Элен Алекс
Другая жизнь
20
Молодому и прыткому жениху Камиллы Артуро все надоело. Ему надоело томительное ожидание, некоторая неопределенность и его непрочное положение в сердце невесты.
Почти все родственники Камиллы жили в одном большом многоэтажном доме. В этом доме жил дедушка Ичи, Камилла, ее родители, бесконечные тети и дяди, дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки, многочисленные горячие двоюродные братья и молодой жених Артуро.
Это был самый обыкновенный дом, он практически никак не выделялся на фоне окружающих домов. Отличался этот дом от остальных домов тем, что в нем жили люди с одной очень древней и старинной фамилией, которой было лет пятьсот, не меньше.
Камилла жила сама, ее родители сделали ей такую поблажку: их дочь должна была привыкать к самостоятельности. Хотя о какой самостоятельности могла идти речь, когда квартира Камиллы была со всех сторон надежно окружена цепким кольцом квартир ее драгоценных родственников, а ее балкон плотно окружен их балконами?
Квартира жениха Артуро находилась рядом с квартирой Камиллы, стена к стене: жених должен был быть поближе к невесте. А дедушка Ичи жил этажом ниже, так как он был главным дедушкой в этом роду, он должен был слышать, что где творилось, и все знать.
И в один прекрасный день Артуро надоело ждать. И он пригласил специалистов, каменщиков и строителей, и они разобрали стену между квартирой Артуро и квартирой Камиллы и сделали между их квартирами красивую большую дверь.
Уставшая Камилла приехала после съемок домой, открыла входную дверь и вошла в свою квартиру. И онемела.
В ее кресле около маленького столика сидел Артуро. Он непринужденно закинул ногу на ногу, дымил на всю комнату сигаретой и стряхивал пепел в пустую вазу из-под фруктов.
– Привет! – весело сказал Артуро остолбеневшей Камилле.
– Привет, – вежливо сказала Камилла и огляделась.
Может быть, она забыла где-нибудь запасной ключ от квартиры?
И Камилла увидела в одной из стен своей квартиры дверь, которой там раньше не было. Камилла подошла к двери, открыла ее и тут же увидела квартиру своего жениха Артуро во всей ее красе.
– Неплохо я придумал? – поинтересовался Артуро.
Камилла постаралась никак не выражать своих чувств.
– Неплохо, – сказала Камилла, – а главное – зачем?
– Через месяц у нас свадьба, – напомнил Артуро.
– Я знаю, – сказала Камилла.
Камилла положила сумку на столик и села в кресло, вытянув уставшие за день ноги.
– Ничего ведь такого необычного и ужасного в том нет, что я разобрал стену между моей квартирой и квартирой моей невесты? – сказал Артуро.
– Ничего такого необычного и ужасного в этом нет, – согласилась Камилла, – необычность ситуации только в том, что ты немного поспешил.
– Наша свадьба – вопрос решенный, – напомнил Артуро.
– Я знаю, – сказала Камилла.
Артуро затушил сигарету о вазу из-под фруктов, а потом поднялся и стал вышагивать по комнате перед Камиллой, незаметно разминая ноги. Он уже порядком насиделся в этом кресле, поджидая невесту с таким своим сюрпризом.
– Я тебя целыми днями не вижу, – стал рассказывать Артуро, – я целыми днями работаю, а ты пропадаешь на этих дурацких съемках.
О том, что ее драгоценный Артуро целыми днями где-то напряженно работает, Камилла слушала с большим интересом.
– Я скучаю по тебе, – сказал Артуро, – я – твой жених, – напомнил он лишний раз.
Камилла улыбнулась.
– Я хочу ложиться спать по вечерам, пожелав тебе спокойной ночи, – с чувством говорил Артуро, – а по утрам я хочу желать тебе доброго утра.
– Ты мог прекрасно, как и раньше, говорить мне все это через входную дверь, – сказала Камилла, – или по телефону.
– Но я больше не хочу все делать так, как раньше. Мы с тобой уже совершенно взрослые люди, и мы теперь должны все делать совершенно по-другому.
– Что же мы должны теперь делать по-другому? – поинтересовалась Камилла.
– Ты уже выросла. Я думаю, мне не нужно тебе объяснять то, что именно мы должны с тобой теперь делать по-другому.
Камилла взяла себя в руки.
– И все же, – сказала Камилла, – мне хотелось бы это услышать.
Артуро сел перед Камиллой, наклонился к ней поближе и постарался вложить в свой голос как можно больше силы и загадочности.
– Я думаю, что теперь у нас должна быть какая-нибудь тайна, – сказал Артуро, – о которой никто не должен знать.
Этажом ниже дедушка Ичи выключил все свои телевизоры и напрягся: наверху была какая-то подозрительная тишина. Правда, дедушка Ичи и так не услышал бы то, что ему было нужно, слишком уж крепкие и звуконепроницаемые стены и потолки сейчас строят в этих многоэтажных домах.
Но чуткий дедушка Ичи все равно остро чувствовал, что наверху было что-то не так.
– И что же это у нас будет за тайна такая? – спросила Камилла.
Артуро выпрямился.
– А нашей тайной будет эта наша дверь, – с чувством сказал Артуро.
Он указал в сторону новой, только сегодня встроенной двери.
– Чем же нам поможет эта наша дверь? – поинтересовалась Камилла.
Артуро опять наклонился к Камилле.
– Теперь мы с тобой будем гораздо ближе, – тихо сказал Артуро.
Этажом ниже дедушка Ичи с большим стетоскопом в руках влезал на всевозможные тумбы и шкафы и выискивал наиболее чувствительные и звукопроницаемые места на своем крепком потолке. Что-то творилось наверху, в квартире у его ненаглядной внучки Камиллы, а он ничего не знал.
А в квартире наверху достойная внучка дедушки Ичи Камилла сказала своему названому жениху Артуро, что на сегодня, пожалуй, хватит тайн, она очень устала и хочет спать.
– Но, я надеюсь, – снисходительно поинтересовался Артуро, – я тебя не сильно напугал?
– О нет, – с улыбкой сказала Камилла, – я же прекрасно понимаю, что у нас с тобой должна быть хоть какая-то тайна.
– И я даю тебе время на осмысление этой нашей тайны, – сказал Артуро, – а завтра мы продолжим с тобой этот разговор.
– О да, – сказала Камилла, – завтра мы с тобой, конечно, продолжим этот разговор.
И Артуро нежно пожелал дорогой невесте спокойной ночи и вежливо удалился в свою квартиру. Он был ответственен за свою невесту, она должна была осмыслить их новую тайну, он не мог ее сразу так пугать.
Дедушка Ичи, вывернув голову на своем балконе, увидел, что в квартирах наверху погас свет, а это значило, что все живущие над дедушкой Ичи спокойно легли спать и больше ничего такого необычного там происходить уже не будет. И дедушка Ичи теперь тоже мог спокойно лечь спать.
И никто из любопытных родственников Камиллы так и не увидел, что через неопределенное время в квартире Камиллы вновь зажегся свет. И Камилла нашла в телефонных справочниках адреса и телефоны некоторых строительных фирм, и одна из таких фирм за удвоенную цену согласилась прислать к Камилле на дом своих работников прямо сейчас.
И эти работники глубокой ночью тихо разобрали новую дверь между квартирой Камиллы и квартирой ее самоуверенного жениха Артуро. А образовавшийся проход в стене между квартирами они заложили обыкновенным кирпичом.
Проснувшийся утром в прекрасном настроении Артуро заботливо сварил на двоих крепкий кофе и, напевая самому себе какую-то бойкую жизнеутверждающую песенку, двинулся к своей невесте. Ведь он должен был поскорее увидеть свою прекрасную невесту во всей ее утренней красе и трепетно пожелать ей доброго утра.
Жестоко обиделся гордый Артуро, увидев прямо перед своим важным и самоуверенным носом проход, наспех заложенный крепким кирпичом, со следами и разводами уже надежно высохшего цемента.
21
На следующий день снималась последняя сцена между Дагом Хауэром и Камиллой. Хотя на киностудии братьев Тернеров никто не был на сто процентов уверен в том, что эта сцена будет последней.
И на этот случай с Дагом Хауэром была заключена дополнительная договоренность, что если на киностудии братьев Тернеров еще что-нибудь придумают, то о новых съемках с ним будет обговорено позже.
Знаменитый Даг Хауэр вошел в положение знаменитой киностудии братьев Тернеров. На этой киностудии все было несколько иначе, и он уже немного к этому привык.
Я тоже уже привыкла, что знаменитый на весь мир Даг Хауэр был в это лето так близко от меня. Всего на расстоянии нескольких шагов.
Сцену снимали возле бассейна. Камилла со своим дедушкой по фильму должна была завтракать на улице за легким столиком у полупрозрачного навеса и вести с ним невесомый философский разговор.
– Завтра этот день уже перейдет в разряд воспоминаний, – говорил по тексту Даг Хауэр Камилле, – и от него останется только лишь эта пустая чашка из-под кофе. Только лишь эта чашка перейдет в завтрашний день именно такой, какая она есть сейчас. А мы, а мы завтра будем уже совсем другие.
Камилла по тексту улыбнулась.
– Не бойся взрослого мира, ступай в него, ничего не страшась, – сказал по тексту Даг Хауэр. – Ведь взрослые – это разочаровавшиеся в жизни дети, а дети – это взрослые, которые думают, что у них еще все впереди.
И Даг Хауэр откинулся на спинку стула и умопомрачительно затянулся сигаретой. Присутствующие на съемках зрители еле побороли здоровое желание ему поаплодировать.
– Я видел, как ты пару раз взглянула на нашего садовника, – сказал по тексту Даг Хауэр.
Камилла по тексту сильно вздрогнула.
– Человек, как минимум, должен быть тебе хоть сколько-нибудь интересен внутренне, одних только взглядов для счастья мало, – сказал Даг Хауэр не по тексту. – Быть может, в душе ты не совсем согласна выходить замуж за своего жениха прямо сейчас, тебе нужно время осмыслить то, что происходит с тобой?
Камилла вздрогнула не по тексту.
– Что он такое там говорит? – тихо спросил Джек Марлин Джеффа Дармера.
Зрители, наблюдавшие за этой сценой, раскрыли рты.
– Понятия не имею, о чем идет речь, – сказал Джефф Дармер Джеку Марлину, – может быть, он получил с утра пораньше новые указания от Эйба Робинсона?
И они посмотрели в сторону Эйба Робинсона. Но тот и сам стоял, раскрыв рот.
Камилла не знала, что ей делать, таких слов в тексте не было, но Эйб Робинсон старался не останавливать подобные сцены. Он давал своим актерам полную свободу говорить все, что приходит им на ум в процессе съемок, а уже во время монтажа усиленно соображал, что ему делать со всем этим материалом.
Камилла придумала: промолчать. На это Даг Хауэр улыбнулся ей своей умопомрачительной улыбкой и подмигнул.
– Твое предназначение – быть такой, какая ты есть, – сказал Даг Хауэр Камилле не по тексту, – всегда поступай по велению своего сердца. Только так ты сможешь не проиграть и саму себя, и свое счастье, и свое солнце, и свою жизнь.
Камилла откинулась на спинку стула и надела темные очки. Сцену сняли, Эйб Робинсон остался доволен непредвиденными отклонениями от сценария. Он и сам всегда любил делать и говорить не то, что полагалось, и любил, когда это делали другие люди.
22
Было через день и еще одно отклонение от нормы. Алекс Мартин и Камилла случайно столкнулись друг с другом во время перерыва. Все родственники Камиллы, один за другим, едва не попадали в обморок от ужаса и от такого произвола.
Дедушка Ичи вскочил со своего места и грозно засверкал очами. Роландо и Цезаро тоже вскочили со своих мест и тоже грозно засверкали очами. Если бы здесь еще был и жених Артуро, он бы тоже с большим удовольствием и вскочил, и засверкал, но его, к счастью, здесь не было.
А Алекс Мартин и Камилла столкнулись совсем нечаянно. Просто они, как обычно, совершенно не смотрели в сторону друг друга, каждый шел по своим делам. И совершенно случайно каждый из них вдруг появился на дороге другого.
И оба они остались совершенно недовольными этим непредвиденным столкновением. Это было видно и всей съемочной группе, и всему техническому персоналу.
И Камилла что-то сказала Алексу Мартину на каком-то непонятном языке. И Алекс Мартин тоже сказал что-то Камилле на каком-то непонятном языке. После чего они оба спокойно разошлись в разные стороны.
Дедушка Ичи стал злобно смотреть на Эйба Робинсона и Джеффа Дармера.
– Ну уж извините, – вежливо раскланялись перед дедушкой Ичи Эйб Робинсон и Джефф Дармер, – все это произошло не на съемочной площадке, а потому лично мы не должны нести за случившееся никакой ответственности.
Тогда дедушка Ичи стал гневно смотреть на Роландо и Цезаро.
– Меня два инфаркта хватят, – сообщил всем окружающим дедушка Ичи, – пока они снимут этот свой ужасный фильм.
– Ну что вы, – успокоили дедушку Ичи окружающие, – вам, в вашем солидном возрасте, и одного инфаркта будет вполне достаточно.
Когда же дедушку Ичи немного успокоили, все стали спрашивать друг друга о том, что же сказали друг другу Алекс Мартин и Камилла.
– Даже не пытайтесь угадать, – сказал всем дедушка Ичи.
– Это почему же? – удивились окружающие.
– Потому что они говорили на ноуатле, – сказал дедушка Ичи.
– А что это такое – ноуатль? – сказали окружающие.
– Ноуатль, – сказал дедушка Ичи, – это классический ацтекский язык.
– Да ну, – сказали окружающие, – что, и Алекс Мартин тоже сейчас говорил на этом самом ноуатле?
– Да, – сказал дедушка Ичи, – он тоже говорил на ноуатле.
– И что же они друг другу сказали?
– Ничего особенного, – сказал дедушка Ичи, – она назвала его камнем, а он ее – курицей.
– Да что вы говорите! – удивились окружающие.
Но больше всех были потрясены Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
– Он что, сегодня ночью был в библиотеке? – спросил Эйб Робинсон у Джеффа Дармера.
– Ну мы же с тобой обещали друг другу, что сделаем из него человека, – сказал Джефф Дармер Эйбу Робинсону.
А Алекс Мартин действительно сильно изменился, Дора Мартин это ясно видела. Он приезжал со съемок серьезный, отдаленный, уставший и задумчивый.
Дора Мартин подавала ему горячий ужин к телевизору и сама открывала несколько банок пива. Но Алекс Мартин, бывало, порой так увлекался либо какой-нибудь политической телепередачей либо серьезным художественным фильмом, что даже о любимом пиве напрочь забывал.
Дора Мартин теперь ходила по дому, поджав губы, наблюдала за мужем из каждого угла и беспрерывно жаловалась кому-нибудь по телефону.
– Раньше ему было на все наплевать, – говорила Дора Мартин в телефонную трубку, – а теперь он о чем-то постоянно размышляет. Нет, – сердилась Дора Мартин на кого-то, – это твой муж пусть постоянно о чем-то размышляет, а мой мне нужен именно таким, каким он был всегда до этого: пустым, немногословным, незаинтересованным и неинтересным.
Словом, у Алекса Мартина, казалось, теперь появилась своя внутренняя жизнь. И это было заметно и удивительно всем, кто знал его раньше.
Это было удивительно и его родителям, и родителям его толстой жены Доры Мартин. Это было удивительно и его немногочисленным приятелям, с которыми он, бывало, пропускал по вечерам несколько глотков чего-нибудь покрепче в ближайшем баре.
Это было удивительно и толстому директору фирмы по перевозке мебели в пределах города, который пару раз тоже появился на киностудии для разрешения некоторых вопросов насчет рекламы своей фирмы.
– Бог мой, это и есть мой работник Алекс Мартин? – удивился толстый директор.
– Вы от него так отвыкли, что уже не узнаете? – поинтересовался Эйб Робинсон.
– Его-то я узнаю, – обиделся толстый директор, – просто он стал каким-то другим, – пояснил он.
– И чем же это он так изменился? – спросил Джефф Дармер.
– У него какой-то свет в глазах появился, – пояснил толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер остались очень довольны этим пояснением.
Родители Доры Мартин тоже кое-что сказали Доре Мартин.
– Не надо было ему разрешать сниматься в фильме, да и вообще связываться с киностудией, – сказали родители Доре.
– Откуда же я могла знать, что это произведет на него такое впечатление? – расстраивалась Дора Мартин.
– Тебе нужно было это предвидеть, – сказали умные родители безутешной Доре, – кино – это целый мир, который отличается от реального мира тем, что он гораздо интереснее, притягательнее и увлекательнее, чем наш обыкновенный реальный мир.
– Но я не думала, что он тоже это заметит, – сказала Дора Мартин.
– Этот мир трудно не заметить, – сказали Доре Мартин ее умные родители.
И Дора Мартин уселась в мягкое домашнее кресло, чтобы все обдумать, оценить и переосмыслить. Толстой Доре Мартин надо было что-то немедленно предпринять, чтоб ее ненаглядный Алекс Мартин вновь перестал замечать, что жизнь прекрасна и удивительна, единственна и неповторима.
И что в этой жизни еще очень много нужно успеть предпринять, совершить и натворить. И что эта жизнь не ограничивается перекрестками, светофорами, строгими правилами уличного движения, непременным горячим ужином и программой телепередач.
Алекс Мартин всегда был собранным и обычным. Под конец лета он тоже стал каким-то несобранным и необычным. И это замечала и вся съемочная группа, и весь технический персонал.
– А ведь в нем действительно что-то есть, – сказал как-то Эйбу Робинсону и Джеффу Дармеру Дон Тернер.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер даже не нашлись сразу, что сказать на такую похвалу. Они просто гордо посмотрели друг на друга.
– Ну конечно, игры мысли у него в глазах так и не появилось, – сказал Дон Тернер, – но что-то в них определенно появилось.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер вздохнули: Дон Тернер редко когда доходил в своих похвалах до логического конца. Но для начала им было достаточно и этого.
23
Несколько ночей подряд снимались последние сцены фильма. В одной из этих сцен простой садовник шикарного особняка вставал ночью с кровати, обуреваемый какими-то неясными и противоречивыми чувствами, выходил на улицу, подходил к своей простенькой машине, садился в нее и заводил мотор.
Той же ночью главная героиня фильма просыпалась в своей постели в холодном поту, тоже обуреваемая чем-то неясным и необъяснимым. Она накидывала на себя платье и подходила к окну своей комнаты на втором этаже шикарного особняка. И за тонкими ветвями деревьев роскошного сада она видела красные огоньки задних фар его машины.
Сцены снимались по несколько раз. То Алекс Мартин вальяжно подходил к своей машине, то Камилла несерьезно смотрела на него из окна. Не было той таинственности, которая была нужна.
В конце концов, и эти сцены отсняли. Приступили к сцене, когда главная героиня, тихо спустившись вниз по ступенькам, осторожно проходит по саду и выходит за ограду к его машине.
Все сцены снимались ночью. Большие трудности возникали из-за того, что на съемках присутствовали практически все родственники главной героини. Все они остро осознавали важность момента, постоянно попадались под ноги съемочной группе и непрерывно выглядывали из-за всех кустов ночного сада.
Никто ничего не мог с ними поделать. Даже Эйб Робинсон, который беспрерывно орал на всех, чем к утру надрывал горло.
Но, в конце концов, и эта сцена была снята. Оставалась самая последняя сцена.
– Мне было бы легче снимать этот фильм на футбольном поле, – признался всем Эйб Робинсон, – я бы усадил родственников главной героини на зрительские трибуны, и они не путались бы у меня все съемки под ногами.
В последней сцене для зрителей была сделана специальная ограда. Никто не мог приближаться к съемочной площадке, Эйбу Робинсону осточертело вытаскивать зрителей из ближайших кустов. И после того, как дедушка Ичи тщательно измерил расстояние между главными героями, Эйб Робинсон дал команду снимать.
А сцена эта была очень легкая и простая, главным героям не нужно было ни смотреть в этой сцене друг на друга, ни что-то друг другу говорить. Главная героиня просто вышла за ограду шикарного особняка, подошла к простенькой машине садовника и молча села в его машину.
Алекс Мартин включил мотор, машина тронулась с места, и они поехали на край земли. А расстояние между ними было – ровно половина шага.
Сцена была снята. Съемочная группа и технический персонал громко поаплодировали друг другу и от всей души поздравили друг друга с окончанием такой трудоемкой, нервной и необычной работы.
Дедушка Ичи отошел подальше и поблагодарил всех своих богов за то, что все наконец-то закончилось, и закончилось хорошо, и ничего такого предосудительного так и не случилось. А еще дедушка Ичи пообещал своим богам, что он никогда, никогда в жизни не будет ввязываться в такие сомнительные мероприятия, как съемки самого настоящего художественного фильма.
Многочисленные родственники Камиллы тут же схватили свою ненаглядную Камиллу и отвезли ее домой. Через неделю должна будет состояться ее свадьба, и жених Камиллы Артуро был непомерно счастлив, что все так благополучно закончилось. И теперь-то уже никто, кроме него, не будет говорить его драгоценной Камилле, как ей надо будет жить, что можно будет надевать, о чем нужно думать и позволено мечтать.
Правда, еще несколько дней после съемок съемочной группе приходилось собираться на киностудии братьев Тернеров для решения многочисленных технических вопросов озвучивания, дополнительных съемок некоторых крупных планов и так далее, и тому подобное.
Но все это было уже не так сложно, страшно и существенно. Особенно для нервных родственников главной героини в виде ее дедушки, горячих двоюродных братьев и нетерпеливого жениха.
И в самый последний день на киностудии тоже ничего необычного не происходило. Правда, в этот день дедушка Ичи не смог поехать с Камиллой на киностудию, так как, общаясь накануне со своими многочисленными правнуками, он подцепил какую-то детскую инфекцию и теперь не очень бодро себя чувствовал. А поэтому дедушка Ичи принял таблетку и остался ждать свою ненаглядную Камиллу дома.
На студию с Камиллой опять же поехали Роландо и Цезаро. И там они зорко проследили, чтоб эти ужасные киношники даже микрофон к Камилле подносили издалека.
Жених Артуро тоже проводил этот день весьма увлекательно и плодотворно: между своей квартирой и квартирой своей прекрасной невесты он разбирал всю стену целиком. Десять человек строителей одной из самых лучших фирм города трудились над этой крепкой кирпичной стеной, вряд ли теперь Камилле удастся тихо, бесшумно и всего за одну ночь заложить обратно такое большое пустое пространство.
А еще в доме, где жила Камилла, готовилось большое и знаменательное празднество: конец съемкам, пересъемкам, крупным планам, дальним планам, многочисленным техническим доработкам, да и вообще всей этой порочной связи с этой ужасной киностудией. Дедушка Ичи самолично вставал с постели и проверял огромные торты и выдержку вина, и многие другие прекрасные праздничные детали такого очаровательного торжества.
Плодотворно проводила день и толстая Дора Мартин. Она посетила парикмахерскую, маникюрный салон, массажный кабинет и пару неплохих магазинов, где скупила подряд все те яркие и красочные платья, которые хоть как-то на нее налезали. А на вечер она заказала столик на двоих в ближайшем ресторане.
А вот Роландо и Цезаро в этот последний день немного расслабились. Они заигрались к карты с двумя костюмерами киностудии и проворонили свою прекрасную Камиллу.
Мы с Камиллой увидели, что Роландо и Цезаро ее проворонили, пока сосредоточенно подсчитывали выигрышные очки, но решили не указывать им на это. Камилла грустно посмотрела в сторону ненаглядных кузенов, а потом перевела взгляд на меня.
Мы с ней поняли друг друга с полуслова и быстро вышли из здания киностудии. А то, как наши Роландо и Цезаро будут потом объясняться с дедушкой Ичи, было уже только их проблемами.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер тоже вышли вместе с нами.
– Мы – на машине, – сказал нам Эйб Робинсон.
Камилла посмотрела на машину своих кузенов, которая одиноко стояла тут же, неподалеку, а потом улыбнулась и сказала:
– Мы с удовольствием поедем с вами.
У Джеффа Дармера была сломана машина, и поэтому он тоже в тот день ездил с Эйбом Робинсоном. И мы все вместе весело погрузились в многоместный микроавтобус Эйба Робинсона, рассчитанный на всю его огромную семью.
– Что-то ваши родственники сегодня совсем бдительность утеряли, – улыбнулся Эйб Робинсон Камилле в машине.
– Ага, – сказала Камилла, – просто удивительно.
У ворот киностудии мы нагнали Алекса Мартина, который вышел немного раньше нас.
Эйб Робинсон остановился и молча пригласил Алекса Мартина в машину. Алекс Мартин молча сел.
– Завтра будет банкет по поводу окончания съемок, – напомнил всем Джефф Дармер.
– Это обязательная программа? – спросила Камилла.
– Вашим родственникам мы скажем, что это обязательная программа, – заверил Камиллу Эйб Робинсон.
Камилла улыбнулась.
– Если нас вновь посетят какие-нибудь новые и необычные идеи, – сказал Камилле Джефф Дармер, – вы согласились бы на еще один фильм?
– Это будет трудновато, – сказала Камилла, – думаю, это сможет произойти только в том случае, если мои дорогие родственники напрочь забудут о том, кто я такая.
– Но если отбросить всех ваших родственников, вы бы согласились? – совершенно серьезно спросил Эйб Робинсон.
Камилла думала всего одно мгновение.
– Да, – сказала Камилла.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер улыбнулись и нам и друг другу. Алекс Мартин молчал всю дорогу.
К нашим домам мы не смогли подъехать из-за какого-то уличного шествия, которое запрудило всю проезжую часть. Эйб Робинсон и Джефф Дармер собрались ехать в объезд, но Камилла сказала, что до дома недалеко и мы выйдем здесь.
Алекс Мартин тоже вышел вместе с нами. Эйб Робинсон и Джефф Дармер сказали, что мы вновь встретимся завтра, и мы все распрощались. Они уехали, а мы пошли пешком.
А потом случилось то, что и должно было в тот день случиться. Мы с Камиллой потеряли друг друга из-за этого уличного шествия и так в тот день и не нашли. Но это вовсе не показалось мне чем-то необычным.
В конце концов я пробралась сквозь эту веселую толпу народа, которая праздновала на нашей улице неизвестно какой праздник, и пришла к себе домой. Дома я занялась своими обычными, неинтересными, скучными и необходимыми делами.
Я читала, разговаривала, смотрела телевизор, ела, думала, жила. И я даже не подозревала, что именно в этот день изменилась вся жизнь моей единственной и неповторимой подруги Камиллы.
