Вячеслав Ларин
Былина железных душ
– А сила придёт навсегда? – спросил Всесвятлир, поглаживая недлинную бороду.
– К счастью, нет! – воскликнул Дед-Пасечник. – Я бы никому не доверил такую силу навсегда. Ведь, когда ты доверяешь её хорошему человеку, то, может статься, через много лет он изменится. А меняются люди быстрее, чем мы. И чаще всего не в лучшую сторону.
Всесвятлир на то ничего не сказал, поняв, что если сила придёт не навсегда, то это действительно к лучшему.
– Каукис, неси котёл чугунный! – крикнул вдруг Дед-Пасечник громко и зычно. – Не медный, а чугунный, а то прогорит. Мал-стар Дедок, сходи за редькой и морковью да принеси побольше, не скупись и не ешь её, а то не хватит. Всевед принеси тех трав, о которых я тебе говорил, да не бойся их трогать, пальцы от них не каменеют.
Тут все деды разбежались по храмине, кто куда. Да так быстро, что Беленир даже не успел приметить, какой дед в какой двери скрылся или за каким углом промелькнул. К тому же Земнородные сыны ещё и переговаривались друг с другом, и из разных светлиц доносились их громкие голоса. Но витязи ничего не поняли, ибо говорили деды на непонятном языке. Вскоре послышались гром и скрежет, оказалось, это старый Каукис вытащил чугунный котёл и поволок его в горницу; вслед за ним появился Всевед, неся в руках серый мешочек с травами, а завершили это шествие Мал-стар Дедок с редькой да морковкой и сам пчёльник вместе с бочонком мёда янтарного, напитка сахарного.
Когда все деды собрались наконец в горнице, глядя на то, как Дед-Пасечник открывает бочку мёда, Всевед молвил:
– Хм. Видно пришла та пора, какую я уже давно жду, – Дед-Пасечник тем временем откупорил мёд и влил его в котёл, поставил котёл на огонь и начал приготавливать свой напиток.
– Думается мне, – продолжал Всевед, – что самое время пустить под облака песню, устремить заговор в выси неба! – и тут премудрый старец, громко запел, чётко расставляя ударения:
Пришла пора слово молвить,
Словушко золотое произнести зычно,
О мудрости нажитой речь,
Да пустить её по разуменью
В высь поднебесную и на твердь земную,
Соколом отправить в небо лазоревое,
Орлом послать под облако ходячее,
Карпом бросить на дно озера,
Сельдью в океан-море безбрежное,
Сёмгою в реки прозрачные закинуть.
Разлетится моё слово вещее
По просторам мира обширным
И возвестит свету белому
Великую мудрость дедов земнородных.
Знайте же люди внемлющие,
Что всего три опоры,
Три столпа, сделанных мудрыми,
Есть у дедов земнородных:
Мудрость, мера и мужество,
Немногие витязи, богатыри великомогучие,
Давным-давно их переняли с охотой,
На опоры сами опёрлись,
Взгромоздились надёжно на ценности дедов.
Также четыре вещи помогут вам.
То случай, внезапность, готовность
И сила, в венах текущая.
Не брага, пьянящая разум,
Не пиво, вспененное хмелем,
Не вино зелёное на пирах,
Но сила великая жил,
Рукам могучим силу дающая,
Ногам резвым мощь приносящая.
Так пусть же вольётся
Вам в руки сила великая
Вместе с мёдом животворно-пьянящим!
Тем временем Дед-Пасечник уже вовсю готовил свой напиток хвалёный, мёд тягучий янтарного цвета, вливающий в жилы мощь и силу. Котёл уже кипел, отдуваясь сладким на запах паром, а пар этот вязкими комьями клубился вокруг собравшихся, овевая их цепью длинных, широких колец непонятного цвета. В конце концов, славный медовар размешал свой мёд кипучий поварёшкой и глотнул немного на пробу. Скорчившись и поводив языком во рту, старец благотворно изрёк, словно бы мяукнув:
– Хорош! – и улыбка дугою протянулась у него на лице.
– Дай попробовать! – воскликнул с нетерпением Мал-стар Дедок.
– Ты итак Земнородный сын, тебе ни к чему эта сила! – отрезал ему резко Дед-Пасечник. – Будет время, и я пришлю тебе этого мёду прямо в Дикий Лес, а сейчас его должны испить наши соратники, чтобы биться с Идогурном. Ах! Забыл! – и тут пчельник достал из кармана ещё один ингридиент – прополис пчелы-златогорки и бросил его в кипящий котёл. – Теперь точно готово! – заявил старец.
Котёл сняли с огня и, когда варево немного остыло, седовласый старец повернулся к Белениру, который стоял в растерянности, потупивши взор. Видать, витязь был очень удивлён мёдом, дающим силу.
– Пей! – велел ему властелин пчёл, и Беленир без слов опустил поварёшку в котёл и испил чудесного напитка. Особо ничего он не почувствовал, за исключением того, что мёд тот оказался неимоверно крепок, а на вкус был то ли сладкий, то ли горький – не пойми какой.
– Больше! – возгласили с пылом деды за исключением Всеведа, но витязь, разведя руками и скорчившись от крепости мёда, сказал:
– Я выпью столько, сколько положено и не ложкой больше. Всевед пел, что всегда надо помнить о мере, мудрости и мужестве! Так что не говорите пить мне больше али же меньше, – на эти слова сам мудрец Всевед улыбнулся и рёк:
– Всегда помни об этом, ты усвоил урок и никогда его не забывай, даже Дед-Пасечник может привести тебя к плохому, если ты будешь его беспрекословно слушать. На всё надо иметь своё мнение, пусть оно во многих случаях и будет совпадать с мнениями других. Да, сладок и вкусен кубок мёда мудрости, ежели выпьешь его до дна. Ты скоро поймёшь, о чём я толкую.
Вслед за этим все витязи добрые да и сам Беленир зачерпнули чудесного мёда и выпили ровно по крепкой кружке и не больше, иначе вверглись бы в пьянство. А Всевед вновь изронил с важностью:
– Даже в дни празднеств и для получения мощи нельзя пивать мёда, браги или волшебных напитков без всякой меры. Ведь мудрый удерживает свои ноги от неверных путей, дабы не отемнить своё сердце.
Хотели или нет, мёд допили деды и ни капли не оставили. Они решили, что добру пропадать нельзя, так что и к ним в руки перетекло немало силы, а в голову хмеля. Опьянение было побочным действием этого напитка. Более в этот вечер ничего важного не случилось. Однако, это не значит, что ночь была также скучна! Как раз-таки много интересного произошло тогда, когда за окнами косящатыми незаметно сгустилась темнота, а зажжённые свечи уже с трудом отгоняли подступавший мрак. Завидев эту тьму ночную, удальцы встрепенулись:
– Так какое оружие лучше избрать? – спросил Всесвятлир у друзей.
– Я думаю, копьё! – ответил Брисинор. – Его можно будет прямо на скаку всадить в змееву грудь.
– Нет! – рёк Беленир. – Лучше меч. Древко копья может сломаться или сгореть, так что лучше отковать меч наилучший и его всадить змею в сердце.
Каукис покачал головой, и витязи ушли в спальни на третьем этаже. Всесвятлир, Брисинор и Волнозор вскоре отошли ко сну.
Но сами деды, не смущаясь ночи глубокой и темени за оконцами, вместе с конём ушли за пропавшим металлом. Через несколько часов они уже вернулись и слышно было, как с натугой несёт кто-то нечто тяжелое. После этого Земнородные ещё долго сидели на втором этаже, где была кузня, и вспоминали былые годы, когда они были точно такими же дедами, но вокруг них крутились иные события. То были годы их молодости, проведённые в седине.
Беленир же не мог заснуть. Ведь чудодейственный мёд прогнал прочь сон и, воодушевив дух, словно бы зажёг в груди неведомый огонь. Стоило Белениру вздохнуть, как внутри поднималось такое жаркое пламя, что сердце готово было вырваться наружу, проломив рёбра. От того ему иногда даже хотелось то ли стонать, то ли кричать, но он сдерживал себя. Когда же ему стало совсем нестерпимо лежать на кровати, в жажде что-то сделать, он встал.
Одевшись, витязь стал спускаться на второй этаж, и с каждой новой ступенькой он всё отчётливее слышал хохот Деда Пасечника и немного гнусавый голос Всеведа. Тут он спустился и вошёл в кузницу Каукиса, где собрались нынче все Земнородные сыновья. Она была очень просторной: в углу стоял пышущий горн, неподалёку от него железная наковальня, и она блистала золотом от яркого света. Больше ничего, кроме длинного нетёсанного стола, на котором лежали молотки и клещи, и мехов для поддувания огня в кузнице не было. Все деды сидели в полумраке на четырёх стульях, принесённых с горницы, и мирно беседовали друг с другом. Но Беленир, почувствовав нужду что-либо вставить в мудрые речь, прервал их:
– Добрые деды! – воскликнул благодатно он. – Долго ли будете вы только лишь говорить, а не дело делать?
– Эх, Беленир! – рече ему на то Дед-Пасечник. – Видно не очень хорошо подействовал на тебя мой славный медок. Но, раз уж пришёл, так садить и молви, что должно нам сделать по твоему разумению.
Беленир сел на свободный стул и изрёк, подбочась:
– Пора бы вам уже отковать оружие – меч великий, не терпится моей руке приноровиться к нему и пройтись им по вражьей голове – постоять за свою землю… Больно затянулись мои скитания.
– Да, ежели оружие боевое так и просится в руку, значит родная земля зовёт тебя на помощь, изнывая от огня и дыма! – изронил Всевед. – Откуём же тогда меч добротный, чтобы витязь добрый умиротворился, наконец, и защитил свою землю, а она умерила свой зов. Быть может, ещё рано, но приступим.
– Никогда не рано приступить к столь важной работе! – вставил Каукис, глядя в окно. – Как раз ночь – моё излюбленное время: звёзды светят мне и их мерцания пробуждают во мне неведомую страсть и усердие.
И тут Беленира вместе с Дедом Пасечником и Мал-стар Дедком просто-напросто выпихнули из кузни, в которой остался только Каукис и Всевед. Как ни хотел молодой витязь посмотреть на труды старого кузнеца, и каким бы ни было его рвение, его не пустили, ибо Каукис предпочитал работать один или с помощником в редких случаях.
– Этот кузнец куёт судьбу, друг мой: не стоит ему мешать! – молвил Всевед, закрывая дверь перед носом Беленира. К тому времени наш добрый молодец оправился от мёда чудесного и пошёл спать, запомнив эти слова.
В кузне тем временем вовсю кипела работа. Уже плавили чудесный самородок, рождённый небесным сводом в звёздных далях, и превращали его в прекрасный меч. Работали меха, и яркие искры носились по кузнице. Вот застучал молот, и в терему Каукиса звонко запела сталь. Старый кузнец уже придавал будущему мечу вид. И раз за разом его рука могучая, держащая молот кузнечный, опускалась на горячий клинок. Вверх взмывали огненные искры. Коваль глянул в окно: бледный месяц светил с вышины, и звёзды хороводили в небесах. Каукис стиснул зубы и продолжил работу: сталь заговорила ещё звонче, а молот стал подниматься ещё выше.
Глава 12. Тихое озеро
Наутро, когда лёгкая дымка поднялась от земли, а в горах заклубились густые туманы, Беленир проснулся и тут же увидел перед собой длиннющие бороды дедов, притом всех сразу, и их щерящиеся в улыбке лица. Впереди всех стоял с гордым видом Каукис, приземистый карла-кузнец. Он был выпачкан в копоти, и его волосы были засалены. Зато его прежде угрюмые глаза выражали радость и напоминали озеро, которое вот-вот растаяло и в котором вновь заструилась водица, блеща и играя солнечными зайчиками, и закружились водоверти, – так оживила престарелого мастера его вчерашняя работа.
– Сделал! – воскликнул он тотчас, не боясь разбудить всех остальных витязей, и его усы словно бы взмыли вверх от счастья. – Готово!
– Что готово? – счудовался спросонья Беленир, не поняв вначале о чём толкует Каукис.
– Меч! – заключил коваль, поглаживая окладистую, выпачканную за работой, бороду. – Пошли, испробуем его на деле!
Тут же деды сами подняли Беленира и, вручив ему в руки одёжи, вышли из комнаты, кто, весело напевая что-то себе в бороду седую, а кто и приплясывая. Витязь облачился в свой наряд и спустился в горницу, разбудив Всесвятлира, Брисинора и Волнозора – как видно, они не проснулись от возгласов Каукиса и дедов. Оттуда он уже, не дожидаясь своих товарищей, вышел за дверь, на расписное крыльцо. Там уже собрались всей кучею деды, озарённые рассветным багрецом, и беседовали о своём, на темы, известные им и порой странные для людей. И в своём разговоре они словно бы не замечали Беленира.
Тем временем, яро-солнце всходило над горами всё выше и выше, и лишь тогда, когда лучи светила в полной силе пали на дедов, Беленир увидел, что Каукис держал в руках дивной красы меч, сиявший заревом огненным и пускавший в глаза отблески. И лезвие того меча переливалось чудесными звёздными узорами, а рукоять была сработана самым искуснейшим образом и украшена плетёными рисунками в виде зверей волшебных. И глядя на своё творение, Каукис промолвил:
– Борода моя закопчённая перенесла ветры суровые и даже бури морские, но прежде никогда не видывал я оружие такой красы, а ты, Беленир, тем боле! Так что налюбуйся вволю этим мечом, ибо не вечно ему быть в твоих руках. После тебя появится новый ратоборец, и он сожмёт его в своих крепких ладонях.
– Я только рад, что моя рука возьмёт такой меч – заявил вдумчиво Беленир. – Но, быть может, кто-то из нас сильнее, например, Всесвятлир…
– С чего это? – удивился Всесвятлир, как раз подоспевший вместе с Брисинором и Волнозором.
– Прежде ты побеждал меня на руках, – ответил Беленир, а его товарищи тем временем встали на деревянном крыльце, подбочась. – Возможно, ты с большим успехом победишь змея. Конечно, я не отнекиваюсь от подвигов. Просто сейчас, я так поразмыслил, надо думать не о своем хотенье, а о том, что лучше для победы.
Тут Дед-Пасечник взял невесть откуда (все уже привыкли, что у него вдруг появляются какие-то вещи под рукой, хотя их прежде не замечали) здоровенную палицу в десять пудов, и даже деды удивились находчивости своего родича. Осмотрев палицу, Земнородные сыны предложили витязям подбросить её в небо.
– У кого выше, того и меч! – заключил Дед-Пасечник.
Первым к палице подступился Всесвятлир. Ухватился он за неё, поднял с небольшой натугою в руке и бросил со всех сил ввысь. На целую сажень подлетела палица, а затем пала наземь и примяла каменистую почву. Вторым приступился Брисинор. Он точно также ухватил палицу, бросил её и тоже где-то на сажень, быть может чуть-чуть побольше или поменьше. Третьим подошёл Беленир. Взял палицу в руки, покрутил её в ладонях и подкинул в небо на две сажени. Дедам даже показалось, что под самое ходячее облако, но они в том, верно, ошиблись. Волнозор от состязания, ясное дело отказался, и Беленир окончательно удостоверился, что должен взять меч и окончательно взвалил тем самым на свои плечи огромное бремя – битву со змием поганым, чешуйчатым. Но не успели все ещё и разойтись, как Дед-Пасечник молвил:
– Что ж! Теперь, когда мы знаем, кому достанется этот меч, способный пробить броню Идогурна, пора бы и в путь снаряжаться, – и это прозвучало крайне неожиданно для путников, намеревавшихся хотя бы до завтра отдохнуть в тереме Каукиса в Вутирне. Все думали, что пчёльник скажет что-то вроде: «Оставайтесь: ещё не время для дороги!».
– Мы спешим, – пояснил Всевед. – От птиц Ведана мы узнали, что асилки близко… И теперь мы не сможем больше полагаться на помощь пернатых. Слуги Кощевита устроили охоту на тех птиц, что нам помогают.
Тут Каукис привёл из своего стойла трёх коней для Всесвятлира, Брисинора и Волнозора и, погрузив на них необходимые в дороге вещи, в том числе и свёрнутый шатёр, сказал путникам:
– Езжайте на запад, доберитесь до озера Эндрильн, вы готовы уже биться со змеем ярокрылым!
– А что же вы? Вы не поедете вместе с нами? – удивился Беленир. – Вы что бросаете нас?
Трое дедов мягко улыбнулись, а Каукис вымолвил мрачно за всех своих родичей:
– Куда же они пойдут? На то я отковал вам меч, чтобы вы сами со змеем справились. Но мы вас не бросаем. Я откую всем мечи булатные да копья долгомерные, щиты сердцевидные и кольчуги крепкие, а там уж деды пойдут биться с Кощевитом и его асилками на Тёмном перевале. Стало известно, как мы и говорили, что исполины встали на его сторону и идут разорять вашу землю – с ними они и будут биться! А вы ступайте, пусть дорога вам будет скатертью белой, а солнце да луна катятся шаром над вами и озаряют вам путь.
– До встречи, друзья! – воскликнул Дед-Пасечник. – Ещё, может, свидимся. И вот вам напоследок лепёшки мои, – и он протянул Белениру мешочек с лепёшками, – они очень вкусны и одновременно сытны, по вкусу напоминают разные оттенки мёда, а по запаху цветы луговые. Кроме того, они сдобрены моим напитком чудесным… И чуть не забыл – вот новый лук для Волнозора! – и пчеловод вручил берегину прекрасной работы лук. – Ждите нас у озера Эндрильн и смотрите не плавайте в нём, даже если вас будет туда тянуть неведомой силой. Еще раз говорю: не поддавайтесь его чарам, следите друг за другом… Как доберетесь до озера, если мы не явимся за три дня после этого, то отправляйтесь на свою родину и сразите змея.
– Но зачем вас ждать? – спросил Беленир.
– Этим вечером я откую всем оружие, – ответил Каукис, – этой ночью я сплету всем кольчуги, на рассвете я сделаю нам щиты, а днём мои родичи пойдут в бой, и свершится долгая битва. Когда она закончится, думается мне, вы как раз прибудете к озеру, и коли деды победят, то через три дня после боя явятся к вам. Буде же победят асилки, то не бойтесь, у озера они вас не найдут, даже если уже знают про вас – великаны считают это место проклятым, поэтому там вам пока и надо ждать. Но если мои родичи и впрямь сложат головы в сражении и не явятся к озеру, то спешите: вы должны будете убить Идогурна до того, как на вашу землю нападут великаны. Иначе вы окажетесь между молотом и наковальней. Я кузнец и знаю это!
Вслед за тем деды попрощались с витязями и отправили их в путь далёкий по той же дороге, по какой они и пришли. Совершив спуск с отрогов да перейдя ручьи горные, бурливые, путники двинулись на запад. Терем кузнеца остался далеко позади, а всем так хотелось вновь оказаться там. Но эти мечты были пусты, и воины шли, не оборачиваясь, чтобы не навеять знакомыми видами дразнящие грёзы. По левую руку у них возвышались горы, а по правую виднелся Темнобор еловый, темный и мрачный как ночь, тот самый лес в котором они привязали прежде злобную Егу. Впереди же, была пустошь, облечённая в таинственную синеву.
Свистал ветер, возвещая о начале ранней осени, было довольно холодно, и Всесвятлир негодовал на дедов, за то, что те их так быстро проводили в путь-дорогу. Но Беленир не разделял негодование своего друга, ибо понимал, что надо спешить, иначе они могут оказаться не дома, а на пепелище. Так путники прошли пять дней, но, поскольку их кони были ретивы и быстры, то на исходе пятого, когда вечер уже сгущал тьму над их головами, они оказались у озера Эндрильн.
Воины застали его в самое прекрасное время, когда на его берегах каменных, обрызганных водицей, играли златые блики солнца, а хляби озёрные, иногда колеблемые порывами ветра, отражали небо, разноцветное как куча драгоценных каменьев. Всё было мертво вокруг этого озера: лишь оно само, словно живое, двигалось, светилось и шумело, наполняя сердца бодростью и гоня прочь всякую тоску. И потому Беленир, глянув в зеркало вод, был заворожён ими. Но вскоре он почувствовал, как стискивается его грудь и темнеет в глазах, а ноги так и просятся войти в воду. Одержав верх над собой, он отошёл в сторону и отдышался.
– Это опасное место, оно мне не нравится! – сказал Всесвятлир, подойдя к Белениру, который, согнувшись, стоял поодаль от берега.
– Я думаю озеро здесь не при чём, – сказал на то немного испуганный Беленир, прислонившись спиной к коню богатырскому, а Космач и сам поглядывал в сторону озера опасливо, будто что-то видел там. – Страшно не оно, а то, что мы устали и хотим искупаться, а на его дне что-то затаилось. Вот что опасно. Быть может, там какая колдовская сила, пчельник говорил что-то такое, и теперь эта сила, быть может, хочет заманить нас.
– Надо убираться отсюда! – вставил Брисинор. – Иначе эта ночёвка плохо для нас обернётся.
– Мы останемся здесь ровно три дня, как сказали деды, не больше и не меньше! – заключил Беленир. – Они мудры и не посоветуют плохого.
– Знай, Беленир, не всегда мудрецы правы! – заржал на то конь, встряхнув пышной гривою. – И лучше бы ты, выслушивая советы дедов, поступал так, как считаешь нужным сам, а не как считают нужным советчики.
Этим вечером особо больше не говорили, потому что все были заняты сбором веток для костра и устроением лагеря. В итоге, его разбили на западном берегу озера, в неглубокой лощине, окружённой дубами молодыми да кустарником коренастым. Это было уютное место и надёжное укрытие от ветра. Ведь ветер уже вовсю свирепствовал и завывал точно зверь. К северу и югу от той лощины привольно росли дубровы мрачные. И старые дубы, бывшие там, устремляли в небо цепкие и скрюченные пальцы своих нагих ветвей и тем пугали путников. К востоку же широкая каменная площадка, поросшая мохом, обрывалась в тихие студёные воды Эндрильна, сиявшие под круглолицей луною. Так вот, в той-то лощине путники расчистили почву и развели костёр, обложив его круглыми камнями. Вспыхнуло пламя и с яростью бросило под звёзды искры, а затем, успокоившись, тихо затрещало. Возле огня на просушенном и чистом месте витязи устроили ночлег. Когда всё было готово и в лощине возвысился шатёр небольшой, все собрались вокруг костра, а конь прилёг поодаль.
Посидев да подумав, витязи решили отправить кого-нибудь на разведку, чтобы посмотреть, что ждёт их впереди да пострелять всякую дичь. На это вызвался Волнозор и, когда он удалился, оставив своего коня, и путники остались втроём, начался делёж запасов. С горем пополам удалось разделить лакомые кусочки дедовских яств и остатки своих. А там уже Беленир и его товарищи начали есть да пить и старались не отвлекаться на разговоры, ибо не любили говорить за едою, особенно вкусной. Но вдруг, пока воины вкушали яства, а конь уже было задремал, раздался плеск, как будто кто-то плюхнулся в воду. Беленир, только услыхал это, чуть не подавился хлебом. Вытаращив с испуга глаза, он обвёл взглядом своих друзей и лишь тогда увидел, что с ними нет Всесвятлира. Вместе с Брисинором он выскочил из шатра и, подбежав к краю берега, увидел, как по воде протянулись полосы.
– Всесвятлир! – окликнул своего друга Беленир, но лишь эхо отозвалось ему пронзительным печальным словом, безжизненным и мёртвым. Раздалась тишина, от которой зазвенело в ушах. Всё в эти мгновения пугало Беленира своим молчанием, безответностью. Но вот взвыл ветер грозный и в его порыве витязь услыхал вопль о помощи, приглушённый всплесками воды:
– На помощь! – невдалеке кричал во всё горло Всесвятлир. Вновь послышались всплески и неведомый рёв. Беленир и Брисинор пригнулись к земле и глянули за край берега, откуда доносился крик. Но они увидели лишь пену белую, смешанную с кровью. От того они немало ужаснулись: дрожь пробежала по их коленям, а дыханье стало прерывистым. У Беленира даже сердце стиснулось в груди, когда он увидел кровь, приняв её за кровь своего друга.
– Вытащите меня! – вдруг вскрикнул голос внизу, и тут Беленир увидел Всесвятлира, который уцепившись за выступ каменного берега, пытался выбраться из воды. Тотчас Беленир подал ему руку и кое-как вытянул его из озера. И, если бы Брисинор вовремя не схватил Беленира за ноги, то тот, верно, тоже свалился бы в воду. Когда Всесвятлир оказался на берегу, Беленир, поглядев на него, вскрикнул:
– Ты что дурак? Тебе сказано было не купаться в этом озере, что ж ты полез в него?
На то витязь гордо ответил:
– Да что ж нельзя мне ноги омочить в озерце? Я не плавал в нём, я просто опустил в него ноги! Проверить решил, какова вода – тепла или холодна… Проклятье! Потерял свой бутыль с чудесной медовухой.
– Чья кровь? – перевёл разговор Брисинор, понимая, что сейчас лучше не ссориться.
– Не моя! – ответствовал бойко Всесвятлир. – Это подводного чуда!
– Что? – изумился Беленир, выставив широко глаза. Дрожащей рукой он обнажил клинок и более ничего не сказал. Ведь ужаснее всего – это столкнутся с чудом, так как это невесть что и непонятно даже, каково оно на вид. Вот и испугался Беленир, ибо понимал, что нынче предстоит им сойтись лицом к лицу с ужасным уродищем, полным ненависти и ярости, чей облик неведом.
– Что, что! – возмутился Всесвятлир, отвечая на вопрос Беленира. – Подводное чудище какое-то, не разглядел я его, кое-как выбрался из его цепких объятий – не было у меня времени рассматривать его личико! И впрямь этот совет дедов не больно хорош – ждать у озера! Недаром его асилки обходят стороной.
– Хватит спорить! – оборвал Брисинор яро. – Бежим в шатёр, там же конь богатырский, а вокруг него пасутся наши кони, надо защитить их, а то ещё сожрёт их чудище водное! Там, наверно, будет и защищаться легче.
Все согласились и пустились к шатру, защищать коней. Путникам повезло: скакуны резвые оказались целы и невредимы, а огонь не потух. Они вошли внутрь шатра белотканного и усадили Всесвятлира к костру, чтобы тот просох. Тем временем Брисинор привёл всех коней к палатке и оставил их поодаль от огня, вместе со скакуном богатырским.
И вдруг, пока воины добрые готовились к бою да думали, что будут делать, явись сюда гостем незваным чудо из озера, послышался плюх. Плюх был не просто плюх, а такой, будто из вод выпрыгнула пустая бочка. Но все, конечно же, знали, что это вовсе не бочка и даже не бочонок. Как день было ясно, что это вынырнул бес озёрный, проклятый уродец. И вдруг он зарычал по-звериному да пустил шип по-змеиному: не очень и громок был его рык, и не очень грозно было шипение, но издать их могло только чудище подводное – мерзкое и до ужаса отвратительное. И несмотря на то, что Беленир ожидал этот рёв, он прозвучал неожиданно даже для него. Ведь он был пронзителен и в тоже время приглушён, страшен и смешон, ибо походил на вопль безумного.
Воины спинами прижались друг к другу и выставили перед собою мечи, а Брисинор сжал в руке топор, остриё которого было смертью для многих врагов. Стуки сердец слились в одно звучанье и ужаснули даже самих воинов. И вдруг прямо в костёр трескучий влетел огромный мокрый валун, поросший серым мхом, и в мгновенье ока его потушил. Потемнело так, что хоть глаз выколи. Беленир и его спутники вообще ничего не видели, кроме собственных рук и мечей, пока не привыкли ко тьме. Они чуяли лишь холод озера.
И тут в шатёр, злобно дыша, вошло нечто с искрящимися как звёзды очами. То было чудище в две сажени, с ручищами длинными о четырёх пальцах с перепонками и с бородою зелёной по самый пояс. Борода эта ко всему прочему походила на тину морскую или на рыболовную сеть и была ужасна на вид и спутана. Казалось, будто в ней, да и в волосах мерзкой твари шевелятся змеи водные. Также существо имело очень длинный горбатый, что гора, нос величиною с сапог. Им оно неистово втягивало в себя воздух, а выдыхало уже вонючие испарения.
– Это зыбочник! – вскрикнул громко Всесвятлир, испугавшись злобного чудища; давным-давно витязь слышал старые песни о страшных зыбочниках, что появлялись в ночи на берегах рек и озёр и утаскивали всех под воду.
Тут само чудище гаркнуло, что-то забулькало у него во рту, и оно с трудом произнесло низким хриплым голосом, наводящим жуть:
– Не люблю, когда меня называют так! – и вслед за тем оно, заорав во всю глотку гортанным бешенным рёвом, накинулось на витязей, разинув пасть с острыми зубами, но было отброшено ударом наточенного топора Брисинора.
– Ах ты мерзкая тварь! Сгинь в свой омут! – вскрикнул тогда Всесвятлир. – Не любишь, когда тебя называют зыбочником? Тогда я буду называть тебя мразью!
Услыхав такие речи, зыбочник так разъярился, что его глаза словно бы вспыхнули пламенем, и он, облизав кровь горючую от своих ран, вновь с ужасающей силой бросился на витязей. Испугавшись напора мерзкого уродища, путники отпрянули назад, выставив вперёд оружие. Но тут Беленир подвернул ногу и, вовремя убрав меч в ножны, чтобы не наткнуться на него, свалился, ударившись в темноте головой о чью-то ногу. Зыбочник поганый же, увидев, что один из его недругов не на ногах, схватил его за руки и по животу поволок прочь из шатра. Он тащил его к озеру, лежащему в тиши и мире под мрачным ночным небосводом. Но вот Беленир закричал в страхе, и зыбочник стиснул его руки в своих ладонях да с такой силой, что кости затрещали и боль сковала жилы. Когда же Беленир, сомкнув зубы и собрав все силы, попытался вырваться из железной хватки, упёршись ногами в землю, коварный водяник отпустил его руки. И воин, приложивший все силы, чтоб выскользнуть, опрокинулся на спину, крепко ударившись о камни головой. Боль охватила всё его тело, сжала все жилы и скрутила спину. Бравый воин, лёжа лицом в небо, увидел звёздные россыпи и, восхитившись ими, потерял сознание.
А водяник снова схватил его и поволок в своё озеро многоводное. Всесвятлир и Брисинор, поздно понявшие в чём дело и не вовремя выскочившие из шатра, увидели лишь, как злобный зыбочник вместе с их другом прыгает во студёную воду. Но ратники не оставили Беленира в беде и понеслись вслед за похитителем. Добежав до берега и увидев, как волны уже идут по воде, они нырнули прямо в холодную воду. И довольно долго они плавали, тщетно пытаясь найти зыбочника, но подлый сгинул вместе с Белениром.
– Надо возвращаться! – молвил наконец Всесвятлир. Брисинор на то ему ничего не ответил, а скупо промолчал: он не мог настаивать на продолжении поисков. Ведь у него уже сводило ноги, пальцы скручивались от холода, а по всему телу шла дрожь. Брисинор вздохнул и вмиг почуял как внутри разгорается злоба, раззадоренная горечью. Он поплыл к берегу. Для него даже вся природа в эти мгновения закручинилась, погрузилась в печаль-тоску крепкую, а ветви деревьев на ветру застонали от грусти. Когда же Брисинор и Всесвятлир выбрались на берег каменный, то, переведя дыханье, почувствовали, словно бы остались одиноки или какая-то часть мира исчезла навсегда. Они уже почитали Беленира мёртвым и горевали, вспоминая дни, когда он был жив и весел. Но, как это ни было ужасно, вместе с Белениром пропал и меч Каукиса, так что витязи горевали не только по нём, но и по своей земле, думая, что теперь их край обречён на верную гибель.
Да только Беленир вовсе не погиб, как думали его друзья. Вскоре он уже очнулся в сыром и тёмном месте от того, что сверху на его лицо капали холодные капли. Вокруг него была только кромешная темень: ни луны белоокой, ни деревьев ветвистых, ни даже вольного ветра, ставшего таким привычным. Ощупав всё вокруг да посмотрев наверх, Беленир убедился, что находится не под открытым небом. «Значит капли капали не с неба, где же я тогда, если звёзды здесь не светят и ветер не дует?» – подумал он про себя и почесал затылок. Только тогда витязь понял, что набил на голове огромную шишку величиной с кулак. «Как я здесь оказался?» – задал он себе вопрос и, встав во весь рост, пошёл, куда глаза глядят, хотя толком они ничего и не видели. Но, не сделав и трёх шагов, он уткнулся носом прямо в стену холодную, а его резвые ноги наступили на что-то хрустящее. Воин нагнулся и пошарил по полу руками. Чем-то хрустящим оказались кости рыбьи, позвонки карасьи, небрежно разбросанные у стены. «Это логово зыбочника!» – понял тут же Беленир, хотя можно было бы догадаться и раньше, но, видно, он сильно ударился головой. Действительно, это было обиталище водяника. Ведь водяники, или зыбочники, любят поесть рыбы и частенько на неё охотятся, а поймав едят в своих жилищах. Порой вместо рыбёшки они едят даже гусей или лебедей белоснежных, хватая их прямо на воде и затаскивая к себе. Вообще зыбочники съедают всё живьём и испытывают от того немереное удовольствие, и об этом знают все. «Потому я ещё и жив, что он хочет съесть меня живым! Да, раз я в его логове, значит он хочет сожрать меня!» – сказал на этот раз вслух Беленир и ужаснулся до того, что дух захватило. Ведь быть пережёванным живьём, да ещё и зубами столь отвратительного создания для всякого страшно, не исключая и доблестных воителей.