Йоханнес Вильгельм Йенсен
Рождественский покой
Нынче в Ютландии царят мир и покой, в особенности под рождество, в эту пору у нас тишь да благодать. Однако всего два поколения тому назад в рождество церковь провозглашала мир до конца года. Неудивительно, что в старые времена рождественские дни нередко были беспокойными. Мне не раз доводилось слышать рассказы о том, как в сочельник, или в первый день рождества, даже в самой церкви вспыхивали ссоры из-за старых обид, сводились счеты между смертельными врагами! Видно, иные люди желали воспользоваться случаем, ведь все думали, что в эти мирные дни опасность им не грозит, тут-то кое-кто и лишал их мира, хотя это и запрещалось, так что рождественский покой как бы помогал совершить злое дело.
Жил в сённерупской пустоши человек по имени Тёрве Кристенс; люди его чуждались, хотя ничего дурного в нем не было, – это был умелый землепашец, владевший крохотным наделом земли на пустоши; приходилось ему ходить и на поденщину, чтобы заработать на хлеб насущный. Но Тёрве Кристенс был убийца. Он заколол Забулдыгу в сочельник. Тёрве полностью оправдали, но до конца его дней имя Тёрве Кристенс люди старались не произносить, ведь у него на руках была кровь.
Забулдыга, живший в той же местности, был вор, не вылезавший из тюрьмы. О его проделках рассказывают до сих пор. Все сходятся на том, что он был бездельник и нечист на руку. Невзирая на то, что Забулдыга был человек худой и люди его боялись, его имя овеяно некой грубой теплотой старых времен; над ним подсмеивались, ведь этот забияка много раз совершал преступления просто шутки ради, на шутки-то он был горазд. Видно, это был один из сбившихся с пути, из тех, что непременно должны растратить и погубить свой талант. О Забулдыге передавалось из уст в уста множество рассказов. У него хватало силы каждый раз сбегать из тюрьмы, он придумывал невероятные уловки, и удержать его было невозможно. Рассказывали, что у него были удивительно маленькие руки и ноги и что тюремщику не удавалось заметить, как он снимал с них кандалы. Неизвестно, что он там творил, какие штуки выдумывал, но неизменно каждый год его снова видели в родных краях. Его жена и дочь жили как раз неподалеку от дома Тёрве Кристенса.
Между этими двумя семьями лежала зияющая социальная пропасть, хотя условия, в которых они жили, были одинаково жалкими. К тому же Забулдыга много лет ненавидел соседа. И его, по правде говоря, можно было понять. Когда он каждый год с невероятным трудом вырывался из исправительного дома, как лесной зверь, преследуемый по пятам собаками, и приходил к себе домой, то прямо перед ним в окнах его домишки, которого все сторонились, маячило бедное, но опрятное жилище Тёрве Кристенса! Там жил Тёрве, чистенький нищий-апостол, который ни за что на свете не желал ссориться с тем, кто побогаче, который вел себя скромно и безупречно, никогда никому зла не причинил и был непоколебим в своем презрении к людям нечестным! По дому ковыляли трое малых детей, вроде ангелочков из царства божия, которых он нарожал, а сам Тёрве трудился день-деньской на своем клочке вересковой пустоши, согнувшись над лопатой. Забулдыга не знал покоя, до того ему хотелось обмазать смолой этого великодушного бедняка, поджечь ему макушку и превратить в дымящегося святого! Стоило ему появиться в родных краях, как он старался втянуть Тёрве Кристенса в драку, но рассудительный хусман[1] старался обходить его стороной и не проявлял никакого желания помериться силой с Забулдыгой.
