «женский». Мы бы тогда включали режим «голос» или «разговор» и доносили до собеседника свои мысли без искажений, в понятной им форме. Только надо ещё интонации улавливать. Юля была филологом и лингвистом, и эта мысль её сразу же увлекла. Она стала думать, как лучше устроить такой переводчик и где бы найти программиста, чтобы скооперироваться и сделать стартап. Нужны ещё подопытные мужчины и женщины, чтобы установить точные связи между языками. Перевод должен быть чистым и верным, а не как частенько бывает на «Алиэкспрессе»: «Овца среднего возраста женская» про шерстяной кардиган, «Продажа ограниченных твёрдых взрослых женщин» про вязаный берет с жемчужными бусинками, «Любовник жилет мужчины зима пальто большой бархат мужские» или «Детские коляски организатор кулер и термосумки для мумия» – про коляску, из которой выглядывает розовощёкий малыш. Такой перевод, пожалуй, был бы весёлым, но всё бы ещё хуже запутал.
Хотя если вдаваться в детали… Все ли мужчины и женщины одинаковы, чтобы их одинаково переводить? И переводчику ведь нужно время на то, чтобы «переварить» услышанную фразу и произнести её заново. А в быстром синхронном переводе что-то теряется. И у электронного девайса нет эмоций. Он пишет всё обычным текстом, который собеседнику ещё надо прочитать, и сделает он это со своими интонациями и паузами. Как в том анекдоте: «Сказал, что пива нет, а он: «Пива не-ет!»».
А если сделать голосовой переводчик? Тогда он будет говорить с твоим мужчиной чужим женским голосом – это ещё хуже. Или мужским. Тоже не айс. В общем, не вариант для задушевного разговора или для ссоры с любимым человеком. И почему с подружками таких проблем не возникает? Они сразу понимают, что ты имела в виду.
– Вот ты сейчас сказала «мда» – это в каком смысле? – спросил Володя.
Юля очнулась и заморгала. Она уже и забыла, что сказала «мда». За те секунды, что Володя собирался её переспросить, она успела представить и прожить целую историю – как это умеют делать только женщины.
– Мда – это я бы тоже не отказалась от переводчика, – сказала она слегка высокомерно.
Володя ей очень нравился как мужчина, и она не хотела, чтобы он это увидел.
– И главное, восемь месяцев без секса, – продолжал он. – Это ж с ума сойти. Я чуть не рехнулся. Но она вбила себе в голову – если я правильно понял – а я ведь мог и не правильно понять – что мне это вообще теперь не нравится и не нужно, и нам надо держаться поодаль друг от друга до тех пор, пока у меня не возникнет настоящее желание. А что такое «настоящее»? Я тоже дурак, попросил после Берлина взять паузу насчёт секса. Она обиделась, решила меня наказать, наверное. У меня так компьютер зависает: смотришь кино, нажимаешь на паузу, отходишь чаю себе налить – а оно потом дальше не идёт. Типа раньше надо было. А сейчас ошибка, и больше ничего больше не будет.
– Бывает такое, – поддакнула Юля.
– Ну и что делать – не буду же я насиловать собственную жену, я же не маньяк. Месяц я ей пытался что-то доказать, вернуть, а потом под Новый год у неё по женской части проблемы начались. Она в больнице лежала недолго. Потом ей нельзя было секс целый месяц.
– Да, она рассказывала.
– Вы всё про нас обсуждали?
– Ну… – Юля уклонилась от ответа, но сделала вид, словно ей много чего известно.
Ей не хотелось признавать, что Алёна рассказывала им далеко не всё. Юля хотела сейчас стать для Володи доверенным лицом, которому он может открыться без стеснения, потому что всё равно терять уже нечего. Сближение с Володей было для неё приятным.
– Хорошо, тогда объясни мне, что это была за история с её бывшим, – сказал Володя. – Я так и не понял.
– Какая именно история?
– Ну та, где я возвращаюсь однажды домой – а он сидит на нашей кухне и ест мой ужин.
– Ааа…
– Я думаю: что за нафиг?! А его, оказывается, из дома выгнали, и ему жить было негде, он к Алёне пришёл.
– А напомни, кто его выгнал? Жена?
– Родители. Задолбал, говорят, на их шее сидеть и за их счёт жить. А у него творческая профессия, он бросил работу экономиста и начал картины писать. Так себе картины, надо сказать. Ты можешь подумать, что я ревную, но они на самом деле фиговые. Я бы и то лучше смог. Ну и ревную, да. Но он вообще не старается, тяп-ляп, руками ляпает краску на холст и размазывает. А в промежутках между вдохновениями он пьёт абсент, видишь ли, у него творческие кризисы.
– Да он просто алкаш и лентяй.
– Вот именно. Хотя нет, рисовал-то он много, и ему даже выставку предлагали, но потом сорвалось. Наверное, что-то стоящее. А жена говорит мне: «Милый, ну у нас же большая квартира, мы его можем временно приютить, даже если тебе не нравятся его картины, человеку ведь плохо». Я с ней поговорить хотел – а она всё время с этим: ути бедненький, несчастный, возвышенная душа, никто его не понимает и не ценит. Родители им ещё гордиться будут, когда он прославится. Мы и сами будем причастны к великому искусству из-за того, что ему помогаем.
– По-моему, это странно.
– По-моему, тоже. Но видимо, я просто не разбираюсь в искусстве или довёл её уже тем, что я такой сухарь, и по сравнению со мной он был фонтаном чувств и эмоций, которые ей были нужны. Ну и этот художник со всеми своими мольбертами к нам переехал, стал каждый день краской вонять и растворителями. Я окна открывал, чтобы Алёна этим не дышала. Стали в жилетах дома ходить. А я тоже не особо могу возражать: это же квартира Алёны, и она имеет право, в принципе, звать в гости, кого хочет. Да? Или я опять загоняюсь?
– А ты как же?
– А что я. Это же не измена, а благотворительность. Тем более что у этого художника признание какое-никакое. Может, и правда, загубили бы талант, если бы не приютили. Но я себя стал совсем чужим в доме ощущать. Говорю: «Алён, ты мне мстишь таким образом? Хочешь, чтобы я теперь ревновал?». «Нет, – отвечает, – как ты мог такое подумать. Я просто решила стать лучшей версией себя и делать добро людям. Тем более что Лукошкин не чужой, мы в одной группе учились».
– Почему бы ей другой благотворительностью тогда не заняться? Не такой стрёмной и двусмысленной.
– Так она реально тогда увлеклась благими делами, самыми разными. Она не говорила? Вещи собирала для детдома, потом отвозила всё на в область на машине. Я её узнавать перестал. Целая комната у нас под памперсы и детское питание была занята. Но это я понимаю и очень уважаю. Но этот алкаш два месяца у нас жил, чуть на карантин не остался – я его чуть не убил, если честно. Может, я и лишним был уже в то время. Я бы и съехал, но боюсь, он бы к жене приставал. А она сильная, уверенная в себе и современная женщина, но всё-таки с мужчиной ей не справиться. Электрошокер ей подарил на всякий случай, на 14 февраля. Вот она смеялась.
Юля засмеялась тоже. Подарки на 14 февраля ей приходилось самые получать разные, но такого оригинального не было. А ведь что может больше сказать о любви к женщине, чем если уважать её решения в любом виде и доверять, но повысить уровень её защиты – на тот случай, если она всё-таки не права?
– Хотел ему комнату снять, на отшибе, где-нибудь в Южном Бутово или в Мытищах, – продолжал Володя. – А жена говорит: «Ты что, ему нужно общение и поддержка, без этого тонкие люди скатываются в депрессию».
– Ну она в некоторой степени права, – вставила Юля. – Любой человек скатится в депрессию, если ему отрезать общение.
– Да? А Ван Гог специально уединялся, чтоб не мешали. Так-то я не художник и не разбираюсь. Я простой работяга. Слава богу, у него астма началась. От красок, наверное. Это я не в смысле что радуюсь чужой болезни, но так уж сложилось – и он уехал лечиться в Крым, к другим нашим бывшим одногруппникам. На солнышко и к минеральным водам. Оказывается, он так и ездит от одних друзей к другим, пока не выгонят, и тогда он находит себе новое пристанище.
– Ну и хорошо, – сказала Юля. – Пускай рисует теперь южные пейзажи. И всем так лучше. Всё же закончилось нормально?
– Да. Но только после этого случая я вообще не понял, как к жене относиться: то ли она святая, то ли меня хотела наказать и выбесить с этим художником – может, не специально, а подсознательно. Я думаю, из-за этого мы потом не смогли во время карантина по-человечески помириться. Это был ад, а не весна. У меня удалёнка, но я вызвался в офис уезжать хоть два раза в неделю, чтоб от дома отдохнуть. И вот что это было? Как ты считаешь? Ты её подруга, объясни мне.
Володя не рассказывал этого никому, даже Косте, потому что знал, что друг будет «наезжать» на Алёну, а объективной оценки от него не дождёшься. Да и не хотелось ему, чтобы друг в очередной раз называл его лохом. Но и Юле он рассказал не всё, хоть и было в его рассказе много экспрессии и дотоле спрятанных, непроговоренных чувств…
– Я не знаю, почему она так делала, – ответила Юля после недолгого молчания. – Я бы тебя берегла и никогда бы мозг не выносила. И никого бы в квартиру не подселяла.
Теперь, узнав историю с двух сторон, Юля захотела утешить Володю и дать ему то, чего он был лишён долгое время. Алёна тоже хороша: говорила, что муж к ней придирается и критикует её решения, и хочет её «переделать» под себя, но сама-то какова?! Бедный Володя, сколько натерпелся от жены. А они с девчонками ещё жалели подругу и советы давали, как вернуть этого бедолагу! Юля придвинулась поближе к Володе, погладила его по щеке и обняла, прижала его к себе. Она уверяла себя, что делает это чисто по-дружески.
Володя вздохнул. Он думал про Алёну и про то, почему личная жизнь не может быть простой и счастливой, как прямая и ровная дорога.
Давным-давно, в детстве он мечтал иметь хорошую машину и освоить компьютер, а о будущей семье не думал. Он вообще её себе никак не представлял. В то время как Алёна читала запоем книги о любви и примеряла на себя романтические ситуации, Володя изучал язык программирования «Бейсик». Он никогда не загадывал на будущее, а все проблемы в отношениях с людьми старался решать по мере их поступления, не ожидая, что однажды может зайти в такой беспросветный тупик.
Глава 23. Гроза над городом
Юля уложила Володю на матрас в углу Костиной квартиры – прямо в одежде, не снимая одеяло, – и сама легла рядом. Она это сделала, опять же, чисто по-дружески, чтобы не оставлять его наедине с неприятными воспоминаниями и грустными мыслями. Она собиралась скоро уйти.
На улице начался сильный дождь с грозой. Володя устал после всех переездов, новостей и разговоров. К тому же, разговор с Юлей его вымотал окончательно, и голова «отключалась» (наверное, пресловутые нейронные связи образовывались в его мозгу и тратили на это всю энергию организма).
Под шум дождя Володя почти сразу же уснул. Во сне ему казалось, что Алёна рядом, и он обнял её. Юле было не очень удобно так лежать, но она прижала к себе его руку.
Костик меж тем вернулся домой, как только начался ливень, но заходить в квартиру не стал. Он увидел в окне силуэты Володи и девушки, поэтому примостился на лестничной клетке, сев на подоконник и глядя сверху на город. Он жил на четырнадцатом этаже панельной шестнадцати-этажки. Молнии снаружи были белыми и розовыми, и грохот стоял страшный. Звук раздавался через секунду после вспышек, а значит, эпицентр грозы был совсем рядом. Город затапливало, и вскоре машины уже «плыли» по середину колеса в воде, теряя сцепление с дорогой.
Костик был голоден, но в магазин сейчас идти было бы безумием. Можно было ещё вызвать курьера с пиццей или роллами, но выглянув ещё раз на улицу, Костик решил, что это будет бесчеловечно по отношению к курьеру – заставлять его ехать по такой погоде. Пришлось остаться голодным. До полуночи он потерпит, а потом пойдёт домой и всех разгонит: должно же Володе хватить времени на свидание, с учётом прелюдий и всего прочего. Даже ещё в душ успеют.
В животе у Костика заурчало. На лестничную клетку вышла соседская девочка лет пятнадцати, спустилась по лестнице на полпролёта и выбросила что-то протухшее в мусоропровод. На лестнице завоняло.
– Супер. Достойное завершение этого дня, – сказал он.
– Что? – не поняла девочка.
– Иди домой, простудишься.
Костик поднялся на самый верхний этаж, чтобы спрятаться от запаха. Дверь на чердак была открыта.
Тем временем, Алёна на маминой даче всерьёз разболелась. Её колотил озноб, температура была под сорок, и она ругала себя, что поехала сюда. Дала слабину, не могла сама справиться со своим страхом перед разводом. Теперь она точно заразит своих стариков. И почему она всегда старается, как лучше, а получается хуже некуда? Мама собиралась принести ей питьё с лимоном и дать ибупрофен, чтобы сбить жар, но Алёна наотрез отказалась открывать ей дверь, чтобы не «перемешивать» воздух с микробами.
Гроза бушевала и здесь, над Сергиево-Посадским районом, но в деревянном доме наблюдать за ней было гораздо страшнее, чем из городской многоэтажки. Аккомпанируя горячечному бреду Алёны, гроза своими вспышками и грохотом создавала странные, фантасмагоричные картины в её воображении. Девушке казалось, что её кровать – это вагончик на американских горках, и она разлеглась в нём одна, заняв всё сиденье. А внизу на асфальте собрались психолог Фаина Ивановна, мать, подруги, Володя, его друг, и её коллеги с работы, и её бывшие парни, и Маша, и даже умершая тётка, и мамина сестра – и все показывают на Алёну пальцами и обсуждают между собой, не зная, что она их слышит. Потом появились однокурсники и старые мамины подруги, и соседка по даче, бывшие одноклассники, какие-то прохожие и случайные собеседники, и бог знает кто ещё – и все выкрикивали, перебивая друг друга, что девка дожила до почти тридцати годов, и никакого толку от неё – один вред.
Маргарита Ивановна стучала к ней в дверь и грозила отлучить дочь от наследства, если та сейчас же не откроет, но это не помогло. Алёна нашла в серванте просроченный парацетамол и довольствовалась им. Она была упрямой и умела настоять на своём, если считала это жизненно важным.
В небе громыхнуло так, что заорала сигнализация всех машин в округе, на разные голоса. Маргарита Ивановна погасила свет, закрыла все окна и вытащила на всякий случай шнур из телевизора. На крыше был громоотвод, и по большому счёту, бояться им было нечего. Однако в рязанской деревне, где выросла Маргарита Ивановна, перед грозой все испытывали суеверный страх, и даже самые верные коммунисты начинали молиться: в пятьдесят втором году там сгорели несколько домов – треть населения всей их деревни Лаврушенки, где почти все носили фамилию Лаврушины.
Маргарита Ивановна зажгла свечку перед иконой и встала перед ней, но слова молитвы не шли в голову.
– Что творится, что творится? – причитала она. – Господи, что в мире происходит. В Сибири жара аномальная, у нас всё заливает.
Её прерывал очередной раскат грома, и Маргарита Ивановна начинала причитать снова, по кругу.
– Риточка, чего ты не спишь? У нас хороший дом, Володя настроил заземление, и деревья большие, выше нас. Если и ударит, то точно не сюда.
А Маргарита Ивановна, вспомнив старое проклятие несостоявшейся свекрови, боялась, что их всех убьёт грозой, и они сгорят вместе с деревянным домом. И за Алёну ей было страшно. Она давно так не боялась.
Пожилая женщина, кряхтя и переваливаясь с боку на бок (в грозу у неё всегда сильнее болели ноги), пошла на кухню и стала крестить потолок в том месте, где наверху лежала Алёна. Так она и села на табуретку за столом, потому что не в силах была больше двигаться, и колени разнылись. А в комнате на первом этаже, где в углу висел образ Богородицы «Семистрельная», упала свечка. И не на пол, где бы она, скорее всего, сразу потухла, а на длинную синтетическую штору, которая почти мгновенно и беззвучно вспыхнула.
Глава 24. Друг на крыше с самоубийцей
Костик сидел в углу на лестничной площадке верхнего этажа. Мимо, не заметив его, пробежала девчонка – та самая, которая выбрасывала мусор.
– О, привет. Соскучилась? – сказал Костик в своей легкомысленной манере.
Она его не заметила, открыла решетчатую дверь и «взлетела» наверх по лестнице, которая вела на крышу. Там что-то бухнуло. Костик посидел пару секунд, соображая, что происходит, а потом отправился за ней.
Он еле успел: девчонка без шуток залезала на бортик крыши и собиралась спрыгнуть. Какие проблемы могут быть в пятнадцатилетнем возрасте, чтобы их не было надежды решить? Костик не знал, что делать: подойти к ней – она отшатнётся и прыгнет. Ничего не делать – взять грех на душу, что не помешал человеку сделать фатальную глупость.
Даже если девчонка сейчас испугается, глядя вниз, и передумает, то не факт, что ей удастся вернуться. В такой ливень и ветер она может легко поскользнуться на краю и упасть наружу, даже не желая этого.
– Ну ты даёшь, – сказал Костик миролюбиво и словно без страха, а так, с лёгким любопытством. – А я и не знал, что здесь открыто.
Она обернулась и увидела его. Костик выглядел расслабленным, открытым и мягким.
– Романтичное местечко. Но погода подкачала. Или ты как раз любишь бурю, как будто в буре есть покой? – Костик плёл сам не зная что, лишь бы не молчать. Сам он боялся высоты и ни в коем случае не хотел подходить к краю крыши. Дождь хлестал ему в лицо и лил за шиворот.
– Вы за мной следили?
– И не мечтай. Маленькая ещё для этого. Но уж больно чёта борзая. Мимо пробежала, чуть мне на руку не наступила. А потом ещё и дверь за собой не закрыла сюда, на крышу – а внизу от этого сквозняк вообще-то.
– Ничего. Сами закроете, не переломитесь.
«Ух, какая колючая! – подумал Костик. – Бросаться с крыши собирается, а туда же, хамит, воображает из себя».
– И я не маленькая, – добавила девочка, гордо вскинув голову.
– Слезай давай, немаленькая.
– Не подходите!
– Я-то, конечно, не буду. Что я, дурак, что ли? Ну и денёк сегодня. Сначала меня женили насильно, потом сижу голодный под собственной дверью два часа, теперь мокрый, и ещё потом надо…
– Что?
– Ничего. Тебе-то какая разница?
Девчонка заинтересовалась и даже, кажется, немного расстроилась, что не узнает продолжения. Костик махнул рукой и ушёл обратно в дом.
– Дверь закрывать? Ты уже не будешь возвращаться? – сказал он, выглядывая и придерживая поржавевшую железную дверь. – Давай решай, а то я простыну.
Костик для убедительности покашлял. Девчонка поколебалась и спрыгнула с бортика на крышу, а потом вернулась в дом. Костик выдохнул с облегчением и закрыл дверь.