Йоханнес Вильгельм Йенсен
Рождественский вечер Мортена
Снег кружился вихрем, застилая землю, словно белое полотняное покрывало, тонкая снежная пыль струилась над дорогой, и казалось, что дорога белыми полосами утекает прочь…
Когда Мортен увидел огоньки селения, он с минуту постоял, шатаясь на ветру. Ему вдруг почудилось, будто он побывал на том свете рядом с ней, старухой курносой. Сам того не ведая, он чуть было не пошел ко дну, не выскользнул из жизни. Пустота приняла его в свои цепкие объятия и принялась шептать на ухо, как прекрасен благословенный покой…
Мортену стало страшно, он снова двинулся в путь, напрягая последние силы. Его тело было влажным от пота.
Последнюю четверть пути Мортен шел мелкими скованными шажками, почти не сгибая колен. Он шел, согнувшись в три погибели, и нес рулон цинка, прижав его обеими руками к коленям. Из груди у него вырывалось шумное дыхание. Дышать по-другому он уже не мог.
На часах Ингвара Хансена был двенадцатый час, когда кто-то поднялся на галерейку и стал нашаривать ручку двери. Это был Мортен. Домочадцы еще не спали и играли в кости.
Мортен снял с себя свертки и выложил их на стол. Под конец он опустил на стол рулон листового цинка и поднял глаза.
И тут-то случилось невероятное.
– А это что?! – удивился Ингвар Хансен. – Это не мне.
– Нет, тебе, – сказал Мортен, будто надеясь, что рулон все же для Ингвара. Он удивленно оглядывался по сторонам.
– Нет, это, верно, ошибка, я ничего об этом не знаю, должно быть, купец Мёллер ошибся.
Мортен смотрел себе под ноги с таким выражением лица, которое заставило всех рассмеяться.
– Нелегкой получилась для тебя эта прогулка на морозе, – сказал Ингвар, – досталось твоим ушам.
Да, на ушах Мортена и вправду выступили желтые волдыри.
Весь следующий день после рождества Мортен пролежал в постели дома, больной от усталости. Но вообще-то ничего страшного с ним не приключилось.
