Яков Пикин
Укрощение Россо Махи
Кто -то заржал.
– Прошу быть серьёзней! – Стукнул опять молоточком диктатор.– Есть желающие высказаться?
– Я бы выступил, да не на чем! – Заявил под общий хохот некий тип из красного собрания.
– Призываю соблюдать дисциплину! – Повторил, стуча по мозгу докторским молотком Красный Диктатор.
– Можно я? – Встал интеллигентного вида господин в шпионском котелке. Оглядев всех, он спросил:
– А заграница нам поможет?
– Чем она вам должна помочь? -Удивился тиран.
– Ну, прерываниями там всякими.
– Как она может помочь, если наш голос ей не слышен! – Закричал кто -то с места.
– За что посадили? – Рванул на себе рубаху какой –то другой боец, весь обвязанный бинтами с запёкшейся кровью. – Бинты позорные, сатрапы…ненавижу!
Выпустив изо рта пену, он упал, начав конвульсивно дёргаться. Все без малейшего участия посмотрели на него, а потом отвернулись. Видя, что его демарш никого не заинтересовал, боец встал и сел на место, вытерев слюнявый рот кусочком материи.
– Это же деспотия, произвол, царская тюрьма! – Подскочил следом некий интеллигент, сидевший рядом с бойцом-параноиком и до этого его сдерживавший.
– Об этом же и речь, товарищи! -Вскочил третий, сидевший по соседству с интеллигентом, очкастый, в мундире левого эсэра. – Сколько будем томиться в застенках? Надо бросить в царя бомбу! Долой царский режим!
– Какую ещё бомбу? -Поморщился диктатор. –Где мы её найдём?
– А как насчёт бомбы сомнения? – Хитро прищурив глаз, спросил эсэр, прыщавый недоросль с помятым лицом. Она будет думать вдруг урод родится? С ума сойдёт от этих мыслей. И выкидыш на нервной почве! Аха-ха-ха!
«Гы-гы-гы», подхватил его смех небритый здоровяк с помятым, нездорового вида лицом, в бескозырке, тельнике и в бушлате матроса. Обнявшись с эсэром, оба явно нетрезвые, они, спросив друг друга: «чё? Споём?», и вдруг в самом деле развязно запели: "ой, тому ль я отдала-а-ася!".
– Сомнения, знаете, это чересчур мудрёно, – сказал Настали постучав опять для наведения порядка. – К тому же бомба, как показывает история, не эффективна. Нужны более серьёзные меры.
– Правильно! Что говорить? Красные мы или нет? – Вскочил кто-то следующий. – Устроим революцию и всех свергнем – царя, царицу – всех!
– Вот, – вскинул руку кровавый диктатор. – Правильные, наконец, слова! Давайте перейдём к делу. Кто помнит, что надо сделать в первую очередь?
– Кажется, надо взять телеграф, – не уверенно сказал кто –то.
– Нет, нет, надо просто связаться по телефону и забрать почту! – Добавил следующий.
– А ещё нужно сделать шаг вперёд и два шага куда -то! – Подсказал третий.
– Конечно, почту взять необходимо, там революционные цены, – задумчиво сказал Настали. – Телефон нам, конечно, тоже пригодился, будь у нас свои уши. Что там дальше? Телеграф? Погодите, телеграф – это когда стучат? Да разве ж у нашего народа это отберёшь?
– Требую кровавой диктатуры! – Взвизгнул вдруг молокосос в гимназисткой униформе и очочках, явный апологет террора. – За что лишили единственной привилегии – ласкать женские ножки? Долой самодержавие! Да здравствует вооружённое восстание!
Тут же все заворчали нестройно и будто бы подневольно: «долой, ага, долой, да здравствует, ура-а…»!
– Мы против красного террора, мы за белый!– Вышел неожиданно из толпы лейкоцитов отвечающий за самоубийственные наклонности человека ангел, которого все тут называли «полковник». Из –за его спины выглядывали двое его вечных спутников, один по прозвищу «Трубач», а другой «штабс –капитан».
– Правильно! – Начали галдеть остальные Лейкоциты в белогвардейской форме. – Наш девиз: лучше быть белым на красном, чем красным на белом!
– Опять белогвардейские элементы голову подняли, – проворчал Настали. – Что вы на этот раз задумали, меньшевики проклятые!
– Даёшь контрреволюцию! – Не остался в долгу некий тип белом кителе из толпы лейкоцитов. –Ненавидим вас, красные сатрапы!
И все, кто с ним был, загалдели: «Сатра- пы! Сатра -пы!».
– Хорошо. Что вы предлагаете? – Поморщился тиран, поднимая руку, чтобы остановить шум.
– Раз мать –родина хочет от нас избавиться, давайте застрелимся! По старой традиции! –Сказал полковник. И стоящие за ним трубач со штабс –капитаном согласно закивали.
– Из чего? – Выпучил на них глаза Настали.
– Да хоть из пистолета!
– Где ж его взять в живом теле? –Удивился диктатор.
– Будем слать сигналы наверх ей в Мозг, чтобы она его нам достала. И когда это случится, мы уж не спасуем, будьте уверены. А пока пойдём и спрячемся в засаде.
– В какой засаде? – Удивился Настали.
– А, на задах.
– Ну, так бы и сказали, что уходите в ж…у! –Крикнул кто –то из толпы.
Все заржали, и лейкоциты, гордо вскинув головы, начали, как объявили удаляться на зады, как они сказали, до поры до времени.
– Ничего, – обернувшись, пригрозил один из них в белой форме, – вы про нас ещё вспомните, голодранцы!
Его слова были встречены свистом.
– Идите, идите в свои зады, шуты гороховые! – Крикнул им в спину председательствующий.
Но только он собрался произнести новую речь, как на него вдруг напала икота.
– Воды, – сказал он.
Откуда –то сверху полилось. Попив, для чего ему пришлось задрать голову и открыть широко рот, он вытер усы и произнёс:
– Вот же, довели до икоты, белогвардейцы несчастные!
Но едва он собрался произнести первое слово, как снова икнул.
– Чёрт! – выругался Настали. – Похоже где –то рядом мистер Ик! Ладно уж выходите, дорогой товарищ ангел Икоты! Где вы там?
Действительно, из –за какого –то закоулка после этих слов действительно вышел господин в костюме в котелке и с тростью. Его выход сопровождала весёлая музычка, типа польского фокстрота, но с армянским мотивчиками, в такт которой он подпрыгивал при ходьбе. Любой бы сразу бы признал в нём папу Власты Григория Маркаряна, так они были с ним похожи. Прямо одно лицо!
– Извиняюсь, вы меня вызывали? – Спросил мистер Ик, подходя.
– Как будто тебя можно вызвать, ага, -пожаловался Настали. – Нападаешь без предупреждения, у, Икота! – Замахнулся он.
– Что вы, – изобразив испуг, в детском реверансе отпрянул мистер Ик. – Вы говорите про меня, как про какого –нибудь завоевателя – «нападают». А я на самом деле мирный крестьянин, пашу без устали целый день.
– Да знаем мы вашу польско –армянскую деревню. Одни распри. Скажи спасибо, что у нас пролетариев с крестьянами традиционно смычка. А то мы бы вас давно в чувство привели. Чего тебе надо?
– Так революция. Хочу о себе громко заявить, раз такое дело. Надоело, что меня зажимают! – Сказал мистер Ик.
– Вот оно что. Так тебя не зажмёшь, ты до вечера икать любого заставишь.
Собрание оживилось, раздался снова смех, забурлили разговоры и Настали был вынужден сделать жест, чтобы всех утихомирить.
– Рассказывай, в чём дело!
– Да-к я же и говорю. Раньше я всегда был с теми, кто пьёт в нашей деревне. Потому что когда человеку выпьет, ему надо икнуть. Вспомнить о родителях. Это ж как закон. И вдруг они взяли и завязали с этим делом! Говорят: царь снова на троне. Икать, мол, опасно, вдруг выкидыш спровоцируем. А куда бедному крестьянину деваться, я спрашиваю? Мы икота, что, не люди? И куда идти теперь, раз из деревни меня выперли? Поэтому, вы уж извините, товарищи, я к вам! Или помогите развязать, тогда я сразу обратно вернусь!
Тут гость нечаянно икнул, и всё собрание подпрыгнуло. Кто –то заворчал, повалившись, однако большинство заржало. Кто –то крикнул: «цирк!».
– Ну, что, товарищи, -сказал диктатор. – Перед нами личность не из нашей партии, но явно нам сочувствующая, так как также как и мы является угнетённой и гонимой. Опять же его папа, как говорят, служил в НКВД. Так что негоже нам в канун революции отталкивать народ. Итак, ставлю вопрос на голосование:
– Кто за то, чтобы принять в наши ряды отвергнутую организмом, но всё же сочувствующую нам Икоту, прошу поднять руки!
Настали первым поднял руку и всё собрание проголосовало единодушно.
– Слушай, ты мне нравишься. – Пока звучали аплодисменты, сказал диктатор. – Иди ко мне ординарцем, а?
Он поманил ангела Икоты к себе и добавил:
– Понимаешь, при твоём появлении все подскакивают. Это хорошо. Для любого командира ты просто находка. Согласен?
– А куда деваться?
– Вот и молодец. Слушай, кого –то ты мне напоминаешь. Ну –ка, спой: на морском песочке я Марусю встретил…
– Надерёмся, спою! – Пообещал мистер Ик.
– Так ей нельзя, она в завязке!
– Надо придумать, как развязать.
– Отлично! Давай запишу твою фамилию.
– Пожалуйста.
Но едва господин открыл рот, всё начали подпрыгивать и со всех сторон раздаваться: ку -ку… ш-ш-ш…то-то!…дий-дий-дий…я, я, я, н-н-н, ц, ц, ц, ий!
– Что –то я не разобрал, – сказал Настали, вставая и потирая ушибленный зад.
– Я разобрал, -вышел из толпы лысоватый тип в круглых очочках и с косой под мышкой.
– А, это вы товарищ Бери «Я», очень хорошо. Идите сюда.
– Всё записано. У меня получилось Маркарян-Кшиштовецкий.
– Что за странные имя и фамилия? – Поинтересовался диктатор у помощника.
– Ничего странного. – Сказал Бери «Я». – Из армян, но с польской составляющей. Прямо в самую сердцевину бьёт. Чёрт –те что получилось, зато красиво! Так, что, новый товарищ, вы у нас на каком фронте будете?
– На дамском.
– Э, нет, на этом фронте мы все тут.
– А тогда, куда наша менструальная партия пошлёт, там и буду! – Отчеканил мистер Ик, вылитый папаша Власты, но с усиками.
– Молодец! Хорошо ответил. За это, может, уцелеешь. –Буркнул товарищ Бери «Я», кровавый диктатор помельче.
– Не надо его никуда, он при моём штабу будет, – сказал Настали.
Тут диктатор обратил свой взгляд на старого матроса с обвисшими усами:
– Что там наши матросики? – Спросил он его.
– Какие матросики, еле ноги таскаем! – Сипло произнёс революционный мичман с погонами, напоминающими холестериновые бляшки. Он опустил глаза, а затем глянул так, что у Настали зачесалась подмышка. –Только и слышим: ничего жирного, ничего копчёного, ничего жареного! Шоколада – и то нельзя! Голодаем! Помогите, кто чем можете!
– Вы чем нибудь помочь товарищу можете? –Спросил Настали мистера Ика.
– Чаю с имбирём хотите? –Спросил мистер Ик, залезая в штаны, где у него было фляжка. – Без сахара. Я только утром пил.
Холестериновый мичман в ужасе замотал головой и скрылся в глубине толпы.
Настали встал перед строем и произнёс:
– Товарищи! Революцию в дамском животе объявляю открытой! Добровольцев прошу сделать три шага.
Под музыку «вихри враждебные» толпа сделала шаг вперёд и два шага назад, обнажив почти детский броневичок, с которого соскочил лысоватый мужичок, одетый в костюм – тройку, пальто и в каждой руке сжимавший по кепке. Повернувшись к толпе и слегка грассируя, он начал свою речь:
– Товагищи кгасноагмейцы! В тгудный час для нашей матери -годины, когда стоглавая гидга контггеволюции свила гнёздышко и сосёт кговь общественного огганизма, мы должны объединить свои усилия и выступить, как один пготив законности и погядка!..
– Мне кажется я его раньше где -то видел, – восторженно прошептал Настали его новоиспечённый адъютант мистер Ик. – Ах, ёлки, ну, конечно! Это же товарищ…
– Тише! – Закрыл ему ладонью рот диктатор. – А то вы когда говорите, все подпрыгивают. А товарищ на броневике. Упадёт, расшибётся. И потом, никто не должен знать, что он здесь! Здесь мы его называем просто товарищ Нелин – и всё. Он в глубочайшей конспирации. Мы все должны делать вид, что он находится в Польше. Даже словечки иногда по –польски вставляем…
– Почему? –Удивился мистер Ик.
– Да потому что все, слышите – все норовят от него избавиться! Впрочем, как и от нас всех. Где справедливость? И казалось бы из –за чего? Из –за того, что мы красные и хотим всем остальным таким же помочь завоевать право не дать остальным делать то, что им нравится.
После революционера Нелина перед собранием вышел некто в длинной серой шинели, военной гимнастёрке, фуражке и попросил слова.
– Слово имеет товарищ Лефикс Де-мудович Ржазинский. -Объявил Настали.
Все зааплодировали.
– А он какую должность занимает? –Тихо поинтересовался мистер Ик у диктатора.
– Товарищ Ржазинский отвечает за давление в мужском детородном органе. Шёпотом ответил министру Настали. – Попросту говоря, он обеспечивает мужику железный стояк. Но, правда, не каждому, а только тому, кто на него искренне молится. Здесь он нелегально. Попал, так сказать, по обмену. Вот выступит сейчас и назад, к своему журналисту. И ещё тут у него один чекист под опекой. Там ему тоже приходится прятаться. Обычно он в катакомбах простаты сидит. Или в мошонке. Подпольщик, одно слово. Он сюда на мужском переднике приезжает, а потом с ним же и обратно. Погостит тут, повыступает с нами и домой в родные пенаты. Довольно опасный и рискованный путь, между прочим, проделывает. Потому что сейчас всё нелегальное под контролем, всюду царская охранка орудует, пограничные заслоны в виде иммунной системы, кислоты разные повсюду, щелочные среды… Но он справляется. Всё –таки не зря его называют «железным»! Только посмотрите, как красиво держится. Какая выправка, как стоит. Одно слово – Рыцарь!
– Да уж…– потрясённо икнул мистер Ик, из –за чего Настали тоже сразу подпрыгнул.
– Товарищи, – начал Ржазинский. – Ситуация хуже некуда: верхи не хотят, но могут, а низы не могут, но хотят. Если так пойдёт дальше – протянем ноги.
В толпе начался возмущённый ропот.
– Что предлагаете? – Крикнул кто -то.
– Надо попробовать всколыхнуть массы! – Сказал Ржазинский.
– Да мы пару раз тут попробовали всколыхнуть, так чуть не задохнулись все! – Под громовой хохот сказал кто -то в зале.
– Ладно. Не хотите по -большому, давайте по -маленькому! – Предложил Ржазинский. – Как насчёт герцогини Мочевецкой? Она испытанный товарищ! Если гражданка, в которой мы находимся, как говорится, зассыт, то всё, считайте, от царя мы избавились! Кто «за»?
Все единогласно подняли руки.
– Молодцы! -подытожил Настали. –За что я люблю красных –за единодушие. Даже смерть их не меняет.
– Вот и хорошо, – сказал Ржазинский. – Если собрание даст мандат, я готов к ней пойти.
– Она же крови терпеть не может, эта ваша герцогиня! Особенно в моче! – Выкрикнул кто –то.
– Да, но зато она наша поклонница и всегда на стороне угнетённого класса, хотя скрывает это!
– Кто ж к ней пойдёт? Сумасшедших нет! -Выкрикнул кто -то.
– Если некому – я пойду. Прошу выдать мандат и ещё один мандат, то есть, два мандата, по-большому и по-маленькому, – заключил Лефикс.
– Мандаты, манда-ты! – Заревела толпа, указывая друг на друга.
Выписав Ржазинскому мандаты, Настали стал оглядываться и увидел, что мистер Ик робко поднял руку, напоминая о своём деле.
– Товарищи! Есть ещё одно дело. –Постучал он по Мозгу кожаным молотком. – Нужно помочь в армяно – польской деревне развязать. Есть добровольцы?
По –прежнему скандируя со всеми, на трибуну выбежал некто в гимнастёрке с пояском и кепке. Подбежав к стоящему возле неё Ржазинскому он проорал ему в лицо:
– Манда ты!
После чего повернулся, вскинув руки к толпе, которая зааплодировала и заревела, едва не захлебываясь от восторга.
– Это кто у нас? – Начал искать Настали желающего выступить в списке, делая вид, что не узнаёт его.
– Вам угодно лицемерно не узнавать меня? – Спросил вышедший. – Ну что ж. Я преставлюсь! Меня зовут Кир, а фамилия Офф. Говорю открыто, потому что мне, как некоторым, все эти конспирации ни к чему.
Тут он посмотрел очень зло на товарища Нелина:
– Я в отличии от других всегда со своим народом! – Вскинув руку, он показал пальцем на собрание. – Вдвоём они собираются там или на троих, не имеет значения. Даже язвенники и те меня поминают, говоря: пойдём кирнём! Меня все знают. Памятник в городе есть, рядом скамейка, где можно выпить.
– А если короче? – Спросил Настали.
– Короче, если вы дадите нам с товарищем Я-Киром мандат, то мы пойдём в деревню и развяжем.
В толпе одобрительно захлопали. Кто -то закричал: " Даёшь сто грамм без закуски!". Ещё некто поднял руку и стал пробираться к трибуне. Оказалось, это человек в официальном костюме, в пенсне с большим лбом и редкими светлыми волосами, держа колбу с чем -то непрозрачным.
– А, товарищ Жбанов, очень хорошо, -сказал Настали и кивнув мистеру Ику попросил: -запишите.
– Товарищи, вы меня знаете, поэтому я коротко, -сказал он, доставая из портфеля пробирку с чем -то. – Здесь у меня жидкость, которой можно взорвать любого, спокойным он всем кажется, или нет. Красный бес аккуратно поставил жбанчик на стол и все кто стоял рядом, в ужасе отпрянули.
– Даже пить не обязательно, в принципе, достаточно тряхнуть. Вот, смотрите. Он коснулся реторты, сверху взвизгнул женский голос: «Ах ты, козёл вонючий, убирайся из моей жизни, слышишь»?
Все зааплодировали. Откуда -то из подпола раздался голос с армянским акцентом:
– Долой нэпманских баб! Пусть катятся колбаской по Малой Спасской!
– Отставить! – Сказал диктатор. – Чья была реплика?
– А, это наверно товарищ Мико! – Сказал кто -то из толпы.
– Японец? – Удивился Настали.
– Нет, наш. Фамилия Мико, а имя – Ян. Снизу реплики подаёт, из кишок.
– То есть, как? –Нахмурился диктатор. – Как же он оказался под нами? Товарищ Мико Ян –проверенный товарищ.
Наклонившись вниз Настали громко спросил:
– Товарищ Мико как вы туда попали?
– С пищей, – донеслось оттуда.
– Почему бы вам не прийти к нас сюда на собрание?
–Меня эта свинья не пускает! – Донеслось снизу.
– Какая свинья?
– Да та, что в колбасе!
Всё собрание заржало.
– Отставить! –Грозно закричал диктатор. Когда наступила тишина, он сложил руки рупором и сказал:
– Потерпите немного, товарищ Ян, революция скоро кончится и мы вас выпустим на свободу!
– Нет, я уже…
– Что?
Тут раздался звук смываемой воды в унитазе и удаляющийся крик:
– Да здравствует революция, проща-а-а-йте, товарищи!
На миг установилась мёртвая тишина, какая бывает только на кладбище. Собрание потрясённо молчало. Вдруг кто –то крикнул:
– Мир пролетариату! Война царизму!
«Вой-на! Вой-на! Вой-на!», стала после этого скандировать толпа.
Все после этого стали выходить и выступать по очереди. Некто в красной шинели, сапогах, гимнастёрке и фуражке, выйдя, затараторил:
– Дайте мне отряд, и я займу позицию в крайней плоти. Пусть понюхают нашего пороху!
Подумав, он добавил:
– Мокрого.
– А если вас отрежут? – Язвительно спросил кто -то из толпы.
– Умрём с отрезанной Крайней Плотью! Прошу дать мандат на совершение подвига!
– Сядьте пока, товарищ Трухачевский! – Сказал Настали. – Мы ваше предложение обсудим позже.
Из собрания вышел ещё один в красной шинели, пенсне, сапогах и фуражке:
– Прошу дать мандат на перманентную революцию вкусовых ощущений. С дальнейшим выходом за рубеж!
– Хотите удрать заграницу вместе с едой, товарищ Т-Готский? –Раскусил его сразу Настали. – Интересно, на какую такую внешнюю арену вы собрались, если как ангел зубного протеза, вообще не имеете права покидать организм!
– Но я…
– Что у вас постоянно за навязчивые идеи Т-Готский? То вы, как Блю Хер жалуетесь, что вас не туда сунули! А то вдруг собираетесь повторить судьбу товарища Трухачевского, который хочет героически отрезаться вместе с крайней плотью! Мы что находимся в еврейке? Нет, товарищи, мы внутри наполовину польки и наполовину неизвестно кого!
На этих словах Мистер Ик вспыхнул от обиды, но в пылу митинговых страстей, этого никто не заметил.
– Товарищ диктатор, можно слово?
– И мне!
– Им не…
– Цыц! –Прикрикнул Настали. –Не забывайте, что я не только кровавый диктатор, но и верховный главнокомандующий. Сидите на своём месте и ждите приказаний!
Т-Готский обиженно надул губы и с гордым видом затерялся в толпе.
– Кстати, насчёт герцогини Мочевецкой: отличная мысль! – Продолжил Настали. – Я и сам об этом в первую очередь подумал.
Красный диктатор с иезуитским прищуром и глубоко запрятанной в усы улыбкой повернулся к Ржазинскому и спросил: вы не возражаете, товарищ Лефикс, если я украду у вас идею? Ржазинский тотчас и даже с какой- то излишней поспешностью кивнул.
– Вот и хорошо, ступайте, поговорите с госпожой Уриной Златовной, Феликс де Мудович! – произнёс диктатор. – Нам нужно, чтобы моча ударила кое -кому в голову в нужное время. Это должно помочь навсегда истребить монархию. И отомстить за страдания народа. Мочевецкая нанесёт первый удар. А мы уж тут завершим дело, как нужно.
– А если герцогиня попросит за эту услугу что -нибудь? – Спросил Ржазинский.
– Пообещайте ей должность Министра Здравоохранения в нашем правительстве. – Сказал Настали.– Она это любит.
– Невероятно мудрое решение, – склонил голову перед диктатором Лефикс. – Что –ж, мне пора возвращаться. Надо успеть, пока язык моего клиента во рту у вашей власти. То есть, простите, у вашей Власты. Не люблю я, знаете, езды на клетчатом переднике, укачивает.
– Понимаю, -вздохнул Настали.
Вместе с диктатором они прогулялись на лифте до Рта и подошли к тягучей, пенящейся реке.
– Сегодня пойду верхом. Это впервые, но что делать. На самом деле я очень боюсь опасных кислот…– косясь на бурлящий слюновыделительный поток, сказал Ржазинский.
– Что? – Сделал вид, что не расслышал его из –за водопада Настали.
– Говорю…
– Счастливого пути!
И дав Ржазинскому увесистого пинка для храбрости, от которого тот немедленно полетел в бурлящий поток вверх тормашками, диктатор бодрым шагом вернулся к собранию.
Глава одиннадцатая
– Всё, хватит, -сказала Власта, отстраняясь от полковника и вставая. – Что это ты сегодня без конца лезешь целоваться?
– Мур-мур, – Сказал Кочетков, ухватив её за полу халата. –Такое романтическое настроение.
– Романтическое? – Заметив, что он разглядывает её под халатом, вырвала она из его руки полу. – Прекрасно. Иди тогда, приготовь нам на двоих романтический ужин, пока я буду в душе.
– Ужин? – Поморщился он. – А мне будет за это награда?
– Посмотрим, – уклончиво ответила она. – Если будет вкусно, то может быть…
Сняв одним махом трусики, как давеча у гинеколога, она помахала ими у полковника перед носом:
– Видишь? Очень даже может быть!
Полковник рванулся было к ней, но она была проворней и, газелью проскочив через коридор, заперлась в ванной.
– Тук –тук, – постучал он к ней.
– Чего тебе? – Стоя спиной к запертой двери и закатив наверх глаза, спросила Власта.
– Я хочу исполнить свой супружеский долг, – глухо донеслось сквозь дверную щель.
– О, не волнуйся, раз ты мне не официальный супруг, то и никакого долга у тебя нет! – Успокоила она его.
– Прошу тогда руки и сердца. – Стал канючить полковник за дверью. От этих слов Власта прыснула.
– Ну, Влася… -продолжил полковник.
– Пожалуйста, не называй меня Влася! – Возмутилась она. – Сколько раз говорить! Я себя сразу генералом- предателем чувствую. Это невыносимо. Ты же знаешь, что в душе я остаюсь комсомолкой!
– Дорогая, пожалуйста, ты же знаешь, я быстро…
– Ох, боже мой, ну, ладно, -раздражённо сказала она, – а то ведь не отвяжешься!
Власта открыла дверь, впуская сожителя, равнодушно подняла халатик, оголив великолепный зад и наклонилась, сделав такое безучастное лицо, какое бывает у пациентов поликлиники, когда у них берут мазок на анализ. Когда полковник, сделал своё дело, она спросила:
– Всё?
– Да. – Ответил он.
– Хорошо. Теперь пошёл вон.
Зайдя в ванну, она задёрнула перед самым носом полковника шторку.
– А поцеловать? – Спросил Дмитрий Фёдорович.
Высунув из -за занавески руку, она ткнула ему в губы и сказала:
– Теперь иди, готовь ужин.
– Можно я посмотрю, как ты моешься? – Прильнул полковник к щёлочке в занавеске. – Ты же знаешь, как я люблю ню.
– Ню тебе!
Открыв на миг занавеску, Власта направила полковнику струю душа прямо в лицо.
Пока он вытирал лицо, она весело смеялась, а он лишь вздыхал и кряхтел, качая головой, а потом пробормотав: «ладно, проехали», вышел нехотя из ванны, хотя ему очень хотелось ворваться к ней и нашлёпать её по чудесному голому заду.
Приготовив еду, Дмитрий Фёдорович вернулся в комнату, сел в кресло и блаженно закрыл глаза. Власта пока всё ещё была в ванной. Он прислушивался к звукам льющейся воды и чему -то улыбнулся. Кажется, его жизнь стала приобретать правильные очертания!
Раньше ему не везло с женщинами, а теперь кажется, выпал счастливый билет. Какая прекрасная женщина с ним! Как только её удержать? По опыту он знал, что если бездействовать, то можно легко упустить то, что так недальновидно считаешь своим. Любить Кочетков не умел. Зато он хорошо знал свою работу. И усвоил, что единственное, что может человека заставить отираться у твоих ног, как собачонке – это страх! Так говорил ему когда его отец, Фёдор, работавший милиционером, которого убили однажды во время несения вахты бандиты. И так учил своего единственного сына, а потом внука их дед Остап, старый чекист, говоря обоим: всех надо держать в страхе, тогда и порядок будет!
Увы, Дмитрий Фёдорович почти не помнил ни отца, ни деда так рано оба ушли, но они оба жили в нём, он это чувствовал.
Итак, ему нужно найти на Власту компромат. Кое –что, конечно, он на неё нарыл. Но этого мало. Надо ещё покопаться в её прошлом, чтобы уже было наверняка. Не может быть, чтобы у такой красивой и взбалмошной женщины ничего в прошлом, учитывая, что она была замужем за коммерсантом. Тем более, папа у неё начальник северного депо, наверняка там тоже есть нелегальные коммерческие перевозки и так далее. Мать заведует аптекой, тоже наверно рыльце в пушку, брат занимается в Подмосковье ресторанным бизнесом, этого вообще замести легче лёгкого, а бывший муж она сказала, был олигархом и занимался нефтью. Ха-ха, там, разумеется, был косяк на косяке и косяком погонял!
Даже не обязательно на всех распыляться, достаточно найти у кого –то одного что –нибудь, и потом можно держать этим в страхе человека очень долго. Да, кроме того, ему, в связи с возможностью получить новую должность, обязательно нужно знать о своей будущей жене всё. Это генеральская должность, мало ли что! Надо завтра же дать поручение адъютанту проверить всех сразу: и маму, и папу, и брата, ну, и её, естественно. Для этого надо сделать запросы в Барнаул, Солнечногорск и Надым, покопаться в прошлых делах, поискать информацию. Всё -таки, имея на человека досье, где расписаны всего его грешки, жить спокойней.
Полковник потёр руки. Какой он всё –таки дальновидный и расчётливый человек! Не зря Свиблов хочет сделать его генералом. Что ж, это решение верное. Он этого заслуживает. Ведь он Кочетков на минутку, потомственный чекист. И его дед, Остап Фёдорович, и отец Фёдор Карпович, земля обоим им пухом, тоже оба, как ни крути, были служителями закона. Конечно, своим предкам, наверное он и в подмётки не годится. Те вон в какие времена жили и умели проворачивать такие дела, что озноб пробирает и научились держать людей за яйца крепко. Правда отец-то, говорят слабый был, всё в обмороки падал, какие –то ему тени убитых что ли им людей мерещились. Но дед –вот тот был кремень! И всё, что они наработали за свою жизнь, он ощущал в себе. Это как видно у него в крови.
Только вот с членом ему не повезло. Надо же было случиться такой беде, что крошечный осколок от мины на Кавказской войне попал прямо в пах и задел чуть ли самый важный жизненный орган. Конечно, военный хирург просто золотых дел рук мастером оказался. Всё сшил. Только теперь у него сперма не выстреливается, как раньше, а вытекает медленно, будто новорождённого стошнило. И хотя он старается, ходит на иглоукалывания, принимает лекарства, делает массаж, Власта, как видно, им не довольна. Поэтому он и смотрит на её измены сквозь пальцы. Понимает, что такой женщине, как она, больше надо. Но это до поры до врение, а придёт срок, он поставит ей ультиматум – либо, либо! И дружка её журналиста пришпорит. Он никогда не простит тому, с кем она ему изменяет.
Эх, вот были б у него большие деньги, тогда можно было б поехать в Швейцарию или Израиль и прооперировать член, там за деньги такое можно сделать. Но ничего, ещё вечер. Он почему –то знал, что будет богат однажды. И тогда- о, он поедет на лечение не просто, а на собственной яхте, в белом костюме. Через пару тёплых морей прямо Изральскую клинику. Или на самолёте в Женеву, пока не решил. Но это будет, раз так он, сам Кочетков, так решил.
Услышав, что вода в ванной больше не шумит, а, значит, Власта скоро выйдет, полковник, весьма довольный собой, встал и пошёл на кухню, чтобы разложить на терелки ужин.
В это же самое время души усопших родственников полковника, дед Остап и отец Фёдор сидели у себя в комнатёнке в самом дальнем углу мозжечка Головного Мозга, и размышляли, как помочь внуку и сыну, которого взялись опекать, сделать его жизнь лучше, веселей и богаче.
Обычно они всегда сидели вот так парой, и никто им не мешал думать. Поэтому они очень удивились, когда увидели перед собой облитого чем -то тягучим и липким товарища Ржазинского. (Надо сказать, проекция передавала не только все цвета и оттенки среды, в которой находился орган, но даже запахи).
– Вы же…этот, как его, памятник! – Показал на него пальцем чувствительный отец Фёдор и, охнув, упал в обморок.
– Господи, – глядя то на сына, то на вошедшего, забормотал дед Остап. – Это же вы, сам лично, наш дорогой железный товарищ Лефикс де Мудович!
– Да, собственной персоной. – Подтвердил Лефикс. – Что это с ним? –Глянув на отца Фёдора, спросил Ржазинский.
– В обмороке, – сказал дед Остап. – Думал, вы это или это ему мерещится. Впечатлительный очень.
– Ясно. Давайте уточним. Вы – кто у нас?..
– Остап Кочетков, чекист в отставке, а это мой сын Федька, он тоже при жизни ментом был, пока его враги не шлёпнули. – Показал он на лежащего в отключке сына. – Нас сюда обоих после смерти определили в это, значит, тело заместо бога. Раз оба неверующие. В наказание. Вот мы и помогаем по мере сил внуку.
– Ясно. Значит, я могу на вас полагаться, товарищи? –Спросил Ржазинский.
– А как же! – Уверил его дед Остап.
– Отлично, давайте разработаем план действий. Что у нас есть? – Он посмотрел вокруг. Кажется они находились в каком –то подполье, потому что здесь было мало света, хотя росли деревья и кусты, и текла речка, солнце из –за горизонта не выглядывало, но было светло. Вообще, было странное ощущение, что они находятся в театре, а вокруг декорации, правда, искусно сделанные.
– Да ничего у нас в мозгах хорошего нет! – Радостно заметил дед. – В смысле, жить можно. Мне нравится! Всегда, откровенно говоря, так хотел жить!
– Как – так?
– Да вот так, чтобы светло, тепло и мухи не кусали! –Заржал дед Остап, но, увидев, как серьёзно на него глядит железный Лефикс, запнулся.
Ржазинский огляделся. Он, дед Остап и лежащий навзничь отец Фёдор оказались возле реки чекистских мыслей, которая текла из глубины Сознания. Вокруг расстилался парк, где со сладкими улыбками гуляли в синей милицейской форме кавалеры под руки со своими дамами, тоже одетыми по форме ис погонами.
