Влас Дорошевич
Искусство на иждивении
– Желаю, чтобы отныне дело было акционерным предприятием. Я вам выдам паи, вы мне выдадите векселя![14]
Все даже обрадовались:
– Посылайте за вексельной бумагой!
– Стоп! А так как поддержатель всего дела есть я, то и желаю я, как на то моя воля есть, паи распределить! А вы чтоб не пикнули!
И тут уж разыгралась сцена в замоскворецком жанре.
Вы знаете присказку, которую говорят няни детям, водя пальцем у младенца на ладошечке:
– Сорока-ворона кашу варила, на порог скакала, гостей созывала. Этому дала, этому дала, этому дала, этому дала, а этому: «Нет тебе каши, мизинец!»
Купец-меценат поступил точно так же.
– Этому – пай, этому – пай, а этому… Нет тебе никакого пая, мизинец!
– Позвольте! – вступились другие, обидевшись за товарища, за артиста, за работника. – Какой же он мизинец? Он делу полголовы!
– По-вашему может, – и вся голова! А по-моему, «мизинец от ноги», – как говорит Кориолан[15]. Кто может мне помешать Кориоланом разговаривать?
– Да, ведь, он душу отдавал!
– По-вашему душу, а по-моему – жил на жалованье. И пущай живет на жалованье. Я его не гоню!
– Да, ведь, артист!
– По-вашему артист, а по-нашему – услужающий. Нет моей воли на то, чтоб пай!
– Да, ведь, заслуги!
– Были бы деньги. Заслужить их – найдутся!
Так грубо, с размаха хватили по этому художественному созданию, по этому удивительному театру, – и по делу, которое все держалось согласием, пошла такая предательская трещина.
