Яков Пикин
Укрощение Россо Махи
– Как же вы меня, чёрт, все достали!
Первые несколько дней в командировке он держался, но потом вдруг загулял. И даже не понятно было, что стало для этого причиной – отсутствие нужного градуса настроения для поиска сведений, нужных Паше или элементарная скука.
Подойдя к зеркалу и увидев себя с опухшим после сна лицом, не бритого, сказал своему отражению, как постороннему человеку, которого следовало отчитать:
– Вот так мы, значит, опять плохо работаем в командировке? Пропиваем снова казённые средства, да? Хорошо. Отлично! Вы будете наказаны! Как? А вот сейчас идите к окну и крикните на всю улицу: "я – последняя гадина! Я опять напился, люди, плюйте в меня! Давайте"!
Подойдя к окну, он, выглянув из него, в самом деле хотел уже крикнуть: « Я –гадина, товарищи!», для чего набрал уже даже в лёгкие воздуха, как вдруг передумал, увидев на остановке симпатичную девушку. Всё -таки удивительно устроен человек. Стоило ему отъехать от Власты на пару сотен километров, и вот он её уже почти забыл. Девушка, ждавшая троллейбус, в какой –то момент рассеянно перевела взгляд на гостиницу, и вдруг увидев его, стоящего в окне по пояс голого, улыбнулась. Он тут же улыбнулся ей в ответ. Забыв, что хотел наказать себя, объявив на всю улицу, что он гадина, Влад, выставив ладонь в сторону девушки, пригладив волосы, сказал:
– Ща! – Будто этого было достаточно, чтобы она его подождала.
Конечно, когда он спустился, её и след простыл.
– Сука! – Обозвал он её, стоя на остановке.
Вернувшись в номер, он снова разделся и лёг. Потом подскочил, словно вспомнив о чём -то и кинулся в туалет, чтобы умыться. Однако через минуту вернулся назад, держась рукой за живот. Скрючившись, как бублик, он упал на кровать и замер, с ужасом вспоминая вчерашний день. "Что было? Кого съел?". Ах, да, был ресторан. Он сидел один и к нему вдруг подсели две девицы. Чёртовы бабы здесь ходят парами. Одна была блондинка, с такой длинной толстой косой, кажется, учительница, ну, так она по крайней мере говорила, а вторая с чёрными, фиолетовыми на концах волосами, кольцом в губе и кожаных джинсах. Зачем -то он пригласил ту в джинсах танцевать. Почему –то в этот момент он совершенно забыл о Власте. А ведь она ему накануне звонила.
Полутёмный зал, освещённый цветомузыкой, располагал к шалостям. Он шептал девице на ухо скабрезности, а она всё хихикала и позволяла себя ему лапать. Вдруг в какой –то момент он почувствовал, что её рука лезет к нему в штаны. Даже сильно пьяного, его это очень удивило. Ничего себе, какие у них здесь манеры! Он решил от неё не отставать и в какой –то момент тоже сунул руку ей под джинсы, сразу вляпавшись там во что -то мокрое.
Буркнув: «извини», он побежал в туалет мыть руки, а когда вернулся, подружек и след простыл. Их счёт пришлось оплатить ему. Потом он заказал официанту ещё пива. Когда его принесли, целую батарею бутылок, он, покачиваясь перед официантом, как надувной Петрушка на ветру, кое -как сграбастал их и пошёл к выходу.
В сквере перед гостиницей он долго стоял, с пивом в руках и подмышками, уставившись в небо, где висел дирижабль, бормоча: "Господи, это всё, что Ты можешь дать мне? Это всё?!». И не услышав ответа, поплёлся в гостиницу.
Шёл восьмой день его командировки в Царьгород. По замыслу Носорогова он должен был приехать сюда на неделю раньше съёмочной группы, чтобы, по его словам, «подготовить плацдарм для съёмок». Но, как это он потом понял, эта тактика была ошибочной. Вот если бы он делал свои набеги внезапно, сразу включая камеру, и спрашивал испуганного человека, пока он не пришёл в себя:
– У кого есть такой список? Кто забирал все деньги?
Тогда, может, другое дело. А так… «Ну, да», говорили ему, «вроде бы тот брал. Или тот …Знаете, вы завтра приходите, я узнаю и точно скажу…». Конечно, ждали они его завтра!
Всё бы ничего, если бы не местный сервис. Гостиница тут была ниже всякой критики, обслуживание –двойка с плюсом по десятибалльной шкале, номер без кондиционера. И это при том, что на улице каждый день было до плюс сорока!
Делать фильм без съёмочной группы было всё равно, что смотреть порно с одной женщиной в главной роли. Вздохи есть, толку никакого. Он звонил каким –то людям, договорившись о встрече приезжал к ним, представлялся. Через некоторое время те начинали искать на его пиджаке глазок скрытой камеры. «Нет, камеры нет, понимая это, говорил он. Видите ли, я продюсер и пока готовлю плацдарм для будущих съёмок. Телегруппа приедет позже». «А-а, ясно…», кивали его собеседники. Он потом опять что -то спрашивал, они что -то отвечали. Иногда ответы были очень даже толковыми. Но что проку, если ничего не записана? Он злился на такую тактику Носорогова. Непонятно было, чего он хотел этим добиться. Но с начальником разве поспоришь?
Иногда, перечитывая вечерами в номере свой блокнот, куда он всё заносил, он видел, что если бы он снял это, то действительно могла получиться вторая серия. Информация была интересной, даже очень! Но если этого нет на плёнке, то какой от этого толк? Его визави, с которыми он разговаривал, клятвенно обещали ему, что повторят всё то же самое, когда будет камера. Но по своему опыту он знал, что этого не будет. Человек так устроен, что никогда не повторит он то же самое второй раз, просто из чувства оригинальности. Он будет смущаться, нести всякий вздор, кашлять, но так как было первый раз толково и без лишних эмоций, не скажет. Это психология.
Где –то через пару дней после его приезда в Царьгород все знали, что какой –то москвич тут снова вынюхивает. Тех, кого можно было захватить врасплох, естественно были предупреждены. Либо Носорогов не понимал, что делает, отправляя его одного, либо специально подставил. Только вопрос – зачем? Поняв, что командировка, ещё начавшись, провалилась, он запил.
Сегодня был понедельник. Завтра должна приехать съёмочная группа. Но что снимать, если он везде уже всех опросил? При мысли о съёмках у него снова заныл живот. Он поднял голову и огляделся. Рядом с кроватью были лишь пустые бутылки. Оставаться в номере было невыносимо. Может пойти в ресторан, попробовать впихнуть в себя завтрак? Эта мысль дала ему силы. Он встал, надел брюки, умылся и, стараясь не видеть своё отражение в зеркале, вышел из номера.
Ресторан встретил ледовыми скатертями, арктическими размерами и финским лозунгом над сценой: «Приносить и распивать спиртные напитки строго запрещено!». Сев туда, куда показал метрдотель, он огляделся.
На сцене шёл детский утренник. Перед ним за «п» -образным столом сидели дети с родителями. Они смотрели на сцену, которая пока ещё была закрыта занавесом. Видимо скоро должно было начаться представление. Через некоторое время занавес действительно открылся, из динамика полилась музыка, и дикторский голос бодро начал вещать: "Шёл солдат по дороге: ать –два, ать –два!..». Это была сказка Андерсена «Огниво».
Как только сказка кончилась, мамы и их чада начали вяло аплодировать, делая поклёвки надутыми зебрами, винни -пухами и омарчиками, которые держали в руках. Сказка оказалась презабавной. Над ней стоило поразмыслить. Он вдруг подумал, что большинство людей вообще не умеют читать сказок. О чём, например «Колобок»? О том, как легко покатиться, не имея духовного хлеба. Или, к примеру, «Дюймовочка», о чём это? Это о том, что мера, «Дюйм» в данном случае, не свойственна людям, которые знают лишь свою нору, либо своё болото, либо вообще слепые. Зато мере рады те, кто умеет подниматься над землёй, видеть небо и, не смотря на возраст, остаются в душе маленькими эльфами с ангельскими крылышками.
«Дети!», вспомнил он. Одним глотком допив чай, он, порывшись в карманах, нашёл бумажку с адресом. "Большой Индустриальный, 3" и встал, чтобы уйти. К нему подошёл метрдотель:
– Уходите? –Спросил он.
– Да, – кивнул Влад, сразу начав рыться в карманах в поисках чаевых.
– Всё хорошо? – Опять поинтересовался он.
– Даже слишком. – Удивился Влад его вопросу.
– Заходите ещё! – Предложил метрдотель.
– Обязательно, – не глядя на халдея, Влад выложил из карманов на стол для него мятые бумажки, подумав: куда ещё ходить -то? Вокруг на версту ни одного нормального заведения!
– Мы всегда рады гостям,– замурлыкал начальник официантов, элегантно сгребая со стола деньги.
«Ага, конечно, чаевым ты моим рад», подумал Влад.
Выйдя на улицу, он поймал машину. Нацмен шофёр оказался весёлым парнем. Всю дорогу рассказывал ему смешные байки о рыбалке. Когда они закончились, включил радио.
"Но надо держаться…надо держаться, если сорваться, то можно нарваться и тут…", донесся голос Розенбаума.
Влад кивал в такт песне и думал: может, правда на рыбалку съездить? Хоть нормально время провести. А то наступает вечер – и кобелём вой, так скучно! Приходится много пить, а это вредно для здоровья…
– Вам нравится Розенбаум? – Убавив звук, решил навести с ним мосты таксист.
Влад, глядя в окно, едва пошевелил плечами:
– Да. Почему нет?
– Мне тоже. Хотя эти евреи, я вам скажу, они зарабатывают тем, что умеют хорошо рассказать другим, как им плохо живётся!
Влад ухмыльнулся шутке.
– Нет, честно! – Продолжал таксист. – А сами – как сыр в масле катаются. Посмотришь – всё у них есть: и деньги, и квартира, и почёт, и всё, что нужно…У меня вот ничего нет. Хотя пою весь день и чувство юмора хорошее. Отчего так, не знаете?
– Просто наверно они удачливей нас, – предположил Влад.
– Ясно, что они удачливей, но почему?
– Карма хорошая.
– Понятно, карма…– не отступал водитель, которого судя по карточке на торпеде, звали Азиз. – Но откуда они её берут эту карму?
Он, слабо улыбнувшись, не ответил, пожав плечами.
– Не возражаете, я остановлюсь, воды купить? –Вежливо спросил он его.
Влад кивнул. Пока водитель ходил, он вытащил из кофра ноутбук, открыл его и стал читать справку, которую подготовил ему в Москве редактор. Справка касалась дореволюционного периода и пестрела цифрами – столько -то гимназий, столько музеев, театров и так далее. Зачем ему это? Он равнодушно скользил глазами по тексту. Вдруг его внимание привлёк отчёт некого исследователя прошлого, который писал:
"Крепкое телосложение составляет основную черту в природе здешнего народа. Есть в своем роде – великаны … во всех частях тела, стана и очерка лица видна правильность. Больше русых. Все почти с свежим здоровым цветом лица; худощавых мало…".
Он посмотрел за окно. На автобусной остановке стояли люди. Не великаны, обычные. С какими –то не слишком свежими лицами. Большинство из них, по крайней мере, он бы не назвал здоровыми. Неужели так испортился генотип? Поглядев на себя в зеркало, Влад подумал, что и он от всех недалеко ушёл.
Вернулся с водой шофёр. Машина снова поехала. Начали меняться дома и улицы, не вызывая в душе эмоций. Машинально он читал таблички. Все названия были в одном ключе: улица Ленина, Калинина, Мира, Пархоменко… Однообразно мелькали дома, прямоугольные, из желтоватого кирпича здания с левого бока проспекта, вытянутые типовые многоэтажки – с правого. Между ними изломанные крыши магазинчиков. Куда подевалось разнообразие форм и оттенков? Он снова углубился в текст на экране. Дальше в справке говорилось:
"1900—1913 Это период взрывного роста строительства жилых зданий, больниц, школ, гостиниц. Построено здание «Общественного собрания»…
Он вспомнил, как в один из вечеров, бесцельно проболтавшись по городу, вернулся в номер, в котором не было кондиционера, и подошёл к распахнутому гостиничному окну. Внизу был фонарный столб, жёлтый свет которого равномерно освещал перекрёсток. Чем -то это напоминало раёк, украшенный мелкими блёстками. Через дорогу от гостиницы стоял дом, похожий на дореволюционную управу. Может, когда он и был «Общественным собранием». А, может, и нет.
Мрачноватое здание было длинным, убегавшим к следующему вверх по улице перекрёстку внушительной трапецией из кирпича. Света в окнах дома не было. Дом стоял трёхэтажный, его жестяная крыша была покрыта красным суриком. С высоты пятого этажа, где находился его номер, ему были отлично видны аттики дома с выломанными деревянными рейками на дверцах и антенны. Окна здания были грязными от уличной пыли. Что находилось внутри дома было невозможно понять из –за прижатых к окнам высоких кип бумажных папок. «Вот так достопримечательность!», невесело подумал тогда он. Красивый дом и так запущен!
После осмотра дома, Влад от нечего делать свесился через подоконник. В пройме тротуара рос клён, чьи листья едва ли не касались стен гостиницы. Протянув руку, он хотел сорвать лист, но тот был далеко. Однако он не успокоился до тех пор, пока трофей не оказался в его ладони. Резной гостинец пах чем -то горьким и несъедобным. Размяв лист между пальцами, он бросил его вниз. Перекрёсток был всё ещё пуст. За те пять минут, что он стоял у окна, не появилось ни одного прохожего. "Город – призрак…", подумал он. Потом он понял, что его первое впечатление было верным. Заснуть в этой духоте оказалось невозможным. Достав кошелёк, он открыл его и пересчитал наличность. Гульнуть пару раз хватит, подумал он. Так началась его командировка.
Подошедшему официанту в первый вечер он заказал рыбную нарезку, лангет с гарниром и триста граммов водки. Заказав, огляделся. Здесь было шумно. Полыхала цветомузыка, гуляли по потолку холла рубиновые отблески, пятная гостей и шустрых официантов, бегающих вдоль мозаичного панно выгородки. Орала из колонок музыка. Было много свободных мест. Хорошо, что он занял стол, который стоял в глубине зала, у самой стены, а то бы оглох.
Откуда ни возьмись, возле него снова появились две каких –то местных хохотушки. Он пригласил их к столу. Они разговорились. Оказалось, что одна, брюнетка, работала администратором в сауне, другая, шатенка, училась в колледже. У шатенки было сонное лицо, и он сразу забраковал её. Вообще –то, ему сразу стало ясно, что это не его уровня девушки, но в командировке не выбирают и он на всякий случай начал ухаживать за обеими. Чтобы создать себе и им правильное настроение, пришлось заказать ещё водки.
Рок-н-ролл сменяли медляки… Ему уже дважды меняли графин, а нужного настроения всё не было. Он искал момента для решительного флирта, как ищут рыбаки мига, чтобы дёрнуть удочку, но поклёвки были настолько слабые, что он всё время откладывал. При этом он всё время доливал себе в рюмку, чтобы достичь градуса. И вдруг после очередного шкалика заметил, что бокалы и тарелки перед глазами двоятся, а задник жизни, прежде накрепко прибитый к стене за головами сидящих, начал уползать, будто её утягивали вниз спрятавшиеся под столом гномы.
Поняв, что пора, он расплатился и встал, намереваясь отвести к себе в номер ту, которая была симпатичней, брюнетку, но когда он повернулся ей сказать об этом, она заявила, что им нужно поймать такси.
Бросив на стол несколько смятых купюр, он пошел на улицу, думая, что она хочет с ним куда –то поехать. Поймав такси, он галантно усадил девицу рядом с водителем, захлопнув дверь, а когда пошёл садиться сам, машина вдруг поехала. Целую минуту он стоял на дороге, икая, не в силах даже крикнуть ей вдогонку "дрянь! мразь!" или что -нибудь в этом роде, настолько был пьян.
Постояв, пока машина не скрылась, он, махнув рукой, решил вернуться в ресторан. Оказалось, что вторая девушка, пока он ходил, тоже сбежала. Потом он понял, что это тактика всех местных девиц. Раскрутить и смыться.
Взяв пива, что потом стало у него традицией, он вышел на улицу и глядя в небо, задал всё тот же вопрос: "И это всё, что Ты можешь дать мне, это всё?!». Почему –то в подпитии ему всегда хотелось задеть Бога, потребовать у Него для себя каких –то преференций для себя, или ощутимых чудес, не понятно. Странно, но в этом ответном молчании неба, он всегда чувствовал угрозу, но прекратить так делать всё равно не мог.
Придя в номер, он упал на кровать. Ему не нравилось, что наволочка пахнет солнцем, а подушка, которой он накрыл лицо, как грозовая туча Среднерусскую возвышенность, имеет кислый запах. Короткий сон в первую его ночь прервала бешеная мультовщина скачущих танцовщиц, нарисованных рукой пещерного человека, и тяжеленная плита, которая навалившись сверху, адски вдруг сдавила живот. Едва заснув, он тут же вскочил, бросившись к туалету. Косо блеснул голубой кафель, надвинулось чрево унитаза с оранжевой каймой и крошечным озерцом по середине. Испачкались керамические стенки форшмаком из непереваренного ужина пополам с водкой. И вот он уже, сидя на унитазе, допрашивал муху на стене: «скажи мне, почему люди не летают, как птицы, скажи? Не молчи, когда тебя человек спрашивает»!..
– Прокуратура. – Отвлёк его Азиз от тяжёлых дум. – И вдруг совершенно по -приятельски добавил: Зачем вы туда идёте? Не понимаю. Я бы и за сто тысяч не пошёл, честно…
– Что сделаешь, такая работа, – вздохнул Влад, доставая кошелёк, чтобы расплатиться за поездку.
Глава пятая
Милиционер на вахте местной городской Прокуратуры, внимательно изучив фотографию в его удостоверении, показал на лестницу:
– Третий этаж в конце коридора.
Сосчитав этажи, он нашёл дверь с нужной табличкой и вошёл.
– Игорь Петрович сейчас будет, – вскинула голову немолодая секретарша с высокой причёской. – Подождите у него в кабинете.
Едва он устроился на стуле, вошёл молодцеватый, атлетического сложения в синей форме человек с жёлтыми звёздами на погонах. Влад знал, что его только недавно назначили. Старого сняли с должности после выхода первой серии фильма Носорогова.
Войдя, прокурор поздоровался, сел за стол и начал перебирать бумаги. Оторвав на миг глаза от юридических сводок, он спросил:
– Владислав, кажется?
– Да. – Подтвердил он кивком.
– Хорошо. Начнём.
Влад заглянув в блокнот, прочитал свой первый вопрос:
– Расскажите, кто из прокурорских работников участвовал в незаконных оформлениях детей сирот в итальянские семьи?
По тому, как напрягся сразу прокурор, он понял, что вопрос не слишком понравился. И поэтому, чтобы смягчить, он прочитал следующий:
– И сразу тогда: вы знаете, кто сейчас из ваших итальянских коллег ведёт расследование по этому делу в Италии?
– А зачем вам это? – Вдруг озадачил его вопросом прокурор, немного удивив этим Влада. Скользнув глазами по белой карточке на столе, где было каллиграфически выведено: Игорь Петрович Мезин, прокурор области, он подумал: нет, не ошибся, а то уж думал, что не в тот кабинет зашёл. Вообще -то не слишком корректный вопрос для человека на прокурорской должности: «а зачем вам это?»…
– Я как прокурор уже давал однажды распоряжение, – Поняв, о чём думает Влад, сказал Игорь Петрович. – Мы всю информацию товарищу Носорогову дали. Фильм, насколько я знаю, вышел, область на сигнал отреагировала. Прежнего прокурора сняли. Зачем вам всё начинать заново?
– Мы просто хотим снять вторую серию, – честно признался Влад.
– А, понимаю, – задумался прокурор. –Он посмотрел в окно, сделав паузу. – Только не очень понимаю, какой смысл по второму разу поднимать шум опять? Вы хотите, чтобы область совсем без прокурора осталась?
– Да нет, почему же?..
– А что тогда? – Не понял Мезин.
Влад покосился на фотографию президента России на стене.
– Дело на контроле в президентской администрации, – сказал он и, увидев, как быстро прокурор после этого закивал головой, понял, что попал в десятку.
– Ладно. А что вы от меня -то хотите? Наше ведомство сделало всё от нас зависящее. Теперь идёт следствие. А раз так, то разглашать мы не имеем права. Что тут ещё можно сказать?
– Мы просто хотим знать, кто сейчас занимается этим делом в Италии. Фамилии следователей, с которыми вы сотрудничаете, телефоны? Первая серия была из России, вторая из Италии, понимаете?
Мезин опять посмотрел в окно.
– Этого требует общественность. – Добавил Влад от себя. На самом деле он не знал, требует кто –то этого или нет.
– Понимаю, – Выдохнул Мезин. – Только не забывайте, что я -то прокурор российский и руководствуюсь российскими законами. Я не могу контролировать итальянскую сторону. Они мне не подчиняются. Своим подчинённым я могу давать разные распоржения…
– Вот и отлично, – ухватился за это Влад, опять заглядывая в блокнот. – Тогда скажите, как сегодня осуществляются иностранцами усыновления?
Прокурор, как птица наклонив голову, вытащил зачем -то из держательницы карандаш и, опустив глаза, начал быстро крутить его, зажав между пальцами, потом сказал:
– Все усыновления иностранцами в Царьгороде пока приостановлены, вам это известно. Каждый случай усыновления иностранцами сегодня мы рассматриваем отдельно. Кто конкретно из следователей занимается этим делом в Италии, мы пока не знаем. Нам об этом просто не сообщают. К сожалению, это всё, что я пока могу вам сказать.
Всё также перекатывая рёбра карандаша между пальцами, прокурор опять посмотрел в окно, будто за ним был телесуфлёр, потом посмотрел на Влада:
– Запрос в Рим мы сделали, но как это бывает, он завис. У нас правда нет возможности контролировать действия иностранной прокуратуры. Они там решают сами, когда им отвечать, а когда нет. Понимаете?
Влад подумал, что игра ему напоминает тыканье лицом в надутый шар, когда сзади ещё напирают. И нет никакой возможности перепрыгнуть или перелезть, чтоб изменить ситуацию. А нужно просто оставаться на месте и терпеливо ждать, когда все вдоволь напрыгаются, набесятся и тогда можно будет отойти в сторонку и подышать.
– Понима-аю. – С расстановкой протянул Влад. – А скажите, кто вообще из ваших служащих занимался здесь учетом усыновления иностранцами детей?
Это был первый вопрос, на который прокурор не ответил и Владу, чтобы замаскировать это, пришлось его немного перефразировать. Конечно, уловка была так себе и прокурор, если он внимательный, сразу бы заметил эту хитрость. Поэтому, чтобы не встречаться с ним глазами, Влад, спросив, будто нечаянно выронил авторучку и теперь нагнулся, чтобы поднять её. Под столом он увидел стрелки форменных брюк прокурора и пару его начищенных до блеска, зашнурованных способом "шов" коричневых ботинок. Между ними лежал ластик. «Интересно, что бы это значило?», подумал он. «А, наверно он сам стирает, где написано», догадался Влад, разгибаясь и устраиваясь поудобней на стуле.
– Учетом по усыновлению детей в России занималось одно из московских ведомств, – нехотя ответил Мезин.
– Московских? – Удивился Влад. Может, прокурор оговорился? – Не понимаю, как это?
– Это вам лучше узнать в Москве, – вежливо посоветовал Мезин.
Тут Влад понял, что прокурор, сознательно или по ошибке, раскрыл ему схему усыновлений. Значит, происходило всё здесь, а прикрывали это в Москве. Это совершенно меняло дело! Значит, Носорогов зря направил его сюда. Надо возвращаться в Москву и там продолжать расследование. Влад уже видел, как удивится Паша, когда она скажет ему об этом. Мыслями Влад был уже дома, в Москве. Но задания здесь тоже никто не отменял.
Почувствовав всё же, что Влад колеблется, прокурор ударил тупым концом карандаша по столешнице, словно ставя в разговоре точку, затем бросил его на сукно и полез в ящик стола, чтобы прочитать там какую –то бумагу. Прочитав, он задвинул ящик и сказал:
– Если вопросов больше нет, то давайте закругляться, у меня в 11 -ть совещание.
– Как, уже? – Удивился Влад, глянув на часы слева от президента. – Всего пятнадцать минут? Мы же условились, что у нас будет целый час для общения…
– Да, но видите, что творится. Работы – непочатый край. Приходится корректировать время, ещё столько нужно сделать сегодня. – Забормотал прокурор. – Вы же мне задали вопросы, я на них ответил. Не на все, конечно, но на основные. Во всяком случае, вы же не можете пожаловаться, что я вообще отказался с вами общаться, несмотря на мою нагрузку?
– Вообще, да, не могу, но…
– Вот, и хорошо. Полагаю, мы ещё увидимся.
Прокурор протянул Владу руку, и он её машинально пожал. Сразу после этого Мезин начал отдёргивать мундир, видимо, готовясь откланяться.
– Когда же мы встретимся? – Влад тоже начал вставать, беря со стола блокнот, стукая его нелепо ребром по столу, будто это была папка с нескрепленными страницами, лихорадочно соображая, как сделать так, чтобы от этой встречи был хоть какой –то толк, какой –то импульс, который мог бы дать этой командировке новое наполнение. Он впервые пожалел о том, что пил вчера, голова была тяжёлой и не хотела слушаться.
– Пока не знаю. – Ответил прокурор. – Позвоните мне на днях, я попробую найти время. Он начал вставать.
Будто в доказательство этих слов на столе у Мезина зазвонил телефон и он поднял трубку. Пока он с кем –то говорил, Влад, открыв снова блокнот, начал быстро его перелистывать, ища глазами те вопросы, которые в Москве казались очень важными. Но как назло, сколько он ни всматривался в убористые строчки рукописного текста и вопросительные знаки в конце предложений, ничего не попадалось такого, о чём стоило спросить. Всё упиралось во что –нибудь. Знай он, например, кто вёл здесь учёт усыновлений, он бы спросил находятся ли эти люди сейчас под следствием, знай он фамилии итальянских следователей, то спросил, с кем из наших следователей они тут сотрудничают, знай он, есть ли списки детей, тут же бы спросил, кто их усыновители. Но ничего вообще не было. Прокурор видно имел цель от него отделаться. Поняв, что ни на один вопрос не получил ответа, он закивал головой, будто он решил, о чём именно должен спросить, на самом деле просто маскируя так своё недовольство таким положением дел.
– Потерпите, найдутся улики, и мы отдадим их прессе сами, без нажима. –Кладя трубку и делая шаг к двери, чтобы уйти, приветливо сказал Мезин. Тут он вдруг широко улыбнулся:
– Поверьте, от правосудия ещё никто не уходил! Позвоните мне недельки через три! Думаю, к этому моменту я с некоторыми делами разберусь, и мы опять поговорим, хорошо? А сейчас извините, нечего вам сказать просто…
– Как нечего? – Удивился Влад. – Вы же в курсе, кто из прокурорских работников находится сейчас под следствием?
– Допустим., – сделав шаг обратно к столу, сразу перестал улыбаться Мезин, уставившись опять на карандаш в стаканчике.
– Ну, вот и назовите их фамилии. Это же не является тайной следствия? – Влад щёлкнул ручкой, будто приготовившись записать.
– Да, но только зачем вам это?.. – Нехотя усаживаясь снова в кресло, недовольно поморщился Мезин. – Войдите и в моё положение тоже: меня только месяц, как назначили. И начинать с того, что рубить головы? А работать с кем?
– Но вы тоже в моё положение войдите, – сказал Влад, присаживаясь. – Что я -то скажу своему руководству в Москве?
– Ладно, – Мезин будто нехотя согласился. – Давайте так договоримся. Если уж вам так нужно, я сейчас дам распоряжение, и вы поговорите со следователем. Добро?
Влад кивнул, тоже, будто нехотя соглашаясь, хотя внутренне радовался –разрешение на разговор со следователями это по крайней мере уже что –то.
Прокурор снял трубку, и отдал кому –то приказ. Затем, положив трубку, сказал:
– Кабинет триста первый. Следователь Рескин. Зайдите к нему после обеда, сейчас он занят. Договорились?
– Спасибо и на этом, – начал подниматься Влад.
Покинув кабинет прокурора, он не стал ждать лифта, а отправился вниз по лестнице. Близоруко щурясь на окна городских построек через огромные фрамуги областной прокуратуры, он вдруг подумал, почему Власта выбрала себе в любовники именно милиционера. Наверно потому что милиционер не будет уговаривать, сам себе стал отвечать он, а только прикажет: "лечь!" и попробуй, откажись. Кроме того, у милиционеров есть всё, что так нравится женщинам: стальные бицепсы, крепкие нервы, жезл до колена… Плюс наручники. С такой экипировкой кого угодно завалить можно, не то, что женщину. Обычным гражданам тут бесполезно конкурировать. Он бросил взгляд на стоянку, заставленную дорогими иномарками. "Интересно только, откуда у скромных служителей Фемиды столько денег?", спросил он себя. Вопрос остался без ответа.
Следователь Рескин, услышав от Влада кто он, так испугался, что пролил на свои бумаги кофе от неожиданности. Может поэтому разговор у них получился не самый тёплый. Но, в конце концов, Рескин, вытащив из стола лист бумаги и, набросав квадратов и скелетонов, стал объяснять: вот Детский дом, вот суд, вот здание опеки, вот итальянка русского происхождения по фамилии Бугатти. По закону от выбора ребёнка до момента усыновления должно пройти несколько месяцев. Бугатти давала взятки кому надо и документы на усыновление оформлялись день в день.
– И за это итальянцы платили за это по десять тысяч долларов? –Удивился Влад.
– А то и двадцать, – подмигнул Рескин. –Вопросы ещё есть?
– Да. Как работала схема денежных откатов? Вы это уже выяснили?
– Это является тайной следствия, – отрезал Рескин.
Из здания прокуратуры Влад вышел в совершенной задумчивости. «Что получается?», думал он. «Мезин ссылается на тайну следствия и молчит. Следователи, от которых ничего не добьёшься, кивают на Мезина и тоже молчат. Минутку, а как же право на информацию, записанное в Законе о СМИ? Да плевали они и на закон и на право! У них своё право –ведомственное. «Куда ни кинь, всюду клин», как говаривала моя мама.
Чтобы не откладывать дело на потом, он позвонил Носорогову, присев на скамейке в скверике у Прокуратуры. На его удивление Паша отреагировал на сообщение, что все местные усыновления прикрывали в Москве, совершенно спокойно:
– Старик, – сказал он, – ты думаешь, я не знаю, как это делается? Не волнуйся, у меня всё под контролем. Занимайся спокойно тем, зачем тебя туда послали. В Москве у меня всё схвачено. Мы и мои люди работаем. Никто не уйдёт от ответа.
Эти последние слова он сказал со смешком и добавил своё фирменное:
– У меня все ходы записаны!
Влад, кое –как отшутившись, сказал, что у него всё готово к приезду группы, и положил трубку. На сердце было тяжело. Ничего ведь не было готово. Никто не захочет повторять то, что уже сказал, еще раз на камеру. Вздохнув, он встал и пошёл в гостиницу.
Толстуха -портье на его этаже в гостинице, увидев его, вытащила из под стола бутылку с водой, и радостно водрузила её на стол:
– Без газа! Как вы просили!
Он вспомнил, как однажды утром устроил ей разнос: «Почему у вас вода только с газом»? «Потому что с газом люди больше любят!». «Но я вот, например, не люблю с газом!». «Так выпустите его!». «Что, прямо здесь?». «Да». «Приличные люди делают это в туалете!». «Фу, как это неприлично!», зажала нос девушка. «А накачивать человека газом, как шарик, это прилично?» не остался он в долгу. И так далее.
– Спасибо, – на этот раз улыбнулся он, забирая бутылку.
– Не за что, – довольная собой, ответила она, подтянув к себе отложенную на время книжку.
