Эдуард Сребницкий
Остров Веры
– Это моя племянница Таисия, – сказал Сургон. – Без неё я бы не смог здесь управляться, она обустраивает мой быт. А это Александр, – представил Сургон гостя.
– Просто Алекс, – сказал тот.
– Рады видеть тебя у нас, Алекс, – сказала Таисия. – Как тебе показалась дорога?
– Очень длинная и немного утомительная.
– Здесь ты сможешь отдохнуть на свежем воздухе и в тишине.
– Пожалуй, завтра я максимально воспользуюсь этим советом.
– Ну, что, всё с протокольными приветствиями? – спросил Сургон. – Тогда давайте ужинать.
Они развернулись к накрытому столу.
– Вот это место лучшее, – показала Таисия, – потому что оно на мягком стуле, и ты, Алекс, должен сесть именно сюда.
Возражения Алекса, высказанные из приличия, никто, конечно, слушать не стал.
Помещение кухни было просторным и относительно остальной лаборатории обустроенным: со старым посудным шкафом, двумя столами – рабочим и обеденным, – несколькими стульями, газовой плитой и разным поварским инвентарём. На плите среди кастрюль и сковородок высилось ведро с нагреваемой водой, испарения от которого наполняли воздух горячей влагой, будто в банно-прачечной комнате, где Алекс только что осваивал приёмы пользования тазами и кувшинами. Но расстеленная на столе белая скатерть вкупе с аккуратно разложенными на ней приборами и расставленными рюмками воспроизводила на кухне атмосферу званого вечера.
Подчиняясь этой атмосфере, Алекс с Сургоном несколько церемонно сели на свои места. Таисия подала на стол овощи и холодные закуски.
– Для приготовления особо изысканных блюд условий здесь нет, – извиняясь, сказала она, – но, надеюсь, салаты тебе понравятся. Это рыбный, а это традиционный русский салат под названием «Зимний».
– Как насчёт русской водки? – спросил Сургон гостя.
– Немного можно.
Таисия принесла бутылку водки, и Сургон налил полные рюмки.
– О, для меня это много, – засмеялся Алекс.
– Постарайся на время забыть американские привычки и погрузиться в русскую действительность, – сказал Сургон. – Русские способны выпить много. В тебе ведь есть русская кровь?
– Да, наполовину.
– Сейчас мы это проверим.
Таисии Сургон тоже налил водки на дно.
– Индивидуалисты, которые нередко встречаются среди нас, в своей наивной гордыне считают себя существами самодостаточными, – поднял Сургон рюмку, блеснув золотым перстнем, – не понимая, что они являются лишь хмалым звеном длинной цепи, соединяющей далёких предков и неведомых потомков. Я хочу выпить за нашего гостя, который, жертвуя прочими интересами, приехал в Россию из далёкой Америки ради восстановления знания о своей семье! За тебя, Алекс!
– За тебя! – поддержала дядю Таисия.
Алекс, не ожидавший пышного тоста в свою честь, немного смешался. Поблагодарив и глядя, как Сургон опрокидывает в рот полную рюмку, он попытался повторить за ним то же самое. У себя дома Алекс пробовал водку только разбавленной, да и не в таких количествах, и сейчас выпивал «по-русски» с некоторой опаской. Водка обдала ему язык горечью и не сразу прошла горло.
– Ф-ф-ф… – сморщился Алекс.
– Водку нужно выпивать по возможности одним глотком, – учил Сургон, – а затем немного выдохнуть и, пока не закусишь, вдыхать только носом, а выдыхать ртом.
Алекс кивнул, вытирая глаза от выступивших слёз.
– Ты кушай, кушай, – принялась накладывать ему еду Таисия.
Проголодавшийся Алекс приступил к еде с видимой охотой.
– Ну как? – с любопытством спросила Таисия через время.
– Вкусно, – промычал он.
– Тогда я положу тебе ещё этот салат.
Алексу нравилось, что Таисия за ним ухаживает. Когда за столом хлопочет женщина и подкладывает еду в тарелку, это совсем не то же самое, когда в ресторане обслуживает клиента официант. В искреннем женском внимании и заботливых женских руках есть нечто сакральное, создающее иную действительность, отличную от реальности грубого освоения жизни. Каждый мужчина знает о такой действительности, даже если сталкивался с ней слишком редко, и в стремлении обрести её способен на многое.
Главное же, что понравилось за ужином Алексу, это приготовленные Таисией блюда, ибо, берясь за вилку, он опасался иного.
Сургон снова налил по полной рюмке. Алекс хотел было отказаться, но потом решил пить, тем более что Таисия поддерживала их застолье. Внешне она, если чем-то и напоминала дядю, то такими же чёрными вьющимися волосами, связанными у неё в короткую тугую косу, и живыми тёмными глазами, способными в один момент менять взгляд от благожелательного, участливого до пристального, а затем наоборот, доходящего у неё в женской выразительности почти до ласкового. Во всём остальном сходства совсем не наблюдалось: нос был прямой, мочки ушей меньше, кожа светлее. Особенно отличалась нижняя половина лица – с мягким изгибом губ, впадинкой над подбородком и плавным переходом от головы к шее. Впрочем, «текущая» щека Сургона не позволяла сравнивать их внешность в мелких деталях.
Вторую рюмку Алекс выпил, как учили, и эта попытка оказалась более удачной: холодная жгучая водка отдалась во рту не горечью, а морозной свежестью с едва уловимым оттенком мёда. Закусывать такой напиток было сущим удовольствием.
– Где же вы охлаждаете водку? Да и другие продукты? – спросил Алекс, между делом оглядывая кухню.
Холодильника видно не было.
– У нас вода в колодце ледяная, – сказала Таисия. – А продукты держим в погребе… Это специально вырытое в земле хранилище, – пояснила она, видя, что гость не понимает, о чём речь, – там всегда примерно такая температура, как в холодильнике.
Их беседа за столом состояла из невероятной смеси русских и английских слов, а где слова не помогали, то и жестов, но все друг друга прекрасно понимали, особенно по мере того, как пустела бутылка.
– Кажется, пора подавать горячее, – поднялась Таисия, которая и так всё время сновала от стола к плите.
На горячее Таисия подала порционное мясо, запечённое с овощами. Алекс не знал как поступить: с тех пор как он оставил серьёзные занятия спортом, мясо в его меню появлялось всё реже. Здесь же оно мало того, что содержалось в закусках, теперь ещё было подано цельными порциями.
– Ты вегетарианец? – спросил Сургон, удивлённый его нерешительностью.
– Не то чтобы совсем вегетарианец, – сказал Алекс, – но двигаюсь в этом направлении.
– А по каким причинам? Что-нибудь со здоровьем? Извини, можешь не отвечать.
– Со здоровьем всё в порядке. А причины этические и биологические. Многие считают, что убивать животных безнравственно. Биологическая же причина – вернее, даже физиологическая – заключается в том, что человеку несвойственно питание мясной пищей, его организм приспособлен к пище растительной. Аргументы сторонников вегетарианства кажутся мне довольно убедительными.
– А мне нет, – налил Сургон ещё водки, – и я объясню почему. Сначала про нравственность. Не могут быть безнравственными законы, процессы, составляющие суть живой природы. Возьми любую секунду или миллисекунду: во время неё происходят тысячи, миллионы, миллиарды поеданий кого-то кем-то. Не потому что одни хороши, а другие плохи, а потому что так устроен мир. Жизнь гетеротрофного существа есть постоянная переработка чужой биомассы с целью извлечения энергии для жизни собственной. Мясо как раз и является биомассой. Нравственная рефлексия, если уж таковая имеет место, должна подвигать человека на быстрое и не мучительное умерщвление животных, а не на отказ от пищи. Ошибка радикальных травоедов состоит в том, что они переносят феномен сознания человека на царство животных. А животные не имеют подобного сознания, что бесспорно доказано опытным путём. Они не могут подобно человеку представить будущего, а реагируют лишь на то, что есть. Стадо антилоп преспокойно пасётся рядом со львом, когда тот не на охоте. И вашему домашнему любимцу страдание причиняет текущая процедура у ветеринара, а не мысли о грядущей смерти и бренности существования.
– Человеку для продолжения жизни достаточно растительной биомассы, как ты называешь пищу, а не мясной, – возразил Алекс, – что тоже бесспорно доказано опытами.
– Ну, во-первых, пищу я называю биомассой только в биологическом смысле, поскольку люблю вкусно поесть. А во-вторых, прошу тебя обратить внимание на тот факт, что у хищников – собак, кошек, медведей, дельфинов – сознание как правило развито в значительно большей степени, нежели у травоядных – овец, коров, антилоп. В одном африканском племени, где люди в силу географических причин были лишены мясной пищи, учёные провели эксперимент: стали кормить мясом детей. За довольно короткий период времени IQ этих детей вырос на тридцать процентов! Так что каждый волен выбирать, нужен ему интеллект или нет?
– Хочешь сказать, что выбор очевиден?
– Для кого-то – да, а для кого-то – нет. Так же, как выбор эстетический.
– Что ты имеешь ввиду?
– То, что у всех травоядных огромное брюхо, обусловленное особенностью их пищеварительной системы. Ну, нравится кому-то из людей иметь увеличенный живот и сниженный интеллект – кто же им это может запретить?
– Но говорят, мясная пища несвойственна человеку, и была освоена им уже в поздние периоды развития.
– В мире говорят много глупостей. Может быть потому, что мало едят мяса. Археологические находки свидетельствуют о том, что не было периодов, в которые бы люди довольствовались исключительно растительной пищей. Понимаешь? Не-бы-ло! Или сформулирую по-другому: исследователям неизвестен какой-либо вид человека, который не ел бы мяса. Это я говорю как учёный. Едва появляется человек, как мы тут же находим рядом с ним либо кости животных, либо прямые или косвенные свидетельства охоты. Более того, мы находим такие свидетельства и у предков человека: Хомо эректус – человека прямоходящего, и Хомо хабилис – человека умелого, живших миллионы лет назад. И даже у человекоподобных существ австралопитеков. Это свидетельствует о том, что поедание мяса есть один из определяющих признаков людей, и не просто вида Хомо сапиенс – человека разумного, к которому мы принадлежим, а всего рода «люди», «хомо». Возможно, благодаря в том числе данному признаку человек и является тем, кем он есть. Другое дело, что при старении организма мяса человеку, действительно, требуется всё меньше. Но ведь нас с тобой ещё не должны заботить подобные мысли, не так ли?
– Пожалуй, – засмеялся Алекс.
– Так, значит, убедил я тебя? – поднял Сургон рюмку.
– По крайне мере, на эту поездку, да!
– Тогда ешьте быстрее, – заторопила Таисия, – а то всё уже остыло.
«Как хорошо, что людям свойственно есть мясо», – думал захмелевший от водки Алекс, с удовольствием уминая приготовленное Таисией блюдо и благодарно посматривая на неё. Таисия, замечая эти взгляды, смущалась.
За окном и в помещении стало смеркаться. Взяв спички, Сургон зажёг фитиль и накрыл его стеклянной колбой.
– Как? – не поверил Алекс. – Здесь нет электричества?
– Увы, – развёл руками Сургон, – только керосиновые лампы. Такую же я выдам и тебе.
Алекс покачал головой. Но потом подумал, что ему будет даже интересно пожить в полной оторванности от привычных благ.
– Ты как-то обмолвился в письме, что любишь русскую певицу прошлого Лидию Русланову? – обратился к нему Сургон.
– Я прочитал, что она пела настоящие русские песни. Я выучил одну песню, которая называется «Валенки».
Валенки, да валенки,
Ой, да не подшиты, стареньки, -
напел Алекс. -
Нельзя валенки носить,
Не в чем к миленькой ходить…
Сургон ободрительно засмеялся, а Таисия даже захлопала в ладоши.
– Тогда специально для тебя…
Выйдя ненадолго, Сургон принёс в столовую атрибут цивилизации – ноутбук, работавший от аккумуляторной батареи. В освещённой керосиновой лампой комнате зазвучали знакомые Алексу песни из репертуара Лидии Руслановой: «Ой вы сени, мои сени», «Я на горку шла», «Катюша», «Валенки»…
– Теперь осталось только водить хороводы, чтобы получился лубочный вечер в русском стиле, – громко говорил раскрасневшийся Сургон. – Можешь потом родственникам так и написать: ужинал в русском стиле.
Они пили ещё водку, ели приготовленное Таисией мясо и водили хороводы при свете керосиновой лампы.
ГЛАВА 8
Утром Алекс чувствовал себя не слишком бодрым, то ли по причине вчерашнего застолья, то ли из-за начавшейся акклиматизации. Сполоснув лицо, он отправился на свежий воздух, чтобы выполнить комплекс утренних физических упражнений: подышать, потянуться, размяться, а затем дать мышцам небольшую нагрузку. Организм, вначале отозвавшийся на упражнения без особой охоты, по мере их чередования постепенно просыпался и втягивался в привычный утренний ритм. К концу занятий состояние Алекса значительно улучшилось – он вполне был готов к наступающему дню.
А день обещал быть чудесным. Природа, словно не желая отпускать прошедшее лето, удерживала его, как хозяйка дорогого гостя. По-июльски синее небо быстро светлело, готовясь к восхождению солнца; старые горы дышали теплом, ещё не растраченным в первые холодные ночи. Едва огненный шар показался из-за вершин, как осенний лес вспыхнул, залитый всеми оттенками золотого, будто на поверхность Уральских гор выплеснулось бурлящее в их недрах золото. Восхищённый возникшей картиной Алекс застыл на месте не в силах уйти.
– Отец истории Геродот, – услышал Алекс голос Сургона, – писал, что по одной из легенд скифы брали золото в Рипейских горах, где было его видимо-невидимо, поскольку оно ежегодно прорастало там из глубин и осыпалось на землю, подобно зернам с перезревшего колоса… Доброе утро!
Сургон стоял у дверей лаборатории без майки с накинутым на шею полотенцем, немного прикрывавшем завидный рельеф мускулатуры.
– Good morning! – отозвался Алекс. – Я как раз думал примерно о том же.
– Как самочувствие после ужина в русском стиле?
– Неплохое.
– Твои органы в прекрасном тонусе. Ты крепкий молодой мужчина. Чего ещё желать?
– Самую малость – согласия с самим собой.
– А я бы прежде не отказался от плотного завтрака.
– Поддерживаю, – засмеялся Алекс.
От дома разносился запах кофе и готовящейся еды. Алекс неожиданно поймал себя на мысли, что ожидает завтрака с повышенным нетерпением, и не только по причине пробудившегося аппетита.
Таисия встретила дядю и гостя у накрытого стола. Просто удивительно, как в таких спартанских условиях она успела всё перемыть после ужина и приготовить заново.
– Чего бы ты хотел на завтрак? – спросила Таисия.
Макияжа на ней было совсем немного, от чего она выглядела свежей и естественной, как окружающая природа. Алексу, который по результатам утренних впечатлений пребывал с природой в гармонии, вид Таисии пришёлся по душе.
– Я как вы, – сказал Алекс, – буду знакомиться с русской кухней.
– У нас сегодня пшенная каша, хлеб и сыр. Напитки – чай или кофе.
– Прекрасно, – сказал Алекс, присаживаясь. – Я правда думал, русские всегда едят мясо, – пошутил он.
– На завтрак и на время сна мы обычно делаем перерыв, – в тон ему ответил Сургон. – Хотя ветчина или колбаса иногда не помешают и с утра. Может быть, желаешь?
– Нет, спасибо.
За столом они поболтали на темы национальных предпочтений в утреннем меню, а затем Алекс сказал, что хотел бы поговорить о деле, приведшем его в Россию. Сургон предложил поговорить у себя в комнате. Поблагодарив Таисию, они оставили кухню и переместились за одну из выходящих в коридор дверей.
Комната Сургона, жившего в лаборатории по нескольку месяцев, являлась не только спальней, как у Алекса, но и кабинетом, где имелись стул, письменный стол и забитая до отказа двухсекционная книжная полка. Поскольку Сургон, извинившись, на некоторое время занялся бумагами, лежащими на столе, Алекс от нечего делать и с разрешения хозяина принялся просматривать книги на полке. Там преобладала специальная литература по биологии, генетике, истории, этнографии, а часть верхней секции занимали художественные произведения единственного автора – Сергея Исетова. Алекс не являлся большим любителем чтения, но, поскольку не знал чем заняться, книги Исетова в ярких глянцевых обложках перелистал. Это были романы, по-видимому, остросюжетные и с леденящими душу деталями.
– Читал что-нибудь этого автора? – спросил Сургон, заметив, какие книги привлекли внимание Алекса.
– Я не читал никого из русских авторов, – признался тот, – да и американских не так уж много.
– А в России у произведений Исетова есть свой круг поклонников.
В интонации, какой это было сказано, проскользнули столь явные ноты тщеславия, что Алекс удивлённо поднял голову.
– Могу я узнать, – спросил он, – нет ли связи между принимающим меня Сергеем Устиновым и автором Сергеем Исетовым, у произведений которого есть свой круг поклонников?
– Что ж, скрывать не вижу смысла, – прежним гордым тоном отозвался Сургон. – Сергей Исетов – это мой псевдоним.
– Ты писатель?!
– В первую очередь, я учёный. Но в свободное время в меру сил и способностей подвизаюсь на литературном поприще. Сейчас, к примеру, я сочиняю роман, который занимает все мои мысли, – увлечённо заговорил Сургон. – Представь, мне неизвестно, чем он кончится! Конечно, как автор я придумал сюжет, конфликт и ввёл в повествование героев, но пока абсолютно не уверен, что действие будет развиваться в соответствие с моим замыслом. Пикантность же ситуации заключается в том, что я не могу позволить главному герою выйти за установленные рамки, поскольку финал не должен быть изменён ни при каких обстоятельствах!
– Было бы интересно почитать, – сказал заинтригованный Алекс.
– Ага! Тебе интересно? Вот и мне тоже. И обещаю, ты будешь одним из первых, кто узнает, чем всё кончится.
– Большое спасибо, – поблагодарил польщённый Алекс.
– Не за что, не за что…Ты хотел о чём-то поговорить?
– Да, – Алекс вернул взятую книгу на полку. – Я думаю, мне пора приступать к делу. Не мог бы ты сказать, каким образом тебе удалось отыскать следы Бориса Холвишева? Если это не секрет, конечно.
– Прежде всего, – Сургон тоже отложил в сторону бумаги, показывая, что полностью поступает в распоряжение гостя, – не мог бы ты сказать, является ли Борис Николаевич Холвишев твоим родственником? Если это не секрет, конечно.
– Думаю, что является, – признался Алекс. – Думаю, это и есть мой дед, Борис Николаевич Холвишев.
– Я тоже так думаю, – кивнул Сургон. – Но важно, что так считаешь и ты.
– Так как же его удалось найти?
– Для этого пришлось повозиться. Я занимаюсь поиском людей достаточно давно. В моём распоряжении имеется обширная картотека по именам и фамилиям, а также оцифрованные в частном порядке адресные книги по всем регионам России и даже по некоторым странам. И вряд ли кто-то ещё может похвастать подобной информационной базой.
– То есть ты ищешь нужных людей в своей базе данных?
– Как правило. И этим зарабатываю на кусок хлеба, ведь зарплата научного сотрудника в России не слишком велика. Но бывает и так, что в компьютерной базе нужного человека обнаружить не удаётся, и тогда мне приходится задействовать наработанные связи. По некоторым случаям поиск может длиться годами.
– А с моим дедом?
– Теперь что касается твоего деда… – сказал Сургон.
ГЛАВА 9
– Теперь что касается твоего деда, – сев на застеленную кровать, Сургон придвинул гостю стул.
Алекс не устал, но разговаривать стоя с сидящим человеком было не очень удобно, и он последовал приглашению.
– Добыть сведения о Борисе Холвишеве оказалось делом непростым, но затрачивать на это годы, к счастью, не понадобилось, – сказал Сургон. – Очень помогла информация о том, что он являлся старателем: не так уж много в России мест, где люди промышляют добычей золота. Результат ждал меня, что называется, под боком, в городе Миассе, куда по роду научной деятельности я приезжаю довольно часто – нужно было лишь тщательно исследовать местные архивы, не охваченные цифровой базой. А поскольку других людей с фамилией Холвишев в России не нашлось, следовало предположить, что обнаруженный мной Борис Холвишев и тот Борис Холвишев, которого разыскивает гражданин Соединённых Штатов Америки Александр Коннелл есть одно и то же лицо. О чём я и отчитался перед Александром Коннеллом, представив ему копию выписки из адресной книги Миасса за 1940 год.
– Выписка у меня, – подтвердил Алекс. – И как я понимаю, теперь можно посетить дом, в котором жили мои дедушка и бабушка?
В памяти Алекса тут же мелькнула фотография деда, сделанная у бревенчатой стены.
– К сожалению, нет, – сказал Сургон. – В выписке указан адрес, по которому Борис Холвишев проживал до женитьбы – на том месте сейчас расположено предприятие. А женившись в 1943 году – в это время шла война, но Борис Холвишев как старатель не подлежал мобилизации, – он переехал по другому адресу. По какому – установить не удалось.
– Не удалось? – разочарованно произнёс Алекс.
– Нет. Тем не менее кое-какие намётки имеются. Вам, Александр Коннелл, посчастливилось обратиться к лучшему специалисту своего дела!
Всё же тщеславия в Сургоне было хоть отбавляй.
– У меня не было повода усомниться в квалификации специалиста, – подыграл его самолюбию Алекс.
Сургон удовлетворённо кивнул.
– Дело в том, что во время войны…
– Уточни только, какой войны?
Алекс знал, что в прошлом веке Советский Союз вёл несколько войн, и боялся ошибиться.
– Второй мировой, которая в СССР с 1941 года называлась Великой Отечественной… Так вот, во время войны во всех золотопромышленных районах Советского Союза были открыты государственные пункты по скупке золота от частных лиц, где каждый старатель без лишних формальностей мог сдать добытый им материал и получить взамен деньги или карточки на продовольствие. Власти надеялись, и не без основания, что в трудные годы в отсутствие мелочного контроля граждане решатся сдать государству как добытое, так и утаенное ранее, у кого-то даже с дореволюционных времён. Были открыты такие пункты и в Миассе. Формальностей при приёмке действительно соблюдалось мало, но оборот золота без учёта и контроля просто немыслим, а потому кое-какие записи велись. В одной из них, за 1944 год, удалось обнаружить сдатчика по фамилии Холвишев с указанием района его проживания. А это уже ниточка.
– То есть примерное место жительства всё же известно? – то ли утверждающе, то ли вопросительно произнёс Алекс.
Сургон согласно кивнул.
– И где оно?
– В Америке.
– Где?! – не поверил Алекс.
– О, – рассмеялся Сургон, – конечно, не в США и вообще не на американском континенте. «Америкой» в Миассе неофициально называют один из районов старого города.
– Ах, вот в чём дело, – заулыбался Алекс. – Значит, в Миассе есть своя Америка? И откуда она взялась?
– История умалчивает. Но название бытует в разговорной речи, и его, принимая от Бориса Холвишева золото, записала приёмщица. Кстати говоря, сдал он немало: почти десять килограммов, включая два довольно крупных самородка. Интересно, сколько же золота осталось у твоего деда на руках? Он что-то привёз в США?
– Если и привёз, я об этом ничего не знаю, – покачал головой Алекс. – Известно лишь, что с моряками, взявшими его на борт в Турцию, он рассчитался золотом.
– Ну, это дело не моё, а вашей семьи, – сказал Сургон. – А что интересует меня, так это дни рождения твоего деда и его жены Веры Холвишевой, которые ты обещал мне сообщить. Видишь ли, твои дедушка с бабушкой включены теперь в мою базу данных. Туда я должен занести всю основную информацию об их жизни: кто они, откуда они, что с ними стало – никогда ведь не знаешь, какие сведения понадобятся в следующих поисках.
Если бы Алекса спросили, почему он скрывает от человека, помогающего ему отыскивать родственников, самые обычные их анкетные данные, Алекс не нашёлся бы что ответить. Тем не менее Алекс скрывал и решил повременить ещё немного.
– Мне неизвестны их дни рождения, – солгал он.
– Но ведь у вас в семье должны быть документы и на Бориса, и на Веру, – допытывался Сургон.
– Почему-то эти сведения мне не попались.
– А нельзя ли их отыскать? Ты этим очень меня обяжешь.
– Но каким образом? Я нахожусь здесь, а документы – в Соединённых Штатах.
– Свяжись с братом, с отцом.
– Позвонить им?
– Мы ведь обсуждали эту тему: никаких звонков! – с едва видимым раздражением сказал Сургон.
– Тогда я могу связаться с ними по электронной почте.
– И это исключено! Но я говорил: ты можешь написать письмо, которое я отправлю из научного центра заповедника. Как раз сегодня мне нужно там побывать.
– O'key, так я и сделаю, – согласился Алекс. – Отец и Вильям наверняка ждут от меня известий.
– Вот и отлично. Тебе нужно что-нибудь в городе?
– Да, – кивнул Алекс, который ещё в США составил примерный план действий по приезду в Россию. – Мне бы хотелось ознакомиться с подшивкой местных газет за 1958 год.
– Зачем они тебе?
– В этот год мои дедушка и бабушка бежали в США. Может быть, в газетах хотя бы косвенно что-то укажет на причины их побега.
– В советское время в Миассе была только одна общегородская газета – «Миасский рабочий», – задумчиво сказал Сургон. – Её подшивка наверняка есть в библиотеке, но нечего думать, чтобы тебе отправиться туда.
– Как же быть?
– Она тебе вправду нужна? – без особого энтузиазма спросил он.
– Было бы желательно.
– Хорошо, я принесу подшивку в лабораторию. Пожалуй, возьму для этого рюкзак. Не думаю, что ты найдёшь что-нибудь интересное, но попытайся.
Сургон посмотрел на часы и засобирался, он опаздывал. Видя это, Алекс направился из комнаты.
– А чем планируешь заняться сегодня ты? – окликнул его Сургон.
Алекс пожал плечами.
– Помогу по хозяйству Таисии… Ты не против?
– Конечно, нет. Ей как девушке тяжело управляться одной, а мне всё время некогда.
– Наверное, ещё погуляю по лесу.
Сургон оторвался от сборов.
– Далеко от лаборатории не отходи, – сказал он. – В лесу можно заблудиться, или наткнуться на зверей.
– Здесь есть звери?
– Ты находишься не в городском парке, а в лесу. Конечно, здесь есть звери. А кроме того, поблизости объявились одичавшие собаки.
– Я не боюсь собак, – сказал Алекс.
– И напрасно. – «Текущее» лицо Сургона выражало крайнюю озабоченность. – Это не домашние животные. Это выводки бездомных собак, которые когда-то сбились в стаи и ушли в лес. Щенки, родившиеся в лесу, выросли и стали опасней диких зверей.
Сургон продолжил было собираться, но потом вновь остановился.
– Говорят, они нападают даже на людей и кого-то уже загрызли. Если так – эти собаки стали людоедами, и встреча с ними не сулит ничего хорошего.
– Я не собираюсь отходить далеко от лаборатории, – заверил Алекс.
– Жду от тебя письма родственникам, – напомнил Сургон. – Через полчаса мне нужно выйти из дома.
ГЛАВА 10
Письмо Алекс написал Вильяму. Написал на бумаге, потому что Сургон не предложил для набора текста своего ноутбука и, видимо, сделал это намеренно. В письме Алекс сообщил, что с ним всё в порядке, адаптация в России проходит успешно, а связь с семьёй он будет пока поддерживать посредством электронной почты, отправляемой через третьи руки, поскольку в районе, куда ему пришлось забраться, нет сотовой связи. Также Алекс просил брата передать привет отцу и узнать у него даты рождения маминых родителей, Бориса и Веры Холвишев, – сведения, содержащиеся в семейных документах.
Сургон, которому Алекс передал письмо и попросил сразу прочитать – всё равно тот прочёл бы его, перенося на компьютер, – кажется, остался удовлетворён.
Проводив Сургона, Алекс отправился на кухню. Там гремела кастрюлями Таисия. Алекс отдавал себе отчёт, что идёт на кухню с удовольствием, и ему было вдвойне приятней, что, сознавая это, он не встречает в душе внутренних препятствий. Ему хотелось видеть Таисию и говорить с ней, как, если бы он шёл повидаться с кем-нибудь из дорогих его сердцу людей, например, с родственниками, или со своим приятелем Дэвисом. От вчерашнего беспокойства, когда Алекса только привели к заброшенной лаборатории, мало приспособленной для жизни и находящейся в безлюдном лесу, не осталось и следа.
Таисия встретила Алекса радушно. Усадив его на стул, она сновала по кухне во фланелевом домашнем костюме и кухонном фартуке, расшитом узорами, что-то нарезая, переливая, помешивая и в то же время не оставляя гостя без внимания. Разговаривая с Таисией, Алекс смотрел, как ловко она всё делала, и невольно сравнивал её со своей недавней подругой Рэйчел, которая, если была дома, отрывалась от дивана лишь затем, чтобы отрезать кусок доставленной пиццы. Нет, Рэйчел не всегда ленилась – когда хотела, она могла быть весьма энергичной. Но хотела она этого не слишком часто, а дом считала прежде всего местом отдыха. Она была не лучше и не хуже предыдущих подружек Алекса, хотя, пожалуй что, лучше, иначе, почему бы он находился с ней целых полтора года? А может, ему нужна была не именно Рэйчел, а кто-то, кого он даже в единственном числе мог назвать собственной семьёй. Не сказать, чтобы Алекс так уж стремился к созданию семьи, но, пожалуй, подспудно встречающихся на пути девушек мысленно примерял к этой оставленной для них нише: «моя семья». Да и что в том было плохого? По крайней мере, он не намеревался, как Вильям, который заводил девчонок в каждом городе, заявлять им и себе, что женится, лишь разменяв пятый десяток.
Алекс вызвался помочь Таисии в кухонных делах.
– Что ты всё, Таисия да Таисия, – сказала она, – зови меня Тая.
– O’key, Тая, – согласился Алекс, пробуя её имя на кончике языка, – я желаю помочь тебе.
– Ты умеешь готовить?
– Нет.
– А что ты умеешь делать?
– Ничего. Но я научусь! – засмеялся он, заражаясь её весёлым ничуть не обидным смехом. – О, вспомнил: дома я варю себе пасту, делаю тосты и жарю яичницу. А ещё разогреваю продукты быстрого приготовления.
– Тогда есть куда совершенствоваться, – сказал Тая. – Для начала вот тебе ведро, принеси из колодца воду.
Подхватив пальцем белое эмалированное ведро, Алекс направился к колодцу во дворе. Колодец представлял собой закрытую старой деревянной крышей вертикальную шахту с видимой в глубине водой. Между крышей и шахтой имелось устройство для подъёма воды: снабжённый длинной изогнутой ручкой цилиндр, на который была намотана цепь с ведром на конце. Пока Алекс раздумывал, как устройством воспользоваться, рядом оказалась Тая.
– Показываю, а ты запоминай, – сказал она.
Взяв закреплённое на цепи ведро, Тая опустила его вниз и стала поднимать обратно, крутя изогнутую ручку цилиндра. Алекс кинулся помогать. Оказалось, несмотря на приспособление, поднятие полного ведра требовало немалых физических усилий, и он отметил, что Тая делала это, конечно, не с лёгкостью, но без видимого перенапряжения. Вытащив воду, они стали переливать её в принесённое ведро, и совместная их сутолока, как показалось Алексу, была приятна не только ему одному.
На кухне, взгромоздив ведро на плиту, Алекс попросил новой работы. Ему поручили чистить картошку. Изрезав на очистки едва не половину изначального материала, он получил от наставницы выговор и взял на себя добровольное обязательство, как только будет позволено, принести из города целый мешок картофеля.
