Элен Алекс
Другая жизнь
10
Через полчаса запыхавшиеся Эйб Робинсон и Джефф Дармер уже стояли перед директором этой фирмы. Тяжело дыша, они продемонстрировали толстому директору визитные карточки.
Директор фирмы по перевозке мебели, как и все нормальные люди, тоже любил кино и слышал о Эйбе Робинсоне и Джеффе Дармере. Он кивнул их визитным карточкам и указал на кресла напротив себя.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер не стали садиться в кресла, не для того они протрусили сюда полгорода.
– Нас интересует крупный блондин, водитель одной из ваших грузовых машин, – сказал Эйб Робинсон.
– Алекс Мартин? – удивился директор, – ну и что он такого наконец-то натворил?
Эйб Робинсон и Джефф Дармер переглянулись.
– Ничего он еще не натворил, – сказал Эйб Робинсон.
– Вот и хорошо, – порадовался директор за своего Алекса Мартина.
– Он часто что-то творит? – осторожно спросил Джефф Дармер.
– На моей памяти, за последние десять лет – ни разу, – сказал директор, закуривая сигарету.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер опять подозрительно посмотрели друг на друга.
– Да, да, – сказал директор, – ни одного опоздания на работу, ни одного проезда на красный свет, задержки рейса, создания аварийной ситуации, ничего.
– Да ну? – недоверчиво сказали Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
– Вот такой экземпляр, – развел руками толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер решили сесть в предложенные кресла.
– А вам-то он зачем? – поинтересовался тем временем толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер горько вздохнули.
– Скажите, – осторожно спросил Джефф Дармер, – этот ваш Алекс Мартин случайно не Телец первой декады?
Толстый директор утвердительно кивнул.
– Да, – сказал директор, – у него день рождения в конце апреля.
– Ну а обо всем остальном можно и не спрашивать, – сказал Джефф Дармер Эйбу Робинсону.
– Вы его родственники? – догадался толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер дружно замахали руками перед собой.
– Нет, нет, что вы, что вы, – сказали они директору в два голоса.
– Просто он очень подходит для нашего фильма, – тяжело вздохнул Эйб Робинсон.
Директор фирмы по перевозке мебели очень удивился.
– Да ну? – сказал теперь он.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер развели руками, мол, так получилось и никто в этом не виноват.
– И чем же он подходит для вашего фильма? – спросил директор.
– Да буквально всем, – поделились Эйб Робинсон и Джефф Дармер, – и датой рождения, и цветом волос, ростом, лицом, телосложением и, надеемся, что своим неповторимым внутренним миром он тоже полностью нам подойдет.
Директор фирмы по перевозке мебели уважительно кивал, слушая весь этот бред.
У этих киношников вечно крыша не на месте, компетентно думал толстый директор, а потому им лучше кивать, улыбаться и делать вид, что понимаешь их, как никто другой.
– А с самим Алексом Мартином вы уже разговаривали? – поинтересовался директор.
– Мы не успели, – сказал Джефф Дармер, – он очень быстро от нас уехал.
Толстый директор гордо улыбнулся: его служащий, водитель грузовой машины Алекс Мартин, никогда не разговаривал с посторонними людьми в рабочее время.
– Он не захочет сниматься в вашем фильме, – сказал толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер раскрыли рты.
– Это почему? – оскорбленно спросили Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
– Это я так думаю, что он не захочет сниматься в вашем фильме, – пояснил директор.
– Вы немного изучили его за последние десять лет? – догадался Джефф Дармер.
– За последние десять лет я изучил его достаточно хорошо, – сказал толстый директор.
– Почему же он не захочет сниматься в нашем фильме? – спросил Эйб Робинсон.
– Это выбьет его жизнь из привычной колеи.
– Этот человек не любит что-то менять в своей жизни? – догадался Эйб Робинсон.
– Этот человек не просто не любит ничего менять в своей жизни. Этот человек ОЧЕНЬ не любит что-то менять в своей жизни, – сказал толстый директор.
– Еще есть такие люди, которые не любят что-то менять в своих жизнях? – удивился Джефф Дармер.
В собственной жизни он менял все буквально каждую секунду.
– Он один такой остался, – гордо сказал толстый директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер задумались.
– Может, это вы не хотите его отпускать? – предположил Эйб Робинсон.
– Мы пойдем на любые условия, – сразу сказал Джефф Дармер.
– Разумеется, я соглашусь отпустить его хоть на край света, – сказал толстый директор, – особенно за хорошие условия, – подмигнул он Эйбу Робинсону и Джеффу Дармеру. – Но! – Он выразительно поднял вверх указательный палец.
– Что – но? – затаив дыхание, спросили Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
– Сдвинуть с насиженного места нашего Алекса Мартина все равно что попытаться до конца свалить Пизанскую башню или стащить с места статую Свободы, – важно сказал директор.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер дали себе немного времени на размышление.
– Значит, нам надо что-то придумать, – спустя некоторое время сказали они.
– Значит, нам надо что-то придумать, – согласился с ними директор.
Вскоре секретарша толстого директора принесла всей компании крепкий кофе. Эйб Робинсон, Джефф Дармер и толстый директор закурили и стали усиленно думать, как бы им с минимальным ущербом для здоровья взять и совратить с пути истинного некоего неповоротливого водителя грузовика Алекса Мартина, большого нелюбителя каких бы то ни было перемен.
И через некоторое время они придумали, что Алексу Мартину нужно просто сказать, что это его любимая фирма по перевозке мебели посылает его на такое ответственное задание, как съемки в самом настоящем художественном фильме. И к переменам в его личной жизни это не имеет никакого отношения.
– Я возьму все на себя, – сказал толстый директор, – я обговорю с ним условия его новой работы, он даже не почувствует никаких изменений в своей жизни.
– Не хотите же вы сказать, что, снимаясь в нашем фильме, он так и будет думать, что все еще водит машину на вашей фирме? – спросил Джефф Дармер.
– Разумеется, он не настолько туп, – обиделся за Алекса Мартина толстый директор, – просто я подробно объясню ему, что все это нужно для нашей фирмы и вся надежда только на него.
– Пойдет ли он на такую ответственность? – спросил Эйб Робинсон.
– Я приложу все усилия для того, чтоб он сделал это, – с чувством сказал директор, намекая Эйбу Робинсону и Джеффу Дармеру, что сделать это будет невыразимо трудно.
– Условия рекламы вашей фирмы нашей киностудией мы обговорим позже, – тут же сказали ему Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
Толстый директор одобрительно кивнул. И они, довольные жизнью, планами на будущее и самими собой, пожали друг другу руки на прощание и разошлись по своим делам.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер вышли из фирмы по перевозке мебели в пределах города в прекрасном настроении. И, насвистывая друг другу какие-то веселые песенки, не сговариваясь, тут же направились в ближайший бар.
И на следующий день на киностудию братьев Тернеров пришел белокурый Алекс Мартин.
Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер обговорили накануне, как будет обставлен приход Алекса Мартина. Его начнут снимать сразу же, как только он ступит на территорию киностудии.
И все: и его недоуменное выражение лица, и неприятие новой действительности, и незаданные вопросы этому миру, все должно попасть в кадр, а потом и в этот необычный фильм.
– Когда герой впервые появится в кадре за спиной героини, – сказал Эйб Робинсон, – в этом месте не должно быть ни замедленных съемок, ни необычной музыки, ни каких-либо других особенных деталей. Мы ни в коем случае не должны привлекать к этому внимание зрителей. Все должно идти, как идет. Зрители должны все понять и почувствовать сами.
– Не все же такие чувствительные, как ты, – сказал Эйбу Робинсону Люк Беррер.
На что Эйб Робинсон едва ли не съел Люка Беррера возмущенным взглядом. Наконец-то процесс создания фильма вот-вот начнет сдвигаться с мертвой точки, а кто-то тут будет говорить, что Эйб Робинсон что-то не так придумал.
Камиллу снимали тремя камерами. Камилла мило разговаривала с одним из актеров. Камилла улыбалась, откидывала со лба челку, на секунду о чем-то задумывалась. И по ней совершенно не было заметно, что она уже почувствовала, что в помещении появился новый человек.
Камилла не вздрогнула, не попыталась оглянуться и не прервала свой не такой уж важный и интересный разговор. Нет. Все шло так, как шло до этого.
Но только теперь и сама Камилла, и стоящий рядом с ней актер, и Эйб Робинсон, и Джефф Дармер, и Джек Марлин, и Люк Беррер, и другие операторы, декораторы, осветители и все остальные техники и помощники знали, что теперь все будет не так, как прежде. Теперь все будет совершенно по-другому.
Потому что теперь в их жизни появился еще один, новый человек. Человек, которого до этого в их жизни еще никогда не было.
Алексу Мартину объяснили, в какое помещение он должен войти, а больше ему ничего не объяснили. И поэтому удивленный и вытащенный из привычной среды обитания Алекс Мартин уже и так был недоволен до глубины души такими огромными переменами в своей безоблачной жизни.
Он возмущенно вошел в большое помещение, заполненное серьезными и важными людьми, и остановился на пороге в глубоком неприятии новой действительности. Все люди в помещении были заняты каким-либо возмутительным делом.
Кто-то нарочно направлял на бедного Алекса Мартина огромный прожектор, кто-то протягивал к нему на длинной палке микрофон, а кто-то снимал его на кинокамеру. Алекс Мартин увидел в другом конце помещения Эйба Робинсона и Джеффа Дармера, которым так не терпелось с ним вчера поговорить, и тут же умно понял, от кого исходит все зло.
А потому Алекс Мартин громко фыркнул и развернулся, чтобы важно выйти вон из помещения. Но он тут же запутался в многочисленных проводах и громко растянулся во весь рост на полу. Киностудия братьев Тернеров содрогнулась от такого удара.
И так получилось, что никто на киностудии братьев Тернеров не смог как-нибудь корректно сдержаться и промолчать. Нет, даже наоборот, вся киностудия братьев Тернеров тоже чуть не рухнула на пол от неудержимого хохота.
Эйб Робинсон и Джефф Дармер поняли, что теперь они точно пропали, теперь им чуть ли не целый год придется ходить следом за этим белокурым человеком и уговаривать его сняться в их фильме. И терпеливо объяснять ему, что никто не желал ему никакого зла, это было сделано чисто случайно, вовсе не нарочно, и так далее и тому подобное.
Алекс Мартин лежал на полу и придумывал план ужасной мести. Почему-то громче всех хохотали двоюродные братья Камиллы Роландо и Цезаро, в их жизни было мало развлечений, и они были рады чьей-нибудь любой неприятности.
Но так как на киностудии все были глубоко серьезные и деловые люди, то никто не выпустил из рук осветительные приборы, не отвел в сторону микрофоны, не выключил кинокамеры. Алекса Мартина продолжали освещать прожекторами, снимать на кинопленку, а чувствительные микрофоны регистрировали его гневное пыхтение.
И единственным человеком, кто не обратил на происшедшее никакого внимания, была Камилла. Актер, с которым она разговаривала до этого, давно забыл то, о чем они разговаривали, и, как и все остальные, радостно хохотал в кулак.
Камилла тоже уже забыла то, о чем она с кем-то только что говорила, не так уж это было важно и существенно. Она просто стояла там, где стояла, никуда не оглядывалась и не обращала ни на кого внимания.
Она смотрела сквозь большое окно на облака, на небо и на солнце. А еще она смотрела в глубь себя и ощущала какое-то новое чувство, даже ей самой неведомое, неизвестное и неповторимое.
Умница Люк Беррер тоже никак не отвлекался, он-то и снял Камиллу в этот удивительный момент. И этот ее необъяснимый тонкий взгляд – на все и в никуда – много позже тоже был признан одним из самых сильных моментов этого необычного фильма.
11
Как и любой порядочный человек, дедушка Ичи всегда просыпался очень рано. А в последнее время в жизни дедушки Ичи произошли большие перемены, он вновь обрел какой-то смысл, жизнь перестала для него существовать только на экранах его телевизоров.
Никто теперь не мог сказать дедушке Ичи, что он живет немного скучновато и совсем неинтересно, нет. Теперь, когда его любимая внучка стала сниматься в самом настоящем художественном фильме, дедушка Ичи стал чувствовать себя особенно ответственным за все происходящее.
Теперь он мог спокойно сесть за руль автомобиля и в любой момент приехать в шикарный особняк за город и посмотреть на то, что там происходит. По контракту в любой снимаемой сцене фильма должно было быть специальное огороженное место для родственников Камиллы. Чтобы каждый из них мог в любое время приехать на место съемок и самолично убедиться в том, что с их прекрасной Камиллой не происходит ничего предосудительного.
Обычно, просыпаясь очень рано, дедушке Ичи оставалось только в полном одиночестве любоваться своей глубокой порядочностью, необычностью и неповторимостью. Теперь это мог увидеть любой желающий.
Еще только занималась заря на востоке, а птицы на деревьях возмущенно протирали глаза, дедушка Ичи уже направлялся на свою новую работу. Ведь только он и никто другой мог рассказать Эйбу Робинсону, о чем нужно снимать этот фильм. Люку Берреру – под каким углом надо направлять кинокамеру. А Джеффу Дармеру и Джеку Марлину – какой кофе вкуснее пить тогда, когда все вокруг них, не покладая рук, работают.
Дедушке Ичи сразу же понравился Эйб Робинсон, едва тот переступил порог квартиры, чтобы испросить разрешение на съемки Камиллы в этом фильме. А когда во время приветственной речи Эйб Робинсон стал без запинки перечислять дедушке Ичи все его имена, дедушка Ичи и вовсе растаял от восторга.
И минут через десять он сказал Эйбу Робинсону:
– Достаточно, достаточно, теперь я вижу, что вы тоже порядочный человек.
Эйб Робинсон весь день учил по бумажке длинный список всех имен дедушки Ичи. И поэтому, когда его остановили, он облегченно вздохнул и украдкой вытер пот со лба.
Главное, как ему объяснили, было произвести хорошее впечатление на дедушку Ичи, и Эйбу Робинсону это вполне удалось.
– Думаю, мы подружимся, – подмигнул Эйбу Робинсону дедушка Ичи.
И они, разумеется, подружились. По крайней мере, дедушка Ичи был в этом уверен. И теперь в любое время он мог приехать в роскошный особняк за городом на съемки, снисходительно похлопать при всех Эйба Робинсона по плечу и сказать ему:
– Э нет, дружище, ты все тут делаешь совсем не так. Это надо делать так-то и так-то.
И Эйб Робинсон, разумеется, был всегда полностью согласен со своим новым другом. Потому что никак ему не возражал.
– Этот фильм будет самым ценным делом, которое останется после меня в этой моей одиннадцатой жизни, – важно сказал дедушка Ичи любимой внучке Камилле.
– Да, но при чем тут ты? – несколько удивилась такому повороту вещей Камилла.
– Не будь меня, не было бы этого фильма, – важно сказал дедушка Ичи, – ведь это я разрешил тебе сниматься.
– Ах, вон оно что, – улыбнулась Камилла.
Камилла любила своего милого и своеобразного дедушку Ичи. При ней он мог спокойно говорить любые глупости и нелепости.
А вот киностудия братьев Тернеров теперь мирилась с родственниками Камиллы, как могла. Потому что никто ничего не мог с ними поделать, они были повсюду, как муравьи.
Адвокаты дедушки Ичи умудрились подсунуть согласному в тот момент на все Эйбу Робинсону контракт, оговаривающий такую большую свободу передвижения родственников главной героини по съемочным площадкам во время съемок, что очень многие сцены приходилось снимать по несколько раз. Потому что то из одного угла, то из другого нет-нет да и высовывалась радостная физиономия какого-нибудь малозначительного родственника главной героини.
Но все, что ни делается, делается к лучшему, и не бывает ничего хорошего без чего-нибудь плохого. Ведь именно дедушка Ичи и предложил в один прекрасный момент безутешному Эйбу Робинсону великолепную основу для сценария.
– Я слышал, что у вас все еще нет сценария, – подмигнул как-то дедушка Ичи Эйбу Робинсону.
Эйб Робинсон тяжело вздохнул и стал собираться с мыслями.
– Кто вам только мог такое сказать? Да разве может так быть? И это просто невозможно, чтоб мы уже начали снимать фильм, а у нас все еще не было сценария, – стал говорить Эйб Робинсон.
Дедушка Ичи пропустил все это непроходимое вранье мимо ушей.
– Вы должны снять фильм про всех нас, – сказал дедушка Ичи.
Эйб Робинсон на мгновение застыл.
– Про кого это – про всех вас? – ничего не понял Эйб Робинсон.
На тот момент он понял только одно. Он понял, что у него появилась еще одна проблема и теперь ему очень долго и нудно придется объяснять этому своему заботливому новому другу дедушке Ичи, почему он, Эйб Робинсон, ну никак не сможет снимать фильм про кого-то «всех них». И что сам Эйб Робинсон, например, только этого-то всегда и хотел. Да не все в его власти.
– Фильм про всех нас, – стоял на своем дедушка Ичи, – про весь наш почтенный род и наши традиции, про нашу жизнь и приключения, про наше отношение к жизни, про наших славных представителей. И, наконец, про саму Камиллу, ее жизнь и предстоящую свадьбу, ее предназначение и миссию на этой земле. Ну и немного про меня.
Эйб Робинсон в ужасе смотрел на дедушку Ичи. Дедушка Ичи вальяжно откинулся на спинку стула и гордо смотрел на Эйба Робинсона.
Спустя некоторое время Эйб Робинсон нервно закурил сигарету. Теперь он понимал, что у него появилась такая проблема, от которой одними простыми и занудными объяснениями никак не отделаешься.
Потому что решение этой проблемы уже не зависело от каких-то сугубо внешних обстоятельств, нет. Корень проблемы был уже гораздо глубже, корень этой проблемы теперь уже был у Эйба Робинсона буквально в самом мозгу.
Потому что Эйб Робинсон вдруг понял, зачем на небе по ночам бывают звезды, почему солнце движется именно туда, а не обратно, почему бывают дожди и цветут цветы и как полезен свежий воздух буквально всему живому. И потому что Эйб Робинсон в этот прекрасный миг вдруг наконец-то понял, о чем он будет снимать этот фильм.
– Точно, – громко сказал Эйб Робинсон, – а в конце фильма она сбежит со своим садовником!
Дедушка Ичи возмущенно поднял голову со спинки стула.
– Кто это сбежит со своим садовником? – не понял сразу дедушка Ичи.
– Как кто? Камилла, конечно, – радостно сказал Эйб Робинсон.
Дедушка Ичи крупно обиделся.
– Моя Камилла никогда не сбежит ни с каким садовником, – сказал дедушка Ичи.
– Конечно нет, – стал утешать дедушку Ичи добрый Эйб Робинсон, – ваша Камилла никогда и никуда не сбежит ни с каким садовником. Это наша Камилла, героиня нашего фильма, сбежит в конце фильма со своим садовником.
– Если вы думаете, что я дам вам согласие на съемки моей драгоценной внучки в таком глубоко аморальном фильме, – сказал, поджав губы, дедушка Ичи, – вы глубоко ошибаетесь.
На что Эйб Робинсон молча вытащил из верхнего ящика стола копию составленного с дедушкой Ичи контракта и гордо показал ее дедушке Ичи.
– Но вы уже дали такое согласие, – сказал Эйб Робинсон.
Тут уж дедушка Ичи расстроился и вовсе не на шутку: так опростоволоситься на старости лет! Дедушка Ичи схватился за сердце.
– Дайте мне, пожалуйста, несколько сердечных капель, – сказал дедушка Ичи Эйбу Робинсону, чтобы хоть как-то протянуть время.
– Вот, пожалуйста, – услужливо сказал Эйб Робинсон, вытащив упаковку лекарств из ящика стола.
Дедушка Ичи дрожащими руками положил под язык пару таблеток и сказал:
– Не думаю, что это поможет, придется вызывать медицинскую помощь.
И дедушка Ичи бессильно прикрыл глаза, стойко ожидая самого худшего.
– Да будет вам так расстраиваться, – сказал ему Эйб Робинсон, – никуда от вас ваша Камилла не денется, а у меня зрители на фильм не пойдут, если я не сделаю в нем какого-нибудь накала.
Дедушка Ичи приоткрыл глаза и искоса посмотрел на Эйба Робинсона.
– А как-нибудь без моей Камиллы нельзя сделать этот самый ваш накал? – спросил дедушка Ичи.
– Она – главная героиня, – напомнил Эйб Робинсон.
– Ох, ох, ох, – сказал дедушка Ичи, держась двумя руками за сердце.
Но так или иначе, только ни от дедушки Ичи, да и ни от Эйба Робинсона уже ничего не зависело. Ведь если в скрижалях истории уже было сказано, что в таком-то году, в таком-то месте и в такое-то время будет снят фильм именно с этими героями и именно о том-то и том-то, то никто уже не мог это изменить.
12
Белокурый Алекс Мартин огромным усилием воли, как мог, мирился с новой действительностью. Состояние его духа было – хуже не придумаешь. Его раздражало буквально все. Киностудию братьев Тернеров он еле выносил, а кинокамеры и микрофоны – просто ненавидел.
Больше всего на свете Алекс Мартин мечтал, чтобы его никто не снимал на пленку, не фотографировал, да и вообще больше никогда на него не смотрел. Он очень скучал по старой работе, привычному порядку вещей, своей грузовой машине, светофорам на перекрестках и холодному пиву на ужин.
Но ему сказали, что теперь он будет сниматься в этом кино и что так надо. И Алекс Мартин был вынужден с этим согласиться.
На киностудии же братьев Тернеров этот Алекс Мартин не понравился буквально всем людям, начиная с Дона Тернера и кончая самым что ни на есть захудалым осветителем. И почему так получилось, никто толком не мог объяснить, это было необъяснимо.
– Что? Вот этот тип и будет нашим главным героем? – в ужасе сказал Дон Тернер, едва Эйб Робинсон представил ему Алекса Мартина.
Эйб Робинсон слегка замялся.
– Ну вы же помните, что нам нужен был блондин, – растерянно сказал Эйб Робинсон.
– Можно было найти кого-нибудь получше и перекрасить его в белый цвет, – сказал Дон Тернер.
Он сердито разглядывал Алекса Мартина в упор.
– Но нам нужен был именно натуральный блондин, – сказал Эйб Робинсон.
– А что такого особенного вы находите в натуральных блондинах? – не понял Дон Тернер.
– О, – сказал Эйб Робинсон, – это совершенно особенные люди.
– Да что вы говорите? – сказал Дон Тернер. – И что же такого особенного вы нашли именно в этом типе? – указал Дон Тернер на Алекса Мартина.
Алекс Мартин стоял достаточно близко, он стоял чуть ли не между Доном Тернером и Эйбом Робинсоном и устало слушал этот не совсем приятный для него разговор. И потому, когда Дон Тернер указывал пальцем на Алекса Мартина, его палец упирался тому в живот.
Алекс Мартин был при этом спокоен, как гора. Вся киностудия братьев Тернеров, побросав дела, радостно наблюдала за этой сценой.
– Этот человек подходит нам как никто другой, – сказал Эйб Робинсон.
Дон Тернер возмущенно оглядывал Алекса Мартина с головы до ног и никак не мог понять, что такого неповторимого заметил в нем Эйб Робинсон и чего никак не может заметить он, такой умный, замечательный и всемогущий Дон Тернер.
– Вот я и спрашиваю вас, чем он нам так подходит? – никак не понимал Дон Тернер.
– Это необъяснимое чувство, – сказал Эйб Робинсон, – это интуиция.
– Вы что, так интуитивно мне весь фильм будете снимать? – спросил Дон Тернер.
– Они его уже две недели таким образом снимают, – ответил вместо Эйба Робинсона Марк Тимпсон, который вообще был тут ни при чем и у которого наверняка в это самое время было по горло дел в каком-нибудь другом месте.
На помощь Эйбу Робинсону пришел Джефф Дармер.
– Мы же еще ни разу вас не подводили, – напомнил Джефф Дармер Дону Тернеру.
– Надо же когда-то начать, – сказал Марк Тимпсон.
Джефф Дармер в сердцах развернулся к Марку Тимпсону.
– У вас что, никаких дел на это время не запланировано? – спросил Джефф Дармер.
– Нет, спасибо, не волнуйтесь, не запланировано, – ответил Марк Тимпсон.
– А жаль, – сказал Джефф Дармер.
Алекс Мартин устал стоять и слушать их пустую болтовню.
– Где тут у вас пиво продают? – спросил Алекс Мартин у всех.
Дон Тернер посмотрел на него с нескрываемым отвращением.
Вот видите, что это за тип, сказал взглядом Дон Тернер Эйбу Робинсону и Джеффу Дармеру, вы с ним еще намаетесь.
Ну и что, ответили взглядом Дону Тернеру Эйб Робинсон и Джефф Дармер, все равно нам нужен только этот тип, и мы еще сделаем из него порядочного человека.
Помнится, Эйб Робинсон обещал выпустить своих героев на улицы города и предоставить их самим себе. А сам он собирался только лишь со стороны пронаблюдать за тем, что с ними произойдет.
Но пусть Камилла, само ее существование представляло собой некую тайну и необъяснимый интерес. А что можно было ждать от этого неповоротливого Алекса Мартина?
Эйб Робинсон знал всю замысловатую процедуру кинопроизводства как свои пять пальцев, а потому он мог из любого материала сделать неплохой художественный фильм. Он мог набрать десяток симпатичных статисток, подобрать старые студийные декорации и на этом материале наштамповать десяток не самых скучных фильмов, наполненных и юмором, и смыслом.
Но именно на этот фильм Эйб Робинсон возлагал в настоящее время все свои надежды и мечты. А потому он не мог пустить все на самотек, нет. Эйб Робинсон должен был обо всем хорошо подумать и просчитать все до мельчайших деталей.
А Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер поддерживали Эйба Робинсона, как могли.
– Что-то с нашими главными героями так ничего и не происходит, – периодически говорил Эйбу Робинсону Джек Марлин.
– Ага, – говорил Люк Беррер, – мне обещали, что я все лето буду снимать фильм, не покладая рук, а я умираю от безделья.
А Джефф Дармер стойко молчал, ведь он обещал поддерживать Эйба Робинсона до конца.
И в один прекрасный момент на Эйба Робинсона, Джеффа Дармера, Джека Марлина и Люка Беррера вдруг напал дедушка Ичи. Он подробно рассказал им историю своего почтенного рода и о его славных представителях, о традициях, приключениях и их отношении к жизни. А еще он рассказал о Камилле, ее жизни и предназначении, и о ее свадьбе, запланированной на эту осень.
А еще дедушка Ичи немного рассказал о себе, дорогом и любимом. И на все эти рассказы Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер потратили еще половину дня своих драгоценных и единственных жизней.
Вначале Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер слушали самозабвенную болтовню дедушки Ичи вполуха. Но в конце концов им это даже начало немного нравиться.
– А ведь все это очень интересно, – сказал Эйбу Робинсону Джефф Дармер, – не зря ты хотел снимать именно эту девушку.
– Но я же обещал, – сказал Эйб Робинсон, – что ее проблемы останутся только ее проблемами.
– А мы не будем влезать в ее проблемы, – сказал Джефф Дармер, – мы придумаем ей совершенно новые проблемы.
– Но сделаем мы это на основе ее старых проблем, – сказал Джек Марлин.
Эйб Робинсон улыбнулся.
– И вы не пожалеете, – подмигнул им всем дедушка Ичи.
Джефф Дармер оглядел дедушку Ичи с ног до головы.
– Не думаете же вы, – сказал он, – что если за основу сюжета мы возьмем историю вашего драгоценного рода, то вы будете теперь встревать во все вопросы во время съемок?
Дедушка Ичи решил не обижаться.
– Нет, что вы, как можно, – сказал дедушка Ичи, – я никуда не буду вмешиваться, еще чего.
Казалось, дедушка Ичи был на все согласен, лишь бы за основу сюжета была взята история его драгоценного рода. Ведь, как он твердо знал, приложить руку к съемкам самого настоящего художественного фильма значило остаться в истории.
А остаться в истории для дедушки Ичи было жизненно необходимо. Это утешало его гордость, лелеяло самолюбие и скрашивало такие унылые и тоскливые дни его несколько скучноватой одиннадцатой жизни.
К концу первой недели своей новой жизни Алекс Мартин был уже не так огорчен и возмущен действительностью. Он брал уроки актерского мастерства, его почти не раздражали ни осветители с их прожекторами, ни операторы с кинокамерами.
Камилла же, наоборот, была какая-то несобранная, невнимательная, постоянно витала в облаках.
А на последнем экзамене нашей летней сессии и вовсе произошло нечто невероятное: Камилла чуть не провалила экзамен. Она перепутала все термины и понятия и никак не могла объяснить простых вещей.
Когда же преподаватель, принимавший у Камиллы экзамен, спросил у нее чуть ли не под столом, втайне от всех, понимает ли она сама то, о чем говорит, Камилла звонко ему ответила:
– Конечно нет.
Больше всего преподавателя добило это ее «конечно». Преподаватель онемел.
– Как нет? – спросил он через пару секунд.
– Но мы же на вашем языке разговариваем, а не на моем, – сказала Камилла.
Я сидела здесь же в аудитории и готовилась к ответу. И я прекрасно видела, как вздрогнул весь преподавательский состав, принимавший у нас экзамен. А лучшая на курсе студентка Камилла была несобранна и беззаботна.
Преподаватели незаметно переглянулись и молча поставили подписи под очередной отличной отметкой Камиллы. Никто не стал раздувать конфликт, Камиллу отпустили.
Дедушка Ичи, узнав об инциденте, покачал головой.
– Милая моя, ты стала какая-то рассеянная, – сказал дедушка Ичи.
– Просто я устала от сессии, – сказала Камилла.
Это объяснение дедушке Ичи вполне подошло. Роландо и Цезаро тоже не спускали зорких глаз с Камиллы, они бы сразу заметили что-нибудь не то.
Алекс Мартин и Камилла еще ни разу не встречались на съемочной площадке, их снимали по отдельности. Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер пока только искали незримые точки соприкосновения главных героев, намечали основной сюжет.
На второстепенные роли Эйб Робинсон пригласил малоизвестных актеров из местных театров.
– Я умываю руки, – сказал на это Эйбу Робинсону Дон Тернер, – дальше выпутывайтесь сами.
– Хорошо, – сказал Эйб Робинсон, – когда я буду получать большие премии за этот фильм, я вас даже посидеть в зрительном зале не приглашу.
Это было неслыханной дерзостью, но Эйб Робинсон уже и так давно дошел до ручки. Дон Тернер удивленно посмотрел на него и ничего больше не сказал.
Алекс Мартин так никому на киностудии и не понравился, у всех было к нему предвзятое отношение, никому он не внушал никакого доверия. И вся киностудия братьев Тернеров с удивлением выискивала в этом неинтересном белокуром человеке нечто неповторимое и необъяснимое, что нашли в нем Эйб Робинсон и Джефф Дармер.
– Какой-то он неинтересный, – говорили друг другу все на киностудии.
– Ага, – соглашались с ними остальные, – держим пари, что его психоаналитики засыпают на сеансах с ним беспробудным сном.
– Да, да, – поддакивали третьи, – мы тоже в этом уверены.
– Эта девушка и этот тип? – удивился вездесущий Марк Тимпсон. – Что между ними может быть общего?
– Любовь! – объяснил Марку Тимпсону Джек Марлин.
– Быть не может! – не поверил Марк Тимпсон.
– Все бывает, – развел руками в стороны Джек Марлин.
– Зрители вам не поверят, – сказал Марк Тимпсон.
Джек Марлин не нашелся, что на это ответить, а потому поискал глазами помощи у Эйба Робинсона и Джеффа Дармера, которые стояли тут же, неподалеку, и с улыбкой наблюдали за разговором. Но Эйб Робинсон и Джефф Дармер только молча развели руками в стороны.
