Элен Алекс
Другая жизнь
5
А некоторое время назад в главном здании знаменитой киностудии братьев Тернеров, в большом зале на втором этаже было серьезное совещание. Немолодые люди в строгих костюмах сидели за массивным столом черного дерева и горестно разглядывали большую пепельницу, стоящую в центре стола.
Вечнозеленые растения, искусно расставленные по всему залу, должны были создавать и поддерживать ощущение спокойствия, душевного комфорта и благополучия у находящихся здесь людей. Но, несмотря на изысканно созданное великолепие, настроение у присутствующих было паршивое, потому что дела в этот год на киностудии шли из рук вон плохо, и никто никакого выхода из создавшейся ситуации не видел.
Великолепные братья Тернеры восседали тут же в своих огромных кожаных креслах, и грусть их была велика.
– Мы ходим по замкнутому кругу, – сказал Дон Тернер и устало оглядел присутствующих. Затем он некоторое время возмущенно помолчал. – Хотелось бы какой-то стабильности, – добавил Дон минуту спустя.
Это совещание было собрано для того, чтобы принять хоть какое-то решение. Но еще ни одно мало-мальски дельное замечание всемогущим Доном Тернером услышано не было. Да мало того, его младший брат Боб Тернер уже начал мирно пофыркивать себе в рукав, намереваясь, по всей видимости, в скором времени крепко заснуть и свалиться с кресла.
Дон Тернер был возмущен. Он оскорбленно оглядел лысину младшего брата и резко кашлянул ему прямо в ухо.
Отчего Боб Тернер моментально проснулся и поспешно высказался:
– Так, может, нам лучше построить фабрику детских игрушек, чем заниматься таким неблагодарным делом, как бесконечные съемки этих никому не нужных художественных фильмов?
Боб Тернер много еще интересного и необычного мог сказать по этому поводу. Но, нарвавшись на гневный взгляд старшего брата, решил пока воздержаться.
– Просто удивительно, как мы еще не пошли по миру с такой дилетантской философией, – сказал Тернер-старший.
В зале вновь воцарилась тишина. Было слышно только щебетание птиц за окном.
Люк Беррер, главный оператор киностудии, смотрел в глубь себя. Его сорвали на совещание прямо с ланча, и он так и не успел разбавить грубую полуденную пищу легким вином.
Джефф Дармер, режиссер, смотрел на часы. Джек Марлин, тоже режиссер, смотрел куда-то под стол.
Два помощника Марка Тимпсона вели трогательную игру глазами. А сам Марк Тимпсон, писатель и сценарист, никуда не смотрел, а тоже был возмущен происходящим до глубины души.
– Я думаю, нам нужно сделать нечто неординарное, – прервал наконец тишину Эйб Робинсон, режиссер и сопродюсер, третье лицо на киностудии после братьев Тернеров.
– Как ни странно, мой мальчик, – наклонился в его сторону Дон Тернер, – но именно по этому поводу мы тут и собрались. Нам нужно придумать нечто неординарное, – повторил он, – и если кто-либо из вас придумает мне это неординарное, я обещаю ему самый большой процент от прибыли. Хотя вы прекрасно понимаете, что дело не в денежных чеках. Престиж киностудии падает, вот что обидно.
– Может, сделать ремейк какого-нибудь старого замечательного фильма? – осторожно предложил Джефф Дармер.
Он был заинтересован в скором окончании совещания, потому что сильно опаздывал на свидание.
– Я не знаю ни одного старого замечательного фильма, по которому еще не был сделан ремейк, – повернулся в его сторону Дон Тернер.
– Может, экранизировать кого-нибудь из классиков? – предложил Люк Беррер.
Ему, как оператору, было все равно, что снимать.
– И кого из классиков вы хотите предложить? – вежливо спросил Дон Тернер.
– Ну… что-нибудь из Шекспира, – попытался докончить мысль Люк Беррер.
– Неплохая идея, – радостно поддержал его Тернер-младшенький.
– А что, черт возьми, из произведений Шекспира еще не было экранизировано? – громко спросил Дон Тернер.
– Ну… мы можем представить что-нибудь в современном свете, – сказал Люк Беррер.
– А какое из произведений Шекспира еще не было представлено в современном свете? – спросил Дон Тернер еще громче.
– Ну… я думаю, – сказал Люк Беррер, – я думаю, такую вещь можно попытаться найти.
Дон Тернер молча отвернулся от Люка Беррера. Тот развел руками и твердо решил больше сегодня не высовываться.
Слово взял Марк Тимпсон, известный писатель и сценарист, которому в последнее время многие радостно намекали, что он творчески иссяк.
– Можно попытаться написать неординарный боевик, – сказал Марк Тимпсон.
Все с удовольствием воззрились на старину Марка Тимпсона.
– В вашем боевике что, – сочувствующе спросил его Дон Тернер, – победят «плохие»?
За массивным столом послышались тихие, редкие смешки.
– Что-то в этом роде, – сказал Марк Тимпсон, – это будет очень психологичный боевик. У него будет такой неординарный и неожиданный конец, что публика просто ахнет.
– Ну, – терпеливо спросил Дон Тернер, – и что же это будет за конец?
– А это нужно будет придумать, – сказал Марк Тимпсон.
– А почему же вы до сих пор такой замечательный сценарий не придумали? – спросил Дон Тернер.
– Это очень сложно, – сказал Марк Тимпсон, – и потом, я сам еще до конца не понял, что я тут пытаюсь предложить.
Джефф Дармер осторожно посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой. Дон Тернер терпеливо подождал, пока не прекратится откровенное веселье за столом.
Боб Тернер тоже весело похихикивал в рукав пиджака и виновато поглядывал на старшего брата.
Марк Тимпсон ужасно на всех обиделся. Если они думают, что писать сценарии очень легко, пусть сами попробуют.
Слово взял Эйб Робинсон.
– У меня есть идея, – сказал он.
И присутствующие медленно повернули головы к Эйбу Робинсону. Ибо его слова были произнесены с таким серьезным чувством и таким твердым голосом, что в зале уже почувствовалась материализация некой идеи, в правильности и совершенстве которой можно было не сомневаться.
– Мы внимательно тебя слушаем, – сказал Эйбу Робинсону Дон Тернер.
Эйб Робинсон развел руки в стороны и улыбнулся.
– Это – любовь, – сказал Эйб Робинсон.
На вытянувшихся лицах коллег вновь отобразился еле сдерживаемый смех. А лицо мудрого Дона Тернера снова покрыла печаль: его опять провели.
– Что? – сказал он Эйбу Робинсону.
Но Эйб Робинсон решил промолчать.
– Ты больше ничего не хочешь сказать? – печально спросил Дон Тернер.
– Вы же в меня не верите, – сказал Эйб Робинсон.
А Дон Тернер уже как раз дошел до такого состояния, когда он с удовольствием кого-нибудь бы убил. И начнет он сегодня, пожалуй, с Эйба Робинсона.
– Мы верим в тебя, – вежливо улыбнулся Дон Тернер, – мы верим в тебя больше, чем в самих себя. А потому с удовольствием выслушаем все, что бы ты нам сейчас ни предложил.
Эйб Робинсон еще немного помолчал, а потом сдался.
– Ну хорошо, – сказал он, – я попытаюсь.
Все собравшиеся за столом тут же расслабились и откинулись на спинки стульев. Ведь если кто-то из них взялся говорить о чем-либо более-менее серьезно, то все остальные вполне могли себе позволить хоть немного сегодня отдохнуть.
– Итак, – сказал Эйб Робинсон, – о технической стороне, рекламе и антирекламе мы поговорим потом. А сейчас о самой картине. Я предлагаю снять фильм о любви. В любви есть жизнь. Кирпичный дом возле реки, высокое дерево рядом с домом и даже дым из трубы – все это любовь. Кто-то любит Шекспира, кто-то не понимает Берроуза, кто-то предпочитает сладкий кофе, а кто-то терпеть его не может. Но на подсознательном уровне мы все одинаковы. В жизни, в этом великолепном и беспрецедентном шоу, участниками которого мы с вами являемся, есть некие субстанции, которые находят отклик в сознании абсолютно каждого человека, какой бы при этом у него ни был уровень общего развития, культурный и нравственный потенциал, пристрастия, взгляды и привычки. На уровне внутреннего и эмоционального восприятия мира мы все абсолютно одинаковы.
Когда в одном помещении с Бобом Тернером вдруг кто-то начинал долго и умно говорить, на Боба Тернера тут же нападала жуткая зевота. Он и к психоаналитикам по этому поводу неоднократно обращался, ничего не помогало. И поэтому Боб Тернер держал уже двумя руками рот и мечтал только об одном: чтобы Эйб Робинсон когда-нибудь сегодня замолчал.
– Я предлагаю снять картину о том, на чем стоит наш мир. Я не буду приводить здесь долгих и нудных расчетов, чтобы доказать, что наш мир держится на любви и только на любви, думаю, вы и без меня об этом давно знаете. Я предлагаю снять этот фильм, – сказал Эйб Робинсон, – но только вот одно условие. Мы должны будем снять его, руководствуясь эфемерными, подсознательными категориями. У нас не будет ни сценария, ни конкретной идеи, ни музыки, ни главных героев. Нет, конечно, это у нас будет, – невозмутимо продолжал он, – но только все это придет нам на ум уже в процессе работы над картиной. Нам придет на ум, каких взять в нашу картину героев, какую написать музыку, какие слова вложить в уста наших героев, но лучше, если они придумают для себя эти слова сами.
– То есть… как это сами? – не понял Дон Тернер.
– Да так, – пожал плечами Эйб Робинсон, – пусть что хотят, то и говорят.
– Вы вполне уверены в правильности своей идеи? – спросил его Дон Тернер.
– Вполне уверен, – сказал Эйб Робинсон, – ну не то чтобы мы пустим все на самотек, нет. У нас будет примерный план, вот Марк Тимпсон нам его и составит.
Марк Тимпсон оскорбленно смотрел на всех присутствующих.
– Мы не будем идти на ощупь, мы будем руководствоваться общеизвестными мировыми понятиями, категориями и субстанциями, – невозмутимо продолжал Эйб Робинсон, – например, такими элементарными, как плюс-минус, белое и черное, холодное-горячее, мужское и женское начало. Вот вам и два главных героя, которые должны будут вобрать в себя все эти понятия. Дальше. Четыре времени года, четыре стороны света – это тоже можно будет как-то обыграть, положим, для начала, западный мужчина и восточная женщина.
– А что-нибудь более конкретное вы можете нам сейчас предложить? – устало спросил Дон Тернер.
Боб Тернер изо всех сил таращил глаза в пространство, чтобы не заснуть.
– Да, конечно, – сказал Эйб Робинсон, – во-первых, мы не должны брать в наш фильм профессиональных актеров.
– Ну вот еще чего, – сказал Дон Тернер, – вы предлагаете всему обучать их во время съемок?
– Вам не нужно будет ничему их обучать, – сказал Эйб Робинсон, – они все сделают сами.
– Что же они сделают сами? – спросил Дон Тернер.
– Они встретятся друг с другом, с ними что-нибудь произойдет, а мы с вами пронаблюдаем за ними со стороны и кое-что подкорректируем, – беззаботно сказал Эйб Робинсон.
– Все-таки что-то подкорректируем? – с надеждой спросил Джефф Дармер.
– Да совсем немного, – сказал Эйб Робинсон. – И снимем всю их историю на пленку.
Эйб Робинсон перестал увлеченно размахивать руками и излагать только одному ему понятные и дорогие мысли и осторожно посмотрел на коллег. Все смотрели на него с чувством глубокого сожаления. Даже Боб Тернер.
– Это – примерный план, – сказал Эйб Робинсон.
– А если с ними ничего не произойдет? – спросил предусмотрительный Джефф Дармер.
– Со всеми людьми хоть что-то да происходит, – философски заметил Эйб Робинсон.
– Да, но не все их истории имеет смысл снимать на пленку, – сказал Джефф Дармер.
– За эту историю я буду отвечать головой, – улыбнулся Эйб Робинсон.
– Но это уже было, – сказал Люк Беррер, – и даже не один раз. Режиссеры и операторы ходили по городу за каким-нибудь профессиональным актером, который вовсю придурялся, будто не имеет никакого понятия о том, что его снимают, и в результате получалось неплохое художественное шоу.
– Да, – сказал Эйб Робинсон, – но только у нас все будет совсем не так. Мы действительно будем снимать самых обыкновенных людей, которые будут делать и говорить то, что захотят они сами.
Джек Марлин, второй режиссер, который обычно мало говорил, предпочитая много делать, а в данный момент учился вязать под столом, радостно улыбнулся:
– Но это же полный бред, – сказал он, – что такого нового и увлекательного нам могут сказать простые люди с улицы?
– А мы возьмем не совсем простых людей, – сказал Эйб Робинсон, – мы вычислим этих людей из миллиона. Они будут подходить и нам и друг другу идеально. Они будут умны и, главное, они будут естественны.
– Самая заштатная актриса с блеском сыграет вам эту самую естественность, – сказал Джек Марлин.
Два помощника сценариста играли под столом, кто на кого наступит первым. Джефф Дармер откинулся на спинку стула и приготовился немного поспать, на свидание сегодня он уже безвозвратно опоздал.
– Пусть вы ставите крест на всей процедуре фильмотворчества, – выступил наконец-то оскорбленный Марк Тимпсон, – но вы перечеркиваете и всю работу сценаристов. Я обычно пишу сценарий несколько долгих месяцев, а вы хотите сказать, что какие-то там естественные люди с улицы смогут вам без подсказок сымпровизировать нечто неординарное?
– Нет, что вы, – сказал Эйб Робинсон, – без вашего чуткого руководства они ничего не смогут сделать.
Марк Тимпсон сердито замолчал. Раз без его чуткого руководства они здесь все-таки ни черта не смогут сделать, что, впрочем, и так было понятно с самого начала, то вроде как бы и возмущаться пока нет никакого повода.
– Ну, – благодушно развел руками несколько подобревший Марк Тимпсон, – вы могли бы с самого начала поделиться своими планами, посоветоваться со мной.
– А мы здесь сейчас друг с другом и советуемся, – заверил его Эйб Робинсон, – для того и собрано это совещание.
Марк Тимпсон снова обиделся. Теперь он выглядел тут самым непонятливым.
Но, как выяснилось, сам Дон Тернер недалеко от него ушел.
– И все-таки я не совсем понял, – сказал Дон Тернер Эйбу Робинсону, – почему вы не хотите снимать профессиональных актеров? Сотни людей обычно задействованы в создании картины, но мало фильмов достойно внимания. А вы хотите ничего не делать, просто окунуться в жизнь, и эта жизнь принесет вам шедевр?
– Да! – громко воскликнул Эйб Робинсон.
На что Боб Тернер все-таки свалился от неожиданности с кресла.
– Совершенно верно, – добавил Эйб намного тише.
Затем все вежливо подождали, пока Боб Тернер, отряхиваясь от невидимой пыли, сядет обратно на место.
Два помощника Марка Тимпсона играли под столом в «камень, ножницы, бумага», одни они так ничего и не заметили.
– Если бы в съемках фильмов все было настолько просто, – сказал Джек Марлин, подсчитывающий петли на вязанье, – нас всех давно бы уже разогнали.
– Да и не только нас, – грустно сказал Люк Беррер.
– Я же вам уже сказал, что все – есть жизнь, – в сердцах сказал Эйб Робинсон, – вот этот пиджак есть жизнь, этот стул есть жизнь, этот стол – тоже есть жизнь, и все это – уже есть история.
– Если мы будем снимать только пиджаки, столы и стулья, – сказал Люк Беррер, – мы далеко не продвинемся.
– Я не предлагаю снимать столы и стулья, – сказал Эйб Робинсон, – я предлагаю вам снимать жизнь. Ни массовок, ни декораций. Мы просто выйдем на улицу, наши герои сами поведут нас за собой. Они сами подскажут нам, какой путь надо избрать. Я же вам сказал, что в мире есть категории, к которым мы все относимся совершенно одинаково.
– Ничего не выйдет, – сказал Джефф Дармер, который, в отличие от некоторых, никак не мог заснуть в таком людном месте. – Сама жизнь не настолько привлекательна, насколько вы нам тут пытаетесь это представить. Лишь иллюзия жизни достойна внимания. Реальность подретушированная, подкорректированная, художественно оформленная и еще перевязанная сверху огромным розовым бантом.
– У меня такое ощущение, – сказал Эйб Робинсон, – что меня здесь никто не слушает. Я же сказал, что мы все художественно подкорректируем. Но только отталкиваться мы будем не от изящного, конкретного сценария, а от самой жизни.
– А где вы найдете таких умных героев? – поинтересовался Джек Марлин.
– Надо подумать, – сказал Эйб Робинсон.
– Будем обращаться к помощи магов и астрологов? – сказал Джефф Дармер.
– Да как хотите, – сказал Эйб Робинсон, – можно и к астрологам обратиться, но в основном наша надежда на собственную интуицию.
– А какие еще субстанции и категории вы собираетесь обыграть в этом фильме? – спросил Джек Марлин.
– Все подряд, – ответил ему Эйб Робинсон.
– Все подряд, – оживился Джефф Дармер, – как интересно, а какие именно, помимо плюса, минуса, севера, юга и так далее?
– Более сложные, – сказал Эйб Робинсон, – материнские, патриотические, общечеловеческие чувства, верность традициям.
– Как, однако, все интересно, – сказал Джек Марлин, – и как сложно.
– Да, не просто, – сказал Эйб Робинсон.
Он добросовестно крутил головой от Джеффа Дармера к Джеку Марлину.
– А может, нам все-таки можно просто найти такой замечательный сценарий, – предложил Джефф Дармер, – в котором все это уже будет представлено?
Эйб Робинсон хотел сказать, что таких замечательных сценариев он еще не читал, но, нарвавшись на гневный взгляд Марка Тимпсона, который и так на сегодня был достаточно на всех обижен, решил промолчать.
– Можно, конечно, найти сценарий, – сказал Эйб Робинсон.
У него опускались руки, никто не хотел ни о чем думать, все хотели получить что-нибудь готовенькое.
В зале вновь наступила гнетущая тишина. И в наступившей тишине Дон Тернер сказал вот что:
– Вы еще ни разу меня не подводили, – сказал Дон Тернер Эйбу Робинсону.
Эйб Робинсон решил, что его уже увольняют.
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил он.
– Я хочу сказать, что если вы говорите, что у вас есть какая-то идея, значит, у вас действительно есть эта идея, – сказал Дон Тернер, – вы ведь еще не все нам рассказали? – с надеждой спросил он Эйба Робинсона.
По лицу Эйба Робинсона пробежала загадочная тень.
– Нет, не все, – сказал Эйб Робинсон.
Дон Тернер облегченно вздохнул.
– У вас есть что-нибудь более конкретное? – спросил Дон Тернер.
– Да, у меня есть нечто более конкретное, – сказал Эйб Робинсон.
Все внимательно на него посмотрели.
– Ну? – сказал Дон Тернер.
– У меня уже есть главная героиня, – сказал Эйб Робинсон и радостно всем улыбнулся.
Джефф Дармер поправил пиджак, Джек Марлин – галстук, а Люк Беррер просто присвистнул.
– Да что вы говорите, – неожиданно обрадовался этому обстоятельству Дон Тернер, – ну так с этого бы сразу и начинали.
И Эйб Робинсон взорвался.
– У меня – жена и четверо детей! – громко сказал он.
– Какая неприятность, – почему-то возвел глаза к потолку Боб Тернер-младшенький.
Но Эйб Робинсон решил не обращать на него внимания.
– У меня – жена, – сказал Эйб Робинсон, – четверо детей и полсотни родственников, за которых я несу ответственность, и в этой жизни мне от этого уже никуда не деться.
В этом месте Боб Тернер гнусно похихикал.
– А эта девушка целиком и полностью отвечает нашей новой идее, – докончил мысль Эйб Робинсон.
Все улыбнулись.
– А мы что, сегодня услышали какую-то идею? – поинтересовался Джек Марлин.
Эйб Робинсон не стал тратить на него свои эмоции.
– У нее есть изюминка, – обратился он к Дону Тернеру.
– У всех актрис есть изюминки, – фыркнул Дон Тернер.
– Когда вы увидите эту девушку, вы поймете, что в этом мире нет ни у кого изюминки, кроме нее, – сказал Эйб Робинсон.
Джефф Дармер и Джек Марлин с сожалением посмотрели на Эйба Робинсона. А Люк Беррер просто подольше придержал улыбку.
Но Эйб Робинсон проигнорировал их знаки внимания. В данной ситуации его интересовал только Дон Тернер.
– Но это же абсурд, – возмутился тот, – мы с вами обсуждаем какую-то девушку для фильма, а у нас еще нет и элементарного сценария, не говоря уже обо всем остальном.
– Надо же с чего-то начать, – улыбнулся Эйб Робинсон, – давайте начнем с главной героини. Тем более что у нее уже есть своя история.
– У нас у всех есть своя история, – с достоинством сказал Джефф Дармер, – сейчас это очень модно – всем иметь свою историю.
Эйб Робинсон не обратил на него никакого внимания.
– Ее история вмещает в себя пять веков славы, – сказал Эйб Робинсон Дону Тернеру, – тысячи войн, столько же перемирий, верность традициям, патриотические чувства, материнские, зов предков и так далее и тому подобное. Словом, ее история настолько же сложна и интересна, насколько безмерна и увлекательна история английской короны, тайны египетских пирамид и предсказания древних философов. Эта девушка так же безупречна, как мировые законы нравственности, а ее отношение к законам жизни столь трепетно и серьезно, что некоторым из нас это невозможно представить.
Кое-кто за столом вновь попытался присвистнуть.
– Но дело совсем не в этом, – сказал Эйб Робинсон, – мы придумаем ей новую историю.
Джефф Дармер даже обиделся.
– Зачем нам придумывать ей новую историю, если ты говоришь, что у нее уже есть своя такая увлекательная история? – сказал Джефф Дармер.
– Ее история – это ее личные проблемы, – сказал Эйб Робинсон, – и к нашим проблемам это не имеет никакого отношения. Я просто хочу сказать, что эта девушка подходит нам идеально.
– Для нашего эфемерно-нереального проекта? – догадался Джек Марлин.
– Как хотите, – сказал Эйб Робинсон.
Он опять от всех отвернулся и стал смотреть только на Дона Тернера.
Дон Тернер покровительственно оглядел присутствующих. Все как попало сидели на стульях. У всех сегодня был обычный и напряженный рабочий день, а некоторым еще предстояли ночные пересъемки.
– Хорошо, – вздохнул Дон Тернер, – приводите завтра на студию свою героиню. Посмотрим, что мы сможем придумать.
Эйб Робинсон откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул. Но теперь у него появилась новая проблема.
– Э-э, – попытался что-то сказать Эйб Робинсон, но не сразу нашелся, как это сказать.
– Что еще? – сказал Дон Тернер.
– Вы должны будете переговорить с ними лично, – сказал Эйб Робинсон.
Дон Тернер ничего не понял.
– С кем? – удивился Дон Тернер.
– С ними, – сказал Эйб Робинсон, – они нам ее так просто не отдадут.
– Кто – они? – не понял Дон Тернер.
– Они, – сказал Эйб Робинсон, – ее родственники.
Дон Тернер устало вздохнул. А потом он сказал:
– А-а… – И замысловато покрутил руками в воздухе, намекая, что, может быть, они попытаются как-нибудь обойти эту проблему с другой стороны?
Но Эйб Робинсон остался непреклонен.
– Нет, – твердо сказал он, – нам подходит только эта девушка.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал Дон Тернер, – я поговорю с ними лично.
На сегодня он был уже с чем угодно согласен.
Марк Тимпсон с глубоким вздохом шумно вытащил свой рабочий блокнот и нарочно громко стал вычеркивать в нем якобы чересчур важные встречи, на которые он теперь будто бы уже не успеет.
– Я думаю, вам легко удастся их уговорить, – сказал Эйб Робинсон Дону Тернеру, – ведь у вас же мировая слава.
А Дон Тернер уже стал приподниматься, чтобы выйти из-за стола.
– А что, – спросил Дон Тернер, – все так серьезно?
Эйб Робинсон несколько секунд обдумывал, как бы сказать, что все не так уж и серьезно. Но потом решил, что все-таки лучше сознаться сразу, чем вдвойне отвечать потом.
– Да, – кивнул он, – ее с десяти лет приглашают на разные конкурсы красоты, но они еще ни разу ее никуда не отпустили.
– Кто не отпустил? – поинтересовался Дон Тернер, зависнув в воздухе.
– Ее многочисленная родня во главе с женихом, – сказал Эйб Робинсон.
Все, кто спал, проснулись.
– Да что ты говоришь? – ахнул Люк Беррер.
Все придвинулись поближе к столу.
– У нее что, есть жених? – радостно улыбнулся Джефф Дармер.
– Да, – вызывающе сказал Эйб Робинсон, – но к нашим проблемам это не имеет ровным счетом никакого отношения.
– У нее что, с десяти лет есть жених? – в восторге спрашивал Джек Марлин.
– Нет, – сказал Эйб Робинсон, – он у нее еще с рождения, у них так полагается.
– Еще с рождения? – округлил глаза Люк Беррер.
– Вот это история! – сладко улыбался Боб Тернер-младшенький.
– У кого – у них? – спросил Дон Тернер.
– Ну надо же – жених с рождения! – мечтал Боб Тернер.
– Что? – сказал Эйб Робинсон.
– Вы сказали, у них так полагается, у кого – у них? – терпеливо повторил Дон Тернер.
– У них, – пожал плечами Эйб Робинсон, – у ацтеков.
В зале воцарилась тишина. Дон Тернер наконец-то сел обратно на свое место.
– У кого, простите? – вежливо переспросил Марк Тимпсон.
– У ац-те-ков, – повторил по слогам Эйб Робинсон.
– Они что – ацтеки? – бросил вязанье Джек Марлин.
– Да, – сказал Эйб Робинсон.
– Самые настоящие? – спросил Люк Беррер.
– Самые настоящие, – сказал Эйб Робинсон.
– В наше время? – спросил Джефф Дармер.
– Да, в наше время.
– Но они же жили пятьсот лет назад, – сказал Марк Тимпсон.
– Нет, – сказал Эйб Робинсон, – они и сейчас живут, и вы, Марк Тимпсон, как эрудированный человек, должны это знать.
– Послушайте, – начал было говорить Дон Тернер.
Но никто в его сторону и ухом не повел.
– Да что ты, Дон, – сказал ему Боб Тернер, – послушай, как интересно! А про кого это мы говорим? – обратился он ко всем.
– Про главную героиню, – просветил его Джек Марлин.
– А кто эти ацтеки? – спросил Боб Тернер.
– Они – ее родственники, – объяснил Люк Беррер.
– О, – сказал Боб Тернер, – я слышал, это был очень воинственный народ.
– Ага, – стоял на своем Марк Тимпсон, – вот именно – был народ. Пятьсот лет назад.
– Да никуда они не делись, – в сердцах сказал Эйб Робинсон, – живы, живехоньки!
– Да ну! – громко сказал Боб Тернер.
Марк Тимпсон сокрушенно качал головой.
– Что – сохранились до наших дней? – сказал он.
– Да, – устало сказал Эйб Робинсон, – сохранились.
– Все бывает, – вздохнул один из помощников Марка Тимпсона.
Они с приятелем уже переиграли под столом во все игры, которые только могли вспомнить, и теперь им было совершенно нечего делать.
– Вообще-то я слышал, что они живут где-то в Мексике, – сказал Джефф Дармер, – и их остался какой-то миллион.
– Где хотят, там и живут! – наорал на него дошедший до ручки Эйб Робинсон.
– Хорошо, хорошо, как скажешь, – тут же согласился Джефф Дармер, он прекрасно видел, как вымотался сегодня Эйб Робинсон.
Дон Тернер устало оглядел присутствующих.
– Ну хорошо, – решительно заявил он, – кажется, на сегодня хватит.
– Но мы же еще ничего не решили, – сказал Джефф Дармер.
Он больше не спешил ни на какие свидания и как раз вошел во вкус этого необычного заседания.
– По-моему, даже наоборот, все интересное только начинается, – поддержал его Джек Марлин.
Просто он уже отсидел все части тела и теперь не мог встать.
Дон Тернер был неумолим.
– На сегодня – все, – громко повторил он, – со всеми вопросами и предложениями – завтра с утра.
Два помощника сценариста наперегонки бросились из зала. Марк Тимпсон вновь раскрыл блокнот и стал внимательно изучать неотложные дела, на которые он сегодня, может, еще мог бы успеть. Успевал он только домой, поругаться с женой насчет ужина.
Дон Тернер повернулся к Эйбу Робинсону.
– Уточните у моей секретарши, когда у меня будет свободное время, – сказал он, – я переговорю с этими ее родственниками.
Эйб Робинсон улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он.
– Пожалуйста, – сказал Дон Тернер Эйбу Робинсону. И тут же переключил внимание на Джеффа Дармера, не успевшего добежать до выхода из зала. – Мистер Дармер! – раскатисто гаркнул Дон Тернер.
На что Джефф Дармер резко остановился и артистично выгнул спину, будто бы он успел получить в нее сильный, неожиданный удар.
– Ох, – сказал Джефф Дармер выходившему из зала Джеку Марлину, – кажется, не успел.
Джек Марлин улыбнулся Джеффу Дармеру и проворно исчез за дверью.
– Мистер Дармер, – орал Дон Тернер, – вы когда-нибудь закончите эти бесконечные ночные пересъемки?!
– Но мы только пятый день переснимаем! – возмутился Джефф Дармер.
– Пятый день? – округлил глаза Дон Тернер. – Но у вас уже три оператора простудились.
– Первый уже выздоровел, и сегодня будет снимать он.
Эйб Робинсон вышел из зала и вежливо прикрыл за собой дверь. Чтобы владелец знаменитой киностудии мог от души вылить дневной накал на одного из ведущих режиссеров.
